Коммуникативные стратегии и их влияние на журналиста

На рубеже XX-XXI веков, в условиях смены технологических укладов в производстве, технологиях предоставления продукции и услуг, изменения принципов управления этими и другими процессами, а в совокупности на этапе перехода к информационному обществу, СМИ оказались в достаточно трудном положении.

Особо следует выделить и значимость генезиса социальных сетей, а также активного формирования конкурентной среды со стороны контента, транслируемого с помощью глобальной Сети непрофессионалами, прежде всего гражданскими журналистами. В новейших исследованиях акцентировано внимание и на том факте, что современный мультимедийный текст следует рассматривать не просто как синкретичное единство вербальных и невербальных компонентов, обладающих связностью и цельностью, но и как имеющих определенную целенаправленность и прагматическую установку[247].

Таким образом, можно сделать вывод, что идея конвергенции как слияния технологий создания и трансляции мультимедийных текстов, сближения/объединения медиарынков и различных массмедиа, функционирующих на принципах координации, взаимодействия и системной работы с реальной и потенциальной аудиторией, имела объективные предпосылки не только технологического, экономического, но и социально обусловленного характера. И если в 70-80-е годы XX века, то есть на первых этапах развития данных процессов, речь шла о координации, как мы сейчас понимаем, идеологически обусловленных действий разнополярных по технологическим интенциям печатных и электронных СМИ[248] [249] [250], то в настоящее время связующим звеном между разнородными каналами передачи чаще всего является один и тот же контент, который форматируется с помощью различных технологий и предназначен в качестве информации мультимедийного характера удовлетворять насущные интересы и потребности самых различных субъектов массовой аудитории , помогая в течение последних полутора десятилетий преодолевать «традиционные "ограничители" старых СМИ» .

Причем один из самых авторитетных социальных мыслителей и исследователей современного мира Мануэль Кастельс, анализируя данные тенденции, отмечал, что пришествие мультимедиа равносильно не только концу разделения между аудиовизуальными и печатными средствами массовой коммуникации, но и «между общедоступной и высокой культурой, развлечениями и информацией, образованием и пропагандой. Все проявления культуры - от самых элитных до самых популярных - соединяются в этой цифровой вселенной»[251].

Необходимо отметить и тот факт, что в сложившейся ситуации одной из главных фаз координации деятельности и развития медиапредприятий (по В.

контента является его гипертекстуальность. Но, на наш взгляд, нельзя фактор «синергии

2

печатных и аудиовизуальных текстов» относить исключительно к мультимедийным их представлениям, как бы абсолютизируя при этом лишь дигитильную составляющую. Диалоговые возможности сугубо вербального контента традиционных печатных СМИ, как свидетельствует новейшая практика , также далеко не исчерпаны.

Если акцентировать внимание на факторах оптимизации информационнокоммуникативных процессов, то с точки зрения реализации разделяемого соискателем модельного подхода к современной практике массмедиа, позволяющего прогнозировать результативность их деятельности, коммуникативные стратегии можно определить как одну из форм или моделей планирования работы массмедиа в условиях постоянно меняющегося информационного ландшафта. Ведь еще автор фундаментальной концепции моделирования американский философ Маркс Вартофский отмечал, что «создаваемые нами когнитивные артефакты - это модели, то есть репрезентации (выделено нами - Е. О.) для нас самих того, что мы делаем, чего хотим, на что надеемся. Поэтому модель - это не просто и не только отражение или копия некоего состояния дел, но и предполагаемая форма деятельности, репрезентация будущей практики и освоения форм деятельности»[255].

В связи с вышеизложенным, можно также согласиться с Е. В. Ахмадулиным, убежденным, что «исходя из модельного представления системы журналистики и постулата о том, что историческую типологию можно охарактеризовать как поиск устойчивых сочетаний социальных объектов, рассматриваемых в нескольких измерениях одновременно, мы приходим к выводу, что сущность типологии в системе журналистики составляют: системоформирующие факторы, типообразующие элементы и типологические черты самих каналов массовой информации»[256].

Но ведь в широком смысле ментальная репрезентация может пониматься как объект с определенными семантическими свойствами, определяющими смысловое содержание, в том числе и транслируемых массмедиа текстов[257]. Следовательно, коммуникативные стратегии в наиболее общем виде можно рассматривать и как планирование информационной деятельности, и как формирование контента, отбор способов, а также приемов его трансляции, которые обеспечат достижение успеха на информационном рынке. Хотя не только массмедиа в целом, но, как мы попытаемся доказать, и каждому конкретному субъекту информационной деятельности в условиях все возрастающей конкуренции важно в рамках той или иной стратегии определить различные варианты своего коммуникативного поведения, принципы коммуникативного взаимодействия, в рамках которых при посредстве вербальных и невербальных средств будут реализованы конкретные для того или иного периода коммуникативные цели. Проанализируем, какие факторы влияют на эффективность реализации коммуникативных стратегий, получивших развитие в контексте воплощения тех или иных моделей массмедиа.

Для исследователей конвергентной журналистики медиасфера в целом является специфическим объектом анализа, поскольку включает в себя множество потенциальных предметов отображения. Причем в современной коммуникативистике четко разделяют два стратегических направления систематизации артефактов, являющихся результатом воплощения тех или иных практик субъектами информационной деятельности: медиационное и медиатизационное. Термин медиация при этом обозначает «конкретные акты коммуникации, когда выбор средства общения и посредников влияет на содержание этих актов и отношения между их участниками. Однако процесс медиации не вызывает глубоких изменений в культуре общества»[258]. В отличие от него «.. .медиатизация относится к более продолжительным и социальным трансформациям, благодаря которым институты общества и способы взаимодействия меняются вследствие усиления влияния медиа. Короче, медиация - это коммуникация и взаимодействие с помощью медиума, а медиатизация предполагает роль медиа в культурных и социальных переменах»[259].

