Измерения социокультурной идентичности

Прежде чем приступить к рассмотрению идентичности жителей Соловецкого архипелага, необходимо обозначить контуры социокультурной идентичности как таковой, а также ключевые понятия, которые необходимы для описания ее структуры и содержания.

Оси четырех измерений можно условно обозначить следующим образом: ось индивидуальное - коллективное, ось внутренняя оценка - внешнее восприятие, ось содержание - граница и ось временного измерения (t), которая обозначает изменения структуры и состава идентичности, а также взаиморасположения ее элементов с течением времени. На Рис. 1.1. представлен пример проецирования элементов идентичности, представленных в данной модели как точки в трехмерном пространстве, представляющий синхронный срез. Четвертое измерение мы обозначили условно.

Стоит отметить, что мы не случайно вводим данную схему в самом начале теоретических рассуждений. Без визуализации этого разноаспектного поля значений, которое на сегодняшний день существует в социальной теории вокруг понятия «идентичность», очень сложно будет описать каждое из аналитических измерений в отдельности.

Значения различных видов идентичности (профессиональной, религиозной, социальной, этнической, и так далее), даны на предложенной нами схеме в качестве эмпирических примеров и расположены в соответствующих точках заданного пространства. Временное изменение предполагает последующую смену расположения компонентов идентичности в данном пространстве или же выход компонентов за его пределы.

Рис. 1.1. Четыре измерения идентичности

Визуализация каждой отдельной идентичности члена Соловецкого сообщества или групповой идентичности соловчан не входит в круг задач данной исследовательской работы. Однако подобный подход позволяет каждый раз, говоря о конкретном проявлении идентичности или ее особом подвиде, располагать это явление в трехмерном аналитическом пространстве (с учетом четвертого, временного, измерения) и, таким образом, соотносить ее с другими понятиями сходного порядка, моделируя ситуацию вокруг объекта исследования. Эту же работу необходимо проделать и нам, для того, чтобы определить, о какой именно идентичности мы говорим в данной работе в связи с изучением населения Соловецкого архипелага, и какими свойствами она обладает в данном случае.

Таким образом, вся последующая теоретическая работа по изучению различных аспектов идентичности (как понятия и как явления социальной реальности), а также анализ эмпирических данных, полученных в ходе полевого исследования на Соловецком архипелаге, станут своего рода обоснованием того факта, что данная четырехмерная схема позволяет более эффективно локализовать изучаемый феномен в границах существующих категорий и понятий.

Первое измерение лежит в плоскости индивидуальное - коллективное (общественное). В какой степени идентичность может быть общественной, групповой, коллективной? С одной стороны, нам видится, что это возможно только в случае, когда под словом идентичность воспринимается не весь комплекс самовосприятия человека, состоящий из различных компонентов, а лишь один частный компонент, который в определенной ситуации выступает на первый план и всплывает на поверхность в ходе проведения исследования.

С другой стороны, действительно верно то, что каждый отдельный компонент идентичности - это общественный, коллективный продукт, по двум причинам.

Исходя из данных наблюдений, мы можем прийти к выводу о том, что сам феномен идентичности заключает в себе два полярных по своему характеру проявления. В первом случае идентичность предстает перед нами как путь к выявлению единства, во втором же случае идентичность проявляет себя хранилище индивидуального и уникального.

Рис. 1.2. Соотношение индивидуальной и коллективной идентичности Первая крайность представляет призыв к идентичности, «в противовес социальным ролям, призывом к жизни, свободе, творчеству. Наконец государство также обращается к

идентичности в противовес социальным ролям, пытается навязать идею единства, высшего по отношению ко всем особым объединениям ... Таким образом, индивидуальный или коллективный призыв к идентичности составляет оборотную сторону общественной жизни» [Турен, 1998, с. 98].

Однако, несмотря на привлекательность эксплуатации этого понятия в смысле объединяющего стимула, высшая инстанция (такая как гражданское общество или нация) не всегда доминирует над теми идентификационными инстанциями, которые прочно укоренены в культуре повседневности. И потому единственная и универсальная категория только дискредитирует понятие идентичности, делая его слабым, не функциональным и не пригодным для осуществления социальных преобразований.

