Справедливость как регулятивный принцип социальной системы
В сложном механизме социальной регуляции общественного порядка, обеспечения свободы индивидуума и блага общества социальная справедливость выступает в двух ипостасях как ценность и как регулятивный принцип. Социальная справедливость накапливает и реализует консолидирующий потенциал только тогда, когда ее носители учитывают ее ценностные и регулятивные потенции в их предметном единстве. В противном случае интерес носителей справедливости к ее функциональной ценности утрачивается. Следовательно, недостаточный уровень удовлетворенности этого абстрактно-конкретного интереса является побудительным мотивом актуализации социальной справедливости. В этом случае социальная философия, являясь частью интеллектуальнодуховного мира человеческой цивилизации, в концентрированном виде с одной стороны выражает этот интерес, а с другой - создает возможности его удовлетворения. Посредством перехода от неосознанного к осознанному, от непознанного к познанному в исследовании жизнедеятельности социума философия способствует формированию как интереса, так и возможностей его удовлетворения в их неразрывном единстве. В этом контексте допустимо предположить, что в постмодернистском обществе именно в этом воплощается современное предназначение социальной философии. Ценностно-функциональный подход к справедливости дает возможность исследования содержательного потенциала ее ценностей в алгоритме функционирования той среды, где она существует и развивается. По своей функциональной природе ресурсы и возможности справедливости во времени и пространстве носят динамичный характер. Они характеризуются постоянными изменениями и текущим состоянием степени устойчивости социальных ценностей. Именно состояние этих многомерных ценностей (морально-нравственных, правовых, политических и т.д.) в определенные моменты и интервалы времени определяют место и роль справедливости в механизме социальной регуляции. Ценности являются историческим социокультурным «продуктом» общества. В этом проявляется не только самобытность форм реальной жизни справедливости в каждом социуме, но и их жизнеспособность в изменяющемся мире. Это утверждение можно пояснить на следующем примере. В советский период развития России в обществе сформировалась определенная система ценностей, которая нашла свое воплощение в социалистической справедливости. Десять лет радикальных реформ привели к колоссальным потерям, прежде всего, в духовной сфере жизни социума. Взрыв социальной структуры и политического управления обществом, передел собственности и многие другие события негативно сказались на тех процессах, которые связаны с реализацией справедливости, с формированием новых общественных представлений об ее образе113. Вместе с тем, трудно обосновать предположение, что такая тенденция общественного восприятия может измениться в ближайшее время. В условиях изменения массовой психологии и массового сознания населения эта тенденция и сегодня не позволяет многим исследователям сформировать четкую и понятную картину мира справедливого общества. В этой ситуации справедливость приобретает для социума функциональную ценность, прежде всего, в качестве реально осуществимой идеи, которая имеет множество проявлений. Эта идея живет в сознании ее носителей и в созданных ими установлениях, создавая возможности разработки новой стратегии общественных отношений в реально существующей функциональной системе отношений распределения, воздаяния или обмена. Например, с точки зрения согласования желаний и потребностей общества «все правительства вынуждены соотносить запросы граждан со своими ограниченными возможностями по их удовлетворению...»114, а социологические данные за последние несколько лет свидетельствуют о том, что около половины респондентов считает, что их мечты скорее осуществимы, нежели наоборот. Следовательно, допустимо предположить, что социальная справедливость позиционируется обществом как цель, средство и результат функционирования механизма социальной регуляции. В этом особом качестве социальная справедливость как подсистема социальной системы выступает регулятивным принципом ее развития. В предметном единстве ценностные и регулятивные потенции этого принципа социальной системы выражаются именно в этих атрибутах механизма социальной регуляции. Очевидно, что идеалы справедливости формируют объем и содержание общего социального поля общественных стремлений, векторы и направленность представлений индивидов о свободе и благе. Именно в этом качестве справедливость - идея является целью социума, а точнее - частью цели более высокого порядка (создание некого мироусторойства с определенной системой ценностей). Например, видный отечественный социолог М.К. Горошков, актуализируя категорию «русская мечта», определял цель социологического исследования как выяснение особенностей «русского социального проекта», образа желаемого будущего, поскольку существующая модель общества неадекватна принципам социальной справедливости (речь идет, прежде всего, о благополучной части населения старше 30 лет). При этом этот специалист использовал понятийный ряд, который включал в себя категории («мечта», «идентичность», «ценности» и т.