§1. Ценности как факт духовной жизни человека и общества
Интерес к проблеме ценностей в отечественных гуманитарных науках обострился в начале 90-х годов XX века. Это объяснялось рядом причин. Во-первых, отказ от идеологических и методологических установок марксизма, ориентировавших ученых на подтверждение тезиса о том, что общественное бытие определяет общественное сознание, вызвал вполне обоснованное внимание к вопросам духовной жизни общества. Во-вторых, этот интерес диктовался не только познавательными целями, но и сугубо практическими. В начале реформ в результате смены политических идеологий произошли изменения в ценностных представлениях людей, что привело к удивительным метаморфозам в общественном и индивидуальном поведении. Некогда консолидированное общество буквально на глазах стало рассыпаться, люди утратили доверие и интерес друг к другу, замкнулись в собственном мирке, состоящем, в основном, из материальных ценностей. В обществе стали нарастать пессимистические настроения. Данные процессы требовали теоретического объяснения для поиска выхода из сложившейся ситуации. Ценностная проблематика всегда интересовала отечественных ученых (даже не в самые лучшие для нее времена), создавших теоретический фундамент для ее разработки5. В обширном массиве статей, монографий, диссертаций, посвященных ценностям, в течение 90-х годов наблюдалась своеобразная динамика в приоритетах исследования. В начале 90-х преобладал интерес к либеральным ценностям западных рыночных обществ. По мере того как начатые рыночные преобразования в России все меньше оправдывали возложенные на них ожидания, обозначился крен в сторону специфических российских ценностей. Примерно с середины 90-х годов появляются более глубокие в теоретическом отношении работы, посвященные вопросам структуры ценностного мировоззрения, механизму его формирования и функционирования6. Ценности представляют собой междисциплинарный объект изучения. Каждая из гуманитарных дисциплин в силу специфики своего предмета анализирует его в своих терминах, сталкивается со своим пространством оппозиций7. Для социологии чрезвычайно важно и трудно установить взаимосвязи между общественной и индивидуальной жизнью, объективными и субъективными явлениями, рациональным и иррациональным поведением. Окончательное разрешение этих вопросов невозможно в принципе, поскольку любая теория предполагает свои точки отсчета в построении схемы рассуждений и, следовательно, делает акценты на каких-либо сторонах социальной жизни. Кроме того, необходимость установления каузальных связей требует обращения к истории становления и развития человеческого сообщества в целом. При этом часто происходит смешение логики развития, свойственной процессам онтогенеза и филогенеза. При анализе роли и значения ценностей в социальном процессе возникают, по меньшей мере, два труднопреодолимых препятствия. Первое связано с парсонсовской традицией трактовки функций ценностей, суть которой состоит в поддержании социального порядка посредством предоставления индивиду определенных правил выбора8. Это «объективистский» взгляд на ценности. Второе препятствие связано с тем, что с целью преодоления подобного перекоса подчеркивается активность индивида как творца и носителя ценностей — возникает «субъективистский» перекос. Обозначим свое видение данного вопроса. В рассуждениях мы оттолкнемся от представлений о четырехмерном континууме Дж. Ритцера. Он выделяет как на макро-, так и на микроуровнях объективные и субъективные процессы, между которыми существует динамическая взаимосвязь9. Ценности принадлежат к фактам духовной жизни и относятся к субъективным явлениям макроуровня. Посредством ценностей предметы материального и духовного мира обретают социальную значимость. Для примера вспомним сказку Киплинга о Маугли, которому драгоценности казались просто камешками, тогда как острый нож — подлинным сокровищем. У людей разных эпох и культур всегда разные жизненные цели и смыслы: кто служит Богу, кто — Мамоне, кто — себе, любимому... Именно ценности конструируют социальный мир, придают заданность, цель и смысл существованию и деятельности индивида, коллективов, общества в целом. Вместе с тем ценности объективны по отношению к обществу. Их объективность имеет несколько проявлений. Так, ценности обладают характером «данности» социуму. То или иное общество имеет