Специфика образовательной миграции с позиций «образовательного менеджмента»

В самом широком смысле социальное управление представляет собой основанный на достоверном знании процесс сознательного, систематическо­го воздействия субъекта управления (управляющей подсистемы) на соци­альный объект (управляемую подсистему) посредством принятия решений, планирования, организации и контроля, необходимых, чтобы обеспечить эффективное функционирование и развитие социальной системы, достиже­ние ею поставленных целей [Тощенко, 2011]; в более узкой своей трактовке социальное управление - деятельность по регулированию отношений в оп­ределенной сфере общественной жизни, ориентированная на актуализацию и мобилизацию потенциала людей, стимулирование позитивной социальной активности [Иванов, Гладышев, Патрушев, 2001].

Как правило, методы социального управления принято классифициро­вать по содержанию, направленности и формам, выделяя организационно­административные, экономические и социально-психологические [Иванов,

Гладышев, Патрушев, 2001]: первые основаны на формальных директивных указаниях управленческих структур, предполагают строгую иерархию функ­ций, обязанностей и полномочий, т.е. четкое подчинение сотрудников выше­стоящим органам, и опираются на систему государственных законодатель­ных актов, нормативных документов вышестоящих структур, разрабатывае­мых в организации планов и программ оперативного управления. Экономи­ческие методы базируются на экономических механизмах мотивации и сти­мулирования желаемой социальной деятельности, т.е.

Все социальные системы постоянно нуждаются в «подстройке» и уст­ранении элементов «беспорядка» в своих подсистемах для поддержания ра­ботоспособности и стабильности, поэтому регулирование миграционных процессов на всех уровнях их протекания - задача столь же естественная, сколь и необходимая. Вместе с тем в научной литературе отсутствует единая точка зрения на роль государства в регулировании миграционных процессов, вернее большинство источников редуцируют данное регулирование к трем главным направлениям - иммиграционной политике (меры по оптимизации структуры миграционного потока, ограничению нежелательной миграции) [см., напр.: Власова, 2012; Потемкина, 2013], интеграционной политике (ме­ры по политической ассимиляции мигрантов, их функциональной или муль­тикультурной интеграции) [см., напр.: Осипов, Дзуцев, 2014; Berry, 1994; 1996] и политике противодействия факторам эмиграции (меры по ограниче­нию миграционных потоков) [см., напр.: Гольдин, 2001].

Кроме того, роль государства в регулировании миграционных потоков в целом оценивается по-разному: «реалистическая» (этатисткая) концепция (К. Валц, Дж. Миэршимер, Дж. Гриего и др. [см., напр.: Waltz, 1979]) утвер­ждает, что именно государство должно четко и жестко контролировать ми­грационные потоки в собственных национальных интересах (в том числе об­разовательную и трудовую миграцию); концепция ограниченного вмеша­тельства государства в функционирование международного рынка рабочей силы (Э. Хекшер, Б.

В целом «миграционный менеджмент», несомненно, шире только го­сударственного регулирования миграционных процессов [Zayonchkovskaya, 2007]. Т.М. Регент, ссылаясь на теорию трехстадийности миграционного процесса Л.Л. Рыбаковского и исходя из трактовки миграции «как сложного социально-экономического процесса», выделяет в управлении им следую­щие элементы: «формирование миграционных установок населения; опреде­ление оптимальных масштабов, направлений миграции, формирование пере­селенческих контингентов; содействие процессу адаптации населения» [Ре­гент, 2001]. Соответственно, ключевые области в сфере регулирования ми­грации вполне очевидны [Цапенко, 2009]: «системная борьба с нелегальной миграцией, включая взаимодействие со странами исхода и транзита мигран­тов; увязка мер активной миграционной политики, направленной на привле­чение в страну иностранных и ранее выехавших местных специалистов, с мерами инновационной и общеэкономической политики; содействие органи­зации мигрантами малого бизнеса; комплексная и массированная поддержка переселенцев на первом этапе их пребывания в стране после переезда; обес­печение приезда на возвратной основе требуемых контингентов временных малоквалифицированных работников; создание специальной инфраструкту­ры для расширения притока иностранных студентов; реализация системных мер, направленных на поддержание толерантных межэтнических отношений в обществе».

