Общественное и человеческое в координатах ! информационно-коммуникативного
Для постановки проблемы необходим путь «исторического припоминания», важность которого всегда подчеркивал К. Ясперс. От какого к какому времени мы идем? Есть ли вектор у нашего движения? Ни общественное, ни человеческое никогда не могут быть завершены в своем пути, но могут быть гармонизированы в границах некоей целостности. Этой гармонизации не произошло в модерне, а уже на горизонте появился информационно-насыщенный ризоматический постмодерн. Постмодерн стал реальностью на фоне незаконченного модерна, и о гармонизации общественного и человеческого в новом «универсуме различий» забыли. Территории и границы сменили детерриторизиро- ванные сети и пространства «между», а государство стало «картографической иллюзией» (К. Омае). Поэтому для понимания общественного и человеческого на уровне информационно-коммуникативной целостности стала «нужна не карта, а схема маршрутов»190. В качестве таких маршрутов, вырисовывающихся в историческом припоминании, выступают уже не раз упомянутые методологические ориентиры М. Вебера, Ю. Хабермаса, К. Ясперса. Противоречия и нестыковки внутри информационного универсума явно указывают на то, что что-то здесь не так. Само по себе знание и информация не работают на становление качественно новой социальности. «Морфология сети» не стимулирует изнутри себя сетевую этику, а ар- гументативный дискурс не рождается в пространстве информационной избыточности вне правил интерактивности и медиума смысла. Пребывая в модерне, с его линеарностью, вертикалью власти, претензией на цивилизационную исключительность, человечество лишь примеряет на себя другой образ — образ информационного универсума, глобальной деревни. Образ заманчивый, но требующий другого стиля мышления, управления, интеракции и коммуникации. Втягивая в модерн то, что принадлежит не-модерну, человек пытается совместить несовместимое, в том числе и на уровне своих представлений о мире, и застревает где-то «между»: например, между иерархическим «деревом модерна», которое все менее знакомо молодому поколению, и сетевой культурой коммуникации, этикой сети, которая тому же молодому поколению еще не доступна. Информационно-коммуникативная перспектива — пока еще заоблачное будущее, в которое человечество вряд ли попадет, забыв о морали. За целерациональными и инструментальными действиями была утрачена, по мысли Хабермаса, наиболее существенная часть — моральное действие, являющееся предпосылкой всякого субъект-субъектного взаимодействия вообще. Кризис модерна проявился, согласно Хабермасу, в автономизации и поляризации общественных подсистем, фрагментации социального целого, центробежных тенденциях и акценте на самоценности отдельных социальных составляющих, в том числе, как нам представляется, и таких, как информационный носитель. Каждая общественная система или ассоциация, дистанцируясь от других и возомнив себя самоцелью, является между тем лишь частью целого, структурируемого корпоративными намерениями и интересами191. Информационно-коммуникативное общество открывает возможность самореализации человеческого посредством свободы. Пути реализации информационно-коммуникативной свободы на эмпирическом уровне не распознаваемы, ибо они затрагивают глубинные основы человеческого бытия. Предпочтет ли человек быть социальным или а-со- циальным, или анти-социальным в сети — вопросы будущего, которые зависят и оттого, как изменятся «фундаментальные целостности» самого человека. Такие качества человека, как свобода, рефлексия, разум, а также «предназначение, реализация которого всецело зависит от человека»192, свидетельствуют, согласно Ясперсу, об уникальности человека. Человеческое (и отдельный человек, и человеческое общество) наделено атрибутом субъектности и не может быть объективировано. (В противном случае мы видим то, что описал С. Лем в «Футурологическом конгрессе», ставшем прообразом фильма «Матрица»: перед нами — функционально-технологический улей, приспособленный для удовлетворения всевозможных нужд и гипостазированных желаний обитателей, но лишающий человека человеческих качеств, прежде всего экзистенциальной свободы и выбора. С. Лем ярко и образно показывает тот абсолютный разрыв общественного и человеческого, когда их воссоединение уже невозможно: сверхтехнологичное общественное перестает быть основой человеческого, а человеческое, утрачивая внутреннюю свободу, становится объективированной и подконтрольной функцией общественного). Душа человека всегда остается «не объективируемым до конца обрамлением бытия (в философской традиции это принято обозначать термином объемлющее, das Umgriefende), внутри