Социокультурные аспекты освоения журналистами принципов профессиональной культуры

Вопросы изучения процессов преобразования медиасферы, конкретных медиапространств в условиях перманентного развития каналов и технологий трансляции информации в Новейшем времени являются, как было доказано нами, одними из наиболее актуальных и приоритетных для исследователей.

В.              В. Тулупов, зарубежные - Ж. Бодрийяр, Ж. Деррида, С. Жижек и многие другие при этом убедительно доказывают, что «человек, захваченный и погруженный в медиакультуру, сам становится продуктом медиа»[608].

Причем на основании современных философских концептуальных исследований даже конституируется тот факт, что «превращение зрителя, читателя из наблюдателя в сотворца, влияющего на становление произведения и испытывающего при этом эффект обратной связи, формирует новый тип эстетического сознания»[609] [610]. А отдельным направлением мировых исследовательских трендов при этом является в том числе и анализ технологий, способов, приемов, способствующих творческой самореализации

4

личности .

Изучение деятельности массмедиа как носителей одной из культурных традиций, воспроизводившейся в течение длительного времени в различных социальных группах в формах «построения реальности», а также того или иного культурного опыта, по мнению ведущих политологов, должно осуществляться в том числе и методом расчета вероятности изменения направлений трансформации медиасреды, в новых условиях являющейся одним из доминантных факторов развития любого социума.

Надо признать, что прогнозы относительно исчезновения некоторых типологических групп традиционных СМИ и развития в новых условиях массмедиа в целом зачастую строятся на «линейных», а не «многомерных» принципах анализа, то есть без учета параметров, определенных как модельным подходом (то есть прогнозированием возможных результатов), так и устранением ошибок, совершенных другими участниками аналогичных процессов. Аналитик с мировым именем Нейт Сильвер так отразил эту тенденцию: «Современные технологии позволяют гораздо лучше анализировать данные, но, как правило, приводят к плохим прогнозам, потому что уделяют много внимания случайным колебаниям. Чем скромнее мы оцениваем свои способности прогнозировать и чем прилежнее учимся на собственных ошибках, тем лучше превращаем информацию в знания, а данные - в точные прогнозы»[612]. И прогнозирование развития информационно-коммуникативных процессов, как свидетельствует зарубежный опыт, гораздо эффективнее проводить не только на основе анализа практики каких-то конкретных, даже самых влиятельных, массмедиа, но прежде всего во взаимосвязи с изменениями в деятельности базовых управленческих структур.

2016 год в этом смысле стал во многом знаковым для медийной отрасли, в первую очередь, по той причине, что с 7 сентября Американская Газетная Ассоциация (Newspaper Association of America), объединяющая ведущих практически по всем показателям деятельности - количеству сотрудников, тиражам, финансам и т.д.

Более того, эксперт убежден, что данный факт свидетельствует и об изменении принципов и подходов работы с новостями в цифровой среде и в целом в журналистике. Изменения в формировании контента, по его мнению, заключаются в том, что «основой обратной связи для медиаиндустрии становится не лояльность аудитории бренду, а текучие мгновенные флуктуации трафика. Отсюда погоня за импульсивным кликом, ускорение и обессмысливание журналистской процедуры (hamster wheel; hamsterization of journalism, как называет это Дин Старкман из Columbia Journalism Review). Такой новостной процесс порождает совершенно иные стандарты, после чего он перестает быть новостным» . Хотя он тут же признает, что в бизнес-процессах печатные издания «генерируют для редакций выручку лучше, чем цифра». Но только ли, исходя из финансовых показателей, можно было сделать такое заключение? Ведь тот же Джим Рутенберг в упомянутой выше публикации делает прогноз, согласно которому «воскресные бумажные приложения проживут еще лет 20», а «новости, душа газет, переживут печать».