Вторая крайность была подмечена Ричардом Рорти, который утверждает, что «большая часть моральных дилемм, таким образом, - это отражение того факта, что мы идентифицируем себя одновременно с несколькими сообществами, и все в равной степени уклоняемся от того, чтобы признать свое пограничное, маргинальное положение в отношении какого-либо из этих сообществ».

Итак, мы не можем определиться и решить, какие же связи с сообществами и группами отбросить на периферию, как незначительные, а какие сделать доминирующими, чтобы ориентироваться на них, принимая решения и совершая действия. Однако является ли, в сущности, групповая принадлежность, претендующая на тотальность - идентичностью в полном смысле слова? Идентичность, разбросанная между значимым и незначительным, между ключевым и второстепенным - это несовершенный, сломанный механизм, который, в сущности, не работает, а только репрезентирует, выставляя себя напоказ перед окружающими.

Таким образом, если рассматриваем идентичность как ситуативное однокомпонентное явление, то она может быть коллективной, групповой. Но если мы изучаем социокультурную идентичность как комплексное явление, то она может быть только индивидуальной - как с точки зрения числа и разнообразия ее компонентов, так и с точки зрения доминирования одних аспектов над другими в сознании и действиях человека. «В момент, когда мы хотим сказать, кто некто есть, сам наш словарь вводит нас в заблуждение, побуждая говорить, чем этот некто является; мы запутываемся в описании качеств, которые он неизбежно разделяет с другими, похожими на него людьми; мы начинаем описывать тип или “характер” в старом значении слова, с тем результатом, что его особенная уникальность от нас ускользает» [Арендт, 1998, с. 134-135].

Так, изучая социокультурную идентичность жителей одного поселка, расположенного на острове, - мы изучаем сотни жизненных сценариев, сотни судеб и сотни уникальных идентичностей, которые могут иметь, а могут и не иметь общее поле идентификационных значений. Однако сам факт совместного проживания на одной территории объединяет их судьбы и влияет на структуру индивидуальной идентичности. В последующих параграфах мы обратимся к понятию территориальной/региональной идентичности, которая прекрасно отражает особенности самосознания жителей локальной территории.

Второе измерение идентичности расположено на оси внутреннее - внешнее и указывает на источник ее обусловленности.

В какой форме общество присутствует в поле идентичности? Есть как минимум два направления общественного влияния, которые в большей или меньшей степени определяют формирование идентичности. Одно из них, латентное, проявляется в течение всей человеческой жизни и особенно сильно выражено в период первичной социализации индивида. Оно предполагает воздействие общественных структур и культурных форм и процессов на повседневную жизнь, и, посредством участия в ней и проживания определенных биографических этапов - тонкое опосредованное воздействие на осознание идентичности.

Таким образом, как отмечал Эрик Эриксон, в лице идентичности «мы имеем дело с процессом, “локализованным” в ядре индивидуальной, но также и общественной культуры, с процессом, который в действительности устанавливает идентичность этих двух идентичностей» [Эриксон, 1996, с. 31].

Второй тип воздействия имеет прямой, а не косвенный, структуро- и формо­образующий характер. Фактически он проявляется в «именовании» значимых «вещей» в символическом пространстве общества и государства. «Власть это не некий институт или структура, не какая-то определенная сила, которой некто был бы наделен: это имя, которое дают сложной стратегической ситуации в данном обществе» [Башкатов, 1999, с. 205].

Посредством этого именования происходит процесс навязывания категорий индивиду, который в дальнейшем начинает использовать их в процессе самоописания. «Открытым остается вопрос о степени, в которой официальная категоризация формирует самопонимание, о степени соответствия реальных “групп” категориям населения, введенным государством. Ответ на данный вопрос можно получить только в ходе эмпирического исследования.

Мануэль Кастельс предлагает такую классификацию идентичностей, которая четко отражает борьбу инстанций за производство и контроль значений определенных категорий. Он говорит о том, что существует легитимизирующая идентичность, которая «внедряется доминирующими социальными институтами для усиления и рационализации и своего господства по отношению к другим социальным акторам».