д.), близкие по духу понятию «справедливость» 115. Справедливость как образ, предмет стремлений формируется, в том числе и в рамках определенных философских, политико-правовых парадигм, господствующих и реализуемых в конкретной социокультурной среде. В настоящее время происходит постепенная интеграция концептуальных подходов к объяснению явлений и процессов общественной жизни. Познание общества, как системного целого, развивающееся по своим объективным законам, в XXI веке уже явно недостаточно для исследования его ценностей и регулятивных возможностей. Сложная система взаимосвязей неустойчивого развития социального мира XXI века, социально-экономические катаклизмы, революционные изменения в науке и техники сегодня во многом характеризуют переход от традиционализма к постмодернизму в аксиологическом исследовании социальных явлений. Например, все более актуализируется исследование справедливости в контексте парадигм социальной психологии (теории когнитивного развития, предложенной Колбергом (Kolberg, 1984116) и его последователями; теории справедливости/объективности и процессуальной справедливости.117 Речь идет о результатах полномасштабного синтеза знаний об объективных и субъективных началах природы, общества и человека, где социальная справедливость выступает как ценностно-функциональный принцип устойчивого развития, сохранения и воспроизводства реальной и виртуальной жизни. Подобные утверждения нуждаются в соответствующих обоснованиях, а при их отсутствии - они могут быть приняты в качестве гипотез. В ценностно-функциональном измерении социальная справедливость как цель характеризуется множеством признаков, в числе которых можно назвать следующие: - она является сущностной характеристикой цели национальной стратегии устойчивого развития страны; - она существует, как динамично развивающаяся абстрактно-конкретная идея, которая всегда должна соответствовать системе ценностей среды; - она известна в латентном состоянии, но в любом случае должна поддаваться измерению; - она является производным результатом личного и общественного опыта, духовного наследия общечеловеческой философской мысли и ценностей конкретной (западной или восточной) цивилизации, - процесс ее формирования внутренне противоречив и неоднозначен, поскольку он подвержен влиянию и воздействию множества субъективных и объективных факторов; - она детерминирована интересами ее носителей и всегда является концентрированным выражением предмета стремления большинства или меньшинства. Социальная справедливость как абстрактно-конкретная идея - предмет стремления социума генерирует сложные социальные процессы и в рамках договорной традиции выступает консолидированной основой не только его выживания, но и развития. Историческая сила идей социальной справедливости обеспечивается стабильностью и преемственностью системы ценностей социума, ее сопряжением с идеями свободы и равенства, ее своевременной и эффективной реакцией на изменения общественных отношений в механизме социальной регуляции. Но не только это обстоятельство обеспечивает ее историческую жизнеспособность. Этот предмет стремлений неискореним и силу того, что для многих представителей цивилизации достижение справедливости становится их миссией в борьбе с несправедливостью, с неравенством и с несвободой. А если они обладают определенной харизмой и другими внутренними способностями, то оказывается, что их роль в истории в таком качестве зачастую является весьма значимой. С этой точки зрения, существование человека и общества независимо от форм организации жизни делает процесс формирования социальной справедливости - как цели бесконечным. Справедливость, как результат функционирования механизма социальной регуляции, является неким промежуточным итогом достижения должного, то есть продуктом социальной практики, в котором воплощается ее идейный образ или система однородных отношений распределения, воздаяния или обмена. Справедливости как результату характерны те же самые признаки, которые свойственны ей как цели, что вполне объяснимо. Вместе с тем, достигнутый результат - это всегда лишь приближение к идеалу (искомому). Оказывается, что в динамично изменяющихся общественных отношениях движение в заданном направлении зачастую гораздо важнее, чем получение искомого. Оценка справедливости, как результата действия механизма социальной регуляции, всегда учитывает особенности исторического момента, как части общего исторического процесса. Социальная справедливость как средство механизма социальной регуляции характеризуется ее инструментальными возможностями, которые воплощаются в определенных формах функциональной направленности. К таким формам социальной справедливости можно отнести формы ее реализации и формы ее восстановления, которые отличаются друг от друга