Профессор Копенгагенского университета Стиг Хьярвард утверждает, что в случае неразличения данных терминов и того, что за ними стоит, игнорируется новая медийная экология, благодаря которой новые медиа, развивающиеся в парадигме конвергенции технологий производства, передачи информации и онтогенеза конвергентных возможностей влияния на аудиторию, а зачастую и слияния с ней, «не только достигают значительных позиций, но и вся медийная система становится предметом для изменений»[260] [261] [262] [263]. Более того, на основании исследований он сделал вывод, что сила влияния новых медиа обусловлена «возможностями быть одновременно каналами, языками и средой» . А Маршалл Маклюэн, говоря о медиаэкологии как направлении исследования «разных личных и социальных окружающих сред», акцентировал внимание на том аспекте, что они сформированы «с использованием разных коммуникативных технологий» .

Примечательно, что некоторые исследователи, наблюдая за перманентным совершенствованием новых информационно-коммуникационных технологий, соглашаются с идеями перехода от использования привычного термина «массмедиа» - к «медиа масс» (from mass media to media of the mass)5. А владельцев многообразных технических средств, имеющих возможность выполнять функции создателя и потребителя информации, Элвин Тоффлер предложил именовать просьюмерами (prosumer, от англ. - professional либо producer + consumer)[264].

Разумеется, эти и другие изменения с неизбежностью привели к переосмыслению в теории журналистики роли технологий производства и передачи информации в реализации конечных целей акторов. Также они все чаще стали рассматриваться как синтезирующая основа реализации аксиологических аспектов медиапространства в условиях формирования и развития информационной культуры современного общества в целом и профессиональной культуры журналистов, в частности. Ведь медиапространство как актуальная площадка субъект-субъектных отношений коммуникаторов различного типа и коммуникантов выступает в том числе и сферой его

репрезентации в культуре.

- 1

исследованиях, «содержание дискурсивных медиапосланий, транслируемое лидерами , создает поле ценностей и смыслов, представляющих аудитории возможные перспективы социокультурных преобразований»2. Другое дело, что, как мы выяснили, несмотря на естественную в современных условиях тенденцию к конвергенции источников, для реализации коммуникативных стратегий акторов и удобства трансляции информации по различным каналам текстам необходима как специфическая «упаковка», так и определенное формообразование, зачастую «маскирующее» прямые интенции.

Причем в условиях активного совершенствования информационных технологий, а также благодаря повседневным практикам интерактивности происходят серьезные трансформации прежде всего в сфере популярной культуры. А она, как известно, обуславливает сферу индивидуальной активности потребителя и отлична от предельно коммерциализированной массовой культуры, выступая чаще всего особым ее измерением. «Популярная культура является коммерческой по своему содержанию (ее артефакты массово производятся, массово распределяются и потребляются на массовой основе), однако это содержание актуализируется в живом человеческом опыте, в культурных практиках рецепции, интерпретации, а в современной ситуации, обусловленной распространением новых информационно-коммуникативных технологий, - и в практиках апроприации (с франц. «усвоения» - Е. О.) и производства. Популярная культура является, таким образом, двойственным, противоречивым феноменом, поскольку в содержательном плане является коммерческой, но одновременно, выступает как сфера креативности и активности потребителя» . В этом смысле важно акцентировать внимание на факторе активности индивидуумов и подчеркнуть тот факт, что новые практики нередко вступают в противоречие с [265] [266] [267]

и              и              и              А

установившейся в тот или инои период иерархией в культуре в целом. А массмедиа при этом становятся полем борьбы за легитимное производство смыслов, установление норм и распространение аксиологических стандартов, диктуемых акторами.

Итак, мы подошли вплотную к необходимости рассмотреть внешние и внутренние характеристики, а также практики реализации основных коммуникативных стратегий в контексте формирования и развития тенденций, характеризующих современную конвергентную журналистику. И. М. Дзялошинский - авторитетный исследователь журналистики как социального института - в своей диссертационной работе принципы, правила и нормы коммуникации обозначил понятием «коммуникационные матрицы» и доказательно представил подход, согласно которому, при выделении для анализа коммуникативных стратегий речь должна идти о стратегическом комплексе, «включающем три обязательных элемента: основные цели, на достижение которых направлена деятельность субъекта, и эффективные - по какому- то критерию - средства и способы (технологии) достижения этих целей»[268]. Матрица при этом понимается ученым как «устойчивая модель действий». Такой подход, по его мнению, «позволяет предположить, что никакого жестко фиксированного перечня стратегий не существует. Есть некий континуум, позволяющий в каждом конкретном случае формировать специальный стратегический комплекс»[269] [270].

Согласно нашей исследовательской модели, важнейшим элементом менеджмента массмедиа должен, наряду с другими, являться идейно-смысловой концепт «эффективность реализации целей журналистов конвергентных редакций». Данный концепт (в значении инновационная идея, содержащая в себе прежде всего некий созидательный смысл), безусловно, должен определяться не только новейшими технологиями и способами трансляции контента, но и необходимостью организации истинно диалоговых отношений с аудиторией, что является сущностью одной из важнейших доминант формирования профессиональной культуры.

Концепт как «объективно существующее в сознании человека перцептивно- когнитивно-аффективное образование динамического характера» , безусловно,

включает как ключевые сущностные и содержательные характеристики, значимые для большинства профессиональной группы, так и те, которые зависят от особенностей индивидуального восприятия, обусловленных социальным и профессиональным опытом. В структуре данного концепта, на наш взгляд, при этом можно выделить три основных компонента:              сугубо информационный, когнитивно-образный и

интерпретационный. В ходе проведенного исследования мы, на основании мониторинга текстов массмедиа из эмпирической базы, выяснили, что информационный компонент концепта «эффективность» в данном контексте должен быть нацелен не просто на усвоение личностью субъективных представлений о том, какого рода продукты могут быть интересны аудитории или востребованы ей с прагматической точки зрения, но и обусловлен прогнозированием возможных «конечных эффектов», объединяемых в такие группы, как:              ценностно-ориентирующие, собственно коммуникативные,

организационно-поведенческие, эмоционально-психологические и ряд других. Когнитивно-образный компонент концепта выражается в персонифицированном репутационном образе (бренде, имидже) массмедиа, который не только аудитория, но и сам профессионал воспринимают на основании массово-коммуникационного опыта или с учетом прямых или опосредованных контактов с различными субъектами того или иного рода медийной или управленческой деятельности. Интерпретационный компонент концепта с непреложностью должен включать, на наш взгляд, такие элементы, как динамика и результативность влияния репутационных и иных составляющих на коррекцию менеджмента массмедиа; источники формирования и авторитетность субъектов или представителей конкретных социумов, дающих оценки репутации; взаимосвязь проблемного поля репутации с принятием экономических решений; репутационный потенциал массмедиа и перспективы его улучшения; и ряд других.