К сожалению, подобная деятельность применительно к сфере образо­вательной миграции в России сегодня существенно затруднена, во-первых, по причине отсутствия четкой системы статистического учета (данные Фе­деральной миграционной службы, Министерства внутренних дел, Мини­стерства образования и Центрального банка данных по учету иностранных граждан не сопоставимы) и наличия различных подходов к подсчету образо­вательных мигрантов в принципе (существует российская миграционная ста­тистика, основанная на информации о количестве выданных учебных виз или количестве мигрантов, указавших в качестве цели пребывания в стране учебу, а также данные национальных систем образования, собирающих ин­формацию у вузов, где обучаются иностранные студенты, и о собственных граждан, направленных на учебу за границу), т.е. в России пока не произво­дится точного учета масштабов и других параметров образовательной ми­грации.

Вторая проблема регулирования образовательной миграции - сохра­нение прежних, советских управленческих клише: российская система обра­зования все еще рассчитывает преимущественно на хорошо подготовленных русскоязычных абитуриентов из стран СНГ, хотя этот ресурс стремительно сжимается.

Третья проблема - отсутствие на уровне российской вузовской систе­мы грамотных моделей взаимодействия с иностранными студентами, в част­ности, стратегий набора абитуриентов за рубежом, брендирования универ­ситетов и/или отдельных программ, расширения вузовской инфраструктуры, в том числе за счет языковых курсов в странах, поставляющих образова­тельных мигрантов, адаптации и интеграции иностранных студентов, кото­рые требуют иного подхода, чем привычные иногородние россияне.

С 1950-х годов на Западе начинает расти популярность стратегическо­го управления как на организационном, так и макросоциальном уровнях. Принципы стратегического управления опираются на комплексный анализ факторов внешней и внутренней среды, определение стратегических целей и приоритетов, стратегическое использование ресурсов и позволили преодо­леть масштабные социально-экономические кризисы таким странам, как США, Германия и Япония в разные периоды их истории.

На Западе принципы стратегического управления используются край­не широко - практически всеми субъектами управления на всех уровнях и во всех сферах - бизнесе, местном самоуправлении, региональном и государст­венном управлении - поскольку стратегический подход позволяет эффек­тивно распределять ресурсы, не распыляя их на второстепенные задачи, реа­лизация которых не является определяющей для достижения конечных це­лей конкретной деятельности. Собственно суть «менеджерской революции», произошедшей на Западе, во многом сводится к тому, что стратегическая власть престала быть привилегией «центра» и стала активно использоваться всеми субъектами управления на всех уровнях - в итоге сформировался ши­рокий слой профессиональных менеджеров, опирающихся в своей работе на следующие универсальные принципы стратегического планирования [Ива­нов, Гладышев, Патрушев, 2001: 86]:

• анализ проблемы (выявление всех «симптомов», анализ текущего и возможного ущерба, поиск причин проблемы);

• анализ внутренних факторов («инвентаризация» и оценка ресурсного потенциала, поиск «факторов риска»);

• анализ внешних факторов - среды: угроз, возможных ниш, партнеров и схем взаимодействия;

• выработка стратегических приоритетов и конкретных целей развития;

• разработка стратегического плана (на 3, 5, 10 лет) для объекта управ­ления (организации, территории, региона, государства) в целом и каж­дой из его подсистем в отдельности;

• разработка системы индикаторов для точной количественной оценки степени реализации принятого стратегического плана и достижения заданных характеристик качественных процессов;

• разработка комплекса конкретных мероприятий в рамках реализации стратегического плана для каждой подсистемы объекта управления;

• постоянный контроль и коррекция реализуемых мероприятий.

Слово «адаптация происходит» от латинского «adaptatio» - приспособ­ление; со времен Аристотеля слово «adapto» использовалось для обозначе­ния приспособления живых организмов к окружающей среде, но постепенно преодолело границы биологии, где возникло, и проникло в социологию, психологию, демографию, кибернетику, антропологию и др. [Алексеенок, 2007]. Причем если в медицине и кибернетике понятие адаптации быстро получило широкое распространение, то в социологии упрочивало свои пози­ции медленно: сегодня важнейшим компонентом адаптации в социальном контексте выступает согласование самооценок и притязаний субъекта (в данном качестве может выступать человек, группа, семья, коллектив, все на­родонаселение и т.д.) с его возможностями и объективными внешними реа­лиями среды.

