ДИНАМИКА ПОЛИТИЧЕСКИХ ПРОЦЕССОВ В ДОКОЛОНИАЛЬНЫХ АФРИКАНСКИХ ОБЩЕСТВАХ

Выше мы попытались проанализировать наиболее существе ные свойства власти традиции, уделив особое внимание сої • ально-психологическому аспекту. Далее, следуя логике данного 1 исследования, проанализируем динамику политических процес-1 сов в доколониальных африканских обществах с целью выявить! основной вектор эволюции социально-политической сферы В Т0ТІ* период.

Прежде чем приступить к анализу политической динамики її доколониальных восточноафриканских обществах, уточним npg-1 чины, которые ее определяли. Это представляется целесообраз-1 ньщ, так как возможен вполне закономерный вопрос, а имен»:

о каком политическом развитии может идти речь в общества! I доклассовых, т. е. при отсутствии основного условия политиче- § ского развития антагонистических классов? Не это ли явилось! причиной их политического застоя, приведшего к тому, что тав 1 на протяжении длительного исторического периода в боль-1 шинстве случаев так и не возникло государственности? и не! правы ли те, кто утверждает поэтому, что африканские общест- ва не имеют истории? Отвечая на эти вопросы, отметим: речь л г пойдет прежде всего о социально-управленческом аспекте по-1‘ литических отношений. Изменения же в социальном управде-С нии могли носить количественный характер в пределах данкок системы, что и определяло ее динамику. Своего рода измерение^ подобных изменений и является целью данной главы. Остает- . ся, таким образом, ответить на вопрос: что же лежало в основе социально-управленческой динамики в обществах первичной !? формации, и в частности внутренних районов Восточной Аф- У рики доколониального периода? В отечественной литературе/ высказывалась мысль о том, что к моменту активной колонн- ‘ зации (скорее задолго до того.— В.

cgjix), было демографическое развитие, породившее процессы' общественной сегментации, связанные с выделением коллективов людей в относительно самостоятельные социально-экономические единицы. Также можно говорить и о наличии в тот период обратных процессов, связанных с периодическим возникновением недолговременных политических объединений, которые в конечном итоге распадались на свои составляющие. Этот процесс в эволюции социально-политических структур доколониальных африканских обществ был определен в советской, африканистике как пульсация [49, с. 84].

‘ Выделившиеся в ходе сегментации коллективы людей в той или иной степени продолжали сохранять экономические, со- аиальные и идеологические связи, что служило объективной основой для возникновения их социально-политического единства. Необходимость регулирования процессов взаимодействия относительно самостоятельных общественных организмов на различных этапах пульсации приводила к институализации управленческой деятельности. Это, в свою очередь, способствовало оформлению высокого социального престижа управленческого труда. По справедливой оценке Л. Е. Куб бел я: «В позднем первобытном обществе с выделением из общей массы сородичей лиц, руководивших различными аспектами общественной жизни и их начинавшейся специализацией, возникает новый вид престижа — престиж общественной должности, не связанный с личными качествами непосредственно занимающих эту должность индивидов. Складывается общество, в котором наблюдается расслоение по степени престижа общественного положения, и возникает иерархия уровней престижа» [76, с. 154]. Неравномерное распределение управленческих функций между различными социальными институтами, а следовательно, и их престижное различие вели к возникновению напряженности между ними, которая могла переходить в открытый конфликт.

Стремление отдельных индивидов и социальных групп занить более престижное положение в обществе было основной пружиной, определяющей социально-политическую динамику в доколониальной Африке. Такой механизм политической динамики в той или иной степени был характерным для всей доколониальной Тропической Африки. Динамика возрастала с возникновением контактов африканских обществ с более развитыми социально-экономическими системами других континентов. Что же касается внутренних районов Восточной Африки, то на политическую динамику тамошних обществ, начиная с 40-х годов XIX столетия, стала оказывать воздействие караванная торговля, которая велась между народами внутренних районов этого региона и мировыми экономическими системами при по-

средстве суахилийских купцов. Сам расцвет торговли был следствием возросшего спроса на мировом рынке на рабов ц слоновую кость. Активным элементом в ее осуществлении ВЫ- , ступали суахилийские купцы, представители народности, насе-1 дяющей побережье Индийского океана. Они снаряжали кара- j ваны, которые следовали от побережья внутрь континента, где | закупались н%'жные им товары. Затем товары доставлялись! обратно на побережье, где осуществлялся обменяна товары ми-1 рового рынка. Караванная торговля в Восточной Африке в той | или иной степени повлияла на социально-политические процес- j -сы всех обществ данного региона. Одним из наиболее значимых! последствий этого влияния было резкое возрастание военной! активности в регионе, что привело к милитаризации структурні местных социально-политических организмов. Причиной роста I военной активности была возникшая в связи с торговлей воз-1 можность получения экономических преимуществ в случае! осуществления контроля за караванными путями. Имевший I этот контроль мог, в частности, взимать пошлины с проходя-1 щих мимо караванов, а нередко просто их грабить.

Усилению военной активности восточноафриканских обществ! сопутствовала социально-политическая перестройка их струк-1 туры, переход к иерархическим управленческим системам. Об-1 щества такого типа представляли собой высшую форму поли-1 тического развития в доколониальной Тропической Африке,! Именно с ними пришлось столкнуться европейцам, именно эта 1 общества оказали наиболее сильное сопротивление евроиен-1 •ским пришельцам, и, наконец, именно эти общества послужив 1 англичанам в качестве эталона при разработке теоретическоі I концепции косвенного управления. І

Таким образом, общее направление политической ЭВОЛЮЦИЙ j в доколониальных африканских обществах происходило от I наиболее примитивных в социально-управленческом смысле об-1 дцеств к обществам с иерархическими системами управления | (типа вождеств и надплеменных образований). Однако из это-1 го не следует, что все восточноафриканские общества к началу | активной колонизации европейцами данной части континентаj .достигли высших для эпохи первобытности политических форм. I Многие из них вследствие экологических или демографических І причин отклонились от основного направления политической* эволюции, остановившись на какой-то ее точке. В результате! «социальные организмы Восточной Африки в доколониальный ' I период представляли собой широкий набор вариантов, соответ- ? ствовавших различным стадиям первобытности. Рассмотрим #

основные социально-политические противоречия, характерные I для наиболее примитивных из них. И далее процесс социально- it политической эволюции в доколониальный период как резуль- 1 тат разрешения этих противоречий.

I Наиболее архаичным принципом, определявшим социально- | политическую структуру общества, которую мы относим к пер- | вичной формации, и в частности доколониальных восточноаф- I риканских социумов, был возрастной.

І что возраст играл основную роль при распределении в обществе управленческих функций. В соответствии с ним старшие обладали преимущественным правом в управлении общественными, делами, а авторитет возраста был одним из основных видов авторитета, характерных для обществ данной стадии эволюции. Возрастной принцип играл существенную роль при определении властно-управленческой структуры любого доколони- I ального африканского социума, но в некоторых из них, как I правило более примитивных, он получил почти полное разви- | тие. Особенно яркий пример в этой связи представляют об- ! щества с так называемыми возрастными классами. В них этот принцип достиг своей логической завершенности. Общества та- ! кого типа были широко распространены именно в Восточной Африке [63]. Рассмотрим на примере некоторых из них наибо- I лее общие формы его реализации.

t В таких социумах за каждым социально-возрастным груп- I пированием закреплялись определенные экономические и управ- I ленческие функции. Начальную ступень в иерархии занимали I

дети, которые выполняли, как правило, различные подсобные | работы по дому, помогали взрослым на полях, пасли скот. >

В возрастной системе галла дети, например, носили имя «немые», что говорило о полном отсутствии у них каких-либо со- ' цкальных прав [156, с. 125]. За их поведением следили взрос- s. лые.

| Следующую ступень в иерархии занимали взрослые ини- *

щированные мужчины, на которых лежало выполнение основных экономических и управленческих функций. У аруша,. •

в частности, взрослые составляли два основных социально- , возрастных группирования: молодых мужчин и старейшин.

Каждое из них, в свою очередь, подразделялось на две части.

, Младшие мораны (так назывались принадлежащие к группе молодых инициированных мужчин) основное время тратили на { овладение навыками воина. Эти качества они использовали во I

время набегов на своих соседей, а также при защите скота ! от посягательства на него соседних племен.

Основную роль в управлении делами общества игра®! младшие старейшины. В их руках сосредоточивалась и основ-М иая ритуальная деятельность. Члены другой половины это||| группы (старшей) были основными хранителями и толковать 1 ляши традиций. Они выступали в роли консультантов при pe.jj шении спорных вопросов, находя в прошлом прецеденты, КОТО-1 рые должны были служить эталоном и для нынешнего поколе- ft ния при поиске выхода из конфликтной ситуации. Они тЙ руководили ритуальной деятельностью. К такой группе принад-1 лежали люди, имевшие взрослых детей. Следует отметить, ЧЩЩ их авторитет, безусловно, был высок, но в то же время ЧЛЄ8ЙІ этой социально-возрастной категории также были лишены вщ-1 можности активно управлять обществом [224, с. 137—14||| Уменьшение функций, связанных с управлением общественив-1| ми делами у стариков, но сохранение за ними определенном авторитета как хранителей традиции характерно для обществ® данного типа. В системе галла, например, старики объеднвя-1 лнсь под одним именем, «немые», в группу вместе с неняв- і циированными мальчиками [156, с. 25]. Подобную же картав? 1 можно было наблюдать и у ньякуса, у которых старики выгам- | няли лишь ритуальные функции, практическое же руководстве I и организацию производственной деятельности осуществляя! возрастные группирования сильных и зрелых мужчин [283. | с. 20—32]. Оценивая роль стариков в обществах данного тии, • К. П. Калиновская отмечала: «Благодаря своему богатому ояы 4 ту старейшины выполняли роль „памяти11 и „совести" общесш f и потому пользовались большим авторитетом. Несмотря на пт что возрастные возможности этих групп исключали их из тщ посредственного активного участия в производстве, их функдвЩ как хранителей традиций, обычаев и народных знаний нередаУ были важнее остальных для сохранения жизни всего кояаеі-1 тива» [63, с. 125]. X

Несмотря на универсальность и, казалось бы, естественнее!® этого принципа, сформировавшегося уже на ранних стада» 1 социогенеза и определившего в немалой степени социально-1 политическую структуру любого общества стадии перввчівіШ формации, он сам по себе, как мы помним из предыдрвйи главы, содержал противоречия, связанные с психолоздШ взаимоотношений старших и младших, на которую влияют вй-!: -логические изменения в организме. Именно эти противоречия I и задавали направление дальнейшей социально-политической 1 эволюции. Снятие по своей сущности биологического кон|р1-1

-а было, вероятно, одной из основных функций социальной структуры данного типа. Во всяком случае, это было необходимым условием воспроизводства общественного организма.

На" примере доколониальных африканских обществ можно выделить следующие механизмы снятия межпоколенного конфликта, которые сформировались в ходе длительного развития данного типа социальной структуры. Они включали в себя экономические, социальные, идеологические и социально-психологические моменты. Два последних составляли те аспекты власти традиции, которые мы довольно подробно рассмотрели в предыдущей главе и которые эффективно регулировали взаимоотношения старших и младших, закрепляя их в идеологии культа предков и социальной психологии. К экономическим же относится то, что старшие обладали преимущественным правом владения средствами производства, землей, скотом и т. д. В соответствии с традициями доколониальных африканских обществ старшие должны были обеспечить своих младших родственников (помимо принадлежности к какой-либо социальновозрастной группе индивид одновременно принадлежал к определенному родственному коллективу — будь то семья, род, клан и т. д.) средствами производства, что давало им возможность вступить в брак, основать свое хозяйство и тем самым перейти в следующую социально-возрастную группу.