Мы не стали бы так подробно останавливаться на проблеме переименования и связанных с этим фактом прогнозных заявлений, если бы эти и подобные утверждения не оказывались нередко аргументами и в научных дискуссиях. Тем более, отражающих проблематику профессиональной культуры журналистов. Так, на наш взгляд, совершенно неправомерно сегодня профессионально-этические, креативно-творческие, экономические и другие подходы и основания к анализу современной медийной практики относить к периферийным по той причине, что в ближайшем будущем изменятся технологии создания и трансляции контента. Г. В. Лазутина в этой связи прямо говорит о том, что результативность ценностного ориентирования посредством массмедиа обусловлена не только технологическими изменениями информационной среды, но и рядом внутренних условий, в частности, аксиологической культурой субъектов информационной деятельности и расширением «представлений о профессиональной культуре работников СМИ за счет результатов современных теоретических исследований в области аксиологии журналистики»[617].

Нужно учитывать и тот факт, что в российских условиях бренд СМИ играет едва ли не решающую роль в сохранении аудитории - достаточно вспомнить «Комсомольскую правду» или «Московский комсомолец», стыдливо прячущийся под аббревиатурой МК, но верный именованию даже спустя несколько десятилетий после смерти молодежной организации. Да и полный переход региональных печатных изданий «на цифру» зачастую происходит совсем по другим причинам, нежели у ведущих массмедиа. 1 июля 2016 года прекратила выход общественно-политическая газета с более чем столетней историей - «Челябинский рабочий». Главный редактор, с болью говоря в последнем номере об утрате областью такого бренда, писал: «Не так много у нас исторических ценностей, на которые мы могли бы опереться.

Прогнозы относительно телевидения тесно взаимосвязаны с тенденцией ближайшей переориентации практически всех региональных каналов на трансляции при посредстве глобальной Сети. Во многом это будет предопределено прекращением аналогового вещания. Глава Минкомсвязи Николай Никифоров заявляет по этому поводу следующее: «Как только прекратится субсидирование из федерального бюджета аналогового вещания в 2018 году, оно моментально будет отключено. Никто не будет его поддерживать, ну, возможно, один-два субъекта, исходя из своих региональных интересов, - отметил министр. - Фактически был перенос прекращения финансирования с 2015 года на 2018 год, так как сдвигались сроки ввода цифровой сети телевещания. Сейчас большая часть граждан уже смотрят десять каналов первого мультиплекса в цифровом качестве. Их вещание субсидируется из федеральной казны. Все, что касается развития второго и третьего мультиплекса (как и спутника, кабеля и всех других способов и сред распространения телесигнала), это уже вопросы по сути бизнеса»[619].

Но проблема в том, что процесс «телевизионного бизнес-строительства» требует крупного инвестирования и времени, так что, кроме безусловной потери большей части аудитории, региональные телевизионщики автоматически перестанут быть в этом случае активными игроками рекламного рынка. В Интернете - твой канал один из нескольких сотен, а «точечное» кабельное вещание не выгодно экономически, поскольку кабельным каналам по законодательству запрещена рекламная деятельность. «Логика разработчика законопроекта, налагающего табу на рекламу для кабельных каналов, такова: бесплатные эфирные каналы находятся в неравных условиях с кабельными, которые зарабатывают и на абонентской плате, и на продаже рекламы. Таким образом, бесплатные каналы недополучают 4 млрд рублей, заработанных неэфирными каналами. При этом, по оценкам экспертов, объем рекламного ТВ-рынка превышает 150 млрд рублей»[620] [621].

Следовательно, в целом проблематика выделения факторов, определяющих эффективность работы различных групп массмедиа в новых технологических условиях, предельно актуализирована не только новейшей отечественной и зарубежной медийной практикой, но и обусловлена рядом прагматических компонентов. Во-первых, профессиональной универсализацией деятельности субъектов и прежде всего значительным расширением круга функциональных обязанностей сотрудников. Во- вторых, как данность можно рассматривать необходимость изменения их профессионального сознания - ведь для большинства создание мультимедийных информационных продуктов предполагает не только перманентное освоение тех или иных технологий творческой деятельности, но и определенного рода перестройку мышления.

Мы, опираясь на соответствующие методические разработки , а также результаты проведенного социологического исследования, выделили наиболее типичные проблемы деятельности конвергентных редакций в постоянно меняющихся условиях развития, систематизировали их, исходя из потребности организации диалоговых отношений с реальной и потенциальной аудиторией массмедиа, а также попытались сформулировать концептуальные основы формирования профессиональной культуры журналистов (прежде всего региональных массмедиа) в контексте общемировых трендов развития коммуникационных стратегий.