С другой стороны, существует идентичность «сопротивления», которая «порождена теми акторами, которые находятся в позиции или условиях обесценивания и/или стигматизации со стороны логики доминирования, и которые строят окопы для сопротивления и выживания на основе принципов, отличных и даже противоположных тем, которые проникают в институты общества» [Castels, 2010, с. 8].

Третий тип идентичности - проективная, - по мнению М. Кастельса, может являться ключом для снятия противоречий между первыми двумя. Она создается с учетом существующих границ допустимых интерпретаций, но содержит в себе индивидуальную инициативу, цель которой - преобразование самой социальной структуры таким образом, чтобы она не могла в дальнейшем диктовать идентичности.

Таким образом, признавая, с одной стороны, некоторое влияние категорий, навязанных государством, институтами образования, СМИ, не стоит, с другой стороны, забывать о том, что «формальная институционализация и кодификация этнических и национальных категорий совсем не предполагает такие измерения как глубина, резонанс и сила этих категорий в жизненном опыте тех людей, которые подвергаются категоризации» [Брубейкер, Купер, 2002: 103]. Данные характеристики можно попытаться выявить при помощи качественных исследований идентичности.

Но не стоит забывать об эффективности применения количественных методов исследования - как то анкетный опрос или контент-анализ. Однако, после выявления структуры социокультурной идентичности, необходим дополнительный уточняющий этап, помогающий выявить интерпретации самих респондентов в отношении ответов полученных во время опроса и определить значимость каждого аспекта идентичности при помощи процедуры ранжирования. Совмещение двух типов методологий в рамках социологии культуры и социальной антропологии представляется нам в данном исследовании наиболее эффективным.

В зависимости от того, какой фактор - внешний или внутренний - влияет на формирование идентичности на том или ином этапе, идентичность, в свою очередь, по- разному влияет на поступки человека. И это происходит не только потому, что самосознание,

представление о своей внутренней сущности влияет на одни поступки, а групповая принадлежность определяет только те действия, которые совершены в русле солидарности и лояльности по отношению к группе.

Даже один и тот же компонент идентичности, например, «быть русским», в сложных ситуациях на фронте может быть интерпретирован каждым солдатом по-разному.

Для одного человека «быть русским» означает воевать храбро, жестоко, лихо, не считаясь не только с потерями противника, но даже не щадя себя и своих однополчан. Для другого же «быть русским» и «воевать по-русски» означает победить «малой кровью», и приложить усилия не к тому, чтобы полностью истребить врага, но чтобы сломить дух врага, подавить его психологически, проявив при этом благородство и милосердие к побежденному или плененному противнику.

Возможны, кроме того, конфликты между разными компонентами идентичности, имеющими разное происхождение. Например, между верностью революционному комитету и собственной честью, когда стоит задача обманным путем получить сведения для общего дела.

Этот конфликт, не является, как могло бы показаться, ролевым конфликтом, поскольку, как честь и достоинство личности, так и преданность своей «миссии», делу жизни, которое человек осуществляет посредством включения в некую общность, - являются фундаментальными компонентами строительства цельной личности. Так, Крэйг Калхун в свое работе, посвященной взаимосвязи идентичности и социального действия, показывает, «как честь может заставить человека вести себя исключительным образом в исключительных обстоятельствах, если основа человеческого самоощущения подвергается угрозе» [Цит. по: Брубейкер, Купер, 2002: 83]

Могут также возникнуть и другие конфликты. К примеру, между представлением человека о себе и восприятием его со стороны, в результате чего он начинает постепенно сомневаться в своем предназначении: «немногие люди могут сохранить свою идентичность в неприкосновенности, если сталкиваются с беспричинным презрением со стороны своего окружения, особенно же тех людей, которых они уважают. Однако завышенные оценки, даваемые им друзьями, также не идут на пользу, поскольку и в этом случае человек понимает, что его образ, сформировавшийся в глазах других людей, не соответствует реальности» [Хёсле, 1994, с. 116].