Для психологов адаптация - интегративный показатель состояния че­ловека, отражающий его возможности выполнять определенные биосоци­альные функции и предполагающий адекватное восприятия окружающей действительности и себя, адекватную систему отношений с окружающими, способности к труду, обучению, организации досуга и отдыха, изменчивость (адаптивность) поведения в соответствии с ролевыми ожиданиями других [Психологический словарь, 1997: 13; см. также: Налчаджян, 2010]. Несмотря на различия между социальной, физиологической, психологической, биосо­циальной, социокультурной и другими видами адаптации, в реальности, пе­реплетаясь, они являются отдельными аспектами единого процесса, а потому единой концепции социально-психологической адаптации не разработано - чаще всего под ней понимают личностную адаптацию, т.е. адаптацию к со­циальным проблемным ситуациям, привыкание индивида к новым условиям внешней среды с затратой определенных сил, взаимное приспособление ин­дивида и среды [Витковская, Троцук, 2004].

Социологи оперируют понятием «социальная адаптация», под кото­рым понимается процесс активного приспособления к изменяющейся среде с помощью различных социальных средств [Краткий словарь по социологии, 1989: 6], причем процесс двусторонний: и адаптант (личность или группа), и социальная среда - адаптивно-адаптирующие системы, активно взаимодей­ствующие и оказывающие обоюдное влияние друг на друга. В качестве ин­дикаторов социальной адаптированности, как правило, выступают парамет­ры социального самочувствия [Крупец, 2003]: внутреннее состояние челове­ка (здоровья, настроение, испытываемые чувства); его оценки внешних ус­ловий (ситуации в стране, эпохи); восприятие собственного положения в но­вых условиях

Социологи, как правило, обращаются к изучению сложных процессов социальной адаптации в их тесной взаимосвязи с причинами миграции, а по­тому особенно интересны для социологии возможности сочетания конкрет­ных эмпирических исследований в разных странах и в разные исторические периоды с теоретическим осмыслением миграционных и адаптационных проблем, типов миграции и форм адаптации [Ромм, 2002]. Специалисты, разрабатывающие теоретико-методологические и прикладные аспекты ана­лиза адаптационных процессов, отмечают как их многозначность и много- уровневость, так и важность выбора и действий самого индивида в их нераз­рывной связи с социальной практикой.

В социологии термин «социальная адаптация» обозначает одновре­менно и процесс, и результат активного приспособления индивида к услови­ям новой социальной среды: социальная адаптация - это приспособление к условиям социальной среды, которое разворачивается как гибко организо­ванная в новых условиях поисковая активность, выход индивида за пределы готовой конечной формы [Ромм, 2002]. Чаще всего адаптационные пробле­мы привлекают социологов, когда речь заходит о профессиональной адапта­ции мигрантов к рынку труда [см., напр.: Рыбаковский, 2003], или же об эт­нопсихологической адаптации в инонациональной среде [см., напр.: Гасано­ва, 1995; Ракачев, 2007; Стефаненко, 2009; ] и т.д.

Изучение процесса социальной адаптации индивида/группы требует понимания типов факторов, определяющих его жизнедеятельность в новых условиях, учитывая, что этот процесс осуществляется одновременно на двух взаимосвязанных уровнях - институциональном и личностном. Основная функция социальной адаптации - поддержание межличностных связей и от­ношений людей, что обеспечивает как мигрантам, так и в равной мере при­нимающей стороне формирование и сохранение среды, способствующей безболезненному вхождению вновь прибывших людей в существующий со­циум. Вот почему процесс социальной адаптации личности/группы в новых социально-экономических и социокультурных условиях должен анализиро­ваться с позиции единства его личностных и институциональных аспектов: и как сложный процесс социального приспособления людей, который опреде­ляется институциональным контекстом; и как внутренне мотивированный процесс, который побуждает человека к активной деятельности и сохране­нию своего культурного и личностного жизненного «багажа», т.е. социаль­ная адаптация является одновременно процессом приспособления (социаль­ный феномен) и специфическим состоянием личности, связанным с ком­плексом притязаний-ожиданий, ценностных ориентаций, настроений и т.п.