Логически верным будет вначале определить общеметодологическую проблематику. Так, Е. Л. Вартанова отмечает, что «современные представления об идеале демократического общества в значительной степени опираются на ценности свободы, самореализации, плюрализма и доступности информации. Очевидно, однако, что в условиях демократии особую значимость приобретает и проблема ответственности СМИ, непосредственно влияющая на понимание традиционной роли и миссии журналистики»[622]. И. В. Жилавская акцентирует при этом внимание на необходимости «вырабатывать у аудитории независимость суждений по отношению к медиатекстам, способность иметь, формулировать и транслировать собственную точку зрения, в целом повышать уровень медиакомпетентности»[623]. Но формирование общественно значимой повестки дня, как мы уже неоднократно отмечали, сегодня зачастую сопряжено не только с перманентно расширяющимися возможностями новых технологий форматирования и трансляции контента, но и с информационной активностью субъектов, далеко не всегда знакомых с понятием «цеховой» ответственности и солидарности или принципиально не разделяющих те или иные нормы профессиональной деятельности в данной сфере. А включение подавляющим большинством активной части населения России информации, транслируемой массмедиа (в том числе и при посредстве социальных сетей), в число факторов, определяющих многие повседневные практики, заставляет задуматься над тем, что технологичность постепенно становится характеристикой преактивизма как стиля жизни и мотивации отдельного человека или тех или иных социумов[624].

Эта проблематика волнует и зарубежных исследователей. Книга американского ученого и публициста Говарда Рейнгольда «Умная толпа: новая социальная революция» впервые увидела свет на английском языке в 2002 году. На русском языке она была опубликована через четыре года[625]. Для данной темы это был гигантский срок. Ведь к середине десятых годов мобильные информационно-коммуникационные технологии стали не просто частью повседневной жизни людей, но и превратились в мощнейший стимулятор политических действий[626]. И если ранее социолог предсказывал, что люди будут использовать новые сетевые коммуникационные технологии (прежде всего Интернет и сотовые телефоны) для самоорганизации, то практика их сопряжения с творческими возможностями профессиональных субъектов информационной деятельности (например, сотрудников PR-агентств) свидетельствовала о том, что появилась не только среда для формирования общества прямой демократии, свободного распространения информации, но и мощнейший инструмент для манипулирования массами. Ведь «виртуальные технологии, как и сам политический менеджмент, всего лишь механизм без четкой и прочной аксиологии. Сетевые технологии политического менеджмента могут использоваться не только во благо развития институтов демократии,

гражданского общества, ограничения транснациональных корпораций, в целях борьбы с

- 1 коррупцией и т.п.» .

И поскольку это явление в новейших работах исследуется в рамках концепта сетецентричной электронной демократии, то, согласимся также с теми авторами, которые доказывают на конкретных примерах противостояния так называемым «цветным революциям» и различным асоциальным проявлениям масс, что важнейшим аспектом деятельности должно являться «информационное, правовое и политическое просвещение общественности в области потенциальных возможностей сетевого демократического процесса - граждане должны не только осознавать допустимые рамки деятельности тех же чиновников, но и осознавать собственные права и обязанности в новой модели (взаимоотношений. - Е. О.)»2. Хотя, как мы неоднократно доказывали в диссертации, при этом трудно отрицать тот факт, что Интернет как феномен и своего рода медиум создал принципиально новую коммуникативную ситуацию, при которой нарушилась существовавшая на протяжении столетий асимметрия авторов СМИ и потребителей их продукции, которую Никлас Луман именовал как «невозможность непосредственной интеракции» .