В ходе описания противоречия между внутренней и внешней обусловленностью социальной идентичности мы затронули вопрос о том, насколько другие люди, определяя нас самих, и воспринимая нас определенным образом, влияют на самовосприятие. Границы идентичности, очерчиваемые человеком изнутри и предписываемые ему снаружи, редко совпадают полностью. Они находятся в состоянии постоянного движения и «притирания» к формам и очертаниям друг друга. «Другие люди важны для моей идентичности не только в силу создаваемых ими образов моей личности. Я могу быть идентичен себе только в том случае, если являюсь индивидом, т.е. отличаюсь от других людей. В то же время я, будучи индивидом, жду признания себя со стороны других людей, что предполагает наличие у нас общих интересов и ценностей» [Хёсле, 1994, с. 116]. В ответ на возведение границы «признания-не признания» принадлежности к определенной группе со стороны ее членов, - человек формирует представление о тех, кто рисует границы вокруг него самого. Если вы не включили меня в свой «круг», то тогда вы - по ту сторону. Фактически, изначально, определения другого возникает как ответная реакция на агрессивное разграничивание со стороны наблюдателей. И здесь мы подходим к еще одному измерению идентичности.

Третье измерение указывает на разделение между идентичностью как содержательным компонентом личности, отвечающим за ее внутреннее наполнение, и идентичностью как маркером границы между конкретным сообществом, группой или индивидом и другими социальными акторами, а также социальной средой в целом.

Это измерение также очерчивает границу допустимого применения понятия. Что включает в себя идентичность? На что она указывает? На происхождение, вероисповедание, на владение языками или на профессию? На круг общения, привычки и манеру поведения? А, может быть, не только на позиционирование себя в социокультурном пространстве, но и на определение степени близости других людей и групп людей по отношению к самому себе? С одной стороны, «нам неизвестны случаи, когда люди существовали без имен, без языков или культур, в которых не проводились бы различия между самим собой и другими, между «мы» и «они» [Calhoun, 1994, p. 9]. Действительно, разделение на «мы» и «они» присутствует неизбежно в любом языке и культуре.

Но это отнюдь не повод утверждать, что граница между «я» и «они» и «мы» и «они» с необходимостью входит в структуру понятия идентичности, будь то этническая, социальная, религиозная, социокультурная или профессиональная идентичность. Даже если мы говорим об идентичности как об одномерной категории, а не как о многокомпонентном явлении со сложной структурой, то наличие идентификационной категории не предполагает в обязательном порядке существования в языке полностью полярного понятия, находящегося в оппозиции к данной категории.

Для нас очевидно то, что идентичность предполагает, прежде всего, мышление в логике «дополнения до множества»: есть «я» - мои представления о самом себе, границы моих способностей, возможностей, знаний (на сегодняшний день), мои жизненные принципы, круг общения, ценности, с которыми я себя соотношу, люди, с которыми я солидарен в этих и этих вопросах или в рамках членства в одной группе; а вот это - все то, что я к себе не отношу, или то, что не относится ко мне. И есть то, что мне не известно, чуждо, неприемлемо по каким- либо соображениям, или же - недостижимо, в силу отсутствия навыков, возможностей, статуса и т.д.

Таким образом, получается, что находящееся за чертой моей идентичности не всегда имеет для меня отрицательную коннотацию. Например, я знаю, что я не поэт, а только любитель, написавший в студенческие годы пару рифмованных строчек. Но я стремлюсь реализовать свои творческие амбиции, и, наконец, стать частью мирового негласного сообщества поэтов (или же - более конкретная цель: стать членом союза писателей).