которого пребывают все отдельные объективные факты»193. Человеческая жизнь есть бытие в собственном мире\ в то же время «любая жизнь проявляет себя как постоянный обмен между внутренним миром и окружающим миром...»194. Разделяя миры, окружающие человека, на приватный, собственный и мир, общий для всех195'3, Ясперс полагает, что «общий мир», предназначенный для «сознания вообще», таков, что «участие в нем дает критерий точности мышления и его объективной ценности. Сознание индивида — это лишь частица общего, того, что возможно в принципе; эта частица сообщает целому конкретную историчность, но в то же время создает почву для непонимания и ошибок»196. Почему столь важна для Ясперса коммуникация, соединяющая экзистенцию и разум и воплощающая в действии все модусы всеобъемлющего? Почему разум требует беспредельной коммуникации, являясь тотальной волей к коммуникации? Экзистенция, являющая себя в свободе индивида, не есть его свое-волие, само-действие или само- осуществление. Осознание целостности бытия дается человеку через связь, со-действие, со-участие в жизни с другими. «Экзистенция постигает себя лишь в сообществе с другой экзистенцией, коммуникация являет собой образ открытия истины во времени»197. Свобода индивида реализуется в коммуникации. Но поскольку свобода есть, по Ясперсу, всевышний дар, то и коммуникация, отвечающая духу этой свободы, выходит за уготованные рамки обыденности, соотнося бытие личностное с бытием историческим. Речь не идет в данной случае о свободе как освобождении от..., освобождении, использующим коммуникацию для консолидации «против». В коммуникации обретается внутренняя свобода, в основе которой лежит консолидация «для», проявляющаяся в «ненасытном стремлении к единому, ...которое само по себе есть бытие и вечность»198. Информационно-технологическая детерминанта, ставшая посредником между миром человеческим и миром общественным, всерьез изменила саму основу человеческого общения, определив новые правила и алгоритмы коммуникации человека с другим субъектом, своим телом, природой, миром, обществом и с самим собой. Основой взаимо- определяемости человеческого и общественного скорее всего останется стремительно совершенствующийся медиум, носитель сообщения, структурирующий среду и открывающий перспективы для реализации человеческой свободы. Формирование носителя, наделенного искусственным интеллектом, а в перспективе и эмотивными способностями, скорее всего, изменит природу коммуникативных связей и, как следствие, определит новые формы интерсубъективных отношений. Возможно, уже скоро мы будем акцентировать не социальную, а социо- био-энергетическую сущность человека, признавая его большую причастность миру информационных носителей и информационной среды, природных процессов («электрических», как полагал Маклюэн), нежели социальной системе в том виде, в каком она сегодня существует. Конфликт между социальной средой, не способной преодолеть модерн, и человеческой свободой, устремляющейся вместе с «носителями» за пределы «пост-современности» к «расширяющемуся сознанию» Вселенной, будет все более нарастать. И прежде чем «общественно-че ловеческое» заменится «человеческим — технологическим — энергетическим — социо — космическим», произойдет много социальных разрывов и потрясений. Скорее всего, это и есть плата за имманентно присущую человеку свободу, вырывающуюся всякий раз на свой манер из оков консервативного социального порядка и жестко структурированного мироустройства. Означает ли это, что человек все больше приближается к осознанию законов вселенской обители, к законам природы и удаляется от несовершенства социального мира? Исчезает ли социальное или видоизменяется? На каких основаниях строится новая целостность и складываются функциональные взаимозависимости внутри нее? Возможно, человечество приближается к известной платоновской гармонии «космоса-общества- государства и гражданина»? Но может быть и обратное: технологическое постепенно поглощает природное, человеческое и социальное, формируя киберпространство, чуждое природному универсуму. Во всех случаях путь от человека как существа общественного и социального к человеку фрагментированному, «дивидууму», «человеку-фантому» представляется сегодня не столь уж фантастическим. Информационно-коммуникативное общество открывает нам перспективу познания и взаимопонимания на основе информационных технологий, интерактивных правил, коммуникативной рациональности и человеческой свободы, в основе которой лежит всегда старая и в то же время новая этика — этика Сети. А потому проблема коммуникации с Другим и обретения социальной целостности на ее основе снова встает так остро.