Вместе с тем, с точки зрения понимания истоков формирования коммуникативных тенденций, определяющих сегодня концепт «эффективность реализации целей журналистов конвергентных редакций», очень важным является историографическое описание стратегических подходов Новейшего времени к организации деятельности массмедиа, поскольку только в этом случае можно будет сформулировать и некие прогнозные ожидания их дальнейшего развития.

Стратегия «нового журнализма», долгое время, наряду с нормативными теориями прессы[271], определявшая исследовательские практики различных зарубежных, а с середины 80-х годов прошлого века и отечественных научных школ, как известно, была сформулирована в период индустриальной революции начала XX века. Г лавными критериями качества в так называемый «гутенберговский период» функционирования СМИ долгое время считались высокий тираж и рейтинги электронных массмедиа. В том числе они являлись и важнейшими компонентами и показателями системных взаимоотношений не только с массовой аудиторией, но и с властными структурами, представителями различных социальных институтов и структур, рекламодателями и т.д. Основное назначение данного рода текстов, представленных на разных носителях, состояло чаще всего, как доказывалось в трудах ученых, в распространении общественно значимой информации.

Для решения этих задач журналисты привлекались прежде всего как трансляторы и интерпретаторы актуальных событий. К таковым в первую очередь относились те из них, что характеризовали разнообразие человеческих повседневных практик и вариантов самоорганизации индивидов, а также различных социумов. Не случайно нередко термин «событие» трансформировался исследователями журналистики того периода как «со-бытие» с ударением на последний слог - то есть совместное бытие какой-то группы или общества в целом.

Подчеркнем, вместе с тем, что в современных научных исследованиях концепт «событие» определяют как «квант структурированного знания о динамическом фрагменте картины мира»[272]. Его репрезентацию, по мнению ученых, можно наблюдать «как в различных ситуациях и контекстах, так и в новостных сообщениях и аналитических статьях»[273]. Конкретно же медиасобытие при этом с точки зрения дискурсивного подхода в современной лингвистике описывается чаще всего как бы «сквозь призму» субъекта-журналиста. К примеру, «культурное медиасобытие представляет собой совокупность события-референта, событий-идей, возникающих при погружении референта в медиадействительность, и событий-текстов, ставших материальным результатом этого погружения»[274]. Принимая во внимание тот факт, что единое референтное событие может порождать различные события-идеи, которым нередко могут быть свойственны как наложение, так и полярное расхождение представлений, обусловленных картиной мира личности, то мы еще раз убеждаемся в значимости при этом форматов трансляции конкретных медиатекстов и в целом определяющих их формальных признаков.

В рамках же стратегии нового журнализма до появления новых информационных технологий, и прежде всего Интернета, схема акта коммуникации выглядела, как правило, традиционно - коммуникатор посылал месседж (от англ. message - сообщение, донесение) адресату и получал от него в той или иной форме обратную связь, опосредованно - те или иные поведенческие реакции индивида, конкретной аудиторной группы или даже всего социума, а в исключительных случаях общества в целом. Разумеется, в СМИ в те или иные периоды реализовывались и более сложные модели коммуникации и организация обратной связи, но исключения лишь подтверждали общую тенденцию достаточно четкого деления на тех, кто отправлял, и тех, кто получал информацию. Информативно-коммуникативная функция являлась основной для журналистики того периода, поскольку не только определяла ее специфику, но и обеспечивала возможность реализации других функций. Таких, например, функций- целей, как управленческая, отражения и формирования общественного мнения, воспитания и социализации, или таких функций-методов, как пропаганда и агитация, ряда других. Прагматически обусловленная деятельность коммуникаторов различного типа также осуществлялась чаще всего в ситуациях, которые можно обозначить как творчески стимулированные и утилитарно-практические. Эта деятельность, в свою очередь, могла быть ограничена или, напротив, динамизирована некоторыми обстоятельствами индивидуально-личного, социально-культурного, профессионального, собственно творческого и другого характера[275].

Причем в рамках традиционной парадигмы исследований журналистской практики 70-80-х годов прошлого столетия чаще всего выделялись лишь два основных уровня осуществления творческой деятельности субъектами информационной деятельности: исполнительский уровень и уровень планирования. На первом, по мнению авторов[276], происходит описание и копирование образцов ее выполнения, на втором делается попытка структурирования, выстраивания некоей иерархии. Можно привести немало по-настоящему публицистических текстов того времени. Например, которые были созданы в период перестройки[277] [278] [279]. Они вызвали в свое время широкий отклик у массовой аудитории, были отмечены в различной форме профессиональным сообществом. Однако, как мы через годы понимаем - журналистика в этом случае не сыграла той роли, которую можно было ей отвести не только как описателю, а во многом и катализатору актуальных социально-политических процессов в обществе, но и как действенному «агрегатору» идей, помогающему реализовать их в реальные дела и поступки. Причем не отдельных людей, а постоянно меняющегося и перманентно развивающегося социально ориентированного общества в целом.

Не будем говорить об ограничениях идеологического характера. Об этом написано достаточно много . Как отмечала М. М. Ковалева, журналистика того периода была не только средством информирования, но чаще всего полностью «находилась в руках власти, под диктатом партийной идеологии» . В качестве одного из примеров, демонстрирующих, насколько ограничены были творческие возможности журналистов (с точки зрения прежде всего формы представления текстов), можно привести так называемое сетевое планирование работы редакций печатных СМИ[280]. Объекты планирования в этом случае были заложены в каждой позиции плана. Имелись в виду тематика планируемых публикаций, жанры, авторы материалов (чтобы журналисты- профессионалы обязательно «разбавлялись» нештатниками), способы получения информации и т.д. Здесь же обязательно указывались точные - до дня, а иногда и часа - сроки сдачи текстов, пути и средства для выполнения плана, ответственные и исполнители. Контроль за выполнением данных планов/сетевых графиков осуществлялся «по вертикали»: над низовой структурой - заведующими отделами контроль осуществляли ответственный секретарь, заместитель или заместители главного редактора, главный редактор. С небольшими изменениями в силу специфики работы подобное сетевое планирование осуществлялось и на радио и телевидении. Причем здесь оно было отягощено еще и обязательной процедурой расшифровки аудиального и визуального материала перед выходом в эфир.