Сегодня актуальность проблематики формирования и развития профессиональной культуры журналистов как своего рода «маяков» информационной деятельности обусловлена и тем, что многоаспектность медийного контента репрезентируется в [627] [628] [629]

многообразии форм и методов прямого и опосредованного влияния на личность или в целом на тот или иной социум. В текстах всего многообразия субъектов информационной деятельности при этом все чаще «расширяются границы применимости языковых средств, например, инвективной, сленговой, профессиональной лексики, которая используется для создания оценочных суждений, часто выраженных в крайне непристойной форме. Таким образом, под воздействием коммуникативной трансгрессии, способствующей преодолению границ возможного и невозможного, меняется суть политической коммуникации. Используя всевозможные агитационно-пропагандистские платформы, в том числе сетевые, интернет-сообщества и реальные группы пытаются привлечь как можно больше людей к своей идеологии посредством речевого воздействия»[630]. Антропологи отмечают, что при посредстве новейших              технологий «развитие медиареальности способно              превратить

несуществующие истины в факты виртуального мира, принимающиеся многими за актуальную действительность, сделать их феноменом культуры, в том числе перевести в область, называемую политикой. А иллюзорность современного бытия человека в среде медиа становится необходимостью, позволяя достраивать "текучую современность" до относительно стабильного конструкта»[631].

Мы также уже неоднократно отмечали, что оборотной стороной технологического развития массмедиа является расширение их манипулятивного потенциала, зачастую используемого даже как бы с молчаливого согласия аудитории в обмен на обманчивое успокоение. «Имитация демократии, свободного обсуждения в сфере медиапрезентации социальных конфликтов, занимающая огромное место в общественном сознании, становится распространенной культурной и политической иллюзией современного человека в повседневности. Эта "иллюзорная демократия" удовлетворяет стремление обывателя к "экономии мышления" и скрывает потребительское отношение к миру»[632] [633].

Термин «иллюзорная демократия» в последнее время довольно часто используется в политологической, социологической и психологической литературе . Но в контексте правовой культуры общества, которая должна, по мнению академика РАЕН, почетного адвоката России, доктора юридических наук, профессора Л. Ю. Грудцыной, предполагать «иной уровень развития демократии, а не сегодняшней, иллюзорной»[634], проблематика, характеризующая возникновение и развитие этих процессов, на наш взгляд, должна выходить на первый план и в системных работах, выполненных в рамках филологической науки.

Новейшие междисциплинарные исследования, касающиеся вышеобозначенных узловых вопросов развития общества как трендов общей глобализации, свидетельствуют:              модернизация как неизбежный цивилизационный процесс

предполагает развитие четырех основных компонент:              технико-технологической,

социоэкономической, социокультурной, институционно-регулятивной. Российскими учеными при этом убедительно доказывается, что, во-первых, каждую из них можно рассматривать как частичную, компонентную модернизацию, во-вторых, исходными для всего этого процесса являются при этом все же последние две из них, и, в-третьих, что не может быть решена задача модернизации страны без модернизации регионов[635]. Основаниями для этих выводов служат многочисленные исследования модернизации как нелинейного процесса цивилизационных изменений. Так, к примеру, если в мире в целом сегодня наблюдается тенденция возвращения власти на уровень национальных государств от транснациональных компаний[636], то в России нелинейность находит косвенное отражение в передаче большей части властных полномочий от федеральных структур на уровень региональный.

При этом неоспоримым является и тот факт, что рост информатизации определяет сущностные характеристики развития в целом. Но практическое противоречие управления данным процессом «заключается в том, что разработкой и осуществлением государственных программ модернизации занимаются, как правило, государственные же служащие, чиновники, которые обязаны следовать инструкциям, то есть действовать рутинно. Чиновники, от которых зависит судьба инновационных проектов, являются по должности массовыми противниками инноваций, хотя лично могут быть их сторонниками»[637]. В этих условиях, как свидетельствует опыт ряда российских регионов, а также зарубежная политическая практика[638] [639], общефедеральная и региональная модели властных отношений могут быть эффективными только при устранении диспропорции в развитии СМИ разных типологических групп и медиасистем в целом.

В первом случае речь идет о том, что информирование и наличие системных каналов обратной связи, а также диалоговых отношений с аудиторией, предполагают разумное (исторически сложившееся за десятилетия, с учетом демографических показателей, географии, экономических условий региона и т.п.) сочетание печатных, электронных и сетевых СМИ, в том числе и наличие частных, а также именующих себя независимыми. Во втором случае разнохарактерность транслируемых информационных потоков с неизбежностью должна предполагать сегодня влияние на характер политических, экономических и социальных отношений в той или иной территории контента социальных сетей, а также фактора оперативного реагирования массовой аудитории при их посредстве на окружающую реальность и происходящие рядом события. Что, конечно же, не исключает возможности использования новых технологий

                            ^              3              ^

и для манипуляций сознанием представителей отдельных социумов.