Соответственно, с социальной адаптацией тесно связана адаптация психологическая [см., напр.: Берри, 2001]: будучи обусловлена социально, психологическая адаптация воздействует на эффективность жизнедеятель­ности, придает ее динамике индивидуально-эмоциональную окраску. Соци­альная адаптация - по сути, своеобразное связующее звено между общест­венной сущностью человека и окружающей действительностью, а потому носит многофункциональный характер: является необходимым условием и одновременно средством оптимизации взаимодействия человека с природой и социальной средой; способствует развитию человека и совершенствова­нию среды; обеспечивает реализацию социальной сущности человека; со­вершенно необходима для овладения любым видом деятельности. Следова­тельно, социальная адаптация - сложное явление, для которого характерно противоречивое единство трех уровней адаптивного поведения: биологиче­ского, психологического и социального [Ромм, 2002].

Таким образом, социальная адаптация мигрантов - это деятельность, направленная на оптимизацию взаимоотношений прибывающих с окру­жающей средой, с одной стороны, а также изменения самой среды в целях приспособления ее к интересам прибывших на новое место жительства - с другой. Адаптация протекает относительно легко в тех случаях, когда соци­альные нормы и правила не сильно отличаются от уже освоенных индиви­дом на предыдущем месте жительства. Если же ценности, нормы и правила существенно отличаются, то процесс адаптации затрудняется и сопровожда­ется психологическим дискомфортом, конфликтами, социальной изоляцией и снижением социальной активности [Свиридов, 2002; Шпак, 2011].

Социальная адаптация может протекать в активной или пассивной форме, но, чаще всего, - в той и другой одновременно. Активная форма ха­рактеризуется, как правило, тем, что субъект, воздействуя на социальную среду, стремится ее изменить (подогнать под уже сложившиеся у него пред­ставления о нормах и правилах социального поведения). Зачастую, в полной мере сделать это не удается, потому что среда также стремится сохранить стабильность своих норм и правил поведения и, кроме того, состоит из ин­дивидов, которые эти нормы уже приняли и не собираются их коренным об­разом менять. Активная форма адаптации в целом соответствует выделен­ному теоретиками Чикагской социологической школы «мещанскому» или «консервативному» типу, а потому чревата внутренними и внешними кон­фликтами, вызванными несовпадением ценностно-нормативных установок прибывающих и принимающей стороны.

Пассивная форма адаптации предполагает пассивное восприятие норм и правил поведения той социальной группы, в которой индивид оказался: он полностью пересматривает свои взгляды и убеждения, хотя это довольно сложно, и начинает жить по нормам и правилам, установленным в данном сообществе. Пассивная стратегия адаптации в целом соответствует «богем­ному» типу, описанному чикагскими социологами: в качестве издержек она сталкивается с проблемой «утраты корней», потери личностной и культур­ной идентичности, что не проходит бесследно для индивида. Впрочем, в ре­альности, как правило, индивид, приспосабливаясь к новой социальной сре­де, изменяет ее в той или иной степени, т.е. одновременно осуществляется двуединый «адаптационно-адаптирующий» процесс, который предъявляет и к индивиду, и к среде требование переосмыслить сложившиеся стереотипы и, возможно, выработать новые. В своем социально-желательном варианте данный процесс соответствует «творческому» типу, описанному чикагскими социологами, и позволяет находить конструктивный путь приспособления.

Основываясь на социологическом подходе и эмпирических данных, Л.Л. Шпак выделила следующие виды социальной адаптации [2011]: 1) нор­мальная - характеризуется устойчивой приспособленностью личности к ти­пичным проблемным ситуациям без патологических изменений ее структу­ры и, одновременно, без нарушения норм социальной группы; может быть подразделена на защитную и незащитную (по типам используемых механиз­мов); 2) незавершенная - личность чувствует себя достаточно комфортно в конкретной среде, но сохраняет прежние паттерны поведения, хотя участни­ки социального процесса ждут от нее другого поведения; 3) патологическая - полностью или частично осуществляется посредством девиантных форм поведения (используемые защитные механизмы выводят поведение лично­сти за пределы нормальной адаптации, будучи неадекватными реакциями на сложные ситуации). Кроме того, все виды адаптации могут реализовываться через такие поведенческие стратегии, как сотрудничество, соперничество и конфликт.