инструментальной применимостью для достижения вполне определенных целей. Например, речь идет о реальной возможности инструментального использования справедливости в строительстве общего коммуникационного пространства, где право выбора, участия в нем принадлежит индивиду, социальной группе, принадлежащим различным субкультурам. В этом случае, фундаментальным вопросом на который должен быть дан ответ для создания механизма социальной регуляции: Как обеспечить реальное достижение созданного человеческой цивилизацией (западной и восточной) идеала справедливости ? Вся история философской мысли связана с поиск ответов на 79 поставленный вопрос. В условиях действия множества неопределенных факторов общественного развития выбор форм социальной справедливости, как инструмента социальной регуляции, становится многовариантным. Это связано с тем, что справедливость-инструмент носит универсальный характер, поскольку обеспечивает выполнение и поддержание любым социумом, как минимум, четырех жизненных функций: адаптации, целеполагания, интеграции, а также сохранения формы и снятие напряженности118. Именно поэтому особое значение приобретает проблема разработки критериев актуализации справедливости. Речь идет о приведении этого инструмента социальной регуляции в состояние, соответствующее современным условиям общественного развития. Эти функциональные критерии должны быть согласованы, действовать синхронно и эффект их действия в пространстве и во времени должен носить синергетический характер. Тем самым они должны обеспечивать выявление и реализацию тех возможностей рассматриваемого инструмента, которые будут эффективны при достижении идеала справедливого общества. Угрозы и вызовы современного мира стали гораздо опаснее и непредсказуемыми. В XXI веке это потребовало глобализации процессов актуализации этого средства социальной регуляции. Следовательно, вопросы определения необходимых и востребованных инструментов должны рассматриваться не только в границах отдельно взятой социальной среды. Выбор критериев актуализации справедливости-инструмента непосредственно связан с проблемой соотношения справедливости и несправедливости в современном мире и характеризуется двумя важными обстоятельствами: - необходимостью соответствия выбираемых критериев сложившейся и изменяющейся социальной среде; - способностью обеспечения достижения изменяющихся во времени и пространстве механизмов социальной регуляции. Такой проблемно-проектный подход к процессу поиска критериев актуализации справедливости позволяет принять во внимание динамичность изменений жизни этого явления, его инструментальных возможностей в текущем и прогнозируемом состояниях механизма социальной регуляции. При этом важно отметить, что на качество этого процесса влияет множество разноплановых (социокультурных, политических, правовых, экономических и т.д.) факторов. Например, для современной России анализ социально-философских теорий и отечественной практики позволяет сформулировать следующие гипотезы: а) В России, которая до сих пор находится в условиях социального эксперимента и осмысления новых знаний и ранее неизвестных социальных практик, построение культурологического проекта ориентировано на создание особой полистилистической культурной модели общества119. Этот процесс характеризуется, прежде всего, коммуникационными возможностями и ресурсами общемирового и национального надэтнического социального пространства. Он обеспечивает поддержание естественного характера толерантного взаимодействия и взаимного проникновения различных цивилизованных субкультур и исключает оценку культурного плюрализма в качестве параллельного существования автономных «идентичностей». б) Социальная справедливость, как инструмент механизма социальной регуляции, потенциально интересна и востребована в обществе в культурном концепте и коммуникационном дискурсе, независимо от глобальных или национальных масштабов ее рассмотрения, поскольку она позиционируется как отдельный фрагмент исторического наследия всей человеческой цивилизации. в) С точки зрения такого конструктивного плюрализма120 справедливость по своей коммуникационной природе надэтнична. Приняв верность описанных подходов и допущений, можно создать некое правило соответствия тем или иным параметрам справедливости сложившейся социальной среды следующим критериям актуализации этого инструмента социальной регуляции: 1) Соответствие существующей модели социальной справедливости такой философской категории как «русская мечта». В этом случае управленческий процесс актуализации справедливости как инструмента социальной регуляции априори наделяет его способностью достижения стремлений индивидов и приобретения социокультурных преференций. 