1.2. Социально-личностное восприятие всеобщности субъекта

Более того, именно выход за рамки такой субъектной формы массы индивидов в XX веке, вследствие «запаздывания» формирования последней, привел к кризису личности невиданной до этого глубины: человек в XX веке «как бы выпал из возвышавшихся над ним охранительныгх порядков, лишился критериев и ценностей, придававших значение и смысл его жизни. Он оказался покинутым и заброшенным, предоставленным самому себе или всецело подчиненным власти гигантских и анонимных форм псевдоколлективизма, государственно-монополитической бюрократической машины. Новые формы жизни и производства, созданные... на основе современной науки и техники, еще более обнаружили свою враждебность человеку, придав всеобъемлющий характер процессу дегуманизации, отчуждения и стандартизации различных сторон человеческого бытия»30.

Эту ситуацию потери смысла для личности (вследствие размывания субъектно выраженных связей) зафиксировали представители самых разных направлений философии, психологии и социологии XX века: М. Бубер и М. Хайдеггер, В. Франкл и Э. Фромм, Э. Гидденс и Ю. Хабермас, П. Рикер и Э. Мунье. Без субъектно выраженной всеобщей основы личность не может укорениться в обществе, приобрести столь необходимую для ее социализации коллективность, войти в контекст и смыслы интерсубъективного пространства деятельности, истории, общения, понимания.

Таким образом, в состав искомого субъекта входит смысловое пространство. Оно удерживается — как интерсубъективное — иначе, чем в личности и социальных группах: не в каком-то надличностном сознании, которое не имеет своего носителя, но в символически-знаковых структурах. Кроме этого, важное значение имеет структура субъектной формы, в которой выделяются цели, трансцендентальность позиции. Эта форма моделирует человеческую субъективность, но заданную не через сознание, а функционально, через посредство регулятивного отношения. Поэтому личность, индивид воспринимает всеобщность субъектной формы непосредственно, находясь внутри нее, как базового ре- гулятивно-целевого «указания» или воздействия.

Значительно продвинулся в анализе трансцендентальной субъективности Э. Гуссерль, который в своей концепции «жизненного мира» обосновал первичность интерсубъективности — тему, глубоко раскрытую М. Хайдеггером в его концепции «бы- тия-в-мире». «Определяя структуру трансцендентальной субъективности как интенциональную, — отмечает П.П. Гайденко, — Гуссерль тем самым приписывает ей два свойства: она оказывается телеологической, во-первых, и деятельной, во-вторых. Определение чистого сознания как интенционального содержит в себе указание на его телеологический характер: единство сознания обеспечивается тем, на что оно направлено, его "целью", "телосом"»32.

Жизненный мир — это выгавление порядка, способного обеспечить непосредственное общение между индивидами, освоение ими окружающей среды. Условием такого освоения и коммуникации выступает телеологическая направленность деятельности, в которой конкретизируется интенциональность сознания.

Структура порядка обеспечивает идентичность всеобщего субъекта и личности (индивида) не через единство сознания, а благодаря сохранению в межличностном пространстве общества «модели» трансцендирования. С этих позиций опредмечивание и распредмечивание как связь между субъектным и объектным в обществе не существует как простое «горизонтальное» действие, но как иерархические «слои». Этот процесс охватывает личностный, групповой, социально-субъектный уровни, но обеспечивается онтологически именно как «опредмечивание» всеобщности субъекта в совокупности институтов, способов коммуникаций, схем деятельности. Ю. Хабермас подчеркивает: «Мы говорим о социальной интеграции в отношении системы институтов, в которыгх говорящие и действующие субъекты устанавливают социальные взаимосвязи. Социальные системы видятся нами как жизненные миры, которые символически структурированы. Мы говорим о системной организации с точки зрения их способности поддерживать собственные границы и продолжать свое суще- ствование, преодолевая сложность постоянно меняющегося окружения»34.

Личность находится «внутри» всеобщности субъектного порядка, причем так, что это охватывает и ее субъективность — сферу свободы и личностного выбора позиции. Это предполагает соответствующее структурирование такого отношения «индивидуальное — всеобщее», в котором обеспечивается как раз связь между непосредственным и опосредованным посредством вертикальной иерархии. Данная связь требует своей символизации, благодаря которой соединяются предметность и смысл, организация и процесс, тождество и различие.