Таким образом, социальный рост младших находился в экономической зависимости от старших. Заметим здесь же, что скот и женщины, обычно захватываемые юношами во время 1

набегов на соседей, поступали в распоряжение родственников, создавая препятствие преждевременному достижению статуса взрослых молодежи, который коррелировался со вступлением особы мужского пола в брак. К социальным моментам относится то, что старшие (сюда мы относим взрослых женатых мужчин, а также старейшин) сосредоточивали в своих руках функции по управлению общественными делами, включая руководство хозяйственной деятельностью и ритуальной жизнью общества. Это обеспечивало им высокий социальный престиж, в то время как юноши выполняли подсобные работы, а также совершали набеги на соседей. Такие набеги, как представляется, способствовали снятию возрастных противоречий, в основе которых лежал психобиологический конфликт. Они приурочивались к обрядам инициации и в соответствии с традиционными представлениями служили своего рода экзаменом, в ходе которого юноши должны были продемонстрировать необходимые им в этом социально-возрастном периоде качества воина. Военная же активность, которая проявлялась у молодежи, по сути дела, в течение всего периода пребывания в данном со- авально-возрастном статусе, имела и другой, скрытый смысл, заключавшийся в отводе свойственной определенному биологическому возрасту агрессии вовне. Это же способствовало и стабилизации социальной структуры социума, иерархия в ко торой преимущественно строилась на возрастном принципе. I

Воздействие рассмотренных механизмов, составлявших со- * держание традиции как регулятора поведения, обеспечивало. J большой удельный вес автоматизма во взаимоотношениях 1 старших и младших социально-возрастных групп, ставило мо- § лодежь в подчиненное положение относительно СВОИХ старших I родственников. I

Между тем снятие биологического конфликта социальны-,'; средствами породило, в свою очередь, качественно иной < циальный конфликт между возрастными поколениями, в ко: ром биологическое продолжало действовать, но уже в под* -. ненном, снятом виде. Социальная напряженность, имевшая место во взаимоотношениях между поколениями, была мотиви- ' рована неравномерным распределением функций по управлению общественными делами и соответственно различным < циально-престижным положением возрастных поколений. Это, с одной стороны, могло порождать неудовлетворенность моде" Ж дежи своим положением в обществе, а с другой — желание- старшего социально-возрастного поколения продлить свое при- видегированиое положение, сдерживая ее социальный рост.

Наличие напряженности во взаимоотношениях между поколениями в доколониальных африканских обществах можг например, фиксировать в виде ритуализованного конфликта,' в частности во время инициаций. Так, у кикуйю он включал элемент ритуальной узурпации власти молодыми воинами j старшего, уходящего поколения. Конфликтные ситуации возни* 1 кали и в реальной жизни. Как указывает А. Брайант, в обяза ности верховного вождя у зулу входило следить за тем, чтобы 1 отцы не лишали своих сыновей их законных прав [35, с. 273]. і Имущественное неравенство, которое имело место в доколо- I ниальных африканских обществах, также способствовало уси- * лению напряженности между поколениями. Старшие родственники, например, не всегда могли обеспечить своих сыновей необходимым количеством скота, а это было обязательным условием для вступления в брак и приобретения, таким образом, полноценного социального положения.

Особенность положения молодежи в доколониальных афр#- канских обществах заключалась в том, что она хотя и составляла относительно самостоятельную социальную группу, і эта самостоятельность имела преимущественно идеологический характер. Точнее это было скорее чувство сопричастности, которое формировалось прежде всего в процессе совместною прохождения ритуала инициации, где инициируемым присваивались общее имя, символы и т. д. Их же производственная деятельность протекала в пределах своих родственных грущг и поселений, где они участвовали в обработке земли старий родственников либо пасли скот. Важной функцией молодежи 1 было ее участие в военных набегах. Именно здесь юношество І выступало как корпоративная группа, объединенная обще! 1 целью. Согласно этнографическим материалам, в такие моменты" напряженность между ними и старшими социально-возраст- нымя группами усиливалась, приобретая ярко выраженный биосоциальный характер.

По наблюдению У. Алмагор, работавшего среди дессанех (юг Эфиопии), в основе социальной структуры которых лежат возрастные группирования, военная деятельность молодежи часто выходила из-под контроля старейшин. Нередко молодежь, собравшись вместе во время досуга, приходила в такое возбуждение, что старейшинам не удавалось сдержать ее от совершения набега. Решения принимались юношами внезапно и реализовывались в течение нескольких часов, когда старейшины не могли этому воспрепятствовать [137, с. 127]. В такие моменты проявлялся психобиологический аспект возрастных противоречий, характеризующийся агрессией, отрицанием авторитетов, свойственных юношескому возрасту. Социальные мотивы не имели преимущественного значения. Материальная заинтересованность не могла, вероятно, стимулировать молодежь совершать набеги, так как захваченная добыча по традиции поступала старшим родственникам и, таким образом, не могла быть использована для собственного социального роста.

По сведениям информантов бена, на ранних стадиях их политического развития, т. е. до возникновения вождества в 40-х годах XIX в., войны между родственными племенами велись «ради спортивного интереса». Они говорили: «Для храбрых война была игрой, чтобы посмотреть, кто сильнее, и она всегда велась честно» [160, с. 60]. Престиж воина не давал социальных преимуществ, и положение юноши в будущем зависело прежде всего от его умения завязывать социальные -связи после того, как он становился членом старшей социаль- но'возрастной группы, т. е. категории женатых мужчин. В ряде случаев молодежь выдвигала из своего числа лидера. У ма- саев, например, мальчики после инициации выбирали из своей среды достойного сверстника, который оставался на протяжении всей дальнейшей жизни данной возрастной группы посредником между этой группой и группой старейшин [229, с. 66— 67}. У аруша в каждом возрастном классе избиралось по два лидера, они должны были участвовать в собраниях, на которых выступали от имени своего группирования. Причем один из них представлял свою группу в низшей, другой — в высшей Группе [224, с. 137—148].

Однако основными качествами лидера молодежи были храбрость, сила, ловкость, т. е. те, которыми должен обладать вонн. Именно во время набегов предводители молодежи осуществляли свои лидерские функции. У дессанех лидерство юноши во время набега не имело социально-психологической ценности в повседневной жизни даже среди сверстников. А попытки утвердить таковые отрицательно расценивались общественным мнением [137, с. 122]. Особенно отчетливо, по наблюдениям того же У. Алмагор^ различие интересов социально-возрастных групп проявлялось ? во время племенных сходов, на которых ^обсуждались перепек- J тивы военной эскалации против соседей. Здесь доминировал ? социальный аспект противоречий, определивших взаимоотноцзе- ь ния старших и младших. На таких сходах часто разгорались S дискуссии, которые проходили в очень оживленной, а подчас и I резкой форме. Юноши, как правило, выступали за расширение * масштабов военных действий против соседей, старейшины же старались сдержать их. В ходе споров юноши апеллировал! в своей групповой солидарности, старейшины же всячески стремились подчеркнуть низкий социальный статус молодежи, По мнению исследователя, старейшины старались не допустить J? расширения военных действий, так как это могло привести % І усилению позиций молодежи в обществе и тем самым к нару. Ц шению стабильности социума [137, с. 142]. І

Традиция, снимавшая противоречия между поколениями, і в конечном итоге выступала в виде принятых в обществе норі I поведения, предусматривавших выполнение взаимных обяза- Ц тельств по отношению друг к другу. Соблюдение этих норк І обеспечивалось за счет эффективных психологических механнз- 1 мов внутренней саморегуляции, а также за счет внешнего пси- •. хологического контроля за поведением индивида. Наиважнеі- ft шим средством такого контроля было общественное мнение. І Сила общественного мнения (которое воздействовало на индл- І вида архаического общества) объясняется высокой степень© 1 его инкорпорации в коллектив. В подобных условиях свое J собственное «Я» индивид воспринимал через осознание сей членом определенного традиционного коллектива, а его индивидуальная воля полностью или почти полностью совпадала с общественной. Психологическое воздействие коллектива ва Ї личность, таким образом, было чрезвычайно велико. Это легко і проиллюстрировать на африканском материале.

М. Вильсон отмечает, например, что у ньякуса жители деревни (у ньякуса деревни строились по возрастному принципу) при осуждении поведения кого-нибудь из ее членов издавал, жужжание. Такая санкция называлась «дыханием мужчин*. По словам исследовательницы, она вызывала у провинившегося холодную дрожь. Причем она использовалась как по отношению к рядовым членам коллектива, так и к лидерам. Ее боялись и вожди, и главы деревень, колдуны и вызывате* дождя [285, с. 85].

Об эффективности психологического воздействия коллектам на поведение всех социальных слоев доколониальных африканских обществ говорят и материалы А. Брайанта по зулуса» Подчеркивая огромную власть, которой пользовался на правах старшего отец семейства, он отмечал, что отец, допустивше! неоправданное наказание, хотя и не привлекался к суду Ий- и мени, заслуживал сурового общественного осуждения, «а с 1

этому зулусы были очень чувствительны» [35, с. 272]. Общественное мнение, следовательно, также способствовало снятию конфликта между социально-возрастными поколениями, поскольку обеспечивало выполнение взаимных обязательств по отношению друг к другу.

Характеризуя управленческий процесс в обществах, социальная иерархия в которых определялась возрастом, отметим, что в основе ее лежали естественные предпосылки, связанные с воспроизводством социальной информации. Передача ее от поколения к поколению была ее необходимым условием. По мере эволюции данного типа социальной структуры, которая выражалась в усилении специализации определенных возрастных групп в общественном производстве и управлении, росло я неравенство между ними. Оно состояло прежде всего в различных правах по управлению общественными делами, которые определяли престиж члена общества. Это, в свою очередь, »ело к нарастанию напряженности между поколениями, в основе которой изначально лежал естественный конфликт старших и младших, биологический по своей сущности. Усиление напряженности между возрастными поколениями вело к совершенствованию механизмов ее снятия. Важное место среди них занимали социально-психологические, которые неразрывно связываются с идеологическими представлениями культа предков, выступая в качестве их содержания. Развитие таких представлений означало прежде всего развитие ритуальной стороны жизни общества, символической и т. д. Посредством этих ме- ! ханизмов осуществлялось организованное психологическое воздействие на членов социума, в результате чего одни (старшие) получали идеологические и социально-психологические преимущества над другими (младшими).

Однако среди старейшин, авторитет которых в целом основывался на идеологии культа предков, выделялись и индивиды, к которым окружающие прислушивались особенно. Считалось, в частности, что они лучше, чем остальные, знают обычаи предке®, их мнение играло решающую роль в спорных вопросах.

Характеризуя управленческий процесс через циркуляцию информации, отметим, что преимущественным правом принятия решений обладали старшие социально-возрастные поколения (до определенного предела). Управляющая информация передавалась непосредственно получателям вербально. Контроль за управляющими (обратная связь) осуществлялся посредством традиции, которая выработала эффективные механизмы психологической саморегуляции сложившихся норм поведения. Эта механизмы дополнялись и внешними психологическими воздействиями коллектива по отношению к нарушителям.