Следовательно, любые властные интенции, направленные на модернизацию, в сегодняшних условиях невозможно реализовать без учета роли массмедиа и профессиональных журналистов в этом процессе, а также без участия в нем в прямой или опосредованной форме других субъектов информационной деятельности. Но если при этом в журналистике правовые и этические нормы, творческие задачи чаще всего являются не просто элементами, а основными единицами профессиональных отношений, то для тех же блогеров, к примеру, на первом плане нередко лишь различные аспекты самопрезентации. Вместе с тем, мобильные возможности непрофессионалов или сетевая активность любого представителя массовой аудитории позволяют в настоящее время осуществлять, в том числе, и контрольные функции над действиями власти и различными ее представителями, а также распространять не всегда объективные, но зато предельно личностные и эмоционально заряженные сообщения экспоненциального характера. Могут ли сотрудники массмедиа не учитывать в своей деятельности факторы данного рода информационного соперничества за внимание массовой аудитории?

В числе других задачи обратной связи с властью, к примеру, призваны решать в России структуры Объединенного Народного Фронта. Но в массмедиа и в контенте социальных сетей немало свидетельств того, что взаимодействие его «парадных» и «рабочих» органов далеко не всегда эффективно, поскольку подходы к организации деятельности Фронта как надпартийной многопрофильной организации, призванной решать реальные проблемы простых людей, нередко на местах забюрокрачено. Хотя в идеале, и это обсуждалось в беседе с членом Центрального штаба ОНФ Михаилом Старшиновым, данная модель «предполагает автономное развертывание самодеятельной гражданской активности в общем деле решения стоящих перед обществом проблем на участке контроля за выполнением чиновниками направленных на решение этих проблем уже принятых государственных планов, программ, постановлений, обещаний лидеров государства. Для нашей страны - модель новаторская, при которой структурировавшимся в зарегистрированное движение чиновникам отводится роль сервиса (выделено нами. - Е.О.), обслуживающего общественно полезную активность гражданского общества. Причем сервиса полезного, но функционально не обязательного»[640].

На практике же, по мнению экспертов, вышло так, что неожиданно обозначилась развилка, выбор в которой нередко сводится к дилемме: структуры ОНФ для народа, или народ для структур ОНФ? Именно эта главная проблема была поставлена в Открытом обращении «к Президенту РФ, ко всем членам Народного Фронта и [тем,] кто верит Владимиру Путину» (URL:              http://письмапрезиденту.рф/kak-otnesti-pismo-

prezidentu.html). Но, на наш взгляд, инструментально данный «гордиев узел» извечных противоречий между представителями любых властных структур, а также активистами перманентно возникающих в демократическом пространстве России надпартийных организаций и широкими - зачастую аполитичными - массами, невозможно развязать/разрубить без участия массмедиа.

Причем некоторые исследователи даже прогнозируют в целом системнофункциональные изменения существующей сегодня медиасистемы, в той или иной степени пока организованной и контролируемой, особенно в регионах, властными структурами. Она, по мнению одного из экспертов, «благодаря Интернету, из системы вертикального управления теоретически может трансформироваться в глобально открытую метасистему горизонтального равноправного коллаборативного взаимодействия всех акторов»[641]. И именно это тогда, на взгляд диссертанта, позволит преодолевать любые бюрократические препоны, связанные, к примеру, с сокрытием части какой-то остроактуальной для людей информации с мест. Но пока роль публикатора такого рода информации, а также вдумчивого аналитика могут отнять у социальных сетей только массмедиа.

Таким образом, сегодня существует насущная необходимость не только поиска методологических оснований для анализа различных видов сетевых коммуникаций, но и способов каким-то образом их организовать, поскольку, как мы ранее отмечали, стихийность может приобретать формы асоциальности. Обусловлено это и потребностью выявить, систематизировать и описать, в соответствии с научными задачами, характерные интенциональные, а также, что очень важно, ролевые действия, все чаще определяющие становление конкретных социальных общностей в Интернете. По мнению исследователей, последнее, являясь способом самоидентификации или даже самоутверждения среди коллег, сверстников, представителей этнических групп, субкультурных объединений, лиц противоположного пола и т.д.[642], нередко определяет в дальнейшем направленность и содержание организованных действий.