Раскрывая «модель» такой символизации, как построение социальной сферы, П.

Эти смысловые поля и зоны — одно из проявлений социума, в котором взаимодействуют индивиды, реализуя собственные интересы и цели. Социум отнюдь не сводится к совокупности социальных ролей, институтов, нормативности и смыслу: он скорее органическое целое, чем системное структурированное пространство субъектного бытия и взаимодействия. Социум перерабатывает все сферы общества: экономическую, политическую и культурную, выстраивая их в контексте отношения между всеобщностью субъекта (субъектной формы), детерминирующего поведения индивидов в наиболее глубинных его уровнях свободы (что не обязательно связано с осознанностью этой деятельности и поведения), с одной стороны, и самой субъективностью индивидов, множественностью выстроенных здесь воображаемых или возможных миров — с другой.

Проблема в том, что данная связь общего и единичного не нуждается в осознанном прояснении, что в принципе невозможно, поскольку заменяет осознанное онтологической «совместимостью», аналогией личностной и надличностной субъективности. Индивиды действуют в мире уже до них организованного порядка, который не снимает их личностные позиции, но встраивает их в контекст конкретно-исторического движения и ори- ентаций.

Одной из важных форм такого согласования является отражение структуры бытия социума в распределении групповых интересов.

Характерно, что в развитии классов как социальныж субъектов их деятельность и классовый интерес предшествуют осознанию себя (переход от «класса-в-себе» в «класс-для-себя»). Основоположники марксизма, особенно В.И. Ленин, настаивали на необходимости внесения классового теоретического сознания в рабочее движение.

Определяя социальный субъект, Н.И. Яблокова подчеркивает, что он представляет собой «социальное образование, детерминированное системой каузальных, системно-структурных и динамических связей и обеспечивающее равновесие и поступательное развитие общественной системы в целом и отдельныж ее частей. Социальный субъект "встроен" в общественную систему как ее элемент и носитель, занимающий в ней определенное место, и выполняет в соответствии с ним те или иные функции. Вместе с тем он строит эту систему, обеспечивая своей деятельностью ее функционирование и развитие»37.

Ограничение социального субъекта социальными общностями, даже такими широкими, как классы, не позволяет осваивать целостность общественной системы, т. е. регулировать ее равновесие, создавать определенный порядок, поскольку классы и нации выступают по отношению к данной системе как нечто частичное. Сам же феномен классовой борьбы, как важнейший источник общественного развития, вызывает сомнение в его регулятивной функции: сама по себе классовая борьба не гарантирует сохранения устойчивости общества, его внутреннего сис- темного порядка, поскольку несовместимость интересов противоположных классов — субъектов — ликвидирует системно выра женную «нейтральность», т. е. зону устойчивости. Кроме того, непримиримость интересов входит в противоречие с реальным процессом коммуникации, обеспечивающим процесс материального воспроизводства, распределение трудовых и других функций различных социальных групп, в том числе и классов, в обществе.

Следовательно, классы лишь один из социальных субъектов в пространстве регулирования, заданном функциональной универсальностью всеобщего общественного субъекта.

Социум в этом аспекте является объективным не только через преломление в нем формационных, цивилизационных и других общих закономерностей, но и с позиций субъектной детерминации: жить в обществе — это включаться в его целевые ориентиры, нормы поведения, социалекты, нормы текстового общения. Без такой детерминации не может происходить освоение всего прошлого и накапливаемого в настоящем содержания, как не осуществляется социальной идентичности: личность должна связывать с собой не только свое ближайшее окружение, но и собственную эпоху, свою современность. Более того, социализация возможна лишь на основе узнавания ближайшего окружения через контекст более «дальнего», а в общем горизонте — целостности своего общества, включающей в себя и целевые субъектные ориентации.