Помимо возрастных противоречий, характерных для социально-политических структур доколониальных африканских обществ, в них также содержались противоречия, основанные на родстве. Однако, если первые включали в себя биологический

аспект, вторые изначально носили сугубо социальный харак- тер. Родство в архаических обществах было прежде всего ад. нятием социальным, что коренным образом отличало его от родства в классовом обществе, основанном на единстве крощ По мнению Н. М. Гиренко, осознание себя корпоративно! группой как коллектива родственников в процессе возникновения родового общества происходило в тесной связи с их хо-; зяйственной деятельностью. Он, в частности, пишет: «Есдв! исходить из первичности хозяйственной основы, то можно ска- ! зать, что на ранних стадиях родственник тот, кто член хозяйст- і венного коллектива» (48, с. 25]. В категориях родства осмысли-1 вались не только связи внутри коллектива совместно занимав-1 шегося хозяйственной деятельностью, но и между ними, Т. Є. і теми, которые возникали в ходе общественной сегментации, і Этот процесс представлял собой дробление коллективов родст-! венников вследствие демографического развития и выделеняе і их в относительно самостоятельные субъекты хозяйственно! j деятельности. Одновременно с этими тенденциями действовав j и обратные, интеграционные, выражавшиеся в стремлении под-1 держивать экономические, социальные и идеологические свяя і между всей совокупностью образовавшихся коллективов. ІЬI мнению В. М. Мисюгина, в архаических обществах родства ] объединяет огромный коллектив-племя и отделяет его ОТ дру. і гих подобных коллективов [91, с. 166]. Если возрастной npgg. j цип продолжал определять политические процессы внутри ЗТЕ | коллективов, то процесс их взаимодействия, в основе которот ! лежали обозначенные нами тенденции общественной эволюции, . требовал дополнительной регуляции. Это привело к качестве»- і но новому этапу в развитии политической сферы доколониаль- ] ных обществ Африки, а именно к возникновению социальны! 1 институтов, основной функцией которых стало оказание регу- ! лирующего влияния на процесс взаимодействия данных код- { лективов. В их сферу деятельности входило, в частности, ре-1 гулирование брачных отношений, улаживание конфликте | ситуаций, неизбежно возникавших между ними в процессе m- j комической деятельности, и т. д. Возникновение этих инстнту- І тов, в свою очередь, породило новый комплекс противоречий, \ которые определили дальнейшую эволюцию политических СП- ? стем африканских обществ. 5

К таковым относились противоречия между функциями ЭТИ! ; институтов, призванными в равной мере обеспечивать щ- j тересы всех родственных коллективов, входивших в социум, 5 н стремлением таких групп получить определенные преимущест-' ва в процессе их взаимодействия. Это, в свою очередь, привело к появлению такого общественно-политического феномена, как ; борьба за власть. Субъектами борьбы выступали родственные : коллективы, которые старались поставить под свой контрол эти институты и тем самым обеспечить приоритет своих интересов при столкновении с интересами других родственных

гоупн. Из описаний процедуры выборов кандидата в вожди клала у конго, которую приводит в своей работе О. С. Томанов- ская на основании материалов, собранных Ван-Вингом, видно, что сегменты (клана) стремились провести в вожди своего кан- іядата. На такую процедуру собирались все старшие клановых сегментов, и каждый называл свою кандидатуру. Однако --раритет отдавался старшему сегменту, который и называл кандидата в вожди. Для определения таковой восстанавливалась вся история клана до седьмого колена, т. е. процесс его сегменатации [116, с. 113]. Авторитет, по существу, нового института в политической сфере доколониальных африканских обществ, что мы можем наблюдать на примере других социумов аналогичной стадии эволюции социально-политических отношений, включал в себя и возрастной аспект, выражавшийся в предпочтительном праве старшей родственной группы, т. е. той, от которой прослеживали свое происхождение остальные,—- выдвигать кандидата в вожди. Иными словами, за ней закреплялся статус правящей группы, что, однако, не исключало претензий на власть других родственных объединений. У ануак такая борьба велась на уровне поселений, которые состояли из представителей различных родственных группирований. Предпочтение для выдвижения вождя отдавалось сегменту правящего клана, т. е. от которого вели свое происхождение остальные коллективы. Из материалов, собранных Е. Е. Эвансом-Причардом, видно, что между этими коллективами велась фракционная борьба, в ходе которой каждая группа стремилась выдвинуть своего вождя. В результате вождь мог быть смещен и заменен другим, причем поводом для смещения могло служить то, что лидер в процессе своей деятельности отдавал предпочтение интересам своих ближайших родственников. В свою очередь, свергнутые вожди нередко обращались к своим родственникам по женской линии, проживавшим в другой деревне, за оказанием помощи в их борьбе за власть [184, с. 125].

Эволюция социально-политических отношений, которая была определена вновь возникшими противоречиями, привела, в частности, к возникновению такого феномена, как приглашение чужаков на роль регуляторов общественных отношений. Они не были связаны родственными обязательствами, а поэтому могли действовать в общественных 'интересах. У тех же ануак, например, в случае, если жители поселения не могли прийти к общему соглашению по поводу кандидата в вожди, практиковалось приглашение на этот пост представителя клана пришельцев. В результате шло образование аристократических родственных групп, лидирующее положение которых в обществе постепенно закреплялось традицией. Концентрация властно-управленческих функций в руках родовых групп, которые рассматривались инородными относительно данного конкретного социума, была распространенным явлением в политических культурах доколониальных африканских обществ. Тенденция в развитии социально-политических отношен^ выражавшаяся в стремлении одной родственной группы возвыситься над интересами каждого отдельного родового коллектива, составлявшего структуру социума, проявлялась и в pg. туальной сфере. В ритуал коронации вождей у некоторых африканских народов входило, например, убийство близив родственников, инцест и т. д., т. е. акты, призванные, по все! видимости, способствовать социально-психологическому оттор. жению вождя от своих родственников.

У свази предполагалось, что верховный вождь не имад своих собственных детей, так как его детьми считались все члены вождества. Если же его детей спрашивали, кто их оте®,: они .должны были называть имя одного из братьев «короля» (термин Т. Байдельмана) [144, с. 393].

Дифференциация политических отношений, выразившаяся в; появлении социальных институтов, специализировавшихся управлении, вероятно, способствовала и развитию индиви- і дуальной социально-психологической потребности в обладаний властью я ее увеличении. Стимулом к этому служил высокв!' общественный престиж должности, который зависел от чадаї: людей, находившихся в сфере влияния вождя. Существовал, по всей видимости, и определенные индивидуально-психолога' ческие предпосылки, обусловливавшие структуру авторитарно! личности, характерные для данного этапа социально-экономического развития. На этом остановимся ниже.

У ануак лидеры поселений из числа аристократов (т. е. представители чужеродного клана, за которым закрепилось право выдвигать вождей) вели постоянную борьбу за эмблемами власти, владение которыми обеспечивало верховный авторитет такому лидеру. В результате все поселения находились в состоянии хронической вражды. Жители поселений поддержи-, вали амбиции своих лидеров, так как обладание верховній \ авторитетом, в соответствии с идеологическими представления- - ми африканцев, давало всем жителям этой деревни определен-: ные преимущества [184, с. 129]. I

Эволюции социально-политических отношений в доколоя-! альных африканских обществах сопутствовали и изменения і: идеологической сфере, которые стали обеспечивать авторите?! вновь возникшим социально-политическим структурам. Эти из- > менения выражались, в частности, в дифференциации сверхъ- ? естественного могущества предков, в соответствии с которой! предки аристократических родственных коллективов выступал j в предпочтительном по отношению к предкам остальных групп j положении. Предполагалось, например, что они в отличие <л • локальных предков, влияние которых распространялось лню ' на представителей конкретных родственных коллективов, мо- ? гут воздействовать на судьбу всего социума. Вожди в трудные 1 для всего общества времена совершали ритуалы на могилах j своих предков, стараясь умилостивить их и тем самым обресш

rx п0ДДеРжкУ- Они, следовательно, были и духовными лидерами общества". Опираясь на предполагаемое могущество своих ?-редков, они вызывали дождь, обеспечивая, таким образом, урожаи,' излечивали больных, предотвращали эпидемии, стихийные бедствия и т. д. Такие лидеры были, значит, и фигура - ин сакральными. Однако степень их сакрализации варьирова- чась от общества к обществу. Еще раз отметим, что тенденция к сакрализации лидера вообще в обществах первичной формаций к которым мы относим и абсолютное большинство доколо- I

ниальных африканских обществ, явление скорее универсальное. *

Социально-психологический аспект его был подробно рассмотрен в предыдущей главе.

Элемент «аномальности», которым необходимо было обладать лидерам первичной формации, отчетливо фиксируется и ка африканском материале. Из многочисленных примеров можно наблюдать, что институт лидерства у этих народов включал в себя аномальное поведение относительно сложившихся в том ми ином социуме поведенческих традиций. Иными словами, лидеру необходимо было организовать поведение таким образо», чтобы оно отличалось от поведения остальных. Например, для обретения авторитета у окружающих им нужно было в процессе жизнедеятельности следовать запретам, которые для обыкновенных людей не были обязательными. Они включали в себя различные пищевые табу, половые запреты, а также ограничения на общение с людьми и т. д. Так, по свидетельству Е. Е. Эванс-Причарда, один из знаменитых «пророков» у нуэров Денглеака из племени гаавар решил заполучить духа (термин автора) голодовками и уединением [130, с. 165]. В то же время за лидерами признавалось право нарушать и общепризнанные нормы поведения, что также способствовало возвеличиванию их авторитета. Хотя в ряде африканских обществ имелась тенденция к наследованию авторитета знахаря, в целом ими могли быть индивиды любого происхождения, организовавшие соответствующим образом свое поведение и получившие признание своих особых свойств у соотечественников.

По имеющимся материалам по народам Африки можно заключить, что рядовые члены социума не стремились стать такими лидерами, так как считали обременительными запреты, которым те должны были следовать для утверждения своего авторитета. Об этом, в частности, сообщали информанты свази {213, с. 64]. То же самое мы находим и у нуэров. «Обычно иуэры, особенно молодые,— пишет Е. Е. Эванс-Причард,— не хотят становиться одержимыми духами, и, по-видимому, чаще всего это случается с людьми с нездоровой психикой» [130, с. 165].

Предполагалось, что лидеры в доколониальных африканских обществах, пользовавшиеся подобного рода авторитетом, могли в большей степени, чем остальные, контролировать магические силы, использовать их как на пользу, так и во вред обществу.

К помощи знахарей, например, прибегали в случае физическид § недугов, к ним обращались за помощью в периоды засух л I неурожаев, их просили обеспечить успех в военном предприя-! тип. В доколониальных африканских обществах имела место! тенденция к специализации в деятельности таких лидеров. 0д-| ни из них преимущественно занимались врачеванием, другие-.* вызыванием дождя, третьи — обнаружением тайных колдунов! и т. д. Колдуны — это также обладатели магического авториті-ї та, деятельность которых отрицательно расценивалась общест-1 вом. Предположительно они используют магические силы tel вред людям, вызывая эпидемии, засухи, напуская порчу и т. д.1 Колдовство считалось страшным общественным преступление! и нередко наказывалось смертной казнью. Опять же повод®І к такого рода обвинениям служила зачастую аномальность та-1 кого человека, т. е. все то, что выделяло его из остальных чле-Ц нов общества. К примеру, особая удачливость в охоте или не- | обычный урожай на полях такого индивида и т. д. |

Лидеры данного типа имели сильное психологическое влщ- | ние на коллектив, так как от их деятельности, в соответствие | с господствующим в обществе мировоззрением, в большой мер! зависело благополучие людей. В отличие от традиционных лк-| деров, авторитет которых опирался на идеологию культа пред-1 ков и распространялся на членов определенного социально-1 родственного коллектива, их магический авторитет был поч»-| таем не только всеми членами социума, но часто далеко за его| пределами. Слухи о необычайных способностях того или иного J лидера могли распространяться на обширных территориях. Но-1 сители этого авторитета «беспрепятственно пересекали гранта | враждующих этносов, и везде им оказывали почет и уважение, І узнавая по символам, которые они носили» [160, с. 118]. 1

У нуэров, например, «влияние „пророков11 распространяло® | и за границы племени. Гвек (имя одного из известных знай- I рей у нуэров.— В. Б.) пользовался огромным влиянием среда» гааджок, и, как говорят, именно поэтому лу и гааджок одю| время платили друг другу виру за убийство. Его влияние таш! распространялось на восточных гаавванг и гааджак. Денглеа- | ка пользовался также влиянием в долине р. Зераф, особета В среди тъянг. Некоторые „пророки" западных нуэров польз»! дись влиянием среди соседних племен...» [130, с. 167]. I

Отметим имевшее место различие между основными видан! авторитетов в доколониальных обществах Африки. Если авто-1 ритет возраста действовал внутри социально-родственных ш-1 лективов, способствуя их воспроизводству в историческом цра-1 цессе как корпоративных групп путем установления социальна-1 психологической иерархии, основанной на возрастном разделе- Е нии труда, и обеспечивал передачу социальной информации оі I поколения к поколению в этих коллективах, то магический as-1 торитет лидера пересекал границы конкретных социально-родст» I венных и племенных коллективов, выполняя тем самым ШйК-fl

гэирующую функцию. Именно на пересечении этих двух тенденций возник авторитет сакрального вождя. С одной стороны, он включал возрастной момент, который мог выражаться в наследовании титула внутри правящей родственной группы, в соответствии с принципами распределения и наследования управленческих функций между социально-возрастными поколениями, с другой — он включал и момент, характерный для магического лидера.