2) Инструментальная способность справедливости изменить состояние общественного согласия и доверия между личностью, обществом и государством. Крайне низкий уровень общественного согласия и недостаточная степень взаимного доверия является концентрированным выражением сложившейся в России в конце XX века теории и практики западноевропейской модели общественного договора о принципах государственного и общественного устройства. Следует признать, что когда реальный общественный договор между основными социальными слоями и группами общества отсутствует, возникает ситуация расколотого общества, то есть отсутствие основы - приемлемого уровня общественного согласия по вопросу: что справедливо, а что нет. Именно это обстоятельство повышает важность проблемы общественного доверия: доверия между людьми, между социальными группами, между обществом и властью. Это указывает на необходимость поиска способов и форм достижения разумного компромисса между различными социальными интересами. В этом случае управляемый процесс его легитимизации и легализации должен обеспечивать справедливое рассмотрение интересов всех социальных групп и быть адекватным происходящим событиям в настоящее время и в обозримом будущем. В противном случае наращивание взаимного недоверия между основными группами социума реально может привести к необратимым процессам разрушения общества. Рассуждение на эту тему приводят к постановке вопроса: Кто же является гарантом обеспечения реальности общественного договора? Для России это, прежде всего, государство, только начинающее процесс формирования гражданского общества выступает инициатором социально значимых идей и представлений о справедливости. Речь идет о законодательной (представительной) власти, создающей как правовые (справедливые) и не правовые законы, о судебной власти, которая по меткому замечанию В. Зорькина в XXI веке становится гарантией макросоциального спокойствия и конституционной стабильности121. В подобном случае наблюдаемый многими социологами эффект отторжения характеризует неустойчивость связи государства и общества, в основе которой лежит социальная оценка справедливого и несправедливого в деятельности органов власти и должностных лиц. 3) Способность конкретных форм справедливости реально и эффективно влиять на изменение состояния неформальных и формальных механизмов социальной регуляции. В основе неформальных механизмов социальной регуляции лежит господствующая в обществе идея разумной эгоистичности. Например, известная теория «разумного эгоизма» Ф.М. Достоевского основана на признании и поддержании в умах жесткой взаимосвязи честно полученной частной пользы и осененного идеалом высшей справедливости общественного блага122. Современный подход разумной эгоистичности базируется на прагматизме, рациональном видении частной пользы, как части общественного блага. Линия поведения в этом случае строится по следующим правилам: я тоже не выживу, если погибнут другие; сегодня жизнь не заканчивается, поэтому надо сохранить эффективность надолго, а это невозможно достигнуть, если тебя интересует только сиюминутная выгода. Неформальные механизмы основаны на том, что поведение и поступки человека находятся вне зависимости от наличия или отсутствия тех или иных юридических санкций. Такие неформальные механизмы создаются и воспроизводятся культурой и традицией. Они определяют представления о справедливом и несправедливом, которые являются своего рода «стержнем» распространенной и признаваемой большинством в обществе морали. В этом случае сердцевиной регулятивности неформальных механизмов выступают моральные ценности социальной справедливости,, массово воспроизводящихся людьми в процессе социальной адаптации. Функционирование формальных механизмов обеспечивается нормами права, системой права и правоприменения. Именно формальное право придает моральным ценностям юридический статус, обеспечивая им защиту со стороны государства. Тогда первоосновой регулятивности формальных механизмов выступают правовые ценности социальной справедливости. По всей видимости, именно в этом кроется столь значимая для правовой России познавательная проблема соотношения и разграничения справедливости (морали) и законности (права) в системе социальных отношений. 4) Способность тех или иных форм социальной справедливости создать необходимые предпосылки для изменения «общества потребления», сложившегося в России XXI века. Создание в России «общества потребления» («постиндустриального», «высокоиндустриального» общества), в рамках которого получение благ, богатств и услуг (продуктов человеческой деятельности) стало доминирующим фактором социального развития. «Обществом потребления является такое, где не только есть предметы и товары, которые желают купить, но где само потребление потреблено в форме мифа»123. В этом контексте Россия отстает от других развитых стран, которые во второй половине XX века уже создали подобную общественную модель. Представляется, что такой социальный метаболизм таит в себе угрозу, прежде всего, ментального размывания социально-экономических принципов формирования ценностей в социальной регуляции публичных и частных отношений. Правовед Е.