В контексте задач управления миграционными процессами социальная адаптация предстает, прежде всего, как особый социальный процесс, ориен­тированный на включение в повседневную жизнь социума группы/категории людей, которая оказалась вырвана из привычных социальных структур и об­стоятельств в результате определенных (иногда экстремальных) причин, т.е. суть социальной адаптации состоит в «переключении» людей с одного об­раза жизни на другой. Регулирование адаптационных процессов, несомнен­но, входит в проблемную область социологии управления в связи с необхо­димостью вырабатывать практические рекомендации по оптимизации соци­альной адаптации различных групп/категорий населения, характерной осо­бенностью которой в социологически релевантном ключе ее изучения вы­ступает ориентация на самосохранение общества и личности. Соответствен­но, специфика социальной адаптации определяется уровнем развития и ха­рактером потребностей конкретной личности и социальной группы, и моде­ли социальной адаптации мигрантов в контексте решения задач социального управления должны:

• учитывать интересы коренного населения/принимающей стороны;

• принимать во внимание этническую, культурную, языковую и конфес­сиональную дистанции между мигрантами и местным населением;

• отслеживать инфраструктурные факторы - возможности конкретных регионов, выбираемых в качестве места жительства мигрантов (насе­ленность, экономическое развитие, экологическую обстановку, обес­печенность средствами коммуникаций и т.п.);

• предполагать создание материальных условий и реализацию гаранти­руемых страной-реципиентом основных прав и свобод (например, ре­альный доступ к образовательным, правовым, медицинским и другим социальным услугам мигрантов и их общин);

• информировать местные власти и население о проблемах адаптации мигрантов;

• способствовать тому, чтобы административные структуры, неправи­тельственные организации и ассоциации переселенцев имели доступ к средствам массовой информации, чтобы местное население понимало проблемы и права мигрантов.

Таким образом, можно выделить три основные группы факторов, влияющих на успешную интеграцию мигрантов в принимающий социум: материальные (образование/трудоустройство, жилищные условия, имущест­венное положение и пр.); нематериальные (этнокультурные и психологиче­ские условия, определяющие взаимоотношения мигрантов с населением принимающих территорий); информационные (степень подготовленности мигрантов к жизни в другой стране, уровень их информированности о спе­цифике принимающего сообщества, и также его самого - о мигрантах).

Совокупное воздействие всех типов факторов на мигрантов получило в научном дискурсе название «культурный шок»: данное понятие было введе­но известным антропологом К. Обергом в 1954 году для обозначения страха и/или беспокойства, которые чувствуют иммигранты в новой культурной среде [Oberg, 1960]. Несмотря не то, что сегодня данный термин стал обще­признанным и широко используется в литературе [см., напр.: Fumham, Bochner, 1986; Pedersen, 1995], далеко не все исследователи считают его аде­кватным: ряд ученых полагает, что на самом деле мигрант никогда не впада­ет в состояние шока, он способен на осуществление приспособительных действий и адекватное восприятие окружающих обстоятельств, может «пе­рестраиваться» в новой среде, а потому логично называть ощущаемый им в чужой стране дискомфорт не культурным шоком, а культурным стрессом (в том числе и потому, что здесь совпадает «симптоматика» - страх, неуверен­ность, рассеянность, тоска, чувство беспомощности, агрессивность и раз­дражительность и т.д.) [Ионин, 1998]. Тем не менее, словосочетание «куль­турный шок» не вызывает сегодня особых дискуссий, поэтому мы будем ис­пользовать его как устойчивое обозначение состояние мигранта в инокуль­турной среде принимающего сообщества/группы.