Сакральный вождь, как правило, был главным жрецом культа предков, поскольку предки его социально-родственной группы получали приоритет над предками остальных групп, входивших в состав социума. Он отправлял ритуалы культа, обеспечивая тем самым поддержку не только членам своей группы, но и всему обществу. Это, однако, не исключало того, что главы входивших в состав родственных коллективов обращались к своим собственным предкам, когда речь шла о проблемах, непосредственно касавшихся членов того или иного юнкретного коллектива. В то же время считалось, что вожди наделены особой магической силой, которую они призваны были использовать в интересах общества. Аномальность, которая изначально служила основой авторитета магического лидера, была и важной составляющей в структуре авторитета сакральных вождей. В частности, она часто содержалась в ритуалах их коронации. Есть сведения, что в ходе таких ритуалов вожди обязаны были совершать поступки, являвшиеся запретными •

для всех остальных членов социума. В соответствии с вышеизложенной логикой восприятия аномальности, характерной для архаического мышления, считалось, что это увеличивало их магические потенции [116, с. 114]. Аномальность сакральных вождей часто выражалась в их тесной связи с близнечным культом, имевшим в доколониальной Африке широкое распространение. Суть этого явления заключается в том, что сам факт рождения близнецов воспринимался архаическим мышле- ш-ем в качестве аномальности. По справедливому замечанию

В. В. Иванова, основанному на изучении материалов по этнографии народов Африки: «Для человека обычно рождение одного ребенка, поэтому рождение двойни воспринимается как отклонение от нормы или уродство. Близнецов относят к категории ненормально родившихся, их нередко обозначают тем же словом, которым называют уродов от рождения» [58, с. 215].

В обществах, где институт сакрального вождя был наиболее развит, он рассматривался как своего рода центр сосредоточения магических сил, полем действия которых было все общество. Фигура вождя в этих обществах была в высшей степени рятуализована. Индивидуальные качества субъекта не имели значения для занятия должности, и наследование титула происходило в соответствии с традиционными нормами. Высокая степень ритуализации института выражалась также и в том, что, фигура вождя становилась символом магической власти, которая отождествлялась архаическим мышлением с вполве материальными предметами. Таким образом, конкретные материальные предметы наделялись архаическим мышление* магической силой, индивид же рассматривался обладателем магических свойств лишь постольку, поскольку владел этизд символами. У баньянкоре (Уганда) был развит культ багьеа- данва — «королевского» барабана, который считался сделав- иым последним правителем династии Баквези, династии, ® которой вели свое происхождение правители Нкоре, и переданным основателю правящей династии. Барабан являлся символом власти правителя Нкоре. Он был владельцем определенного количества скота, к барабану шли за советом, ему подвоем л и подарки [205]. Дж. Миллер пишет: «Представление в власти как о возможности доступа к духовным силам через обладание особыми предметами означало, что любой мбунду, владевший эмблемой власти, мог наделить долей своей власті другого, просто даровав ему часть этого предмета» [90, с. 58]. Вождь мог наделить властью лицо, уполномоченное действо- вать вместо него, вручив лишь ему вещественный символ власти. У ануак вожди деревень вели постоянную борьбу за обладание эмблемами власти. Основными предметами, составлявшими эти эмблемы, были барабаны и бусы. Владевший ник приобретал особый, т. е. верховный, авторитет. В результате постоянной вражды эмблемы поочередно переходили из деревни в деревню [184, с. 130].

Сакральные вожди в зависимости от степени эволюции этого института у той или иной этнической группы могли оказывать различное психологическое воздействие на поведе» окружающих. Часто фигуры таких правителей обставлялись пышными ритуалами, помпезностью, общение с ними регламентировалось строгим этикетом. В то же время сакральные вожди не были реальными правителями в том смысле, что они обладали минимумом функций по управлению хозяйственно! жизнью общества. Их посредническая функция при решена» конфликтных ситуаций, возникавших между социально-родй- венными коллективами, не носила характера императива, о® имела скорее форму увещевания враждующих сторон прнія к общему соглашению. У ануак, например, главы деревень, лідерство которых базировалось на возрастном принципе, обладали большей реальной властью, нежели представители арв- стократического клана —вожди [184, с. 127—130].

Чем развитее был институт сакрального вождя в том шщ ином конкретном обществе, тем жестче устанавливало общество контроль за его деятельностью. Это можно объяснить теиг что за более сакрализованным вождем признавались и большие способности контроля магических сил, а это таило опасность для общества, так как вождь теоретически мог причинить людям немалые беды в случае неправильного использования своих возможностей. Он находился под постоянным наблюдением старейшин, которые следили за тем, чтобы вождь не нарушал те многочисленные запреты в своем поведении, которые налагались на него обществом, поскольку это могло привести к выходу из-под контроля магических сил и, как результат, к различного рода несчастьям. Вождь нес ответственность за все, вроисходящее в жизни социума.

По свидетельству информантов ньямвези, раньше в случае засухи вождя били до тех пор, пока у него не начинали течь слезы, считая, что это должно способствовать выпадению осадков [132, с. 34]. В ряде случаев вождя свергали или даже убивали при первых признаках старения, так как полагали, что физическая деградация может неблагоприятно отразиться на жизни всего общества [223, с. 226—227]. Контроль за сакральной деятельностью вождя мог носить и институализированный характер. У бена, например, за этим наблюдал старейшина племени (мзагира ва тамбико). Он выбирался вождем в являлся его родственником по женской линии. Таким образом, он, с одной стороны, принадлежал к правящему клану, •с другой — согласно традиции наследования этого титула у бена, ни в коем случае не мог претендовать на титул вождя. При инициации он проходил те же процедуры, что их вождь. Ему, как и вождю, разрешалось садиться на трон, который был символом власти у бена. Он исполнял функции пожизненно, с приходом старости ему назначался преемник.

Когда верховный вождь отсутствовал, мзагира ва тамбико хранил святыни племени, которые находились в специальной хижине. Он не мог совершать самостоятельно жертвоприношений, но контролировал все, что касалось ритуальной деятельности вождя, и последний не мог без главного старейшины племени совершать обряды. Старейшина принимал окончательное решение относительно допущения вождя к сакральным предметам. Од же решал допустить или не допустить нового претендента к инициации. Без его согласия вождь не мог входить в хижину, где хранились святыни племени. Главный старейшина, по представлениям бена, должен был заботиться о том, чтобы держать предков правящего клана в курсе племенных дел и особенно правящей семьи. Он периодически посещал веста поклонения предкам вождя и там, сидя перед барабаном (священным), рассказывал предкам обо всем, что происходило с их потомками. Он никуда не мог отлучиться от святынь [160, с. 106].

На данной стадии социально-политического развития доколониальных африканских обществ имело место сложение управленческой иерархии, в основе которой лежало различие в предполагаемых потенциях магических лидеров. Этнографические материалы по африканским народам дают основания иредполагать следующие механизмы ее формирования. Так, авторитет одного из лидеров мог возвеличиваться в глазах членов социума ввиду его большей удачливости в проведении

магических акций, будь то вызывание дождя, излечение болезней и т. д., а также”в процессе закрепления магического авторитета за определенной социально-родственной группой, т. е. традиционализацией первоначально возникшего авторитета. В этом случае вожди могли делегировать свою магическую сілу, т. е. власть, наделяя родственников символами этой власті Их могли пригласить соседи либо в качестве медиатора между і социально-родственными коллективами, либо в качестве источ-! ника магической силы в случае природных или общественных j катаклизмов с целью наведения порядка в природе и обществе. 1 Возникновение такой иерархии породило соответственно * j новые противоречия в ее структуре, выражавшиеся прежде все- j го в борьбе за верховный авторитет. Поводом к такой борьбе I могли являться личные амбиции магических лидеров, стремив-! шихся возвеличиться над остальными. Несмотря на то что J основной движущей силой в этой борьбе было стремление т- деров к большему престижу, нельзя, по-видимому, полностью I игнорировать и экономические стимулы этой борьбы. По тра-1 днции магические лидеры получали от своих подвластных подношения в благодарность за свою деятельность. Члены иерар-) хнн соответственно делали подношения верховному авторитету, что давало ему возможность не участвовать в производстве- і ном процессе, а жить за счет подношений. К тому же размер j таких подношений свидетельствовал опять же об авторитете, и он распределял их среди подчиненных, за исключением тої ! части, которая шла на личное потребление. У ануак вожді ' изгоняли, если он не мог содержать свой двор, что, види», j свидетельствовало о невысоком авторитете в обществе такого I вождя [184, с. 127J. Не только лидеры стремились к увел» ] нию власти, их подвластные также были заинтересованы в 1 росте авторитета своего вождя, который свидетельствовал бы J

о его высоком магическом потенциале и рассматривался как 1 гарант благополучия всего социума. 1

Борьба осуществлялась в форме набегов на людей, под-1 властных соседнему магу. При этом сам факт победы расцени- 1 вался общественным сознанием как благоволение к победи- I шему магических сил, что приводило к перестановке мест s I иерархии со всеми вытекающими последствиями (подношения- I ми и т. д.). При этом вождю, совершавшему набег, необходимо I было пользоваться высоким авторитетом у своих соотечествев- 1 ников, в противном случае он не мог рассчитывать на лояяь- 1 ность своих воинов, которыми являлись юноши. I

Интересен с этой точки зрения случай, зафиксированный * 1 отчете католического миссионера Мевелы от 20 сентября 1 1885 г. В этом документе говорится о том, как глава одной ю 1 социально-родственных групп начал сражение против Кинга- I лу, который обладал высшим авторитетом среди лугуру. Его I авторитет покоился на способности вызывать дождь, чем, ш | предполагалось, обладали и другие вожди, однако Кингалу

на I считался наиболее удачливым. Итак, воины Бамбавале (так звали вождя выступившего против Кингалу) захватили дерев- ню которая находилась под властью Кингалу. А далее случилось следующее: «В захваченной деревне было много пива. Бамбавале пил, пока, опьянев, не заснул. Проснувшись же, он обнаружил, что воины покинули его» [287, с. 41—42]. Как можно предполагать, авторитет Кингалу был выше, чем авторитет предводителя юношей, воспитанных, вероятно, в духе уважения к Кингалу и его предкам, поэтому они не стали испытывать судьбу и предпочли покинуть своего честолюбивого лидера, так как в противном случае им и их семьям грозили бы большие неприятности: засуха, голод, болезни и т. д.

Рассмотренные выше противоречия, характерные для социально-политических структур доколониальных африканских обществ, определяли и дальнейшее направление их эволюции. В частности, имела место тенденция к взаимодействию молодежи и магического лидера в обществах даже с незначительным уровнем развития политической организации. Особенно оно проявлялось во время ритуалов инициации и подготовки набегов на соседей, т. е. тогда, когда молодежь выступала как корпоративная группа. Идеологической основой такого взаимодействия было то, что молодежь в такие моменты являла собой надродовую общность, поэтому авторитет, осуществлявший руководство ею в то время, должен был опираться на идеологию, которая бы не ограничивалась каким-либо родовым коллективом. У масаев, например, колдун, магический лидер, играл основную роль при проведении обрядов инициации, он же санкционировал военные набеги [181, с. 64]. У дессанех молодежь могла обращаться к знахарю за разрешением осуществить на- вег в обход консультаций со старейшинами [137, с. 129]. Обращение воинов к знахарям мотивировалось тем, что последние могли обеспечить им успех в военном предприятии, указав наиболее удачное время для совершения набега, заручившись поддержкой магических сил. Они также часто занимались приготовлением отваров чудодейственных снадобий, употребление которых придавало воинам силу, мужество, храбрость и т. д. Эти же снадобья использовались для нейтрализации действия оружия противника. В знак признания авторитета знахаря вонны отдавали ему часть захваченной в ходе набега добычи.