В этом плане социальность перестает быть для индивида лишь объектом его сознания. Он встраивается в нее через органи- зацию своего бытия, а субъектное воздействие как онтологическая реальность как раз создает эффект очевидности: все современное отличается для конкретных людей, поколений именно тем, что дано им непосредственно как «свое». «[Социальность] ...принципиально динамична, — подчеркивает В.Е. Кемеров. — В ее функционирование втянуты мощные причинные воздействия, энергетические и информационные потоки... Она "пронизывает" частную жизнь человека подобно рентгеновскому излучению. Радиационная, экономическая, интеллектуальная опасность угрожает индивиду, если он не осознает метафизического характера этой ситуации и не владеет соответствующими средствами защиты... Потенциально человек связан со всем человеческим обществом, но проблема заключается в том, как эту виртуальную реальность открыгть для деятельности субъекта»38.

Это открывает более сложные уровни распредмечивания: не только институты, учреждения, заводы, города и транспортные системы являются сегодня предметной средой для индивидов, живущих в своем социуме, но и сама целевая направленность их поведения, культурно-ценностные ориентации, символика и системы знаковых коммуникаций выступают как содержание, которое нужно усвоить, т. е. ввести индивидов в те предписания и правила, которые закодированы в такой функционально-организационной предметности, ее структурах.

Сегодня универсальной моделью различныж правил распредмечивания, сводящих их к набору стереотипов и схем, все больше становятся средства массовой информации. Эта проблема актуализируется, поскольку СМИ, не выявляющие глубинных субъектных ориентиров общества, его целей и образов будущего, т. е. субъектной компоненты быгтия общества, все более превращаются в средства манипуляции сознанием людей, «закрытия» от них социального мира, роста отчуждения и индивидуализма. СМИ моделируют информационный детерминизм, но обслуживают интересы определенныгх слоев общества, преобладающие по своему статусу и влиятельности. Поэтому СМИ искажают реальность, а не проясняют ее, хотя сегодня фиксируются в этом зеркале прессы, телевидения, журналов любые факты и события. Однако упускается основное — целостность общества, реальная полнота его быгтия.

Т.Г. Богатырева в этой связи замечает: «Массовые коммуникации коренным образом отличаются от прежних средств коммуникации не только в связи с модернизацией технических средств связи. Их специфика зависит от многих условий, важнейшие из которых связаны с особенностью процесса функционирования СМИ, прежде всего адресностью массовых коммуникаций, имеющих направленность на огромную анонимную и непредсказуемо разнородную аудиторию... Культура, функционирующая в системе средств массовой информации, превращается в систему символов и образов, огромный мир, который структурирован по определенным правилам и живет своей собственной жизнью, формируя ценности и традиции, цели, взгляды не одного поколения... Здесь культивируется определенный образ жизни людей, связанный прежде всего с потребительством, и формируются соответствующие перспективы общественного развития. Средства массовой информации предстают как индустрия производства символов, образов, мифов. Так, при помощи СМИ создается суррогатная семантическая вселенная, мало подходящая для ориентации в реальной социальной жизни»39.

Ответом на эту ситуацию стали различные явления, возникшие в последние 2—3 десятилетия: активизация национальных движений и национальных интересов, децентрализация и огромное расширение социального плюрализма, выразившегося в формировании различных организации; в актуализации принципа «равного участия», позволившего расширить социальное партнерство и устранить, хотя бы относительно, различные социальные перегородки. Тем не менее обосновать современное положение личности в обществе, способное сохранить ее автономность и вместе с тем компенсировать утрату ее непосредственного постижения общественных процессов за счет коллективно организованных субъектов, новых возможностей информационного общества пока не удается. Это происходит потому, что не раскрыты основания, совмещающие бытие личности с бытием социума на иных, более глубоких, чем системно-рыночные, основах и принципах, позволяющих в то же время дистанцировать личность от коллективных субъектов, сохранить пути и возможности ее самореализации.

Одним из проявлений этого является эволюция структурализма в постструктурализм, а затем — в постмодернизм, провоз- гласивший верховенство индивидуального. Понятие «постмодерна», как полагает П. Козловски, «является освобождающим, так как оно избавляет от стальных оков истории и необходимости... от философии истории, освобождает от Мирового духа, князя мира сего, и ведет к новому завоеванию свободы истории и исследований, к новому восприятию того, что не является только разумом: то есть к Абсолюту и природе. Против «диктатуры общего» постмодерное мышление устанавливает многообразие образований множественного числа. Одно противоречие, консенсус, история, прогресс, эволюция сменяются противоречиями, историями, соглашениями, прогрессами и эволюциями процессов и их явлений в зеркале разума»40.