Массмедиа и их сотрудники, реализующие свою деятельность в различных форматах трансляции актуального мультимедийного контента, созданного в креативной среде, при нашем понимании профессиональной культуры журналиста как формы, способа, типа, вида самореализации истинно творческой личности, могут, на наш взгляд, организационно «зациклить» на себе большую часть коммуникативных

u              u              (~Л

намерении потенциальных участников такого рода социального взаимодействия. С одной стороны, это даст возможность осознать дискурс всего актуального диапазона коммуникативных ситуаций с учетом социальных характеристик определяющих их акторов, а с другой - позволит системно выявлять причины успешного или неуспешного построения их социальных взаимодействий с властными структурами и системных коммуникативных актов, к примеру, с институализированными СМИ.

Глобальная сеть, являясь одновременно информационной технологией и принципиально новой формой/каналом такого рода взаимодействий, открывает массмедиа простор для реализации различных способов контактирования с массовой аудиторией. Их М. А. Мясникова дифференцировала как монологовые, диалоговые, синтетические[643], вычленяя основной набор результативных технологий творческой деятельности не в техническом, а в коммуникативном плане. Но проблема в том, что, к примеру, популярный сегодня гипертекст как синтетическая форма организации текстовых страниц, имеющих, в том числе, и перекрестные ссылки, может быть эффективным способом расширения знания по определенным вопросам, реализации культуртрегерских, просветительских, многих других функций и, одновременно, манипулятивной технологией, с помощью которой тот или иной субъект информационной деятельности «уводит» представителя аудитории к контенту узкоинтенциональной направленности.

Поэтому согласимся с социологом А. В. Кульминской, что Интернет сегодня можно определять как «систему сред, "мест действия", каждое из которых расположено на отдельном ресурсе и представляет собой пространственно-временной контекст социального взаимодействия»[644]. Это, на наш взгляд, и формирует ту или иную общность не только на основании совпадения интересов, целей индивидуумов, но и при схожести парадигм осмысления реальной действительности. А массмедиа, при реализации коммуникативных намерений, должны иметь при этом в виду как статусные характеристики реальных и потенциальных представителей массовой аудитории, так и степень их включенности в те или иные сетевые сообщества. Это, как свидетельствуют полученные нами результаты, позволяет расширить диалоговые возможности массмедиа и способствует продвижению их контента в социальных сетях. Не будем забывать и о том, аспекте, который Пьер Бурдьё выделял, говоря о понятии социального капитала в Сети[645].

Еще одним значимым основанием для выделения и описания концептуальных основ формирования профессиональной культуры журналистов в контексте развития общих коммуникационных стратегий является неуклонный рост числа потребителей продукции массмедиа только в цифровом варианте. И если в России эта тенденция фиксируется чаще всего лишь по простому числу посетителей того или иного сайта, то западные массмедиа активно реализуют при этом концепцию монетизации контента. Так, к примеру, издание New York Times преодолело в 2016 году отметку в один миллион цифровых подписчиков. И если за 2014 год было получено за данного рода информационные продукты примерно 400 миллионов долларов, то в 2015 цифра практически удвоилась. «Нашей газете потребовалось больше века, чтобы прийти к такому результату. Сайт и приложения справились менее чем за пять лет, - было отмечено в публичном ежегодном отчете издания за 2015 год. - Этот успех - мощное признание важности Times и ценности работы, которую мы делаем. У нас не только рекордно большая аудитория - этим могут похвастаться многие СМИ; за наш контент платит больше людей, чем когда-либо в нашей истории. У New York Times сейчас на 64% больше подписчиков, чем было на пике расцвета прессы, и их можно найти почти во всех странах мира»[646].

Все больше владельцев мировых СМИ, топ-менеджеров, ведущих журналистов признают тот факт, что одной из наиболее успешных моделей при неоспоримом уже главенстве цифровых технологий является модель качественной журналистики, которая «заставляет нас всегда ставить интересы читателей в центр всего, что мы делаем. lt;...gt; Наша цель - скорее, даже наша обязанность - доказать, что для той амбициозной, самобытной, качественной журналистики, которая нужна просвещенному обществу, существует бизнес-модель»[647].