определенный духовный капитал, «хранящийся» и воплощенный в материальных структурах и институтах (учреждения образования, науки, культуры). Кроме того, объективность ценностей заключается в том, что они выступают полноправным агентом истории, поскольку без них невозможны жизнь и воспроизводство сообщества. Ценности обладают объективным статусом по отношению к жизни общества10. Таким образом, можно сказать, что ценности — это социокультурные стандарты, усвоение которых индивидами способствует поддержанию и воспроизведению определенного общественного порядка. Рассмотрение вопроса о функциях ценностей необходимо сопроводить выяснением структуры ценности. Она будет представлять собой композицию (не иерархию) следующих компонентов: гносеологического, оценочного, нормативного, идеального. Во-первых, ценность, вычленяя какое-либо материальное или духовное явление, определяя его место среди прочих, несет тем самым информацию как об устройстве универсума во всем его охвате, так и о его составных частях. Воспринимая тот или иной «набор» ценностных значений, индивид узнает о структурных элементах социума, способах взаимоотношений между людьми, возможных вариантах индивидуального поведения. Эту роль ценностей можно охарактеризовать как познавательную функцию. Во-вторых, ценность содержит в себе социальную оценку. Оценка не порождает ценность, а «открывает», «утверждает» ее. По сути, оценка — это расчет на что-то11. На ее основе возможно планирование поведения и деятельности. В-третьих, ценность имеет нормативную сторону. Социальная норма обусловлена взаимодействием двух встречных процессов, один из которых связан с субъективными, а другой — с объективными моментами. Один процесс — это субъективация объективного, другой же — объективация субъективного12. Двойственность нормы сказывается в том, что она представляет собой субъективно присвоенную организацию общественных отношений, хотя в то же время нормоообразующие процессы связаны с субъективной деятельностью. Генератором нормопроцессов выступает тот или иной социальный субъект13. В целом же социальные нормы выполняют функции социальной системной консервации, участвуют в воспроизведении собственно системных связей14. Нормативный аспект ценности заключается в том, что ценность сообщает своему адресату, т. е. любому индивиду или социальной группе, о существующих «правилах игры». Интерио- ризация ценностных смыслов делает индивида неотъемлемой составной частью данной социальной системы. В-четвертых, ценность содержит в себе черты идеала. Любой предмет или явление, выступающее в качестве ценностного объекта, предстает как совершенная действительность. Общественное и индивидуальное сознание приписывает ценности и еще не принадлежащие ей, но потенциально реальные для нее признаки, свойства, качества. Тем самым ценность открывает возможности для преобразования существующей действительности. Все перечисленные свойства ценности предоставляют ей возможность выполнять функцию диалога в межсубъектных отношениях". Мировоззренчески-смысловое содержание ценностей требует их рассмотрения в контексте мировоззрения эпохи, цивилизации, конкретного сообщества. Под мировоззрением в данном случае мы будем понимать упорядоченную совокупность накопленного духовного знания и опыта, включающую в себя наряду с ценностями теоретические знания (в любой из форм, будь то философия, теология или наука), эмпирические знания, обыденное сознание, символические значения. Упорядоченность мировоззрению придает не теоретическое мышление, поскольку, по выражению К. Мангейма, жизнь разума течет, колеблясь между теоретическим и атеоретическим полюсами. В этом течении постоянно перемешиваются и переупорядочиваются в корне различные категории, благодаря чему теория обретает место, оправдание и смысл в атеоретической сфере15. Упорядоченность мировоззрению придают адекватные времени формы выражения духовности, различающиеся по трем основным параметрам: наиболее распространенным регулятивам поведения, способам обоснования этих регулятивов, характером отношения к иным мировоззрениям и их представителям. В диахронической последовательности следуют друг за другом мифологическое, религиозное, идеологическое и технологическое мировоззрения. Появление новых форм не означает исчезновения старых. Предыдущие формы ли бо отступают на периферию, либо приобретают