Магические лидеры, в свою очередь, использовали молодежь в политической борьбе за возвеличивание собственного авторитета. Это, как выше отмечалось, определяло их престиж, что опять же обеспечивало им материальное превосходство вад остальными за счет традиционных подношений, которые делались членами социума в знак признания за ними особого магического дара. Стремление знахарей к усилению своего влияния могло приводить к упрочению взаимодействия между ними и молодежью. Часто именно они являлись инициаторами набегов. Е. Е. Эванс-Причард описал одного такого знахаря у нуэров (Гок Янга), который вдохновлял молодежь совершав набеги. Он часто оскорблял членов своей же возрастной груГ;. пы, которые по отношению к молодежи выступали как отца. Это поведение было направлено на завоевание авторитета у молодежи [170, с. 53—54]. Таким образом, знахари использовали противоречия, существовавшие между возрастными по- колениями, для достижения своих политических целей, Т. 6, для разрешения противоречий, характерных для сложившейся иерархии магических авторитетов. Связь знахаря с молодежью могла приводить к образованию временных политических объ- ; единений. Знахарь масаев Мбатиани, пользовавшийся в обще- і ственном мнении масаев наибольшим авторитетом, в середині і XIX в. объединил племена масаев в борьбе против общего вра- і га. Социальной основой этого союза была молодежь, идеоло- і шческой— верховный авторитет Мбатиани. Однако такой союз і оказался недолговечным и после смерти Мбатиани в 1889 г. | распался [203, с. 1—33]. і

Дальнейшее развитие противоречий, отмеченных нами вы- і

ше, происходило в рамках раннеполитических объединений та- |

па надплеменных образований, вождеств, возникших в Восточ- j ной Африке под влиянием караванной торговли. Перейдем к j характеристике этого процесса в обществах данного типа, пред- ' ставив его как движение от более ранних исторических фор | политической организации. Изменения в этом процессе быт I вызваны общей перестройкой социально-политической структу- і ры восточноафриканских обществ начиная с 40—50-х годов прошлого столетия. Характерной особенностью структуры бае « развитие военной организации. Теперь военные действия сталі і носить ярко выраженную экономическую направленность. Вой- \ на превратилась в основное средство захвата рабов, которые j в дальнейшем могли быть обменены на ткани, огнестрельное I оружие и т. д. Таким образом, она стала служить важньш І источником материального благополучия всего социума, есад I учесть, что военная добыча распределялась между всеми чле- ! нами коллектива в соответствии с их военными заслугами а і социальным положением. Это привело к изменениям в струн- } туре власти и авторитетов, а также в распределении управлен- ' ческих функций между лидерами. Политические объединения 1 типа вождеств и союзов племен характеризовались развито! | иерархической системой управления, во главе которой нахо 1 дился верховный вождь, внизу же располагались подчиненные 1 ему правители. S

Рассмотрим изменения, которые претерпел авторитет руко- . водителя в обществах данного типа. В первую очередь отме- •»' тим тенденцию, проявившуюся в объединении элементов, ха- і рактерных для авторитета сакрального вождя, мага и лидера ‘ молодежи. Все эти элементы нашли свое воплощение в фигуре верховного вождя вождества (надплеменного образования). ^ Эволюция социального управления, приведшая к появлению

1

I

! фигуры, объединившей элементы этих трех изначальных типов ? авторитета, в каждом случае проходила в конкретно-историче- I ской форме, однако и каждый конкретный случай содержал ? общие моменты, характерные для данного развития. В литературе, в которой затрагиваются эти проблемы, а именно проблемы эволюции социального управления в архаических обществах, часто делаются попытки соотнести в историко-вре- 1 менном диапазоне различные формы реализации института ли- s. дерства в таких обществах.

Дж. Фрэзер, например, считал, что верховный правитель , 'т. е. типологически близкий к верховному вождю вождества)

яо прямой линии происходит от древнего мага или знахаря [122, с. 107]. Согласно Г. Спенсеру, правитель такого типа — >,то сакрализовавшийся военный лидер [115, с. 308—312]. С на- точки зрения, такая постановка проблемы в принципе не- ' правомерна, поскольку развивается не институт, а общество а ?,е:.ом, и возникновение социальных институтов в новом общест*

. венном образовании может происходить на базе всех имевших-*

; ск предпосылок для лидерства, которые реализуются в соот- ?

иетствии с конкретно-историческими условиями. В частности, усложнение структуры авторитета, в данном случае фигуры верховного вождя, было вызвано усложнением социальной структуры общества в целом в процессе его эволюции. В первую очередь она объединила различные родственные коллективы, что сделало идеологию культа предков недостаточ- I ной для обеспечения авторитета лидера такого объединения, f В то же время носители авторитета, основывающегося на ма- Ї гической идеологии, имели возможность оказывать влияние на I

сообщества людей безотносительно к их родственной принад- II

лежности, однако эта идеология сама по себе не могла слу- \ жить прочной основой для консолидации общности, главной I составляющей которой оставался родственный коллектив, рас- I сматривающий институт лидерства в тесной взаимосвязи с ' идеологией культа предков. И наконец, воинский талант был,

безусловно, гарантией военного успеха, который приобрел в ' глазах людей этих обществ высокую ценность. Однако в условиях, когда любой успех рассматривался архаическим мировоззрением как расположение к его носителю магических сил, этому авторитету необходимо было сакрализоваться, а также утвердиться на базе идеологии культа предков.

Восточноафриканские общества доколониального периода дают различные варианты реализации общей тенденции к объединению в одном институте элементов всех трех типов авторитета. В соответствии с устной традицией бена, например, из вождь Мзавира являлся лидером аристократической родственной группы Манга, объединившей в 40-х годах XIX в. раз- : личные родственные коллективы, принадлежавшие к этнической і общности бена, не обладал военным талантом. Исполнять же } ™ько сакральные функции для лидера возникшей раниеполи-

I 8 Зак. 402 ИЗ

!

! тической общности было недостаточно. Поэтому старейшину і правящего клана сделали военным вождем Мтенгру, брата * Мзавиры, последний же продолжал осуществлять сакральные, функции, т. е. произошел раскол на «сакральную» и «свеї- і скую» власти. «Двоевластие» просуществовало до смерти Мза-1 виры, после чего Мтенгера унаследовал и сакральные фунюцц | .а это опять же свидетельствует о том, что авторитет военного' I предводителя получил в данных обществах наивысшую ц«. Ї ность. Теперь, в частности, преемнику верховного ВОЖДЯ необ- ! ходимо было для занятия этой должности прежде продемоно. I рировать свои военные способности. Мтенгера, например, частії поручал ведение военных действий своему сыну Киванге, ко-1 торый должен был впоследствии унаследовать титул верховно-1 го вождя [160, с. 104]. ^ |

Интегрирующие свойства носителей авторитета, основе! | которого служила магическая идеология, нашли свою реалі-1 задню, в частности, у масаев. Выше уже упоминалось им| знахаря Мбатиани, пользовавшегося у масаев наибольшим а*. § торитетом и объединившего родственные племена масаев §| надллеменное образование. I

Имеются сведения о том, что носители военного авторитеті I стремились возвеличить его за счет узурпации сакральне! функций. Как известно, например, лидеры военных отряда, 1 назначаемые верховными вождями из числа выдающихся т-1 нов безотносительно их социальной принадлежности, нередв 1 пытались присвоить себе и ритуальные функции, что вызывал * неодобрение верховных вождей, усматривавших в этом, и и | без основания, угрозу своему собственному авторитету [262 1 с. 314]. ’|

Идеология, которая стала служить основой для авторитета! верховных вождей, не была лишь механическим смешение I элементов идеологических представлений, обеспечивавших as- > торитет лидерам на более ранних стадиях социально-политиче- ’ сного развития общества. Это была идеология, отражавши» функционирование новой социально-политической структуры і^ отвечавшая тем социально-психологическим изменениям, кои-| рые произошли у членов общества. В то же время изменен®* идеологического контекста протекало в рамках традиционное*; мировоззрения, которое в общем и целом продолжало ориеш- Ї роваться на простое воспроизводство общественных норм, те | и обусловило известную преемственность формы. В соответст- І вии с этим мировоззрением лидер должен был обеспечить яро-1 цветание общества либо за счет сверхъестественных сил, наш- > дящих от предков, либо за счет особого дара, который, и 1 предполагалось, давался ему от рождения или приобретала | в течение жизни, влиять на ход природных и общественны! [ процессов при помощи магических сил. *

В новых условиях, когда социально-политическая общность г строилась на основе более прочной интеграции разлидаа \ родственных коллективов, претерпевает изменения и идеология, отождествляемая с культом предков. Предки верховных вождей не только получили признание всего общества, как наиболее могущественные, но имело место и отождествление всех членов с предками верховного вождя. Связь с предками вождя в новых условиях давала определенные преимущества при занятии места в социальной иерархии общества, дележе военной добычи и т. д. Социальная же значимость собственных предков уменьшилась, так как они узаконивали социальную мобильность, в основе которой лежало продвижение по социальновозрастной иерархии лишь в пределах своих социально-родственных групп. Информанты бена, например, как правило, не фиксировали в сознании предков, не относящихся к правяще- лу клану, поскольку это не имело для них никакого значения (160, с. 30]. А. Брайант в этой связи отмечал: «Со времен основания зулусской нации из всех богов-предков сохранились только предки зулу, т. е. королевского клана» [35, с. 307}. Возвышение предков правящей родственной группы привело к тому, что они стали наделяться способностью влиять на судьбу всех членов социума, а поэтому и поддержание с ними добрых отношений стало делом всех. И, хотя любой член общества продолжал в какой-то степени ассоциировать себя с собственными предками, он должен был выполнять и вновь возникшие нормы поведения, так как их нарушение предполагало наказание от предков верховного вождя. Только вождь мог общаться с предками от лица всего общества, он же отправлял ритуалы, связанные с культом. Считалось, что вождь находится в постоянном контакте с предками своей родственной группы и, принимая решения, он подчиняется их воле.

Помимо изменений, происшедших в идеологии культа предков, связанных с эволюцией политической системы, возрастает І роль в укреплении авторитета верховного вождя магической идеологии. Это выражалось, в частности, в усложнении структуры ритуалов, которыми обставлялись носители верховной власти. Именно в обществах данного типа ритуальная деятельность, осуществляемая в связи с управленческой деятельностью, представлена в наиболее тщательно разработанном виде. Так, по свидетельству А. Брайанта, придворный этикет стал наиболее устойчивым и изысканным при Чаке, т. е. верховном вожде, при котором зулусы достигли своей наивысшей точки политического развития в доколониальный период [35, с. 296].

Аномальность, которая первоначально служила предпосылкой для возникновения авторитета мага и часто носила естественный характер, еще более активно включается в ритуальное поведение верховных вождей. Показательна в этом смысле формула приветствия верховного вождя у зулусов: «Здравствуй ты, кто внушает благоговение, кто живет в глубоком уедине- нии. Ты, глава рода, клана, ты, кто поедает людей, убив их н отняв все имущество» [35, с. 298]. Именно на этой стадии, по всей видимости, убийство близких, родственников, приблн- , женных прочно входит в ритуалы власти. Такие акции ело- ' собствовали укреплению надродового статуса верховного вон- j дя, а также укреплению его магического авторитета. Убийства j широко использовались в ритуальном поведении правителе! 1 ісвази, зулу, баганда.