Поскольку подавляющее большинство не только печатных, но и российских онлайн-СМИ пока сопротивляются самой идее брать деньги с читателей, то можно об этом говорить, по словам исполнительного директора ГИПП Елены Шитиковой, лишь в прогнозном плане: «Подписка не принесет больших денег в ближайшие годы, но в будущем это станет основным источником доходов. Проблема в том, что в большинстве случаев информацию, которую хотят продать, можно найти бесплатно». Дополняют эти выводы и авторы статьи, в которой они были приведены, - аналитики «Коммерсанта»: «Просчитать прибыльность интернет-подписки сегодня очень сложно. Впервые плату за доступ к текстам на сайте среди массовых СМИ в России установили "Ведомости" еще в 2011 году. Результат оказался не так хорош, как у онлайновых СМИ: в 2015-м основную прибыль "Ведомостям" по-прежнему приносила бумага - 64% (90% - реклама, 10% - подписка), а оставшееся приходилось на интернет-версию, где реклама давала 74% прибыли, а платная подписка - 26%. Выглядит не слишком впечатляюще, но, если учесть, что объемы рекламы в печатных СМИ в России падают уже много лет подряд (за последнее полугодие, по данным Ассоциации коммуникационных агентств России, он сократился на 13%, до 9,7-9,9 млрд руб.), платный доступ вполне перспективен»[648] [649].

Платный контент как свидетельство предельно конкурентного продукта медийной сферы и расширение форм и способов взаимовлияния текстов профессионалов и непрофессионалов, по мнению А. В. Вырковского, несет угрозу «распространения модели неоплачиваемой или низкооплачиваемой журналистики (no-pay или low-pay) и позволяет говорить о феномене превращения профессии в хобби» . Вместе с тем, переход к стратегии монетизации контента массмедиа, а также в целом реализации модели качественной журналистики как сущностного проявления профессиональной культуры ее субъектов, свидетельствуют эксперты, мнения которых мы выявили и систематизировали на основании анализа более чем 40 отечественных и зарубежных источников и результатов соцопросов[650], с непреложностью потребует, с одной стороны, ряда изменений в организации деятельности редакций, а с другой - сохранения наработанного с годами «творческого багажа»:

• так, приоритет цифрового роста и в связи с этим снижение издержек на производство и дистрибуцию информационных продуктов не должны в каких-то конкретных случаях приводить к полному отказу от традиционных, привычных для аудитории каналов его распространения (к примеру, от печатных версий газет и журналов); вместе с тем, новое поколение потребителей, формируемое в эпоху приоритета мобильности во всех сферах, «заставляет нас рассказывать истории, создавать продукты и адаптировать читательский опыт - более релевантно, привлекательно и полезно»[651]; уникальное конкурентное преимущество массмедиа в борьбе за рекламодателя дает не только технологически совершенный, но прежде всего адресный контент, создаваемый на основании системных связей и развития личных отношений с конкретными его потребителями; и это предопределяет обязательное наличие в модели массмедиа системных диалоговых отношений с аудиторией; естественные ранее ограничения формата традиционных СМИ преодолеваются в рамках конвергентной журналистики мультимедийностью современного контента; но цифровые возможности массмедиа и фактор оперативности, а зачастую и работы в режиме реального времени не должны идти в ущерб его качественным характеристикам и профессионально-этическим принципам деятельности субъектов, поскольку именно это позволяет формировать и сохранять в условиях все возрастающих информационных потоков устойчивые отношения с аудиторией; прагматический аспект восприятия информационных продуктов и выполнение в связи с этим массмедиа в том числе и сервисных ролей также с неизбежностью должны предопределять их тематическое содержание[652] и быть своего рода «навигатором» в организации досуга; учитывать естественные вызовы информационного общества и обусловленные в связи с этим риски - значит быть более гибкими в использовании профессионалами традиционных и новых методов и технологий творческой деятельности, расширять лояльную аудиторию, а в конечном итоге - реализовывать миссию конкретного массмедиа и роль журналистики как социального института в целом.