структурные черты новой (например, мифы — черты религии, религии — черты идеологии). Смена форм мировоззрения сопровождается одновременно протекающими трансформациями в экономической, политической и социальной сферах. Доминирующая общеисторическая форма мировоззрения (миф, религия, идеология, технология) будет придавать ценностям соответствующие способы выражения, задавать общий «набор» ценностей, выделять среди них приоритетные. Дальнейшая корректировка ценностных смыслов осуществляется под влиянием цивилизационной специфики и актуальных социально- экономических и политических проблем того или иного сообщества. В силу этого невозможно создать универсальную классификацию и иерархию ценностей. Они будут различаться от эпохи к эпохе, от страны к стране. Можно лишь говорить о наличии ценностей общечеловеческих (сопровождающих человечество на протяжении всей его истории), специфических культурных и актуальных (здесь и сейчас). На макросоциальном уровне мировоззрение существует в теоретической форме. Теоретизирование позволяет реорганизовать самобытный опыт, выйти за его пределы16. Оно представляет собой всеобщее социальное познание, унифицированный интерес всего общества к познанию природы, социальных структур, самого человека, его духовной жизни, человеческих взаимоотношений. Теоретическое сознание создает образ идеального объекта, поэтому содержит в себе не столько решение задач, сколько доказательство его возможности. Теперь переместимся на микроуровень общества, выраженный индивидуальным и групповым действием и взаимодействием. Духовные процессы здесь представляет обыденное (повседневное) сознание. Оно, с одной стороны, есть уровень общественного сознания, обладающий объективным статусом, а с другой — существует в индивидуальном субъективном проявлении со свойственным ему многообразием. Для обыденного сознания нехарактерны черты научной системности, логичности и рациональности. Это донаучное знание, основанное на логике здравого смысла. Главное назначение обыденного сознания состоит в переработке всего теоретического и опытного материала, которым располагает социальный субъект, и преобразовании его в средство ориентации в повседневной жизни. Однако это не просто утилитарное, прагматичное знание. В науках о культуре часть и целое даны одновременно17, что позволяет рассматривать обыденное сознание как знание первого уровня, над которым потом надстраиваются научные и прочие рациональные конструкции18. Объективность обыденного сознания проявляется в наличии институциональных оснований повседневного мышления и объективных психологических феноменов. Процесс институцио нализации обыденного сознания описан П. Бергером и Т. Лук- маном, рассматривающими реальность повседневной жизни как сумму типизаций, на языке которых возможно понимание других и общение с ними лицом к лицу19. Человеческое существование, рассуждают ученые, помещено в контекст порядка, управления, стабильности. Социальный порядок задается существованием институтов. Институционализация имеет место везде, где происходит взаимная типизация опривыченных действий. Институты предполагают историчность и контроль. Они, уже благодаря самому факту их наличия, контролируют человеческое поведение, устанавливая предопределяющие образцы, ограничивая выбор поведения. Объективная реальность институтов не становится менее объективной оттого, что индивид не понимает их цели и способа действия. Постижение сущности института невозможно методом интроспекции. Усвоение институционального мира происходит в процессе интернализации (перевод объективированного мира во внутренний в процессе социализации) и легитимации (объяснение и оправдание). Однако не все типизации становятся институтами. Границы институционализации зависят от всеобщности релевантных структур. Если многая или большая их часть повсеместно разделяется членами общества, границы институционализации будут широкими. Если лишь некоторые релевантные структуры повсеместно разделяются, границы институционализации будут узкими. Нет и не может быть обществ, где бы институционализация была полной. Всегда существует институциональная сегментация, т. е. изолированные смысловые подуниверсумы. Они конструируются по разным критериям: полу, возрасту, профессии, религиозным предпочтениям и пр. Итак, институты, в трактовке ученых, выступают в качестве объективной основы