Восстановление статуса личности здесь постигается за счет декомпозиции общих порядков и принципов, абсолютизации релятивности. Каждый индивид имеет право на собственную позицию, даже если она и не принята другими, не обоснована в должной мере, потому что исчезает та инстанция — общее, которое вырабатывает нормативность истинного или ложного. Этой инстанцией теперь становится многообразие единиц, личностей, в котором не консенсус, или существование объектов, отношений для коллективного, единого субъекта, выступает аспектом истины, и даже не существование истинного (в соответствии с законами общества или природы) поведения этих коллективных субъектов для самих себя, в соответствии с нормативами культуры и этики, а существование индивидуальности как таковой. Здесь разрушение и отказ от общего как фактора, препятствующего такой индивидуализации, достигает своего апогея, одновременно значительно искажая реальность.

А.С. Колесников отмечает: «Как и модернизм, структурализм основан на убеждении в существовании единства всего сущего, универсальности его принципов (выщелено мной. — М. Б.). Постструктурализм, который взаимосвязан с постмодернизмом, развивая идеи структуралистской бинарной оппозиции, в раз- личныгх областях человеческой жизни ("господство/подчинение", "означающее/означаемое", "язык/речь", "природа/культура"), заменяет их понятиями плюральности, множественности, не основанными на каком-то единстве. Образно это выражено в термине Ж. Делеза и Ф. Гваттари "ризома" — корневище — метафоре системного метафорического мышления. Ризома — это принци- пиально новый способ распространения множественности как «движения желания» без определенного направления и предсказуемости. Это и метаформа современной культуры с ее отрицанием упорядоченности и синхронности. Мир как ризома уничтожает универсализм, как и смысл бинарных оппозиций. Постструктурализм предложил процессы и процедуры децентрации, детерриториализации, деконструкции, которые были ассимилированы постмодернизмом... Постмодерн понимается и как фаза западной культуры второй половины XX века, и как гибридное поле социологии, литературоведения, религиоведения, архитектуры, философии и культурологии, и как маргинальный философский дискурс, и как "постмодернистское состояние" (Лиотар), распространившееся на все сферы культуры и социума. Эта реакция на "монотонность" универсалистского видения мира в модернизме, как предпочтение различию и гетерогенности в культуре, множественности форм знания против сциентизма»41.

Но отчего произошел этот «бунт индивидуальности» против общего? Здесь и открывается смысл всеобщности субъекта, как наиболее общей формы встроенности индивида в общество, организующей совместимость индивидуального и социального, однако не на основе выведения этого к сознанию индивида, а иначе — благодаря развертыванию в онтологическом плане таких непосредственно общественных свойств личности, как ее активность, свобода, настроенность на смысл и коммуникации, субъективность, выражающаяся в трансцендировании и способности дистанцироваться от любой ситуации системы, зависимости и подчиненности.

Это хорошо выразил еще Ж.-П. Сартр: «Бытие может порождать лишь бытие, и если человек охвачен этим процессом порождения, он выйдет из него только бытием. Если он должен уметь спрашивать об этом процессе, то есть ставить ему вопрос, нужно, чтобы он мог держать его в поле зрения как совокупность, то есть поставить себя вне бытия и сразу ослабить структуру быть бытием. Тем не менее "человеческой реальности" не дано уничтожить, даже временно, массу бытия, которая полагается перед нею. То, что она может изменить, и есть ее отношение с этим бытием. Ставя вне обращения отдельное существующее, она, тем самым, ставит себя вне обращения по отношению к нему. В этом случае она его избегает и оказывается вне досягае- мости, оно не может действовать на нее, поскольку она отступает по другую сторону ничто. Этой невозможности для человеческой реальности выщелять ничто, которое ее изолирует, Декарт, вслед за стоиками, дал название, а именно: свобода»42.

Именно свобода определяет один из важнейших модусов социальности личности — ее способ быть в обществе. Поэтому снятие неопределенности статуса этого быгтия означает решение проблемы свободы, которая должна быгть одновременно и свободой личности, и свободой как основанием бытия социума. Лишь в этом случае она сохраняется как самоопределение личности при одновременном подчинении личности социуму, поскольку именно в форме последнего индивиды могут осваивать любые предметные комплексы, вообще общаться и понимать друг друга, координировать свои совместные действия.