Лишь во второй половине 90-х годов в системе редакционного планирования, прежде всего региональных СМИ, как свидетельствовал С. М. Гуревич[281], произошли серьезные изменения. Повышение значимости для массовой аудитории оперативной информации и профессиональной авторской аналитики привело, по сути, к разрушению прежней системы редакционных планов. Ведь основой ее являлись сетевые графики и перспективные планы, разрабатывавшиеся на длительные периоды (квартал, полугодие, год). Отказ от перспективного планирования аргументировался руководством СМИ в первую очередь невозможностью противостоять в условиях рыночной экономики конкурентам из независимых и новых по типологии и форматам массмедиа, а также неспособностью отражать в своих сообщениях при старом подходе непрерывные изменения той или иной конкретной экономической или социально-политической ситуации.

На самом же деле, на наш взгляд, причины были не только в этом. Стратегия нового журнализма все чаще вступала в противоречие с так называемой PR-налистикой, некоей гибридизацией журналистики и связей с общественностью[282], которая на волне развития новых информационных технологий получала все большее развитие. Как показал наш анализ, формирование с начала 1990-х годов коммуникативной стратегии пиарналистики было обусловлено, с одной стороны, возросшей в разы гражданской и политической активностью широких масс, ищущих в массмедиа ответы на волнующие вопросы бытия в период кардинальной реструктуризации власти, а с другой - возникновением на постсоветских территориях в тот период структур, осуществляющих активнейший политический и коммерческий пиар при посредстве традиционных СМИ. Тут и там возникающие как грибы отделы по связям с общественностью, пресс-центры, протокольные и иные службы, в идеале призванные гармонизировать отношения государства, корпораций, различных социальных организаций и граждан, стали широко использоваться для манипулирования общественностью с привлечением медийных средств. Именно тогда, по мнению исследователей, «повсеместным явлением стала пиарналистика - анормальная подмена журналистики пиаром, подрывающая способность прессы к созданию адекватной медийной картины событий, существенно сужающая возможности реализации печатными и электронными СМК их критической функции и подрывающая общественное доверие к ним»[283].

Примечательный факт: в феврале 2004 года на конференции Фонда защиты гласности, посвященной вопросам независимости региональной прессы рубежа веков и журналистской этике, отмечалось, что «до 80 процентов журналистских публикаций имеют своим источником официальные и коммерческие пиар-службы или инспирированы ими»[284]. Нет необходимости доказывать лишний раз, что журналистика и PR как виды информационной деятельности имеют немало типологических черт сходства, но, отнюдь, не родства и тождественности. И главное их отличие заключается в интенциях субъектов информационной деятельности. Петербургский исследователь А. Д. Кривоносов, проанализировав большой объем данного рода произведений, зачастую никак специально не маркируемых в СМИ, пришел к выводу, что следует иметь в виду следующие основные дифференцированные признаки пиар-текстов, отличающие их от сугубо журналистских/публицистических:              инициированность

базисным субъектом PR; способность формировать паблицитный капитал базисного субъекта; как правило, адресованность четко избранной группе потебителей; скрытое авторство; «изощренный» способ доставки информации целевой аудитории[285].

При этом нужно учитывать, что в современной теории журналистики по поводу взаимовлияния журналистики/публицистики и паблик рилейшнз существуют достаточно противоречивые точки зрения. В частности, Н. Ф. Пономарев, как и некоторые другие авторы, относит всю журналистику как социальный институт к отдельному виду массовой коммуникации[286] [287]. В. Ф. Олешко предлагает выделять в массово-коммуникационных отношениях публицистику, пропаганду, пиар, лоббистскую деятельность СМИ и рекламу . И. Д. Фомичева убеждена, что «массовые коммуникации - один из типов социальной коммуникации. СМИ - один из видов массовой коммуникации».[288] Но все они сходятся в том, что любые тексты, имплицированные интенциями коммуникаторов, по той или иной причине скрытыми от коммуникантов, не могут быть отнесены к сугубо публицистическим. Достаточно вспомнить, что термин «публицистика» изначально происходит от латинского ad publicum, риторического приема обращения к публике - активной части аудитории.

Общественная значимость и прагматически обусловленная полезность тех или иных PR-текстов, как, впрочем, и их жанрово-тематическое разнообразие, в период разнопланового развития пиарналистики нередко отходили на второй план, что рано или поздно осознавалось потребителями - массовой аудиторией. Манипулятивное имиджетворчество СМИ, как правило, лишенное критического подхода к объективной реальности и активизирующееся в период предвыборных политических кампаний различного уровня, также не способствовало в данном случае повышению их авторитета. Обусловлено это было в первую очередь тем, что перманентно возникающие кризисные явления в экономике в целом или в отдельных ее отраслях, отражавшиеся, к примеру, на реальной покупательной способности людей, а также фактор нереализованности большинства обещаний кандидатов приводили к снижению влияния традиционных источников массовой информации.

Более того, в первом десятилетии XXI века, как свидетельствуют, в частности, исследования ВЦИОМ, стал значительно возрастать индекс доверия к Интернету как каналу коммуникации: так, в 2008 году информации, получаемой в глобальной Сети, доверяли 49% опрошенных респондентов, в 2012 году - уже 64% [289]. Именно в эти годы происходит не только активная технологическая перестройка практически всех без исключения традиционных СМИ, а также обновление приемов и способов работы с перманентно возрастающими потоками информации, но и понимание их владельцами и руководителями простой истины, что только многоканальность или многоплатформенность позволяют соперничать массмедиа с гражданскими журналистами и иными непрофессиональными создателями или трансляторами при посредстве глобальной Сети разнообразного контента.