Попадая в новое сообщество, иммигрант подвергается культурному шоку - не как единовременному краткому переживанию, а как длительному процессу, сопровождающему социальную интеграцию. Культурный шок может проявляться то сильнее, то слабее, пока иммигрант учится справлять­ся с новыми обстоятельствами, но, независимо от степени негативности пе­реживаемых человеком эмоций, обучает его новым стратегиям преодоления различных трудностей, чем, в конечном счете, способствуют будущему ус­пеху. В рамках диссертационного исследования речь может идти о культур­ном шоке как беспокойстве, испытываемом нигерийским студентами в про­цессе адаптации к условиям жизни в абсолютно новой для них стране; обыч­но культурный шок максимально остро ощущается иностранными студента­ми в первые несколько недель пребывания в России.

Исследователи выделяют пять фаз культурного шока [см., напр.: Pedersen, 1995]:

1. Фаза «медового месяца» или «розовых очков»: иностранные студенты испытывают эмоции азарта, приключения, оптимизма и волнения. Скажем, согласно данным проведенных автором с нигерийскими сту­дентами в России интервью, сначала все они были взволнованы и оча­рованы новыми вещами и обстоятельствами, с которыми сталкива­лись; все вокруг казалось им удивительным - ежедневное непрерывное электроснабжение в помещениях, хорошие дороги, эффективная и бы­страя транспортная система, огромное количество крупных торговых центров со множеством товаров и услуг, кинотеатры и спортивные комплексы, модно одетая молодежь. Большинство из упомянутых со­циальных удобств, которые российские студенты воспринимают как должное, являются роскошью для большинства нигерийцев на родине. Все вокруг кажется им экзотичным и привлекательным, по крайней мере, интересным, даже самые простые вещи - поехать в метро, пойти в кафе или ресторан, увидеть, как падает снег. Иными словами, ниге­рийские студенты начинают новый этап своей жизни (образователь­ную миграцию в Россию) с положительных эмоций, иногда даже с эйфории, в том числе и потому, что наконец-то обрели свободу от контроля родителей или родственников, от постоянного диктата ниге­рийских традиций и нравоучений. Однако данная приятная фаза, как правило, не длится слишком долго и достаточно быстро сменяется следующей фазой культурного шока.

2. Дезинтеграция сменяет фазу «розовых очков»: нигерийские студенты начинают испытывать чувство потерянности и некоторой дезориенти­рованности, потому что далеко не всегда знают, чего ожидать от рос­сиян: на данном этапе иностранные студенты похожи на рыб, выбро­шенных из воды на берег, и по большому счету лишь пассивно наблю­дают за новой средой своей жизни, потому что привычные им куль­турные подсказки и маркеры, к которым они привыкли в Нигерии, не работают в России или имеют здесь совершенно иные смыслы. Посте­пенно студенты понимают, что их социальный запас знаний и навыки, которые успешно работали в Нигерии, мало чем помогают в России: россиян могут пугать или огорчать поступки, высказывания и поведе­ние иностранных студентов - нигерийцы чувствуют то же самое в об­щении с россиянами. Непривычное и неприятное чувство, что ты от­личаешься от окружающих, чувство изолированности и несоответст­вия среде может стать столь сильным и постоянным, что иностранные студенты впадают в состояние депрессии и/или уходят в себя, сталки­ваясь ежедневно со множеством трудностей.

3. Реинтеграция - для наступления данной фазы культурного шока мо­жет потребоваться несколько недель, а в некоторых случаях и не­сколько месяцев. На данной стадии иностранные студенты нередко обвиняют россиян в собственных проблемах, встречая с их стороны сочувствие реже, чем враждебность; иностранные студенты начинают стереотипизировать свои представления о российском народе и куль­туре, обвиняя их во всех реальных, а также в придуманных несоответ­ствиях и проблемах. Все это может привести к таким защитным реак­циям, как, например, общение только со своими соотечественниками, списывание любых проблем и неудач на расизм со стороны преподава­телей и сокурсников и т.д. Однако данная фаза гнева и неудовлетво­ренности отмечает и начало реинтеграции и избавления от депрессии. Продолжительность «стадии восстановления» в фазе реинтеграции у иностранных студентов зависит как от личных качеств (прежде всего, психологической стойкости), так и от внешних факторов (поддержки студенческих ассоциаций и общин, служб университета, в котором они обучаются, диаспоры, иностранцев, которые уже приспособились к жизни и учебе в России). После данной стадии наступает так называе­мая «биполярная стадия» реинтеграции - иностранные студенты начи­нают лучше понимать особенности российской культуры, учатся вос­принимать с юмором свои прежние испытания и переживания: напри­мер, они обнаруживают, что «холодные взгляды» или «покерное ли­цо», которые прежде воспринимали как проявления расизма, таковыми не являются - это типичное выражение лица среднестатистического россиянина, которое свидетельствует не об угрозе с его стороны, а о том, что он просто занят своими делами и не интересуется окружаю­щими.