повседневного сознания. Само же по себе обыденное сознание есть процесс легитимации институциональ ного порядка. Легитимация выступает основой интеграции и на горизонтальном уровне — для всех участников институциональных процессов, и на вертикальном — как придание смысла индивидуальным биографиям. Выделяя уровни легитимации, социологи, по сути дела, вычленяют элементы обыденного сознания: дотеоретическое знание (простые обозначения языка), теоретические утверждения в зачаточной форме (пословицы, поговорки, народная мудрость и пр.), теоретическое знание (осмысляющее институты в терминах и категориях), символы20. Итак, обыденное сознание обладает свойствами объективности и исторической преемственности. Эти характеристики фиксирует теория габитуса. Габитус, представляя собой устойчивые и непереносимые диспозиции, структурирующие сознание и поведение индивида, есть объективированная история21. Как система когнитивных и мотивирующих структур габитус формируется у определенного класса или группы, члены которых находятся в сходных условиях. Это позволяет согласовывать действия без стратегического расчета и сознательной предварительной договоренности, Индивидуальный габитус представляет собой единичную социальную траекторию группового габитуса. «Являясь продуктом истории, — замечает П. Бурдье, — габитус производит практики как индивидуальные, так и коллективные, а следовательно — саму историю в соответствии со схемами, порожденными историей. Он обеспечивает активное присутствие прошлого опыта, который, существуя в каждом организме в виде схем восприятия, мышления и действия, более верным способом, чем все формальные правила и все явным образом сформулированные нормы, дает гарантию тождества и постоянства практик во времени»22. В то же время не все содержание габитуса реализуется в настоящем времени. Происходит историческое забывание, т. е. бессознательное соотнесение габитуса с социальными условиями, в которых он приводится в действие23. Ф. Бродель, представитель французской исторической школы «Анналов», отмечал такую особенность сферы повседневности, как медлительность изменений. Он различал три уровня исторической реальности, каждому из которых соответствует свой временной ритм: повседневная жизнь, социально-экономическая и политическая действительность. В самых нижних слоях истории — повседневности, как в морских глубинах, господствует постоянство (стабильные структуры), основными элементами которого являются человек, земля, космос. Время протекает настолько медленно, что кажется почти недвижимым. Такие имеющие здесь место явления, как изменение взаимоотношений общества и природы, привычки мыслить, действовать и другие, измеряются столетиями, а иногда и тысячелетиями24. Объективность психологических феноменов обыденного сознания подразумевает неосознанные индивидуальное и коллективное действия и обозначается термином «бессознательное». Можно выделить несколько форм существования общественного бессознательного. Во-первых, неосознаваемые механизмы сознательных действий, полученные человеком в результате социализации и инкультурации. Именно их имел в виду Г. Лебон, говоря о существовании «души народа», образуемой моральными и интеллектуальными особенностями и представляющей синтез всего его прошлого: «Судьбой народа руководят в гораздо большей степени умершие поколения, чем живущие. Столетие за столетием они творили идеи и чувства и, следовательно, все побудительные причины нашего поведения. Умершие поколения передают нам не только свою физическую организацию; они внушают нам также и свои мысли. Покойники суть единственные неоспоримые господа живых. Мы несем тяжесть их ошибок, мы получаем награду за их добродетели»25. Э. Фромм для обозначения описываемых явлений сознания пользуется понятием «социальный характер». Под ним понимается ядро структуры характера, свойственного большинству представителей данной культуры, в противовес индивидуальному характеру, благодаря которому люди, принадлежащие одной и той же культуре, отличаются друг от друга. Главная функция социального характера состоит в оформлении «энергии своих членов таким образом, чтобы при выборе способов поведения им не приходилось осознанно принимать решение, стоит ли следовать социальному образцу или нет, чтобы людям хотелось действовать так, как они должны действовать, и в то же время чтобы они