В.Е. Кемеров отмечает: «Деятельность... находит среди вещей предмет человеческой потребности, соединяет отдельную потребность и отдельный предмет. Но за этим актом соединения предмета и потребности скрывается процесс создания предмета, его формирования сообразно специальным потребностям людей. В нем же выгавляется и наличие у людей определенной способности к потреблению или освоению предметов, сформированных человеческой деятельностью. А эти неявные аспекты быгтия предмета и бытия самого человека существенны для их "встречи": смыкаясь, они образуют форму освоения предмета человеком, форму соединения человеческих сил, закрепленныгх в предмете и тех, которые обнаруживают социальные качества предмета, включают их в движение способностей или потребностей человека... Человеческие предметы — застывшие кристаллы социальныгх взаимодействий, молчаливые, но весьма убедительные формы человеческого общения, сопрягаюшие желания, умения и силы людей... Именно в отношении к развитию личности человеческие предметы выявляют связность своих функциональныгх, социальныгх (межчеловеческих), физических т. е. природныгх измерений... Способность человеку открывать и воссоздавать в предметах их сверхчувственные социальные свойства предполагает и в нем носителя и творца подобных же свойств. Он овладевает социальной формой предмета потому, что владеет социальной формой своего собственного предметного бытия, находится в этой форме, выявляет ее границы, преодолевает их» (выделено мной. — М. Б.)43.

Таким образом, индивид для своего существования должен быть встроен в социальную сферу (форму), причем так, чтобы сохранять собственную свободу и отношение к внешней реальности. Именно такая встроенность в социум (и шире — в общество) обеспечивается общностью субъекта, в которой интеграция индивидов происходит не «самих по себе», а вместе с их социальными качествами (свободой, активностью, трансценди- рованием, субъективностью, направленностью на смыслы и др). Всеобщность субъекта — это особая форма интеграции индивидов вместе с пространством их самовыражения, в которой они непосредственно выходят на социальное и культурное бытие, выражающее жизнь данного общества в конкретную историческую эпоху.

Ни одна инстанция, кроме всеобщности субъекта, не сохраняет эту целостность социального самоопределения индивидов. Государство, социальные институты, экономическая деятельность — все они в различной мере ограничивают, искажают эту свободу индивидов, задают ей внешнюю для нее направленность (по крайней мере индивиды осознают ее как необходимое для них ограничение или принуждение и формы организации) именно потому, что моделируют субъектов не в целости их бытия, т. е. прямо, непосредственно, а через посредство социальной системы, встраиваясь в их каркас и структуру, функциональную специализацию. И только всеобщность субъекта способна вобрать в себя непосредственно самих индивидов вместе с их свободой и активностью, т. е. сохранить их субъективность и оформить все это как надличностно выраженную реальность, пронизывающую все стороны и уровни организации, бытия общества.

Можно утверждать, что всеобщность субъекта, в отличие от социальных субъектов, выражающих интересы индивидов, фиксирует не их собственные отличия от других индивидов (классовые, этнические, статусные и т. д.), но именно сходство индивидов в целом, в рамках данного общества, как носителей свободы и индивидуальности, активно и творчески реализующих свой собственный потенциал. Именно поэтому и существует всеобщность субъекта, а не конкретные субъекты познания, деятельности, социальные общности-субъекты и т. д.

Важно подчеркнуть, что свобода в данном случае выступает не просто характеристикой мышления, выбора поступка или спонтанного действия, идущих от данного индивида, но интегральным показателем бытия индивида в его обособленности, включая все его характеристики и черты. Именно поэтому совокупность этих индивидов, выраженная в их свободе, создает всегда всеобщность быгтия субъекта, его способ существования в обществе и выступает основой социального воспроизводства. Такой «метафизический» субъект, как уже отмечалось, не совпадает ни с социальным субъектом, ни с субъектом познания или деятельности. Все они — частные, специализированные формы субъекта, уже предполагающие его бытие как такового. Сама субъектность — проекция этого бытия, возникающего как процесс «социализации свободы индивидов», превращения этой свободы и активности в общую форму, обеспечивающую основания бытия социума и его воспроизводство.