Таким образом, мы видим, что разделение «я» и «они» не всегда подразумевает агрессивное противопоставление. Значит, с одной стороны, есть «не-я», с которым я стремлюсь сблизиться, и в итоге сделать принадлежность к этой сфере частью «своей» личной идентичности. С другой же стороны, есть «не-мое», с которым я стремлюсь держать максимально возможную дистанцию, при возможности сохраняю нейтралитет или даже пытаюсь «отмежеваться» от этой группы, круга общения, сферы деятельности, ценностей и принципов. Но и здесь, между этими типами «не-моей» сферы идентичности нет прямого противопоставления. Потому что когда человек, ненавидевший, отрицавший некие принципы и взгляды, разделяемые группой людей или культурой, вдруг поворачивается к ним лицом, меняет отношение и становится в ряды членов прежде ненавистного и чуждого сообщества - мы оказываемся свидетелями радикальной трансформации идентичности, человеческого преображения, Мбтцорфюог^’а. Это тот момент, когда нечто иное, чужое, когда Другой становится мной самим или же я-сам становлюсь Другим.

В этой связи Поль Рикер указывает на происхождение слова «идентичность» на латыни: «Сообразно латинским словам idem и ipse здесь накладываются друг на друга два разных значения. Согласно первому из них, idem, (идентичный) - это синоним “в высшей степени сходного”, “аналогичного”. “Тот же самый” (тете), или “один и тот же”, заключает в себе некую форму неизменности во времени. Их противоположностью являются слова “различный”, “изменяющийся”. Во втором значении, в смысле ipse, термин “идентичный” связан с понятием “самости” (ipseite), “себя самого”. Индивид тождествен самому себе. Противоположностью здесь могут служить слова “другой”, “иной”. Это второе значение заключает в себе лишь определение непрерывности.... Задача скорее состоит в том, чтобы исследовать многочисленные возможности установления связей между постоянством и изменением, которые соответствуют идентичности в смысле “самости”». [Рикер, 1995, с. 19].

Итак, идентичность отражает процесс сохранения качеств сходства и различия индивида неизменными на протяжении определенного времени. Но неизменность и постоянство представлений о самом себе и окружающих не всегда оказывают благоприятное влияние на жизнь индивидов и сообществ. С другой стороны, гибкость, непрерывная изменчивость, - это другая крайность, которая делает идентичность неуловимой для фиксации, описания и изучения ее структуры.

Поэтому четвертое, временное измерение идентичности не менее важно. Противоречие, которое заложено в самом понятии «идентичность», свидетельствует о том, что причины ее возникновения, способы формирования и ее структуру очень сложно унифицировать, чтобы создать единую четкую модель этого социального явления. Дискуссии об идентичности колеблются между двумя крайними позициями.

Первая из них утверждает, что проект неизменной идентичности с четко очерченными границами приводит лишь к усилению напряженности между группами и сообществами. «Индивидуализация не делает всех индивидов одинаковыми. Важную роль играет отмеченный выше статус идентичности как процесса. И он ведёт к постоянной реидентификации людей, сообществ и обществ в течение всего времени их существования. Происходит более продолжительное, чем в традиционных обществах, освоение имеющихся навыков, знаний, специализаций, что продлевает время формирования взрослого человека» [Федотова, 2012, с. 128].

Кроме того, подразумевается, что жесткость идентичности ставит в обратную зависимость способность идти на компромиссы, руководствуясь толерантным отношением к окружающим. Парадокс заключается в том, что в данных высказываниях индивидуальная идентичность (которая, однако, является социальным продуктом), и ее жесткая форма усиленно критикуются, хотя, на самом деле, под критикой этого понятия скрывается критика жестких границ, разделяющих сообщества и группы. А ведь именно непроницаемость групповых границ, а отнюдь не твердая форма идентичности создают напряженность в области межгруппового и межкультурного взаимодействия любой направленности.

Вторая крайняя позиция относительно свойств идентичности заключается в том, что гибкая и изменчивая идентичность - это совершенно не рабочий концепт. Он ничего не «схватывает» и ничего не отражает, будучи представлен в такой форме. Будучи текучей, идентичность не дает возможности изучить ее структуру и закономерности постепенного формирования. «В обществе, которое сделало социальные, культурные и сексуальные идентичности неопределёнными и переходными, любая попытка сделать посредством политики идентичности более устойчивым то, что стало “жидким”, с неизбежностью приведёт критическую мысль в тупик» [Bauman, 2001, p. 12-13].