Изучая коммуникационные стратегии российской власти, реализованные при посредстве СМИ в период с 2010 по 2015 год, П. В. Ушанов в числе одной из основных характеристик выделил также сокращение их «жизненного цикла», объясняя данный вывод тем, что «это стало результатом объективных коммуникационных процессов в современном мире, которые разворачиваются во все более стремительном темпе»[653] [654]. Однако аргументацию такого подхода он строит на фактах увеличения «срока пребывания на посту президента РФ до 6 лет» и «украинского кризиса» . Но, на наш взгляд, и здесь мы согласны с И. М. Дзялошинским, отдельные политические или социально-экономические события такого рода, даже самые актуальные и системоорганизующие деятельность властных структур, определяют для массмедиа не коммуникационные стратегии, а «конфигурацию отношений в медиапространстве»[655]. Исследовать стратегические цели, для достижения которых различные властные структуры и социальные институты используют каналы массмедиа, описывать технологии и инструменты, при посредстве которых они реализуются, нужно в современных условиях, как мы доказали, с учетом не только совокупности ресурсов институциональной коммуникации современной медиасферы, но и неформальных ее субъектов.

Усиление кризисных явлений, с которыми сталкивается медиасфера, по мнению ряда исследователей, например К. А. Зорина, настоятельно требует появления такого направления познания, которое можно назвать медиафутурологией[656]. И если по поводу «выживания журналистики в условиях роботизации» как процесса, который в ближайшем будущем может быть лишен творческого начала, с данным автором можно дискутировать[657], то доказательно изложенная им концепция необходимости переориентации отрасли с «журналистики фактов на "журналистику смысла"» вполне соотносится с нашей доказательной базой. И выводы ученого, если вдуматься, не кажутся пафосными, ведь в случае составления ближайших прогнозов развития журналистики как социального института речь должна идти прежде всего «о понимании профессиональной миссии. Либо это всего лишь "сервисная служба", либо это некий "Путь", позволяющий самим оставаться людьми и помогать другим не превратиться в киборгов. Изменение сознания невозможно и без осознания ответственности за последствия своих решений и действий»[658].

Вместе с тем, Андрей Мирошниченко, подписавший аналитическую статью как раз как медиафутурист, автор «Human as media. The emancipation of authorship», убежден, что «если нет дефицита контента, то бизнесом будущих медиа должны стать сервисы шэринга, фактически - сервисы селфи, сервисы социализации, помогающие людям удобно и заметно делиться своей информацией. Если нет дефицита места для публикации, то бизнесом будущих медиа будет продажа не пространства, а времени, точнее, сервисов акселерации времени - навигация, агрегация, кураторство, компиляция и т.п. Иными словами, в условиях избытка ценностью становятся заметность и время»[659]. Нетрудно заметить, что не раз эпатировавший медиасообщество автор и в данном случае в своих прогнозах оставляет современным СМИ, именуемым им «старыми», в лучшем случае сервисные функции.

При всем уважении к этим и многим другим точкам зрения, высказанным по поводу развития массмедиа в ближайшем будущем и в перспективе[660], следует отметить, что все они сформулированы в гипотетическом ключе. На наш взгляд, лишь системные междисциплинарные исследования могут позволить от предположений обратиться к проблематике взаимовлияния технологических и социальных трансформаций, которые с неизбежностью будут в ближайшие годы обуславливать развитие российского общества. Роль информации и конкретно массмедиа в этом процессе, безусловно, будет одной из главных. И поскольку инструментально перманентно развивающиеся медиа скорее всего будут становиться все более подконтрольными пользователю, нежели создателю контента, то в этих условиях профессионалы массмедиа смогут быть востребованы массовой аудиторией лишь как трансляторы, несущие полную ответственность за свою информацию, и заинтересованные в долговременных диалоговых, доверительных отношениях с ней, что должно отражать сущность информационной культуры общества в целом и профессиональной культуры журналистов, в частности.

В следующем параграфе мы представляем модель практической реализации данной концепции. Она, как убежден диссертант, позволяет не только в дискурсивном ключе дать ответ на вопрос об основных тенденциях развития журналистики как социального института в новых условиях, но и выделить на примере конкретного макрорегиона - Большой Урал - факторы формирования при этом стратегических ресурсов.