В этом смысле показательна характерная тенденция, обусловленная тем фактом, что несколько интернет-проектов рунета в 2016 году обошли крупнейшие российские телеканалы по охвату аудитории 12-44 лет в крупных городах России (с населением более 700 000 человек; 700+). «Это данные TNS за июнь 2016 г., в которых учтена как мобильная аудитория рунета (те, кто заходит на сайты с мобильных устройств), так и традиционная (с ПК и ноутбуков). Самый большой охват месячной аудитории (те, кто заходит на сайт или включает телеканал не реже раза в месяц) у Google - 88%. На втором месте "Яндекс" - у него 87,2%; на третьем - "В контакте" с 86%, на четвертом - YouTube c 82,7%, на пятом - Mail.ru с 81,8%. "Первый канал" - лидер по популярности среди телезрителей - занимает только шестое место с 81,5%. Еще меньше у "России 1", СТС и ТНТ»[290].

В декабре того же 2016 года Ericsson ConsumerLab представила результаты глобального исследования, в котором сотрудники попытались с помощью активных пользователей спрогнозировать развитие главных потребительских IT-трендов. И как выяснилось, аудиторию сегодня больше всего интересует все, что касается разработок в области искусственного интеллекта и виртуальной реальности. В частности, 40% активных пользователей хотели бы заменить традиционные дисплеи своих компьютеров на VR/AR-устройства. Но примечательно было и другое: большинство респондентов при этом отмечали, что «социальные сети скорее не объединяют людей со всего мира, а разделяют их по группам в закрытых сообществах социальных сетей. Каждый третий опрошенный сообщил, что социальные медиа стали для него главным источником новостей, и только 25% полагаются на телевизионные новостные передачи и газеты. При этом 28% сказали, что их друзья - более надежный источник информации, чем СМИ»[291].

А то, что нерегулируемые информационные потоки могут не только влиять на массовое поведение людей, но также способствовать совершению асоциальных поступков, было осознано всеми, включая властные структуры, на многих примерах из новейшей истории России. Достаточно вспомнить массовые беспорядки футбольных фанатов на Манежной площади в Москве в 2002 и 2010 гг., события в карельской Кондопоге в 2006 г., противостояние водителей-дальнобойщиков принятию решений о введении платы за проезд по ряду трасс, едва не приведшее к транспортному коллапсу в 2015 г., и ряд других. К тому же социальные сети, как было показано в первой главе данной диссертационной работы, а также как свидетельствуют новейшие исследования социологов, именно с начала XXI века нередко использовались как организующая структура представителей различных оппозиционных групп, агитирующих людей за те или иные формы открытого протестного поведения. Ведь деятельность как их лидеров, так и рядовых участников в значительной степени теперь зависит от тех из информационных источников, что предоставляют возможность очень быстро мобилизовать население[292].

Учитывая все вышеизложенное, совокупность различных факторов, способствующих реализации концепта «эффективность» в современном медиадискурсе, мы обозначаем как стратегию конвергентной журналистики, сущностные характеристики которой определяются как интеграцией информационных и коммуникативных технологий в единый ресурс, так и диалоговыми отношениями с аудиторией, обусловливающими прагматическую востребованность текстов массмедиа, то есть различные аспекты ее информационных и иных интересов. На наш взгляд, именно такой подход дает в полной мере не просто зафиксировать, но и системно описать процесс формирования профессиональной идентичности журналистов, определить условия его развития. Вместе с тем, наряду с акцентированием внимания собственно на описании эффективных технологий работы с информацией как одной из важнейших составляющих коммуникационной матрицы, мы также должны постоянно учитывать то, что в науке определяется как целеполагание деятельности. А как было ранее отмечено, именно цели, средства и технологии составляют триаду коммуникативной стратегии в целом.

При этом отметим, что основные цели коммуникации с учетом современных реалий, описанных в науке, можно систематизировать как: конвенциональные (согласие, заключение договора в ситуации конфликта или поддержание договора - конвенции); конфликтные (обнаружение разногласий и акцентуация на разногласиях участников коммуникации с тем, чтобы создать конфликт или поддержание, разжигание существующего конфликта); манипуляционные (захват смыслового пространства, то есть коммуникации с тем, чтобы навязать участнику коммуникации свою коммуникативную стратегию и соответственно свое видение реальности)[293].

В. В. Тулупов эту типологию экстраполирует на деятельность СМИ следующим образом: «среди различных целей коммуникации (конвенциональная, конфликтная, манипуляционная) "качественная" пресса выбирает первую, "бульварная" ориентируется на вторую, "пропагандистская" - на третью»[294]. Соглашаясь с данной точкой зрения, вместе с тем, отметим, что ко всем без исключения группам массмедиа в настоящее время подобный подход вряд ли можно отнести. Аргументируем этот вывод хотя бы тем, что современная мультизадачная аудитория меньше всего ориентируется на конкретный тип массмедиа, поскольку пользователи в силу объективных и субъективных причин, о которых пойдет речь в дальнейшем, не могут долгое время фокусироваться на каком-то одном источнике информации. А доминантными при этом являются такие факторы, как новизна сообщения или, напротив, всеобщая обсуждаемость тех или иных фактов или явлений, аналитическая или иллюстративная составляющая текстов, их представленность авторитетными/известными лицами, тиражирование многофункциональных информационных потоков с помощью различных медийных платформ, удобных для восприятия человеком в различных условиях, и т.д., и т.п.

Если вернуться к одному из начальных методологических тезисов данного параграфа, в котором мы сформулировали предположение о том, что стратегические цели массмедиа можно разделить как интенциональные - на достижение которых направлена деятельность субъекта, и технологичные - по критерию описания способов достижения этих целей, то проведенный анализ новейшей практики позволяет сделать два вывода: Степень успешности реализации стратегии конвергентной журналистики зависит прежде всего от того, насколько быстро субъекты информационной деятельности могут реагировать на изменения в поведении массовой аудитории. Если ранее представители СМИ в рамках реализации стратегий нового журнализма и пиарналистики как процесса гибридизации журналистики и PR (связей с общественностью) чаще всего ставили своей задачей с помощью тех или иных способов и приемов сформировать более-менее постоянные аудиторные группы, то сейчас новые технологии, с помощью которых пакетируется или транслируется контент, не только определяют тренды развития массмедиа, но и являются ключевым фактором влияния конкретных субъектов информационной деятельности на общественное мнение или даже в целом на общественную жизнь регионов.