Уравновешенный взгляд на идентичность склонен сочетать в себе черты двух предыдущих позиций. Он содержит в себе ответ не только на вопрос о временном аспекте идентичности, но и решает проблему соотношения единичности и множественности в рамках структуры индивидуальной идентичности. Сторонники этого положения утверждают, что ключевое свойство идентичности заключено в ее крепком и постоянном «стержне» или «ядре». «Реальная идентичность представляет собой результат напряженной борьбы между формами, которые нашли воплощение в материи, и временным измерением. В этом смысле мы можем сказать, что ядро утрачивает свою идентичность в процессе радиоактивного распада, - сохранение же идентичности предполагает преодоление противодействующих сил и является не данностью, а заданностью» [Хёсле, 1994, с. 112].

И хотя периферийная часть идентичности постоянно подвергается изменениям и корректировкам, сердцевина остается неизменной. При таком взгляде на идентичность можно допустить, что идентичность едина, но заключает в себе множество компонентов, которые в различных ситуациях поочередно и в разных комбинациях выступают на поверхность и проявляют себя в социальном взаимодействии, а затем вновь отступают на второй план.

Однако и при таком взгляде на идентичность остается открытым вопрос о том, может ли идентичность быть раз и навсегда сформирована, осознана и, соответственно - описана исследователем? Зигмунд Бауман замечает по этому поводу, что «изменения идентичности при глобализации приобретают постоянный характер, что заставляет многих считать проблему идентичности исчерпанной, ибо нет момента жизни, когда идентичность “финальна”» [Bauman, 2004, p. 18].

С другой стороны, говоря об изменениях внешности человека с годами, мы можем сказать то же самое о фенотипических особенностях: они остаются, но характер их проявлений на лице человека меняется. Так можем ли мы изучать внешние признаки с научной точностью, если в процессе старения, травм, болезней они приобретают иной вид и новые характеристики?

Смею предположить, что можем. «Бессмысленно отрицать, что тело является немаловажной составной частью идентичности человека: оно “принадлежит” человеку в гораздо большей степени, чем даже любимейшая собственность. Это верно не только потому, что тело представляется физическим базисом ментальных актов, но и потому, что представление о собственном теле является важной частью создаваемого человеком образа самого себя; кроме того, тело может выразить - даже лучше, чем сознательные ментальные акты, - сокровенные измерения человеческой идентичности» [Хёсле, 1994, с. 113].

Итак, человек может обладать уникальной конфигурацией свойств и качеств, которые, подобно его собственному телу, переживают период юности, зрелости и увядания, претерпевают существенные изменения, однако сохраняют черты, необходимые для того, чтобы определять данного человека в качестве его самого.

На основании вышесказанного мы можем сделать вывод о том, что идентичность, с точки зрения формы явления, представляет собой не процесс, а многокомпонентную сложную конфигурацию, которая в единственном числе присуща каждой отдельной личности. Ее структура обладает подвижной периферией и малоподвижным или полностью неизменным центром. Анализ данного центра - это ключевой момент в процессе эмпирического исследования идентичности.

Периферийные компоненты идентичности могут не только претерпевать изменения, но и быть полностью исключенными из структуры индивидуальной идентичности. Идентичность обладает своей внутренней иерархией, которая позволяет располагать все компоненты соответственно их ценностной значимости и актуальности на оси от центра к периферии. «Только идентифицируясь с ценностями, которые не имеют ничего общего с корыстным интересом, «я» становится уверенным в своих силах и обретает чувство собственного достоинства» [Хёсле, 1994, с. 115].

Помимо актуальных компонентов идентичности в ее структуре могут также присутствовать проективные компоненты, которые, в сущности, еще не являются ее реальными элементами, однако, не будучи инкорпорированными в структуру, уже могут оказывать влияние на мотивацию, поведение и ценностные ориентации человека.