Г. Азарова отмечает, что в качестве причины недостаточного внимания к нуждам и потребностям детей можно назвать и их «невыгодность» для современного общества потребления124. «Дни полной семьи, как идеальной потребительской единицы, сочтены», «корпорации осознали, что теперь есть два новых русла роста: во-первых, на развивающемся рынке одиночек и во-вторых, в потворствовании разводам и концепции индивидуалистской свободы»125. При разводе одна распавшаяся семья должна покупать два дома, два автомобиля, две стиральные машины, два телевизора126. Фактически речь идет о деструктивном влиянии потребления в чистом виде на традиционные семейные ценности, на рождаемость. Государство, неэффективно расходуя ресурсы общества, стимулирует потребление в чистом виде. Во многом искусственное развитие этой модели отражает многие причины кризисных явлений в материальной и духовной области общества через денежно-кредитную или бюджетную систему. И. Николаев, директор департамента стратегического анализа аудиторской компании ФБК, обращает внимание на то, что высокая цена на нефть - это временное явление, так как она является следствием апогея потребления по всему миру. «Поэтому модернизация тупиковой, как оказалось, модели должна быть кардинальной. Нужно начинать развивать не потребление, а раскрытие человеческого потенциала. Главная задача модернизации - сделать людей самодостаточными, способными принимать решения, не ориентируясь только на потребности первого порядка. Но они для этого должны быть здоровыми и образованными, следовательно, в стране должны быть хорошо развиты медицина и образование, и самое главное - у них должна быть собственность, как минимум свое жилье. И в первую очередь надо вкладывать «нефтяные деньги» именно в это. Если каждый человек будет владеть достойным жильем, станет независимым собственником, он будет способен без дополнительных толчков в спину раскрывать свой потенциал. И самостоятельно создавать новую экономику»127. К сожалению, события 2015 - начала 2016 годов в экономике страны подтверждают актуальность такой точки зрения. Следовательно, допустимо предположить, что созданный «обществом потребления» механизм жизнеобеспечения в XXI веке становится контрпродуктивным. Дальнейшая судьба социума, как неравновесной системы, зависит от того, насколько она готова к изменениям и на каких принципах будет это происходить, в том числе в вопросе выбора справедливости, как инструмента социальной регуляции. Следует отметить, что в рамках известных западноевропейских концепций философии постмодернизма, как феномена культуры, фетишизация предметов потребления «в принципе отрицает возможность достоверности и объективности..., такие понятия как „справедливость^ или „правота“ утрачивают свое значение...»128 129. Состояние утраты ценностных ориентиров воспринимается теоретиками постмодернизма как новые реалии современного этапа общественного развития. 5) Способность социальной справедливости непосредственно влиять на процессы и результаты создания нового проекта российского общества XXI века - «полистилистической культурной модели». Речь идет о переходе от моностилистической культуры с присущими ей категориями к полистилистической культуре, характеризующейся противоположными категориями, взаимодействие которых порождает «новые» культурные модели, где западный проект мультикультурализма играет второстепенные роли. Результаты социологического исследования показывают, что западная модель ценностей мультикультурализма не является предметом мечтаний значительного числа респондентов-жителей России. В XXI веке в странах западной Европы мультикультурализм переживает очевидный глубокий кризис, связанный с его фактической ориентацией на этнический и конфессиональный изоляционизм, который, несмотря декларирование политическими элитами плюрализма в сфере культуры, исключает придание этому понятию гражданско - демократического смысла. По этому поводу можно согласиться с мнением В.С.Малахова, который пишет, что « ... если от проблематичного термина и можно отказаться, то отказаться от мероприятий по организации общежития в условиях культурной плюральности нельзя. Культурное различие есть конститутивный момент демократического общества. Поэтому вопрос не в том, поощрять или не поощрять культурное разнообразие, а в формах этого поощрения»129. Для России поиск новой культурной модели общества еще далек от завершения. Речь может идти о существовании и взаимном влиянии друг на друга определенных тенденций развития культурных общностей людей в одновременно существующем поликультурном и мультикультурном социуме. В современных условиях общественного развития страны реализация парадигмы монокультурной России, имеющей приверженцев среди философов, ученых и политиков, уже явно не обеспечивает стремление общества к идеалу справедливости. По своему этническому, языковому, конфессиональному многообразию, обустройству быта мегаполисы страны представляют собой некий концентрат культурной разнородности, которая под влиянием присущей только России миграции130 будет только расти. В крупных городах этот сплав разнородности характеризуется серьезными внутренними противоречиями, что проявляется не только на бытовом уровне жизни общества. При этом государство, в силу несовершенства законодательства, непоследовательности культурной и миграционной политики, само зачастую создает проблемы при адаптации западной модели мультикультурализма в российскую действительность. Поэтому мнение председателя Конституционного Суда РФ В.