Вместе с тем, с неизбежностью требуется учитывать и тот факт, что следствиями технологического и коммуникативного совершенствования каналов информации, практически безграничного увеличения их пропускной и репрезентативной способности являются не только ускорение процесса генерации и дальнейшей трансляции значимых по той или иной причине новостей, но и размывание критериев профессионализма коммуникаторов. Оно выражается как в снижении уровня достоверности транслируемого ими контента, так и в формировании того, что уже получило в теории наименование копипаст или чурналистика (от англ. глагола to churn out - штамповать). Причем, если еще несколько лет назад, как мы показали, речь чаще всего шла об усилиях по тиражированию информации, подготовленной PR-отделами пресс-служб, то в настоящее время копипастом не чураются заниматься даже солидные традиционные издания. Причем эта практика характерна не только для отечественных СМИ[295], но и для ведущих зарубежных. Сошлемся на мнение авторитетного британского репортера Ника Дэвиса, более тридцати лет проработавшего в ведущих британских газетах - «Г ардиан», «Санди таймс», «Обсервер». В своей книге «Flat Earth News» («Новости с плоской Земли»), разоблачающей манипулятивные приемы и технологии, используемые в современной журналистике, он свидетельствует, что, «согласно исследованиям, проведенным в Кардиффском университете, 60% публикаций в английской прессе состоят из перепечаток или материалов, предоставленных пиар-агентствами. Еще 20% содержат очевидные элементы пиара. 8% основаны на сомнительных источниках, которые невозможно проверить. Только 12% материалов прессы созданы самими журналистами»[296].

На сайте кросс-платформенного приложения Spark, позволяющего обмениваться мгновенными сообщениями в сети Интернет по протоколу Jabber и работающего под управлением Microsoft Windows, Mac OS X, Linux и Unix, в августе 2014 года был представлен материал по анализу новостного контента российских федеральных СМИ. Результаты были следующие: «У нас в базе за две недели было загружено 23 294 новостных сообщения (общее количество 10-12 агентств). Так вот, робот, который следит за релевантностью, свидетельствовал, что из этого общего числа, 19 361 новость была помечена как копипаст»[297]. Нельзя не принимать во внимание и достаточно распространенную сегодня, особенно в местных СМИ, практику репостинга - представления (нередко даже без указания источника) абсолютной копии отдельно взятого сообщения, уже существующего, к примеру, в социальных сетях, «живом журнале» или даже на каком либо форуме. И подобного рода вопросов этического характера, прежде всего к журналистам, может возникнуть немало.

По мнению О. Р. Самарцева, системно анализировавшего данную проблематику, все это является «следствием "пошатнувшихся устоев", то есть размывания границ профессиональных правил и норм. Если принять в качестве доминирующей мотивации общества потребность в факте, диалоге и анализе, то, исходя из функциональной теории систем, систематизирующим фактором, способным журналистику сохранить в новых

условиях, должно стать именно это»[298].              Если конкретизировать понятие

«коммуникативная стратегия конвергентной журналистики», продолжая сопоставлять его с реалиями текущего периода, мы неизбежно обратимся также к тому, что получило в современной филологической науке именование «медиатренды»[299]. Понимая под данным термином не просто определенные тенденции изменения современных массмедиа, а прежде всего их конкретные функциональные модели, можно, на наш взгляд, с достаточно высокой степенью достоверности прогнозировать развитие коммуникативных процессов в обществе в целом. В частности, об этом говорит Мануэль Кастельс, отмечая, что «независимость, как бы сильно она не ставилась сегодня под сомнение ежедневным давлением негативных обстоятельств на журналистов и на журналистику, может укрепиться в обстоятельствах цифровой эпохи»[300].

К числу основных медиатрендов как одного из средств реализации коммуникативной стратегии конвергентной журналистики исследователи сегодня, в частности, относят те из них, которые определяют тенденцию превращения СМИ в узкоспециализированные. Так, главный редактор Russia Beyond The Headlines Всеволод Пуля пишет по этому поводу, что «привычки аудитории начинают меняться от постоянного чтения одного-двух массовых СМИ к исследованию большого количества узкоспециализированных. Это вызывает дробление крупных издательских брендов на "зонтики" нишевых СМИ или подборки тематических рубрик в рамках одного сайта или газеты»[301]. По его мнению, это взаимосвязано как с тем, что мы ранее обозначили в диссертации как изменения в поведении массовой аудитории, так и с требованиями релевантных рекламодателей - контекст той или иной публикации для них сегодня зачастую важнее большого тиража или сроков трансляции их рекламного сообщения.

Подтверждает развитие данной тенденции и проведенный нами анализ региональных медиапространств макрорегиона Большой Урал. Выяснилось, что корпоративные медиа составляют сегодня все большую конкуренцию традиционным СМИ. Используя возможности новых информационных технологий практически каждое крупное предприятие региона, в особенности в моногородах, даже не имея печатных изданий или выпуская их как внутрикорпоративные, в обязательном порядке организовывает либо функционирование сайта как многопрофильного информационного источника для массовой аудитории, либо системно транслирует программы кабельного телевидения.

Руководитель одного из крупнейших в России агентств по выпуску корпоративных СМИ «ЛюдиPeople» Владимир Змеющенко отметил также, что, «несмотря на бурное развитие электронных корпоративных СМИ, ни одна из их крупных компаний-заказчиков не собирается в обозримом будущем отказываться от печатных изданий, и ни одна большая компания не думает о том, чтобы оставлять какой-то один источник информации; наоборот, думают о том, как правильно разделить аудитории, чтобы каждой из них дать тот источник, который для нее наиболее комфортен. Таким образом, есть все основания полагать, что в обозримом будущем наряду с бурным ростом самых разных электронных (прежде всего, мобильных) корпоративных информационных ресурсов, продолжится и развитие печатной прессы корпораций, предназначенной как для сотрудников, так и для внешней общественности»[302].