Таким образом, внутри поля идентичности присутствуют инородные (с точки зрения генезиса) элементы, которые являются стимулами к развитию личности и уберегают идентичность от распада вследствие статичности и неизменности. «Поскольку, однако, как временное существо, я всегда представляю собой нечто большее, чем в конкретный настоящий момент, вполне оправданным оказывается и преувеличение моих возможностей, - оно даже необходимо, для того чтобы достигнуть меньшего, нежели хотелось, однако же большего, нежели было бы возможно без преувеличенного нормативного образа собственной самости. Идеализация человека, характерная для состояния любви, иногда оказывается более справедливой по отношению к человеку, чем трезвое описание его действительного характера, поскольку последнее часто упускает из виду, кем он мог бы стать и кем станет, если будет помнить о том, кем мог бы быть» [Хёсле, 1994, с. 116]. Таким образом, идентичность всегда содержит внутри себя потенциал, который еще не является структурообразующим элементом, но живет и действует на нее изнутри как интенциональный компонент.

Подобный взгляд на оппозицию между статичным и динамичным компонентами позволяет иначе объяснить изменчивую природу идентичности. Мы можем предположить, что не все явления, находящиеся в кругу влияния идентичности, относятся непосредственно к ее внутренней структуре. Возможно, что эти явления - независимые, отдельные процессы, которые мы невольно включаем в расширенное представление об идентичности. Меж тем, автономная, но связанная с идентичностью сила - это процесс идентификации.

Именно идентификация, будучи процессом, процессом формирования и, в дальнейшем - процессом трансформации идентичности, - воспринимается как данность, как сама собой разумеющаяся причина появления идентичности. Однако, как протекает этот процесс и какие взаимовложенные процессы он в себя включает? «В обыденном словоупотреблении идентификация - это обратная сторона процесса распознавания некоторого общего происхождения или свойств, разделяемых человеком или группой, или общности идеалов; и с помощью подобного наивного вывода конституируются такие свойства как сплочённость и лояльность» [Hall, 1996, p. 2]. Если руководствоваться данным тезисом, то идентификация - это процесс психологического и социокультурного кодирования, создание узнаваемой конфигурации свойств и отсылок к социальным единицам, которые раскодируются в процессе распознавания.

С другой же стороны, идентифицировать - и значит «распознать». Итак, возникает дилемма: идентификация - это процесс создания или процесс считывания информации? Мы можем лишь предположить, что идентификация - это двунаправленный процесс, который заключает в себе как «очерчивание границ» идентичности, так и процесс их удержания и поддержания; как процесс наполнения и дополнения содержания личностной идентичности, так и процесс избирательной мобилизации определенных компонентов согласно сложившейся ситуации.

Будучи столь разносторонним процессом, идентификация затрагивает не только структуру идентичности, но и структуру личности: «с точки зрения социологии, личность больше не является чем-то определённым, какой-то предзаданной сущностью... Это скорее процесс, - постоянно производимый и воспроизводимый в каждой социальной ситуации, - объединённый воедино тонкой нитью памяти» [Цит. по: Gleason, 1983, p. 918].

Если посмотреть на идентификацию с точки зрения проанализированной оппозиции «внутреннее - внешнее», то здесь мы имеем дело с четырьмя векторами. Первые два, направленные от отдельной личности заключаются в процессах культурной кодификации и распознавания. Два других вектора, идущих со стороны других членов группы и людей, находящихся вне данной общности - это процесс приписывания человеку определенных свойств (кодификация) и процесс признания или не признания его членом группы (распознавание).

Степень синхронизованности этих четырех векторов между собой влияет на то, насколько идентификацию в целом можно считать свершившейся: «идентификация является континуумом, протянувшимся от отрицательного до положительного полюса - от восприятия «Другого» как проклятия для «Я» до восприятия “Другого” как продолжения “Я”» [Wendt, 1994, p. 386] [Цит. по: Нойман, 2004, с. 66].

Рис. 1.3. Элементы процесса идентификации

Однако когда речь заходит о векторах, об оппозиции внешнего и внутреннего и процессах, протекающих в различных направлениях и плоскостях, не обойтись без подробного описания пространства, в котором происходит зарождение и трансформация идентичности, а также - без анализа дополнительных факторов и явлений, влияющих на идентичность и процесс идентификации.

1.2.