Если ограничить эту коллективную свободную жизнедеятельность уровнем смыслообразования и переживания индивидами непосредственности своего взаимодействия, совместного мира общения, то мы получим «жизненный мир» Э. Гуссерля и установки феноменологии. Если все это структурировать, получим символический порядок социума, выраженный языком и другими коммуникативными средствами, сохраняющими смысл. Однако всеобщность субъекта имеет гораздо более универсальные свойства и измерения. Она включает в себя как смысловые, субъектно выраженные реальности (язык, символические формы культуры, схемы действия, тексты и др.), так и объективные формы энергетики воспроизводства, деятельности, активности, потенциал власти, зависимости, формирование норма- тивныгх позиций и различныгх форм «задания порядка». Это особый универсум, многократно пересеченный различными сферами общества (экономической, политической, научной и др.), но выступающий по отношению к ним как нечто «объемлющее» (К. Ясперс), как особое пространство, в котором определяются возможности движения индивидов в любой конкретной сфере жизнедеятельности, поскольку каждая из них направляется этим особым субъектно выраженным пространством.

И здесь возникает важнейший момент: статус всеобщности субъекта по отношению к индивидам и всему обществу выражается в его регулятивном, управленческом воздействии. Всеобщность субъекта отделяет от остального содержания общественной системы именно его положение источника регулирования: он «настраивает» общественную систему в плане ее устойчивости, целостности, согласования всех ее различныгх подсистем с их собственной ритмикой. Именно таким образом он приобретает функции и положение субъекта, принципиально не нуждаясь для этого в производстве какого-либо «надличностного» сознания.

Управление в данном случае не функция какой-либо конкретной организации, но выражение направленности быгтия социума (не смешивать с понятием «общественное бытие»), выражающейся в координации индивидуально выраженной совокупной свободы и субъективности, выработке целей и направленности такой свободной деятельности, определение тех норм и стандартов, которые должны быгть достигнуты. Управление — это способ воспроизводства бытия социума, связанный с устойчивостью последнего и его способностью реализовывать свои функции в обществе. Одновременно управление — это реализация субъектного воздействия на объекты в его всеобщей форме, выгходящей уже за рамки общества: любой организм или популяция, выступающие как информационная органическая система, приобретают свойство саморегулирования, благодаря которому эти организмы адаптируются к среде существования, существуют в своем внутреннем порядке или устройстве, получают свою определенность как носители обмена материального, энергетического и информационного.

Важнейшим для существования всеобщности субъекта в его функции управления оказывается его действие в информационном пространстве, которое в обществе и преобразуется в культуру, язык, символические формы коммуникации, в тексты. Всеобщность субъекта поэтому находит свою наиболее концентрированную форму в культуре, хотя он существует везде, где осуществляется свобода индивидов, их активность в плане самореализации.

В органических информационныгх системах, в которыгх формируется жизнь и социальное развитие материального мира, управление приобретает статус важнейшего условия бытия этих систем-организмов потому, что именно благодаря управлению осуществляется обмен данных систем со средой и внутри себя на основе информации.

Информация — важнейший компонент развития таких систем. От простых организмов, которые реагируют в своих ощущениях на сигналы внешней среды и на собственные внутренние состояния (голод, жажда и т. п.), до общества, в котором происходят все более сложные и дифференцированные информационные процессы, идет одна линия внутреннего развития и усложнения, причем основным условием, внутренней основой этого развития становится соответствие между усложнением самой информационной системы (организма) и механизмом ее саморегулирования. На определенном историческом этапе такой механизм переходит уже в начало социально-этнической самоорганизации, сохраняя возможность регулировать более сложные и постоянно усложняющиеся органические системы.

Таким образом, в развитии жизни — живых организмов и социума — выделяется и сохраняется неизменным одно условие: механизм регулирования этих систем должен изменяться таким образом, чтобы удерживать, сохранять свою основную функцию — координировать внешнюю среду и условия жизни данных организмов, т. е. сохранять устойчивость их собственной организации, устройства. Именно от неизменности этого условия — поддержания необходимого информационного обмена внутри системы (организма), так и с его средой — механизм регулирования приобретает статус фрагмента бытия этих систем и на более высоком уровне развития свойства субъектов, которые в своем универсальном проявлении с необходимостью приобретают значение всеобщности.

