Постсекулярное видение истории общества и культуры
Поскольку проект модерна не завершен как в западном обществе, так и в мире в целом, то в настоящее время с определенностью обозначилось противоречие устоявшегося модернистского и формирующегося постмодернистского подходов к истории человечества, его цивилизационному развитию. Модернистская картина истории исходит из Линейности, однонаправленности и прогрессивности мировой истории. Постмодернистский подход к истории, стремящийся преодолеть запа- доцентризм и подчеркивающий значимость духовных основ человеческого бытия, дает возможность представления единства человечества не через унификацию, а через коммуникативное различие, через диалог культур и цивилизаций. В философском мышлении это проявляется в отказе от универсальной формы рациональности и в признании существования различных национальных традиций в истории философии, тесно связанных с религией, мифологией и мистикой. Диалог различных культур оказывается возможным через признание их существенной специфичности в поликультурном мире. Такое постмодернистское и одновременно постсекулярное видение истории общества и культуры может способствовать преодолению устоявшихся стереотипов, выражающихся в противопоставлении веры и разума, традиционализма и модернизма. Возникают концепции, согласно которым Запад будет вынужден признать утопичность своего представления об универсализме модернистской культурной идентичности и осознать эту идентичность лишь как одну из многих, представленных в мире. Как пишет Дж. Грей, «нужно отказаться от универсалистского проекта западных культур, ставшего в наших исторических условиях нигилистическим выражением воли к власти, и заменить его готовностью к сосуществованию с имеющими иную природу культурами»276. Долгое время считалось, что экономическая модернизация любого традиционного общества обязательно предполагает культурную модернизацию по западному секулярному образцу. Хотя в настоящее время Запад сохраняет эко номическое, технологическое и военное господство в мире, однако экономическая модернизация многих незападных обществ уже не связана с продиктованным западным секуляризмом (вестернизацией) отказом от собственного культурного и религиозного наследия. Современные стратегии экономического прогресса могут быть адаптированы к древним незападным культурным традициям и опираться на них. Совсем необязательно использовать культурный язык европейского Просвещения для того, чтобы преуспеть на мировом рынке. Более того, в условиях современного глобализма культурный язык Просвещения, задуманный как чисто универсальный язык для универсального человечества, обнаруживает свою нетерпимость к культурному своеобразию любого рода — традиционно европейскому и незападному. Анализируя значимые идеи европейского консерватизма, Дж. Грей выделяет идею примата культурных форм, согласно которой «ни рыночные структуры, ни политические институты не должны быть независимы от культур, которым они служат... Потеря рыночными институтами укорененности в породивших их культурах и обречение их на функциональную автономию составляет одну из катастроф современного общества»277. Незападные народы начинают возвращаться к огромным мотивационным ресурсам местных культурных традиций для поддержки стратегий своего экономического и политического развития. Этот процесс возвращения к культурным истокам проявляется в современных движениях «азианизации», «китаизации», «африканизации», «индуизации» и «исламизации»278. Отказ от универсализма в пользу партикуляризма достигается в постмодернизме с помощью нарративной методологии. Постмодернизм критикует метанарративы — глобальные мировоззрения, претендующие на истинность (религиозные и квазирелигиозные), так как сам отказывается от поисков абсолютной истины. Он положительно относится к небольшим нарративам, основывающимся на локальных традициях, не претендующим на тотализирующую теорию и предлагающим лишь одну из множества интерпретаций. Эти нарративы рассказывают коллективную историю людей, которые чаще всего были не субъектами, а объектами истории. Исходя из факта исчезновения модернистских представлений о пространстве и времени, постмодернизм бросает вызов глобальным мировоззрениям — религиозным, политическим, социальным. Он уравнивает марксизм, христианство, фашизм, капитализм, ислам, феминизм, рационализм и осуждает их как логоцентричные, то- тализирующие метанарративы279. Разумеется, и локальные нарративы, особенно возрождающиеся религиозные, могут иметь тенденцию превращения в метанарративы, становясь фундаменталистскими и претендуя на абсолютную справедливость, вневременную истину и гегемонию. Поэтому толерантность является важнейшим принципом взаимоотношений между современными локальными нарративами. Толерантное сознание предполагает пересмотр западного просвещенческого восприятия истории незападных обществ посредством его деконструкции и требует поиска альтернативных ему позитивных историй, признающих идентичность иных цивилизаций. Постмодернистское мышление может способствовать росту уважения к уникальности различных народов и их религиозных традиций. В ином случае, как показывает Дж. Маклин, будет сохраняться конфронтация между Западом и Востоком, которую поверхностно можно трактовать как конфликт секу- лярного и религиозного фундаментализмов, а по существу — как конфликт двух религиозных фундаментализмов. Слабость секулярного либерализма обозначилась «в XX веке, когда выявилась его неспособность справиться с мировыми войнами, включая «холодную». Сейчас, в век глобализации, это стало особенно заметно. В итоге, с открытием глобальной эры интенсивного межцивилизационного обмена мы находим соответствующий культурный империализм секулярного Запада в отношении исламского Ближнего Востока и нападки с Востока на западные культурные символы»280. Эту идею развивает и Л. Зидентоп. Он предлагает признать, что именно христианская онтология заложила основы либеральных ценностей Запада, иначе говоря, что либерализм можно рассматривать как упрощенную и секуляризованную версию христианства. Слабое осознание Западом этой связи приводит к его неспособности защищать свои собственные ценности (имеется в виду европейская политика мультикультурализма) и ставит Запад в ложное положение по отношению к другим религиям и культурам. «Всемирное распространение в последние десятилетия движения за права человека, ставшего, можно сказать, универсальной культурой, есть не что иное, как наиболее завершенная и самая мощная форма западного влияния — то, что приверженцы других религий не могут не воспринимать как последнее проявление западного империализма»281. В настоящее время западный исторический нарратив представлен двумя точками зрения, которые практически исключают возможность успешной коммуникации в поликультурном мире и поэтому должны быть критически осмыслены и преодолены. Первая (история о «конце истории», предложенная Ф. Фукуямой) предполагает, что после окончания холодной войны неизбежна экспансия западных ценностей во всем мире. Вторая, согласно концепции С. Хантингтона, прогнозирует, что экспансия западных ценностей после окончания холодной войны может привести к конфликту цивилизаций. Обе истории имеют модернистское происхождение. Как безудержный оптимизм первой, так и обоснованный пессимизм второй основываются на вере в то, что в мире должен победить западный культурный универсализм, являющийся результатом секулярной революции в христианском мире. Если же это не случится, то произойдет катастрофа — кризис цивилизации вообще. Цивилизация вообще отождествляется этими авторами с западной цивилизацией. Очевидно, что на языке модернизма анализировать современный мир уже невозможно, так как любая попытка такого анализа приводит к фаталистическим выводам (в духе раннего творчества О. Шпенглера и А. Тойнби). Постмодернизм, не уничтожая все предыдущие языки, позволяет нам воспринимать каждый из них как незавершенный. А то, что существует, может быть деконструировано и реконструировано. Это в полной мере относится к великому нарративу западной цивилизации, доминировавшему над историями других цивилизаций последние три столетия. Его возможно и необходимо пересказать, преодолевая эпистемологическую колониальность и имперскую дискурсивность.