Слова в языке — что галька в морской воде: время оттачивает семантику слов, меняет свечение их граней. Так, у нынешнего слова блат и его деривата блатной — долгая, занятно-потаенная жизнь с необычной судьбою. Уже давно бытуют они в европейских языках, в том числе и русском; но что они значат и откуда «явили себя миру», ученые не могли дать ответа еще и в XIX веке. И лишь в 1901 году к их потаенности прикоснулся большой дока, немецкий лексиколог Ф. Клюге, обративший внимание на Rotwelsch, давнего предшественника немецкого арго, получившего известность еще в XIII веке и восходящего к воровским словам Rot («бродяга») и Welsch («чужой»). В приведенных им записях исследователь прибег к сравнительному анализу, и оказалось, что немецкое platt означает «доверенный, дружеский», a Blatter — «вор» [Kluge 1901]. А его соотечественнику А. Ландау в немецкомplatt откликнулся еврейско-немецкий blat с его очень близким значением «доверенный, согласный на что-либо» [Landau 1902: 142-143]. Обнаружил себя blat и в польском, где blat — это «укрыватель краденого», blat bye — «согласиться на что-либо», a blatny, blatny, blot- пу — то же, что и в русском арго, — «член преступного, воровского мира» [Kurka 1899; Estreicher 1903]. Большой резонанс получила интересная, обстоятельная статья В. А. Христиани о русском арго и его предшественниках в XVII-XVIII веках [Christiani 1906]. Кстати, когда речь заходит о еврейском немецком языке, то имеют в виду идиш (yidisch, восходящий к yildisch — ср.-в.-нем. — «еврейский немецкий») — язык евреев, и поныне проживающих в Европе, Америке, Южной Африке и Израиле. Но с образованием в 1948 году государства Израиль идиш не получил официального признания: государственным языком стал искусственно возрожденный давным-давно умолкнувший иврит. Однако идиш остается основным средством речевой коммуникации, обслуживая все слои израильского общества. А вот блат и блатной с их значениями «преступление» и «член преступного мира» в арготические словари попали значительно позже [Трахтенберг 1908; Попов 1912]; в более ранних публикациях блат не был замечен [Стратен 1931: 134]. В.Ф. Трахтенберг разносторонне отразил речевые особенности тюремного мира, и жаргон «отвержен ных» — блатную музыку, а В. М. Попов зафиксировал в своем словаре более тысячи воровских и арестанских арготизмов. Блат («условный язык воров») и блатной («человек, принадлежащий к преступному миру») на протяжении всего XIX века «обслуживали» верхушку и членов преступного мира, особенно городского «дна», мест заключения и всякого рода асоциальных, деклассированных элементов. А в XX веке — в связи с резкой ломкой социальных условий, вызванной Октябрьской революцией 1917 года, — в словах блат и блатной появилась новая семантика, что и не преминули зафиксировать толковые словари русского языка. Так, в Словаре Ушакова (1934) блат — это не только «преступление, воровство» и «воровской язык, блатная музыка», а блатной и блатный — «преступный, относящийся к преступномук миру»: в просторечии появились новые, оригинальнаые фраземы найти блат и устроиться по блату со значением «незаконным способом» (например, «получить что-нибудь по блату в кооперативе или по знакомству получить “тепленькое местечко”» [Словарь Ушакова 1934: 152]. А в 17-томном академическом «Словаре современного русского литературного языка» лемматы блатной и блатный даются со значением «принадлежащий преступному миру; воровской, преступный», блат же квалифицируется как просторечие, выступающее в устойчивом выражении получить что-либо, добыть по блату (о незаконном способе приобретения чего-либо пу тем протекции или обмана) — со ссылкой: «из воровского языка: блат — преступление, мошенничество» [1948: 501]. Так, в условиях тогдашней действительности номи- нат блат, в его новом значении, стал вытеснять на второй план его изначальную арготическую семантику. В условиях возникавшего то и дело в стране острого дефицита самых нужных товаров оно, по существу, для многих граждан стало тоже своеобразным «Сезам, отворись!» В печати стали расхожими газетные заголовки типа: «Ударим по блату!» и «Нет в нашей жизни блату!» Так блат в его новой семантической упаковке из просторечия шагнул в литературный язык, заголосил со страниц газет, замелькал в публицистических и художественных произведениях. Чутко улавливают эти изменения и современные толковые словари. Сегодня номина- ты блат и блатной фиксируются в словарях как разговорные просторечия: блат — это воровской, блатной мир («Он был тот, на которого смотрел воровской мир, блат», — пишет Л. М. Леонов в романе «Вор») или воровское арго (Одесский блат вошел в обиход многих литераторов», — говорил в 1934 году на Первом съезде писателей В. Г. Лидин). А вот его новое значение «связи, знакомства, дающие возможность получить что-либо, добиться чего-либо незаконным способом; такой способ получить что-либо, добиться чего-либо», обретя широкую известность, вышло на первый план: «Тут не так уж плохо: можно по блату иметь за обедом два раза сладкое» (В. П. Катаев «Два гусара»). Номинат же блатной чаще использовался в разговорной речи, в составе словосочетаний блатной жаргон и блатные песни: «Он пел печальные блатные песни, которым научился в тюрьме» (Б. Л. Горбатов «Мое поколение»). А выражения блатной мир, блатная музыка, да и номинат блатной в значении «тот, кто связан с преступным миром» стали использоваться при свидетельствах о тюремно-воровском мире [Большой академический словарь 2005: 43-44]. Субстантив же блатной (во втором значении номината блат) приобрел статус общеупотребительного слова. Так в номинатах блат и блатной с их изначальной арготикой оказались оттесненными на второй план их жаргонными (просторечными) значениями, обрекая на утухание столь давние арготизмы преступного мира.