«Мир, в котором существует и действует человек, — подчеркивает М.С. Каган, — является пространственно-временным континуумом, и потому полнота информации о бытии предполагает знание того, что происходит во всех фрагментах обоих его измерений»44. Можно также согласиться с позицией Т.И. Ящук, подчеркнувшей, что, «будучи включенным в систему объективной детерминации, субъект социальной деятельности [регулирования] есть необходимое звено в цепи ествественно-историчес- кого развития общества»45.

Это постоянство регулятивной функции субъекта как раз выражает общую направленность и смысл информационного детерминизма: любое общество в своем развитии приобретает такие границы и структуру, в которых возможно освоение предельно допустимого в данный исторический период массива ин- формации. Такой детерминизм обусловил то, что в развитии общества выщелились три основных фактора: переход общества к деятельному производству собственныж условия существования; к языку как способу информационно-смыслового упорядочивания действительности, смысловой «состыковки» среды и деятельности; наконец, к культуре как исторически меняющейся, но необходимой мере человеческого начала в общественно-природной среде существования.

Именно в контексте (пространстве) этих основных начал формируется всеобщность субъекта. Она не выражена в каких-то твердыж или фиксируемыж границах, выступает как некая социально-центрированная сфера, сохраняющая статус нормативно- регулятивного начала. Это понятно, поскольку ее содержанием выступают символические и другие средства регулирования свободы индивидов и социальныгх групп, направляющие эту свободу и активность в определенном, заданном целями историческом направлении.

Самое главное, что именно внутри всеобщности субъекта индивиды действительно могут находиться в непосредственном отношении к обществу, транспонируя через его пространство и статус собственную позицию и самодостаточность. Поэтому сохранение индивидуального сознания как инстанции «самоуправления» индивида, реализации его потенциала является следствием решения другой задачи: определения параметров и свойств всеобщности субъекта — этой внутренней формы общества, обеспечивающей консолидированную мощь и потенциал субъективности населения данного общества. Как выражение человеческой субъективности, всеобщность субъекта — регулятора общества — «не обладает прочной формой в том смысле, что у нее нет четкой пространственной локализации... В то же время благодаря ей человек кроме органического имеет и неорганическое тело, совпадающее с предметным телом цивилизации... не обладая физическими и прочими характеристиками, субъективность не может ничего изменить в материальном мире. Но она может сделать любое материальное образование проводником своего влияния... Благодаря своей непрочной форме, человеческая субъективность как бы "растекается" в системе отношений... Она есть целый мир и в то же время ее как бы нет»46.

Однако всеобщность субъекта не выступает некоторой нормативной и трансцендентной «пустотой». Она выражает всеобщую интенциональность и «заполнена» различными символическими нормативными и другими реальностями, формами, текстами, и свернутыми в информационные воплощения схемами поведения. Она выражает целостность общества по отношению к индивидам, т. е. воспринимается не только их сознанием, но и переживается через их включенность в это пространство, которое, в конечном итоге, создали они сами. Всеобщность субъекта — это выведенная на уровень общества собственная коллективная свобода индивидов, оторвавшаяся от них в своем бытии, но сохранившая все мотивационные и побуждающие к действию элементы. Она существует в виде некоторой внутренней социально-символической формы, обеспечивающей свою регулятивную сущность в управлении свободой индивидов. Создавая цели, ценности, идеалы, другие образы будущего и должного, всеобщность субъектов открывает то общее, к которому движутся действия и поведение людей.

Итак, всеобщность субъекта есть объективированная и обобщенная форма опредмечивания свободы индивидов, их коллективной субъективности. Но тем самым она отличается от понятия «всеобщий субъект».