Согласно записи миссионеров, отважная «королева»-воя-1 ?тельница Темба Андумба покорила многие земли. Она щ | установила новые обряды и обычаи, которые должны были ад. | ?крепить за ней положение самого грозного и почитаемого пра-1 вителя в Анголе. Она велела принести свою малютку-дочь g 1 бросила ее в большую ступу, в которой обычно толкут зерно, і Затем, взяв большой пест, она безжалостно растолкла младев-1 ца, превратив в бесформенную массу из мяса и крови. Она да-1 бавила туда разные травы, коренья и порошки и сварила эт§ 1 месиво, а получившуюся из него мазь она назвала мажа в 1 самба. Натерев мазью себя и своих ближайших соратнике*, | •она призвала народ к новым военным походам ради насиляі 1 и разрушения. Разорив все земли вокруг, она приказала свои I соратникам изрезать на куски своих детей и съесть их тл с, 144]. Примеры подобного рода акции со стороны верховно» I военного правителя доколониальной Африки можно было бы I умножить без труда. Это, несомненно, вело к усилению пени- J логического воздействия авторитета на управляемых, что само | по себе было обусловлено спецификой военной деятельности, | предполагавшей приказ как оптимальную форму управленій, Перестройка структуры авторитета лидера в доколонналь-1 ных африканских обществах типа вождеств (надплеменных об- 1 разований) тесным образом была связана с изменением всею 1 процесса управления. Объективно она была подчинена интере- 1 сам военной организации, которая служила базисом этих обь- I единений. Относительно предшествующих стадий, где военная I деятельность осуществлялась в виде набегов групп молодею | на соседей и не имела ярко выраженной экономической наира»- 1 ленности, о чем речь шла выше, в обществах данного типа мі I была ориентирована на получение материальных средств, йв* | лившихся основой существования и воспроизводства социш-1 ной организации такого типа. Здесь военная деятельность вы-1 ступала в новых организационных формах. Это прежде вше I рыражалось в возникновении специализированных воински 1 формирований (дружин), численность которых достигала т | скольких тысяч человек. (У Мирамбо, верховного вождя ныт- І вези, дружина насчитывала 15 тыс. человек.) I

Возникновение принципиально нового социально-политмче- | ского института — дружины, определившего, по существу, И- 1 чественную специфику образований данного типа, необходимо, І на наш взгляд, рассматривать в тесной взаимосвязи, с реалн- | зацией отмеченных нами ранее противоречий, характерных ддя * •

более ранних стадий социально-политического развития доколе- * ниальных африканских обществ. Здесь я имею в виду возраст- вые противоречия. Иными словами, в новых исторических условиях, когда появились предпосылки для возникновения специального общественного института с функциями принуждения, дат качественно новый институт утилизовал противоречия, характерные для предшествующих стадий, став в известной степени средством их разрешения, но, породив, в свою очередь, зовые. Функционировавший институт набегов на соседей, которые осуществлялись силами молодежи, и служивший, по нашему мнению, преимущественно для отвода вовне агрессии, связанной с возрастными психофизиологическими особенностями молодежи, послужил базой для возникновения дружины. Их основу составляла молодежь. Формирование дружин было тесно связано с проведением обрядов инициации, что теперь означало вступление в подчинение вождю. Война для молодежи стала основным видом деятельности, пользовавшейся высоким социальным престижем в обществе. Дружина, таким образом, частично снимала конфликт, вызванный неравномерным распределением управленческих функций между социальновозрастными поколениями, что обеспечивало им различный престиж в обществе.

По имеющимся сведениям, молодежь охотно шла в дружину вождя, так как это освобождало ее от подчиненного положения в своей родственной группе, гарантировало высокий социальный престиж. Захватываемая в процессе войн добыча, которая теперь уже распределялась верховным вождем преимущественно среди дружинников, могла быть использована ею для упрочения своего социального статуса при переходе в следующую возрастную страту. В частности, юноша мог заполучить необходимые материальные ресурсы (например, скот) самостоятельно, т. е. при дележе захваченной в ходе военных действий добычи, и тем самым зависимость от его старших родственников, которые по традиции должны были обеспечивать его скотом, что было необходимым условием при вступлении в брак, уменьшалась. У свази, например, наиболее охотно в дружину верховного вождя шли дети малообеспеченных родителей, испытывавших затруднения в обеспечении детей традиционными свадебными дарами.

Однако изменения, возникшие в социальной структуре, ?обусловили появление новых конфликтов или, точнее, напряженностей во взаимоотношениях различных слоев общества. Эго в первую очередь касалось отношений в управленческой иерархии во главе с вождем и дружины. Подобную напряженность отчетливо можно фиксировать в ритуалах, когда дружина и вождь выступали в качестве враждующих сторон [144, с. 327—404].

Естественно, специфика военной организации требовала адекватных форм руководства, которые соответствовали бы ее общественному назначению. Это прежде всего предпола гало перестройку властно-управленческой структуры, способно! функционировать по типу «команда—подчинение», что предусматривало повышение роли центра управления в принятии управленческих решений, а также создание иерархической системы управления, способной с минимальными искажениями доставлять управляющую информацию до управляемых. Этаже система должна была обеспечить подготовку управляемых % восприятию нового вида управляющей информации, а также контроль за выполнением отданных распоряжений. Учитывая ведущую роль военной организации в обществах данного типа и ее существенные по тем временам масштабы, системе управления необходимо было координировать военную и хозяйственную сферы жизни общества, что означало управление такимі процессами, как обеспечение воинства амуницией, продовольствием в военное и мирное время, мобилизация, подготовка воинов и т. д.

В соответствии с такими требованиями система социального управления в этих раннеполитических объединениях представляла собой пирамиду, на вершине которой находился верховный вождь со своей дружиной и аппаратом управления, ниже располагались вожди подчиненных племен (в надплеменнщ образованиях) и лидеры социально-родственных коллективов, входивших в состав вождеств. Внизу пирамиды была община. Рассмотрим механизмы, лежавшие в основе функционирования социально-политических организмов подобного типа.

Сразу же отметим неустанную заботу верховных вождей об укреплении своего авторитета в качестве духовных лидер» всего общества. Как уже выше отмечалось, верховные вожде были главными жрецами культа предков, а также делали все возможное для упрочения своего магического авторитета. Преследуя эту цель, они, в частности, вообще запрещали выполнять сакральные функции подчиненным им вождям и переключали такие функции на себя. Например, верховный вождь хехе Мквава не разрешал вождям завоеванных им племен самовольно отправлять ритуалы вызывания дождя. Они должны был* получить на это либо его личное разрешение, либо приказ [Шг с. 34]. Известны случаи, когда представители аппаратов управления верховных вождей, которые занимали высокое положение в иерархии и набирались преимущественно из лиц низкого социального происхождения по принципу личной преданной! вождю, что являлось существенной инновацией в система* управления рассматриваемых обществ, начинали самоводы® выполнять не только административные функции, что входя» в их компетенцию, но и сакральные, пытаясь стать, таким образом, вождями в полном смысле этого слова. Такие процессы, в частности, наблюдались у кимбу. Это, безусловно, веда % ослаблению управленческой иерархии, а поэтому такие поныт- кн сурово пресекались верховными вождями [262, с. 314].

Возвышая свой авторитет над авторитетами местных вшив дей, завоеванных ими племен, верховные вожди тем не менее Использовали и их в управлении. Это облегчало доставку информации к управляемым элементам, особенно на этапе, когда она передавалась непосредственно получателям. В обществах данного типа развитие социального управления происходило лишь в верхних эшелонах, т. е. изменялись требования, предъявляемые к авторитету, принципы построения иерархии, форма управления и т. д., в общинах же управление практически не менялось. Традиция жестко регулировала ранее сложившиеся я ней взаимоотношения, включая закрепляемые ею авторитеты. Поэтому качественно новые, по существу, управленческие сигналы должны были обличаться в понятную для низших уровней форму. В частности, такая информация наиболее полно могла восприниматься управляемыми только в случае поступления от источника, пользовавшегося у них традиционным авторитетом. Поэтому верховные правители, как правило, сохраняли традиционных лидеров на местах, эксплуатируя их авторитет, однако ограничивая его путем переключения на себя наиболее значимых в общественном отношении сакральных функций (например, вызывание дождя). Верховные вожди оставляли за собой право смещать неугодных им лидеров и назначать на их место других из числа также имевших на это традиционное право, но более покладистых. Включенные в состав объединений социумы практически оставались самоуправляемыми единицами, хотя теперь они должны были платить дань верховному вождю, которая шла на обеспечение воинства, а также на поддержание высокого социального престижа правителя.

Важная роль в организации иерархии, создаваемой верховными вождями, отводилась бракам. Брачный союз в рассматриваемых нами обществах означал идеологический союз между родственными группами, к которым принадлежали партнеры, т, е. альянс между предками, почитаемыми в данных группах. Верховные правители брали в жены родственниц представителей правящих династий, входивших в состав племен или родственных коллективов, либо отдавали своих родственниц им в жены. Это упрочивало авторитет вождей в рамках идеологии культа предков, т. е. вновь возникшая политическая структура освящалась их авторитетом, а значит, должна была осознаваться всеми членами общества как законная. Таким образом, верховные вожди обретали дополнительные идеологические рычаги для воздействия на поведение управляемых. У бена верховный вождь лично следил за браками аристократической родственной группы. Ни один член правящего клана не мог без его разрешения выдать свою дочь замуж. В результате такой политики, проводимой правителями бена, почти каждый клан из входивших в состав вождества был связан с правящим кланом Манга узами родства, что заставляло их почитать предков Манга не только как предков верховного вождя, но и как своих собственных [160, с. 34]. Использование этого механизма, несомненно, способствовало стабилизации всей полати чес кой структуры, и прежде всего укреплению авторитета ее власти.

Возникновение иерархической системы управления, сопро. : вождающееся возрастанием престижности управленческой дея- тельности, которая, в свою очередь, определялась числом лю- : дей, находившихся под властью правителя, привело к усилению і борьбы за власть, в ходе которой претенденты стремились за- і получить верховный титул. Такая борьба велась преимущест- і венно среди родственников аристократической группы, принад- | лежавших к одному социально-возрастному поколению. Это I объясняется тем, что, во-первых, в правящих группах наследо- > ванне власти определялось теми же принципами, которые де- j жали в основе других входивших в социум родственных КОД- j лектявов. Вождь, как правило, принадлежал к правящему со- ! ииально-возрастному поколению, которое выступало в качестве ! отцов по отношению к младшему. У ньякуса, например, вождь I сдавал свои полномочия с приходом к власти нового поколе- 1 ния, т. е. с переходом молодежи в более высокий социальна! I статус женатых мужчин. Новый вождь принадлежал уже к | этому поколению [284, с. 80—95]. Иными словами, власть вож- I дя продолжала ассоциироваться с властью всего его поколения. 1 В соответствии с этой традицией представители поколения вож- ) дя в пределах аристократической социально-родственной груп- j пы имели основания рассматривать себя в качестве законных претендентов на верховный титул. Во-вторых, обоснование I своих честолюбивых амбиций они могли находить в магической 1 идеологии. В соответствии с ней успех в военных действиях I стал восприниматься как расположение к предводителю воин- | ства магических сил. Отсюда военная победа над верховны» I вождем должна была рассматриваться не как узурпация вла- 1 сти, а как свидетельство того, что победитель в большей степе- I кн пользуется их расположением, нежели побежденный. І В удачливом же военном вожде было заинтересовано в тої 1 или иной степени все общество, а военный талант, как выше | отмечалось, был необходимым условием для получения верхов- | ного титула. Побеждая верховного вождя, претендент, так» образом, подтверждал в глазах управляемых свое право на 1 власть. Однако это не означало, что борьба за власть на дан- ; ном этапе социально-политического развития общества веда*;- вне рамок идеологии культа предков. Узурпация власти в руках какого-либо родственного коллектива осуществлялась на . базе именно этой идеологии, т. е. закреплялась традицией, освященной авторитетом предков. Начиная борьбу за верхор- ный титул, претенденты должны были заручиться поддержкой I определенной части старейшин, так как именно они играли | важную роль в формировании общественного мнения, опора на 1 которое являлась важным фактором в борьбе за власть, j

т І

Накануне колонизации практически весь восточноафриканский регион был охвачен «Гражданскими войнами». Как правило, в качестве оппонентов выступали родственники верховного вождя, принадлежавшие к тому же, что и он, социальновозрастному поколению (т. е. братья вождя). «Смутные времена» обычно начинались со смертью старого вождя, поэтому, по-видимому, у многих африканских народов ее старались сохранить в тайне, до возведения в должность его преемника.