находили удовлетворение, действуя в соответствии с требованиями своей культуры. Другими словами, функция социального характера заключается в формировании и организации человеческой энергии внутри данного общества во имя продолжения функционирования данного общества»26. Э. Фромм отмечает, что социальный характер выполняет стабилизирующую функцию до тех пор, пока объективные условия в обществе остаются неизменными. Если же внешние условия меняются таким образом, что перестают соответствовать традиционному социальному характеру, возникает разрыв, благодаря которому социальный характер превращается в элемент дезинтеграции. Одновременно ученый подчеркивает, что человек не является чистым листом бумаги, на котором культура пишет свои письмена. Социальный порядок не может нарушать или игнорировать человеческие потребности сверх определенных пределов. В противном случае члены такого общества будут стараться изменить общественный уклад. Если изменить его не удастся, то в результате такое общество, скорее всего, потерпит крах из-за саморазрушения и отсутствия жизненных сил27. Другим проявлением психологической объективности повседневного мышления выступают социальные представления. Эту концепцию разработал С. Московичи28. Он понимает под социальным представлением особую форму коллективного знания, подпадающего под характеристику «здравого смысла», т. е. естественно принимаемое объяснение и понимание реальности. Научные, профессиональные, идеологические представления сюда не включаются. Структура социального представления содержит три измерения: информацию (сумма знаний о представляемом объекте), поле представления (качественная характеристика объекта), установка по отношению к объекту представления. Основным назначением социальных представлений является освоение нового, или, по терминологии С. Московичи, странного в общественной жизни. Одновременно обыденное сознание есть субъективный процесс, сфера духовного жизнетворчества личности, средство жизнеобеспечения личности как субъекта. Оно является многоуровневым гетерогенным образованием, причем внутренне противоречивым. Поскольку повседневное сознание неотделимо от субъективной жизни личности, а бытие личности многогранно, то и обыденное сознание содержит множество логик. Часто эти планы перебиваются, отдельные фрагменты мыслей выступают на первый план, образуя странный конгломерат логических схем («женская логика»). Также действует механизм табуации на какие-либо идеи. Он предостерегает личность от разрыва социальных связей. Поэтому внешняя алогичность обыденного сознания представляет собой одну из форм личной ответственности человека перед обществом и самим собой29. Особенностью мышления человека выступает его эмоциональная окрашенность, особенно ярко проявляющаяся в повсе дневном сознании. Поэтому, замечает М. Вебер, выбор человеком тех или иных целей и ценностей мы часто полностью понять не можем, хотя в ряде случаев способны постигнуть его интеллектуально. Для наиболее адекватного толкования необходимо сопереживание посредством вчувствования и силы воображе- 27 ния . Эмоции во многом заглушают голос рассудка, оценка и мнение часто предстают для индивида в качестве истины, поскольку главным критерием истинности в повседневном сознании является самоидентификация личности. Кроме того, как отмечал Г. Лебон, эмоции обладают способностью заразительности, могут одновременно овладевать тысячами людей30. Г. Лебоном также была подмечена еще одна чрезвычайно интересная черта обыденного мышления — обаяние идеи, парализующее критическое мышление и не допускающее видеть предметы в их настоящем облике: «Толпа всегда, а индивиды весьма часто нуждаются в готовых мнениях относительно всяких предметов. Успех этих мнений совершенно не зависит от той частицы истины или заблуждения, которая в них заключается, а исключительно лишь в степени их обаяния»31. Таким образом, обыденное сознание представляет собой цепь интерпретаций, часто непоследовательных, параллельных, осуществляемых по разным основаниям. Здесь в ценности преобладает не рациональная, а эмоциональная сторона. Через эмоции ценности непосредственно переживаются, формируя эмоциональное сознание. На уровне обыденного сознания представлены ценностные ориентации, проявляющиеся в ценностных чувствах, ценностных предпочтениях. Ценностные суждения повседневного сознания