Зорькина о кризисе теории национального государства и о провале альтернативной концепции национально-государственной интеграции различных этно- конфессиональных групп, получившей название мультикультурализма, выглядит своего рода предупреждением131. В связи с этим логичной выглядит попытка ответить на вопрос: На каких же принципах может и должна строиться модель полистилистической культуры в российском социальном пространстве? П. Бурдье представляет социальный мир как пространство, которое дифференцируемое на такие области, как культура, наука, экономика, религия и право. Социальное пространство не является физическим пространством, но оно стремится воплотиться в нем более или менее132. В такой интерпретации социальный мир России объективно противоречив и конфликтен по-особому, поскольку современные идеалы справедливости, в основе которых лежат нравственные ценности, переживают глубокий духовный кризис. В этом случае роль справедливости, как инструмента социальной регуляции (стабилизации), в том числе в идеологическом противостоянии парадигм мультикультурализма и монокультуризма только возрастает. Так, в работе «Представления о социальной справедливости в сознании современного российского общества: социологический анализ» Ю.В. Деньгуб убедительно обосновал гипотезу об изменении содержания массового сознания российского общества в XXI веке. На смену оптимистическому восприятию социального мира с его «старыми» социальными и идеологическими стереотипами пришло свойственное многим людям чувство социальной тревожности и несправедливости133. В современном социальном пространстве России, при неопределенности динамично развивающегося общества, уже не может быть этнической центростремительной тенденции, изоляционизма, а также «господствующей культуры», сопряженной с жизнью отдельно взятого этноса. Это означает, что ни один из этносов, даже государственно образующих, не может иметь абсолютного права на определение справедливости, на формирование критериев разграничения справедливости от несправедливости. Для России культурное многообразие - это не только этническое разнообразие и по-другому рассуждать не получается, если признавать, что в России источником власти действительно является многонациональный народ. Это также разнообразие образов жизни и культурных ценностей, которое в управляемом (или неуправляемом) процессе их естественно трансформации в любом случае приведет к построению некого общества, где акценты делаются не на религиозную и национальную принадлежность, а на поиске баланса интересов, легитимных и понятных ограничений в жизни социальных групп. Может быть, поэтому в настоящее время активно обсуждается проблема формирования в национальных государствах общего коммуникационного пространства, которое по своей природе надэтнично134, а также проблема коммуникационных возможностей социальной справедливости, которые также не связываются с принадлежностью к определенному этносу. Как уже было отмечено выше, выбор критериев актуализации тех или иных форм справедливости-инструмента также характеризуется их способностью обеспечить достижение целей механизма социальной регуляции. С этой точки зрения допустимо предположение, что одним из критериев актуализации выступает функциональная самодостаточность справедливости. И именно в общем пространстве форм бытия справедливости в режиме реализации и восстановления социальной справедливости проявляется ее функциональная самодостаточность и обеспечивается поступательность достижения тех или иных целей социальной регуляции. Функциональная самодостаточность справедливости характеризуется, как минимум, двумя важными свойствами: инструментальной ценностью; функциональным предназначением. Инструментальная ценность справедливости заключается в том, что она, как идея, императив и сложная социальная система отношений, является неотъемлемой частью более сложной системы - механизма социальной регуляции и выступает средством обеспечения его саморегулирования, его 134 устойчивости, стабильности и в то же время консервативности. Справедливость, сохраняя равновесное состояние, как проявление личностного, общественного и государственного компромисса, потенциально способна выступить социально ценностным регулятором общественной жизни. В этом аксиологическом смысле смена представлений, идеологии справедливости становится катализатором замены или конвергенции менталитета общества, его целевых установок и ориентиров. Самодостаточность рассматриваемого инструмента механизма социальной регуляции также определяется степенью достижения функциональной цели. В этом дискурсе