Было бы упрощением сводить к нему предельно возможное количественное выражение масштабов субъекта, таких, как народ, общество, человечество, международное сообщество, «люди доброй воли». Всеобщий субъект выражает свою всеобщность как позицию, отношение, которое обеспечивает саму возможность любой субъектной установки, поскольку выражает какое-то общественное положение, сходное для очень многих индивидов. В современной литературе такая неявно регулятивная предпосылка бытия социального субъекта уже обозначена. Так, В.В. Шамрай отмечает, что «в общем виде социальный субъект определяется как лицо, осуществляющее социальную деятельность, т. е. деятельность, ориентированную на формирование, преобразование, целенаправленное воспроизводство определенных общественных отношений»47. М.С. Каган отмечает, что «именно... активность, понимаемая как порождение материальной или духовной энергии, в какой бы конктретной форме она ни выражалась, есть исходная характеристика субъекта, главный признак, отличающий его от объекта»48. Более системное определение субъекта приводит Т.И. Ящук: «Социально-исторический субъект — это социальная общность с присущим ей общественным сознанием, формами общественной организации (прежде всего политическими), целостной системой воспроизводства всех сторон своей жизни, типы связей, которые способствуют его обособлению и внутреннему общению... Социальный субъект — это носитель системы соци- альныж отношений и деятельности»49.

Во всех этих различных определениях субъекта проступает нечто общее — это указание на то, что субъект сам осуществляет деятельность, независимо от того, имеет ли он собственную структуру или же выражен лишь в этой активности. Однако здесь, во-первых, нет указания на способ его бытия, а во-вторых, не отмечена причина его активности по отношению к объекту: она дана как некая исходная характеристика субъекта.

Но для всеобщности субъекта характерно не его прямое действие на объект, а создание некоторого порядка, условий, в которых действуют как ицдивдды, так и развертываются общественные отношения, связи. Всеобщность субъекта — это создание коллективной меры, охватывающей свободу и активность индивидов, а потому обеспечивающей как последним, так и социальным группам, общностям, другим специализированным субъектам возможность осуществлять свои собственные функции. Всеобщность субъекта — это способ продуцирования социального бытия и «оформления» субъективности, в контексте которого могут самоопределяться индивиды, детерминированные — помимо своего сознания — социально направленным действием и развитием к выщеленныш целям, будущему. Можно согласиться с позицией Л.В. Скворцова, который отмечает, что «в социальном самосознании человек определяется не как данный конкретный индивид, а через призму социального субъекта, в котором отдельные индивиды включены как его моменты, образующие определенное целое. Самосознание как духовная социальная форма позволяет объединить отдельных индивидов, сделать их "соответствующими" определенным социально-историческим запросам»50.

Хотя всеобщность субъекта не сводится к социальному самосознанию, но она действительно объединяет индивидов, со- здавая пространство их свободного бытия, самовыражения. Такое, хотя и более раннее, «прозрение» сути всеобщности субъекта осуществил Л. Феербах. Исследуя сущность христианства, он обратил внимание на объективирование человеческой совокупной мощи, силы, власти над природой, в определенных условиях нераспредмечиваемой самими людьми, а потому выступающей для них как нечто «потустороннее», сохраняющее источник своей власти. Он писал: «Человек — и в этом заключается тайна религии — объективирует свою сущность и делает себя предметом этой объективированной сущности, превратившейся в субъект, в личность: он относится к себе как к объекту, но как к объекту другого объекта, другого существа... Бог есть обособленная, выделенная, своеобразная сущность человека»51.

Подведем предварительные итоги. Всеобщность субъекта образуется в обществе как особая мера и обособленность коллективной свободы и субъективности, приобревшая свою собственную социальную форму, а потому оторвавшаяся от конкретных индивидов, но сохраняющая с ними непосредственную связь благодаря отождествлению бытия их свободы и собственного функционирования как регулятивного начала в бытии социума. Всеобщность субъекта представляет онтологически личностное отношение и позицию в обществе, но в особой — надличностной — форме и содержании. Именно поэтому такой субъект, интегрируя и оформляя свободу индивидов, ее суверенность в отношении любых данных условий их бытия, воплощает все это в своей функции регулятора общества путем создания его внутреннего «порядка» и направленности к определенному будущему (целям, ценностям, идеалам). Свобода индивидов в своей совокупности превращается в нем в механизм регулирования общества, подчиняя себе в целом и свободу каждого индивида: «предписаниям» всеобщности субъекта индивиды следуют добровольно и естественно, как своему образу жизни, не выделяя это подчинение специально в своем сознании; такое следование встроено в жизнь индивидов как ее внутренний неотъемлемый компонент.

Как же сформировалась сама форма всеобщности субъекта, если личность и ее свобода не были выделены в ранние периоды развития общества? Какие исторические этапы здесь можно выделить и чем они были обусловлены? Рассмотрим это.