отличаются противоречивостью и непоследовательностью. Этот вывод подтверждается социологическими исследованиями, демонстрирующими наличие в индивидуальном сознании ценностей разных культур, эпох, идеологий. Ценности обыденного сознания имеют ту же структуру, что и ценности теоретического мировоззрения, т. е. несут в себе знание, оценку, норму, идеал. Однако индивидуальный набор ценностей нельзя определить как систему, с присущими ей свойствами упорядоченности и завершенности. Личность в течение жизни знакомится с различными, порой диаметрально противоположными ценностями. Выбор той или иной ценности в качестве мотива деятельности осуществляется в зависимости от ситуации. Порой происходит своеобразная маскировка подлинных мотивов, т. е. имеет место противоречие между вербально сформулированной ценностью и подлинной ценностной ориентацией практической деятельности. Ценностные ориентации конструируют жизненный мир личности. В отличие от внешнего, «системного» мира, где действуют «жесткие» формы социального взаимодействия, внутренний жизненный мир формируется по иным принципам. Это мир «мягких» социальных взаимодействий, подчиняющийся нравственным законам. Для человека он не менее, а даже более реален, чем внешний мир. Внутренний жизненный мир позволяет человеку не только определенным образом вписаться во внешнюю действительность, но и решить задачи самореализации (как они ему представляются). Человек создает его не по законам рациональности, диктующим достижение и решение практических задач, а с целью достижения внутреннего комфорта, гармонии с окружающим миром. Индивидуальный жизненный мир представляет собой личностную рефлексию мира внешнего. Наличие большого количества противоречий и нестыковок в общественной жизни заставляет человека искать свое внутреннее убежище, что зачастую проявляется в обращении к уже, казалось бы, отошедшим в прошлое способам духовной рефлексии. Можно привести множество исторических примеров, иллюстрирующих это положение. Так, после Первой мировой войны происходит ремифологизация различных сторон общественной жизни Запада, проанализированная в трудах Э. Кассирера, М. Хайдеггера, X. Ортеги-и-Гассета и других. Человек того времени, раздавленный грузом алогичности, абсурдом жестокости, тотальностью зла, обратился к тем психическим силам, которые были оттеснены сознательной стороной души. Именно они помогли ему справиться с ситуацией, принять и пережить ее. Представляется, что под влиянием политических событий у А. Ф. Лосева родилась красивая метафора: миф является ликом личности, а всякая живая личность есть миф32. Его знаменитая работа «Диалектика мифа» написана в 1929 году. Возможно, это была попытка внутреннего освоения той реальности, которая никак не понималась и не усваивалась разумом. В конце 80-х — начале 90-х годов XX века в России в ходе преобразований, разрушивших привычный и понятный ход событий, в духовной жизни человека и общества происходит всплеск иррациональности. В большом количестве появляются различные пророки, целители, экстрасенсы, возрождается религиозность. Подобные процессы получили название «архаизация». Они возникли как следствие невозможности людей повысить эффективность своей деятельности в новых обстоятельствах. Наиболее доступным и приемлемым для субъекта является обращение к историческому опыту, сложившемуся в более простых условиях и, следовательно, неэффективному в данной ситуации33. Тем не менее подобные факты не дают основания, на наш взгляд, экстраполировать понятия, характеризующие исторические формы общественного сознания, на современные формы духовной жизни34. Несомненно, основные стадии филогенеза при сутствуют в свёрнутом виде в любом онтогенезе, будь то общество или индивид. Более того, периодически наблюдается временная «реинкарнация» предшествующих доминантных форм духовной жизни, однако они при этом несут новое социальное содержание и выполняют новые функции, т. е. восстанавливаются в превращенном виде, лишь внешне напоминая своих исторических предшественников. Мы полагаем, разделяя позицию С. Лан- гер, что существует принципиальное различие между первобытной и цивилизованной ментальностью, сравнимое с различием между наивным и критическим мышлением35. Рассмотрев структуру, функции и уровни существования ценностей, приступим к выявлению институциональных основ ценностных суждений.