4. Автономия - своеобразный синтез элементов трех предыдущих фаз, который обеспечивает психологическую устойчивость и независи­мость человеку (или группе), находящемуся в состоянии социальной адаптации: здесь меньше воодушевления и иллюзий, чем в первой фа­зе, меньше переживаний и дискомфорта, чем во второй, меньше гнева и проявлений защитных реакций, чем в третьей. Свидетельство дости­жения фазы автономии у иностранных студентов - более спокойное, независимое и стабильное состояние: студенты прекращают обвинять себя или российских граждан и культуру при каждом сложном случае или недоразумении; в большей степени вовлечены в различные аспек­ты повседневной студенческой жизни, поскольку уже способны понять суть происходящего и особенности ситуации и принять нужные реше­ния, чтобы сделать свою жизнь и обучение в России проще и ком­фортнее; демонстрируют увлеченность и компетентность в образова­тельных вопросах и обретают способность расслабиться и наслаждать­ся опытом проживания и обучения в России; могут четко сформулиро­вать свое новое понимание российских реалий и в качестве «экспер­тов» объяснить другим иностранным студентам устройство россий­ской жизни, что, впрочем, не является гарантией того, что они всегда и везде ведут себя в соответствии с местными правилами, обычаями и ожиданиями.

5. Бикультурализм, или заключительная фаза культурного шока, далеко не всегда достигается мигрантами или иностранными студентами, но от них этого, как правило, и не требуется. Данная фаза предполагает обретение поликультурной идентичности: речь идет не о том, что ино­странные студенты становятся весьма компетентны в чужой культуре, а о том, что, предположительно, обретают чувство принадлежности к ней наряду с собственной культурой. Очевидно, что в рамках образо­вательной миграции в подобном уровне преодоления культурного шо­ка нет необходимости, поэтому его заключительной фазой следует считать состояние, когда различия образовательных мигрантов и мест­ных жителей перестают быть доминирующим фактором и управлять их взаимоотношениями - две группы осознают собственное своеобра­зие, но видят и точки соприкосновения культур, позитивно, творчески, с юмором воспринимают ситуации взаимного непонимания, корректно интерпретируют поведение и значение различных событий друг для друга, поэтому можно говорить о достижении состояния взаимной адаптации. К сожалению, крайне незначительное число нигерийских студентов, обучающихся в России, по данным проведенного нами оп­роса, смогли достичь последней фазы культурного шока даже в той ее ограниченной версии, что оптимальна для образовательных мигрантов - она характерна преимущественно для студентов, которые прожили в России более пяти лет. Поэтому, видимо, нельзя говорить о непреодо­лимых адаптационных проблемах нигерийских студентов в россий­ском обществе в целом, но следует принимать во внимание достаточно длительный временной период, который оказывается необходим для преодоления культурного шока.

Таким образом, завершая рассмотрение проблем образовательной ми­грации с позиций теории культурного шока, можно сделать вывод, что ос­новной целью любых адаптационных программ иностранных студентов должно стать достижение фазы взаимной адаптации как индикатора ком­плексной культурной, социальной и психологической адаптированности ми­грантов к местным условиям жизни и, как минимум, нейтрального их вос­приятия принимающим сообществом. В следующих разделах диссертацион­ной работы мы рассмотрим, каковы должны быть основные элементы оцен­ки успешности образовательной миграции из Нигерии в Россию в социоло­го-управленческом контексте ее рассмотрения.