Одну такую историю со слов информанта кимбу записал английский исследователь А. Шортер: «Когда вождь Мугамба умер, старейшины известили об этом все входившие в состав кимбу племена и позвали сыновей верховного вождя на собрание. „Небо покрылось тучами“,— сказали они, что означало: умер вождь... Собрались сыновья вождя. Мвагу, правитель Динди, пришел. Мбойонго, правитель Кингулупа, пришел. Муа- гкя, правитель Кисвавалили, пришел. И Мвапамиконо, правитель Исансаа, тоже пришел. Как только он (Мвапамиконо) вошел в деревню, где помещался дом верховного вождя, он сказал остальным сыновьям вождя: „Трубите в рог предков и бейте в праздничные барабаны".—„Почему мы должны трубить в рог?—спросил Мвагу,—Ты только прибыл. Ты ничего не знаешь о том, что происходит в деревне верховного вождя".—„О!— ответил он.— Я собираюсь стать верховным вождем*1.—„Вырежем палки,— сказали братья,— и побьем его. Он слишком возомнил о себе“. И сыновья верховного вождя побили Мвапамиконо, и он убежал. Он убежал и возвратился в свою страну. Оказавшись дома, он сказал себе: „Так просто я не получу эту страну. Я пойду в Ипито и Кути". Он пошел в Ипито и Кути и сказал им (тамошним жителям.— В. Б.):

,Друзья, помогите завоевать мне эту страну..." Началась война* [262, с. 122—123].

У бена войну против верховного вождя вел его брат Сага- мзнга [160, с. 76—81].

Стараясь свести к минимуму противоречия при организации управленческой иерархии, верховные вожди назначали на посты родственников из младшего, по отношению к своему, социально-возрастного поколения, т. е. своих сыновей. Они, таким образом, использовали для создания управленческой иерархии, основанной уже на принципе личного подчинения, более древний иерархический принцип, в соответствии с которым младшие беспрекословно подчинялись старшим. Имеющиеся сведения по шамбала говорят о том, что у верховного вождя возникали большие трудности в управлении, если во главе подчиненных ему племен находились его братья (т. е. нредставители его социально-возрастного поколения). Известно также, что, вступая в должность, новые верховные правители прежде всего должны были решать вопрос, связанный со смещением сыновей своего предшественника, которые стояли во главе племени, и назначением своих сыновей [176, с. 6].

А. Брайант отмечает, что вновь назначенные вожди у зуду, сов при первой же возможности ^старались незаметно устра. нить своих завистливых братьев [35, с. 290]. Вероятно, лишение почвы для борьбы за власть в будущем было причиной казва ближайших конкурентов нового кабаки у ганда во время ег§ коронации, о чем также упоминает А. Брайант, ссылаясь hs материалы А. Роскоу [253, с. 189]. Отношения борьбы » власть, которые были характерны для управленческого процесса новых раннеполитических объединений, оказывали, * всей видимости, влияние на процесс наследования верховного титула. Если раньше титул вождя наследовал один из братье верховного вождя, то теперь еще при жизни правители зача- стую назначали в качестве преемника одного из своих сыновей, стараясь тем самым устранить претензии собственных братье* на верховный титул.

Необходимость создания иерархической системы с жестки* соподчинением ее уровней заставляла верховных вождей назначать правителей не только из числа менее значимых в социальном отношении родственников, но и из представителе! низших социальных слоев, включая рабов. Они часто назначались верховным вождем на самые высокие должности в управ.- і ленческой иерархии. У свази, например, выше, чем все «прив- иы», стояли два племенных функционера (тинсила), в обязанности которых входило следить за родственниками-аристокр- тами и докладывать в случае малейшего намека на предательство [144, с. 36]. Им дозволялось вступать в брак с родственницами вождя, что еще больше связывало их с правяще* , группировкой. В то же время вследствие своего происхождения | они не имели никаких традиционных оснований для борьбы за ; верховный титул, поскольку общественное мнение в совер- ! шенстве владело родословной каждого такого правителя. Старейшины, которые контролировали и управляли общественным і мнением, никогда бы этого не допустили. По словам Г. Калвина: «Старейшины должны были помнить это (т. е. низкое происхождение.— В. Б.), так как могли возникнуть ситуада, когда это могло быть принято в расчет» [160, с. 154].

Иерархичность новой системы управления стала проявлявся и в распределении арбитражных функций. Функции по уда-j живанню конфликтов неотъемлемо были присущи традицией- | ным лидерам уже на самых ранних стадиях социально-полш-1 ческого развития африканского общества. Однако, если те | служили лишь своего рода посредниками между конфликте- ( вавшими социально-родственными коллективами, увещевая ах ; прийти к соглашению, и не обладали, таким образом, правом ! вынесения решения в форме приказа, члены иерархии могла 1 выносить приговор и требовать его выполнения. Верховные же- вожди возвысили себя до уровня главных арбитров. Правом ] вершить суд над своими подданными владели и лидеры вт- \ ших уровней, однако, если решение такого лидера не удовлет- ' воряло одну из сторон, она могла апеллировать к суду верховного правителя. Были также и проступки, рассмотрение которых находилось исключительно в компетенции верховного ВОЖДЯ. Это придавало ему дополнительный авторитет и способствовало, таким образом, укреплению иерархии.

В качестве мер, предпринимаемых верховными вождями в этом направлении, можно рассматривать и монополизацию ми торговли слоновой костью. Слоновая кость обладала высокой меновой стоимостью в торговле с побережьем из-за высокого спроса на нее на мировом рынке. На нее можно было выменять ткани, одежду, различные предметы быта, украшения, а главное — огнестрельное оружие. Поэтому верховные правители запрещали подчиненным вождям вести обменные операции самостоятельно, а сосредоточивали торговлю в своих руках. Тем самым потенциальные оппоненты власти лишались возможности приобретать оружие, это, безусловно, способствовало бы их усилению. Другие товары, обмененные на побережье, верховные вожди распределяли среди соплеменников, выступая, таким образом, в их глазах непосредственным источником материального благополучия, что также упрочивало престиж верховных вождей. По данным Г. Брауна, верховный вождь хехе Мквава обладал такой монополией. Он снабжал охотников ружьями и боеприпасами. Слоновьи бивни доставлялись вождю. По крайней мере один раз в год караваны, груженные слоновой костью, отправлялись в Килосу или Бага- мойо, города расположенные на побережье, где кость обменивалась на товары. Затем они распределялись Мквавой среди населения, и каждый мужчина получал долю в соответствии со своим социальным положением и репутацией воина [149, с. 35].

В соответствии с магической идеологией материальное благополучие верховного вождя, которое складывалось из скота, имевшегося в его распоряжении, запасов зерна, товаров, полученных на побережье в результате обмена и ограбления проходивших мимо караванов, рассматривалось как показатель его могущества, достигнутого им благодаря расположению к данному правителю магических сил. Оно давало ему возможность не только одаривать своих приближенных, но и использовать его в качестве резерва на случай различных стихийных бедствий, которые служили причиной возникновения голода, массовых эпидемий и т. д. Иными словами, материальное благополучие в немалой степени определяло авторитет верховного правителя. Поэтому вожди доколониальных восточноафриканских обществ ревностно следили за тем, чтобы кто-нибудь из подчиненных не превзошел их в наличии материальных ресурсов. Об этом свидетельствует материал, касающийся мер, осуществляемых правителями Восточной Африки по регулирование поголовья скота в обществе.

Скот, как хорошо известно, был основным традиционным показателем материального благополучия, определявшим црь стнж и авторитет в традиционных африканских общества);. Верховные вожди, естественно, владели самым большим пора’ ловьем. По сведениям того же Г. Брауна, у хехе каждый муа. чина мог владеть некоторым количеством голов скота, одна» никто не имел права конкурировать с верховным правителем, а поэтому излишки изымались и поступали в стадо вождя, ко- торое, впрочем, считалось общеплеменным достоянием и в еду. чае необходимости использовалось в интересах всего общестщ [149, с. 31].

Помимо скота вожди имели и самые большие запасы зерна. Каждый мужчина хехе должен был отработать на полях, пр. надлежавших верховному вождю. Такие отработки могли заменяться поборами, т. е. поставками в амбары вождя опреде. ленной части урожая. Эти запасы в случае засух, неурожа® и т. д. также использовались в интересах всего социума [Щ с. 31—33J. Говоря о материальных ресурсах, определявших авторитет верховных вождей, следует упомянуть и жилище. Считалось, что дом вождя во всех отношениях должен превос» днть дома остальных членов общества, и восточноафрикансщ* правители возводили грандиозные по тем временам постройке, в создании которых принимало участие большинство мужского населения.

Переход на новые формы правления, связанные с пер. стройкой управленческой системы, способной обеспечить т- полнение команд, исходивших из центра управления, неизбеж* но был связан с возрастанием роли методов принуждения в процессе организации и регулирования общественной жнза Подавление верховными вождями вооруженных выступлений своих родственников, пытавшихся захватить власть, смещение неугодных вождей и назначение на их место других из числа «своих людей» —все это предполагало применение силы. Традиция же на данной стадии социально-политического развито уже не могла в полной мере служить регулятором новых общественных отношений. Причиной этому служило обострен» напряженности между различными социальными группами, чте ? было обусловлено возросшим несовпадением их интересов.

Если верховный вождь со своим аппаратом управление’ был заинтересован в ведении военных действий, которые явля-; лись не только причиной возникновения иерархии, но и основ-1 ным условием воспроизводства, то социально-родственные код- ? лективы, хотя в целом также были заинтересованы в войнах,: в то же время объективно выступали в качестве оппозиция | иерархии верховного вождя, подрывавшей в известной мере; властно-управленческую структуру внутри этих коллективов,; в частности освобождая молодежь из-под родительской опеш . и давая ей возможность обрести социально-престижное пола»; жение вне рамок своих социально-родственных коллективе?,1 какую они получали, будучи дружинниками верховного вржда. ! Это по сути дела, наносило ущерб и хозяйственной деятельности,* осуществлявшейся родственным коллективом, которая служила" экономической основой его воспроизводства.

В условиях возникавших противоречий верховные правители старались подчинить экономическую жизнь социально-родственных коллективов нуждам военной организации. В результате можно проследить тенденцию к распространению методов, •

арактерных для управленческой иерархии верховного вождя яа весь хозяйственный организм общества. Иными словами, мы вожем наблюдать стремление верховных вождей на данной етадии социально-политического развития поставить под конт- роль хозяйственную деятельность, осуществлявшуюся социально-родственным коллективом в интересах надплеменной иерархии, По имеющимся этнографическим данным, вновь возникай аппарат управления часто наделялся помимо прочих и хозяйственными функциями.

Верховный вождь бена, например, в каждую деревню назначал своего человека, старосту (мзагиру). Со слов информантов бена, мзагира приучал население подчиняться вверен- »ой ему деревни и в мирное время. Он участвовал в разрешении конфликтных ситуаций между жителями, распределяя среди них землю и пастбища. На милитаризацию всей системы управления общества бена указывает и использование самого титула «мзагира», который был прежде всего военным титулом. Ванзагира (мн. ч. от мзагира) стояли во главе отрядов численностью до 30 человек каждый. Причем военные ванзагира в управленческой иерархии стояли выше, чем те, которые выполняли административные функции [160].

Обязанности по обеспечению военной деятельности возлагались на местные власти и у хехе. Известно, что местные руководители должны были перед началом военных действий поставлять верховному вождю определенное количество поголовья скота для прокорма воинства.