Причем активное развитие интернет-ресурсов не только массмедиа, но и непрофессионалами, по сути, лишило первых возможности покрывать большую часть своих расходов за счет рекламы. Ведь традиционные СМИ, в том числе и корпоративные, еще недавно были необходимой «информационной прослойкой» между крупными товаропроизводителями и массовой аудиторией. А современные бренды нередко обращаются напрямую к потребителям со своих медийных площадок либо используют для продвижения своих информационных продуктов активных пользователей соцсетей. Хотя тот же Мануэль Кастельс в процитированной выше статье и многие другие исследователи[303] отмечают, что креативность профессионалов, системная реализация традиционными СМИ программ лояльности, развитие новых форм трансляции рекламы, прежде всего нативной (созданной на деньги рекламодателей) и интерактивной, позволяют преодолевать эти трудности.

Вместе с тем, как свидетельствуют результаты нашего исследования, более 80% респондентов убеждены, что «чистая технология», в частности, скорость передачи информации для массовой аудитории, все чаще перестает быть главным аргументом для выбора потребителями медиаисточников. С одной стороны, это, по их мнению, «обусловлено многообразием форм и способов ее трансляции, а следовательно, - переизбытком контента», а с другой - «естественным желанием людей получить информацию не только в наглядной форме, но и комментированную без назидательности, политических и иных интенций». И в качестве примеров эффективной «упаковки» и форм подачи такого контента можно привести не только качественные мультимедийные лонгриды, которые в силу сложности и затратности их создания остаются все же, как правило, несистемными публикациями. Для сравнения: достаточно примитивные форматы разнообразных тематических тестов, представленные в российском сегменте Facebook или на очень популярном за рубежом интернет-портале BuzzFeed (сегодня имеющем, кстати, свой аккаунт в Twitter и на русском языке), позволяют создавать новые потенциально вирусные сообщения по нескольку в день. Инфографика и тексты data-журналистики, о которых мы говорили в предыдущих параграфах, призваны в большей степени все же выполнять функции иллюстрирования. А вот активное развитие жанровой спецификации так называемой «журналистики объяснений» становится сегодня достаточно заметным явлением не только в зарубежной, но и отечественной журналистике. Остановимся на них поподробнее.

Джефф Джарвис - директор программы интерактивной журналистики в Университете Нью-Йорка в интервью на тему ближайшего будущего массмедиа недавно заметил: «Своим студентам с факультета журналистики я даю самое широкое определение [журналистики]: журналистика помогает обществу организовывать свои знания, чтобы общество могло лучше организовать себя. Таким образом, все, что надежно служит информированию общества, является журналистикой»[304] [305]. Ключевым, на наш взгляд, в этом определении является слово «надежно». Журналистика становится по-настоящему объясняющей лишь при соблюдении субъектами информационной деятельности четырех условий трансляции текстов: они должны быть достоверными, отдельные факты при этом, как правило, должны быть взаимосвязаны с контекстом того или иного явления в целом, а также данный жанр предполагает доступность изложения и удобство восприятия. Так, к примеру, многие массмедиа, наряду с привычным форматом ленты новостей, стали активно развивать такой инновационный подход, как «информационные карточки», на которых в форме вопросов и ответов по различной тематике очень быстро вводят в курс дела даже неподготовленных представителей аудитории. В России этот формат, быстро завоевавший признание, активно использует сетевое издание «Медуза».

Во внутреннем 96-страничном отчете (Innovation Report) для топ-менеджмента одного из ведущих мировых изданий - газеты The New York Times, ставшего достоянием гласности благодаря публикации Nieman Journalism Lab. Кембриджского университета , анализировалась проблематика отставания NYT от современных цифровых СМИ- лидеров. Причем отставания не технологического, а прежде всего творческого. Приведем несколько фрагментов данного отчета, касающихся развития тенденции, в том числе и объясняющей журналистики. «Редакция увлечена тем, чтобы продолжать делать лучшие новости в мире так же, как раньше. У других отделов, например, долго не находилось времени на осознание новых мобильных возможностей и создание мобильной стратегии. В результате никто не думал о том, удобно ли читать материалы с мобильной версии и действительно ли ее наполнение отвечает интересам пользователей». lt;...gt; «Нужно правильно использовать ценный ресурс:              свою

образованную, вдумчивую аудиторию. Лишь 1% читателей пишет комментарии. Ко многим материалам NYT в принципе нельзя оставлять комментарии. Каких-то более сложных форм вовлечения аудитории на сайте не предусмотрено вовсе - а значит, мнения и таланты читателей достаются другим, социальным медиа». lt;...gt; «Крайне важно правильно тегировать и структурировать весь контент. Отсутствие тегов не позволяет читателям глубже погружаться в тему и обозначать свои интересы, а также плохо влияет на упоминаемость в поиске. Интересно, если среди предложенных типов тегирования будут не только темы и места, но и, например, время жизни контента и его тон (серьезный/развлекательный)».

Год спустя после представления топ-менеджменту издания данного Innovation Report, в октябре 2015 года, был опубликован новый документ, в котором прежде всего отмечалось, что «New York Times верна идее того, что вложения в лучшую журналистику обеспечат лояльность большой и разборчивой аудитории, что, в свою очередь, будет приносить доход, необходимый для реализации наших планов. Эта положительная обратная связь работает уже более 150 лет. И во времена беспрецедентных подрывных изменений в нашей отрасли (выделено нами - Е. О.) эта стратегия показала себя как одна из немногих успешных моделей для качественной журналистики в эпоху смартфона»[306].

В результате проведенного системного анализа, а также с учетом мнений опрошенных нами респондентов, представленных в Приложении к диссертации, мы сделали вывод, что коммуникативная стратегия конвергентной журналистики предполагает также реализацию и ряда других основополагающих принципов. Выделим три из них, имеющих, на наш взгляд, сущностное значение для развития современных массмедиа.