изменение духовной жизни общества - это изменение его представления о справедливости. Объективные и субъективные начала функционального предназначения справедливости различны, что является проявлением рефлексии общества и рефлексии индивидуума. Поиск сущностного в функциональном предназначении социальной справедливости лежит в плоскости рассмотрения соотношения понятий «социальной справедливости» с другими смежными понятиями («насилие» (политического, этического), «дискриминации»), а также в сфере использования социологических знаний об этом объекте. В целом, достижения социологии позволяют сделать вывод, что функциональное предназначение справедливости непосредственно связано, прежде всего, с тремя ценностными категориями: нравственной, межличностной и правовой. Справедливость - явление изменчивое, оно является важным элементом морального и правового сознания, по-разному проявляясь в установлениях и во взаимодействиях индивидов. Общее пространство форм бытия справедливости в процессе ее реализации и восстановления в системе особых отношений формирует ее функциональную самодостаточность как способность реально и результативно участвовать в достижении целей механизма социальной регуляции. Самодостаточность справедливости в жизнедеятельности характеризуется не только ее потенциалом, но и способностью к его реализации. В этом случае справедливость с одной стороны активно участвует в функционировании механизма социальной регуляции, а с другой - она сама испытывает его влияние и воздействие. Этот противоречивый и сложный процесс является истоком не только многих социальных конфликтов, но и многих причин неэффективного использования регулятивных возможностей справедливости, например как свойства человеческого поведения. Фридрих фон Хайек по этому поводу писал, что строго говоря, справедливым или несправедливым можно назвать только поведение человека135. Функциональная система отношений распределения, воздаяния или обмена интересна носителям-источникам справедливости именно в прикладном качестве. Это связано с ее очевидной практической ценностью, с ожидаемым результатом в процессе достижения идеала, то есть с тем благом, которое эта система помогает реально получить в текущем времени. Тем самым, частная справедливость функционально обеспечивает стремление к идеалу общей справедливость. В этом смысле атрибуты функциональной самодостаточности (инструментальная ценность и функциональное предназначение) справедливости, а вернее - их проявления характеризуют состояние ее инструментальной самостоятельности в механизме социальной регуляции. К сожалению, следует признать, что с точки зрения способности реализации инструментального потенциала справедливости в результатах действий государства ее функциональная самодостаточность в ряде случаев выглядит скорее эффектной, чем эффективной. В условиях неудовлетворительного государственного управления, основанного на иррациональном решении тактических задач и «ручном» режиме управления, самодостаточность справедливости, скорее всего, существует только как декларативная идея. Ее популизм зачастую не позволяет перевести решение проблем в плоскость практических действий. В целом, приведенный перечень критериев актуализации справедливости в механизме социальной регуляции отражает стратегический уровень поставленной проблемы, учитывает основные социально-философские проблемы социума на данном историческом этапе развития. Вместе с тем, в зависимости от выбора исследуемых сфер жизни социума, групп однородных общественных отношений критерии актуализации справедливости могут трансформироваться, дополняться и конкретизироваться. Критерии позволяют измерить и оценить способность справедливости- инструмента социальной регуляции актуализироваться в требуемой обществом точке приложения. Это означает, что актуализация социальной справедливости представляет собой изменение ее бытия. С одной стороны адаптацию ее традиционных ценностей к современному механизму социальной регуляции с целью поддержания его гомеостазиса, а с другой - внедрение (проникновение) ее новых ценностей в существующую реальность с целью ее изменения. Формы и способы актуализации справедливости, как различные совокупности внешних черт процесса управления ее перевода из одного состояния в другое, являются проявлениями (результатами) применения вышеприведенных критериев. Начало их фактического социального востребования определяется степенью неудовлетворенности текущим состоянием социальной справедливости, как морально-нравственной меры, со стороны тех, кто в состоянии обеспечить «запуск» и функционирование процесса управления ее внедрения и адаптации. Для современной России переход из состояния возможности в состояние действительности на практике представляет собой трудноразрешимую проблему социального управления. Причины этого, 93 прежде всего, лежат в представлениях о соотношении политической конъюнктуры и социальной справедливости у тех, кто сегодня реально способен изменить ситуацию. 2.2.