Во-первых, актуальной остается реализация именно той модели, сущность которой - «предлагать контент и продукты, стоящие того, чтобы за них платить,

несмотря на все бесплатные альтернативы»[307]. В данном случае только такой подход, убеждены опрошенные нами респонденты, дает возможность реализовать не только бизнес-цели массмедиа, но и поддерживает нашу журналистскую миссию. Качественный контент, отвечающий критериям, характеризующим журналистику как социальный институт с соответствующими функциями и ответственностью перед аудиторией, должен быть тому свидетельством. К тому же, если СМИ не будут переполнены рекламными сообщениями и PR-статьями, которые нередко не только раздражают потребителей, но и служат причиной ухода в Интернет, то и в разы вырастет, по мнению опрошенных, число регулярных потребителей данного рода информации. И именно с помощью глобальной Сети сегодня у массмедиа появляется возможность преодолеть проблему обработки, хранения и не «валовой», а «точечной» трансляции объемных массивов данных. Это позволяет сделать так называемая «облачная стратегия» (cloud strategy), оптимизирующая доступ к мультимедийным продуктам и унифицирующая большинство инструментов редакционной деятельности[308] [309] [310].

Впрочем, суждения о том, что российская массовая аудитория не готова платить за качественный контент, не всегда имеют под собой основание. Так, к примеру, заместитель министра связи и массовых коммуникаций Российской Федерации Алексей Волин, выступая на VI Международной конференции «Digitalamp;Connected TV Russia 2015 - Цифровое вещание и новые способы доставки видеоконтента. Интерактивные услуги в современных сетях», отметил: «Платное телевидение уже смотрит более

половины зрителей. Доля платных услуг будет увеличиваться - потребители готовы

- 2 платить за качественный контент и дополнительные услуги» .

Во-вторых, в связи с вышеизложенным как никогда остро встает проблема подготовки и переподготовки журналистских кадров. Простой пример. Рост популярности подкастов, развитие технологий компоновки информации, по мнению Карла Занони, редактора отдела новых медиа The Wall Street Journal, вместе с тем, дает новую жизнь и старым привычкам специалистов из печатных СМИ: «Эра Интернета дала редакторам онлайн-СМИ бесконечное пространство круглосуточно существующей Всемирной Сети. Однако, что делать в эпоху пост-Интернета, когда редакторы и издатели зачастую должны доставлять контент на мобильные устройства, часто ограниченные текстом и дизайном? Именно тогда пригодится умение сокращать текст, уменьшать изображения, отбирать лучшие статьи дня и подбирать шрифты» . Но сформированы ли эти навыки у журналистов нового поколения? Вопрос риторический.

Вновь обратимся к точке зрения топ-менеджмента одного из ведущих мировых

СМИ. «Наша команда журналистов с глубокими техническими и дизайнерскими навыками, которой нет равных ни по размеру, ни по достижениям, постоянно переосмысливает то, как мы рассказываем истории, и лидирует в инновациях во всей медиаиндустрии, - отмечается в Innovation Report NYT 2015 г. - Результат виден не только в еженедельном параде больших мультимедийных проектов, но в повседневном великолепии визуального и цифрового сторителлинга, возможных благодаря командам графики, интерактивных новостей, цифрового дизайна, CMS и технологий - от ежедневных брифингов до платформы для прямых трансляций и аналитической сложности раздела The Upshot»[311].

Этот пример и примеры эффективной деятельности журналистов ведущих российских массмедиа, использующих мультимедийные технологии - прежде всего сетевых изданий Rbc.ru, Lenta.ru, Gazeta.ru, Lifenews.ru, Fontanka.ru и ряда других, свидетельствуют, что без соответствующих усилий и вложения средств, а также кардинальных преобразований в образовательной сфере проблему реализации журналистами в своей повседневной работе инновационных технологий и наработок не решить. Впрочем, об этом мы будем подробно говорить в одной из следующих глав диссертации.

В-третьих, авторитетные брендовые массмедиа всегда играли и продолжают играть определенные сервисные роли, давая аудитории возможность ориентироваться в актуальных культурных событиях, помогая в решении задач прагматического характера или выступая советчиком в быту. Безусловно, включая в число каналов передачи своей информации мобильные устройства, они значительно расширяют возможности взаимовлияния с аудиторией.

Но, по мнению Льва Мановича, - специалиста по новым медиа и Big Data (к слову, внесенного The Verge в список людей, которые определяют будущее), в интернет-медиа в этом и во всех других случаях сообщением становится используемая массмедиа программа. Следовательно, и это может быть также одним из главных выводов данного параграфа, ключевым фактором развития конвергентных возможностей журналистики является также то, что все медиа в Интернете должны управляться постоянно обновляющимися компьютерными программами.

«Software is the message» - название одной из статей Л. Мановича. Нетрудно увидеть, что это явная полемика с «Media is the message» Маршалла Маклюэна. «От того, какими программами мы пользуемся, - резюмирует исследователь, - зависит то, какой контент мы будем производить хорошо, а какой плохо. От верного выбора софта зависит, достигнем мы в итоге того эффекта от материала, которого хотели, или нет»[312].

Таким образом, на основании всего вышеизложенного можно сделать вывод, что реализация коммуникативной стратегии конвергентной журналистики в современных условиях характеризуется предельной субъективизацией отношений отправителей и получателей информации. Не стоит лишний раз говорить о том, что глобальная Сеть, новые информационные технологии обусловили нахождение практически любого человека в непрерывном прямом или опосредованном социальном или массовокоммуникационном взаимодействии.

Поэтому, согласно логике исследования, далее мы рассмотрим актуальную проблематику, влияющую на формирование профессиональной идентичности журналиста конвергентной редакции. Сразу акцентируем внимание на том, что диссертант данное понятие и его составляющие определяет как процесс и результат оптималъного/адекватного согласования «внутренних» и «внешних» условий творческой самореализации личности. И если процесс преломления «внешних» условий через «внутренние», чаще всего анализируемые по результатам коллективного редакционного труда, мы описали при посредстве понятия «коммуникативные стратегии массмедиа», то практические индивидуальные действия и творческое поведение человека, связанные с его профессиональным и личностным самоопределением как субъекта труда, в целом с процессами социализации - безусловно, невозможно отделить от правовой культуры, в рамках которой осуществляется медийная деятельность в тот или иной конкретный период, и этических императивов. Данная проблематика будет выделена для анализа в следующих параграфах второй главы диссертации и в следующих главах.