Принуждение верховными вождями в управлении обществом опиралось прежде всего на силу их дружин. Чтобы эффективно использовать этот механизм в управлении обществом, им необходимо было заботиться о воспитании у дружинников личной преданности. Воспитать лично преданных воинов в тех условиях означало воспитать их на идеологии культа предков вождя и его родственной группы. Эта задача обусловливалась местом, которое занимала дружина в системе социальных связей вождеств и надплеменных образований. Любой член общества, принадлежавший к аппарату управления верховного вождя, к которому относилась и его дружина, в то же время являлся и членом своего собственного социально-родственного коллектива. Таким образом, он должен был чтить не только предков вождя, представления о которых составляли идеологическую базу управленческого аппарата, но и своих собственных предков. Причем пребывание в дружине было явлением временным, так как по достижении брачного возраста дружна- I инки возвращались в свой социально-родственный коллектив ' К ИХ положение В обществе определялось местом, которое 0Я| занимали в пределах данного коллектива. Иными словами, | дружинники окончательно не отрывались от своих родственны): J групп. Таким образом, они одновременно принадлежали к раз- ] личным социальным общностям, интересы которых, как уже 1 выше отмечалось, не всегда совпадали. Поэтому они в какой-те 1 момент могли оказаться в ситуации, требовавшей от них выбо- I ра поведения между интересами иерархии и своей собственно! I группы. Верховные же правители, создавая свою управленче-1 скую структуру, важным компонентом которой была дружищ! ?стремились устранить этот конфликт, естественно в СВОЮ ПОЛЬ' I зу. Для этого необходимо было преодолеть идеологически! 1

дуализм, носителями которого были дружинники, воспитывад І их на идеологии своих предков. В таком случае вождь и пред. 1 ставители его родственной группы обретали у дружинник® |

высший авторитет |

Эта проблема могла пешяться за счет комплектования щ. | жин из чужеродных элементов, т. е. чужаков. Отсутствие ГЛ?- І боких идеологических корней у членов управленческого апщ. і рата вождя способствовало воспитанию у них преданности як- і но вождю, которому они служили верой и правдой. К примеру, : дружина верховного вождя кимбу Ньюнгу-я-Маве набиралась I из военнопленных, беглых рабов, дезертиров, бывших охрании- ; ков караванов, т. е. людей без роду и племени [261, с. 3151. ’ Дружина Мирамбо, верховного вождя ньямвези, также в mi- J чительной мере состояла из чужаков. |

В обществах, в которых управленческий аппарат преиму.1 ицествешю комплектовался из его полноправных членов, ні-1 пример у бена или хехе, верховные вожди стремились мш» I мально оградить его от влияния местных идеологий. У беи ! будущие воины и управленческие кадры проходили специал-1 ную подготовку в школе вождя. Мальчики набирались туда с четырех-пяти лет. Отбор производил сам верховный вожді ’ и весь процесс подготовки происходил под его непосредствен [ ным наблюдением. Он длился приблизительно 10—12 лет. Сю- * да попадали дети всех слоев общества без исключения. Вое® 1 танники жили в деревне верховного вождя, он же назнач»! наставников из числа взрослых воинов. В процессе воспитав» помимо навыков, необходимых военным предводителям и прг-4' вителям на местах, большое внимание уделялось идеолог»' <ской подготовке, в ходе которой осваивались основные верова-^ лия и история вождества бена, сводившаяся к изучению гевеї-\ логии верховных вождей и их военных подвигов [160, с. 15Й<, В новых управленческих структурах верховные вожди поду- ? чаля определенную свободу действий в принятии управлена- f, ских решений. Эти решения преимущественно касались мере-1 яриятий по формированию войска, снабжения его продоволю- ваш и амуницией, назначения и смещения нижестоящих пра- вйтелей и т. д., т. е. того, что было связано с организацией и функционированием аппарата управления. В то же время функции верховного вождя по регулированию общественной %'изни в низших эшелонах социума (социально-родственном коллективе, общине или деревне) были весьма ограниченными. Там властно-управленческие структуры практически не претер- вели изменений. Старшие социально-возрастные поколения ирали основную роль в принятии управленческх решений, касающихся жизни общины. Деятели иерархии вождя, и прежде всего ее низших уровней, т. е. тех, которые соприкасались с общиной и олицетворяли собой авторитет верховного вождя, сотрудничали в тесном взаимодействии с традиционными авторитетами общины. При улаживании конфликтов между ее членами староста опирался на мнение старейшин. Как правило, решения принимались самими старейшинами, и дело до ера не доходило. Что же касается конфликтов, связанных с супружескими ссорами или брачными дарами, то в эти дела к вмешивались не только старосты, но и верховные вожди. Даже у зулусов, у которых власть верховного правителя была наиболее значительной, вождь не мог вмешиваться в дела социально-родственных групп {35, с. 273]. Такой же вывод на своих материалах делает и Л. Мэир [223, с. 23].

Возрастание роли вождя в принятии управленческих решений привело к изменению в содержании социального контроля за его деятельностью относительно более ранних политико-социологических форм. Его стремление расширить диапазон принятия решений наталкивалось на противодействие старейшин, которые традиционно управляли обществом. Это вновь возникшее противоречие стало оказывать влияние на характер политического процесса. В результате контроль со стороны старейшая за деятельностью лидера стал более номинальным, реальный же контроль перешел к им же созданному аппарату управления, и прежде всего к дружине. Представляется, что механизм осуществляемого обществом контроля за деятельностью верховного вождя был примерно следующим. Старейшин продолжали санкционировать возведение в сан вождя, они же утверждали смену одного вождя другим, если первый к обнаруживал должной удачливости при ведении военных действий. Принимая подобные решения, они ориентировались на общественное мнение, но ядром, вокруг которого это мнение формировалось, была дружина вождя. Именно дружина была той социальной группой, которая проявляла наибольшую заинтересованность в успешном ведении боевых действий, так как шш были для них главным источником (часто единственным, если учесть, что многие члены дружин были чужаками, поэтому лишены возможности социального роста в пределах родственных коллективов данного общества) материального благополучия и престижа. Им доставалась основная доля захваты ваемой в войнах добычи. Поэтому дружинники в ^первую голову требовали от вождя эскалации военных действий, а ц успех определял отношение дружины к вождю. Как признавал верховный вождь ньямвези Мирамбо, свои походы он совершал под давлением дружины [143, с. 130—133].

В то же время интересы дружины в известной^ мере совпадали с интересами всего общества, являясь важной предпосвд. кой того, что мнение дружины о вожде и ее отношение | нему становились достоянием общественного мнения. Стар* шины же все более превращались в инструмент, оправдывав- і щий деятельность верховных вождей. В то же время заинтере- j сованность верховных вождей в лояльности старейшин бит ] очевидной, так как именно они продолжали санкционировав j решения правителей, после чего они принимали силу законі, і Вождь не мог игнорировать их мнение, поскольку авторитет і возраста оставался незыблемым на низших уровнях ранне». 1 литических объединений, а это означало, что каждое его p. j шение должно было быть освящено авторитетом старейшщ ] В этих условиях верховные вожди старались устранить из«.| ветов старейшин, которые, как правило, при них существовал?,] неугодных им лиц, что вело к усилению власти правитеяй. I Предположительно одним из механизмов, посредством кояр. го вождь оказывал давление на своих противников из чищ старейшин, было обвинение в колдовстве. В соответствия ? | господствовавшими в этих обществах мировоззренчески» j представлениями колдуны являлись главной причиной случавшихся в жизни общества неудач. Считалось также, что верх®- j ный вождь как носитель магического авторитета споеобег , выявить тайных колдунов и тем самым устранить прячнву | несчастий. Например, у аньянжа в случае задержки дождей: после совершения вождем соответствующих ритуалов следом-; ли обвинения в колдовстве кого-либо из членов общества. Ха- ’ рактерным же является то, что в основном назывались щхИ тивники вождя [192, с. 226—270]. Колдуны же обычно наказы-і вались смертной казнью. |

Таким образом, на данной стадии социально-политическое! развития общества в целом возрастает роль индивида в политическом процессе. В частности, диапазон, в котором вожя j принимали управленческие решения, стал зависеть, во-первш. • от личных качеств старейшин, а во-вторых, от тех же качеот j самих верховных вождей. А. Брайант так характеризовал зт»| взаимозависимость на примере зулусов: «При таких правите! лях, как Чака и Диинган (наиболее могущественные верховви] вожди зулусов доколониального периода,— В. Б.), людях, отличавшихся сильной волей и полной беспринципностью, таке# строй мог выродиться в тиранию, но, если старейшины кяам, из которых состоял королевский совет, были людьми достаїеч- j но смелыми, а не придворными льстецами (что случалось ке-1 редко), они обладали достаточной силой, чтобы обуздать по». дйтєля, запретить ему совершать безрассудные, противозаконные дела. Если вождь был разумен, он во всех делах, от которых зависело благосостояние племени, совещался со свои- m приближенными прежде, чем принять какое-либо решение. Очень редко он решался противостоять общему мнению своего совета, отлично понимая, что в таком случае рискует не только своим троном, но и головой. Что касается мелких текущих дел личного или местного характера, то он действовал вполне самостоятельно: отправлял правосудие, охранял общий мир»

і35, с. 284].

Естественно, в эти советы, как показывает материал по доколониальным восточноафриканским обществам, входили и выдающиеся воины, которые, по всей видимости, были людьми юждя. Опираясь в своей политической деятельности именно и эту часть совета, верховные вожди могли проводить свои руления в жизнь. У бена ванзагира были преданными верхов- вому вождю членами совета [160, с. 144]. У хехе аналогичный совет также состоял не только из старейшин, но и из наиболее уважаемых людей из числа воинов [149, с. 30]. В новых условиях завоевание или, вернее, направленное формирование общественного мнения становится, вероятно, немаловажным фактором общественной жизни. Основной целью воздействия на него было обоснование вводимых верховными вождями инноваций в общественную структуру посредством традиции. Поэтому одним из основных личных качеств, наличие которого считалось обязательным для члена совета вождя, было ораторское мастерство [149, с. 33].

Подводя итог рассмотрению динамики политических процессов в доколониальных африканских обществах, отметим следующее. В ее основе, во-первых, лежали социально-возрасг- юе противоречия, во-вторых, противоречия между социальнородственными коллективами, возникавшими в процессе общественной сегментации. Межпоколенный конфликт определялся неравномерным распределением функций по управлению общественными делами в соответствии с биологическим возрастом. Снятие этого конфликта осуществлялось в рамках традиции, которая включала экономические, социальные, идеологические и социально-психологические механизмы его регуляции. В определенные периоды имело место обострение конфликта, особенно в ритуальной сфере, а также в периоды, когда возрастные подразделения выступали в качестве корпоративных групп, объединенных одной целью. В целом же общества, в которых данный тип социально-политической структуры доминировал, находились в состоянии динамического равновесия.

Авторитет лидера на данной стадии социально-политического развития складывался как из рациональных, так и из иррациональных компонентов. Авторитет возраста основывался на жизненном опыте, передача которого от старших к млад-

іішм через непосредственный контакт была решающим факт^. j ром воспроизводства общественного организма. В то же время \ данный вид авторитета оформлялся в рамках магического ms- ровоззрения, обусловленного спецификой архаического мыццц. і ння, особенностью психических процессов восприятия окру. ! жающего мира. На базе этого мировоззрения сформировались j идеологические представления, закреплявшие господствующее! положение старших в обществе и наделявшие их возрастнызд I преимуществами, связанные с наличием жизненного опыта, сверхъестественной силой. Таким образом, культ предков—! это тип идеологических представлений, сформировавшийся 11 рамках магическою мировоззрения, отражавший тенденции» общественного развития, ориентированную на простое воспро. ] лзводство общественных отношений через передачу социад-1 ной информации от старших к младшим, путем закрепления j за старшими господствующего положения в обществе. Друге! ] вид авторитета в обществах дайной стадии социально- пол ні | ческого развития был авторитет знахаря (мага). Первоначала I но предпосылкой для его возникновения служила физическая | либо психическая аномальность индивида. В соответствии е 1 магическим мировоззрением она рассматривалась как прояв.*- f иие магической силы. Можно также предположить, что возник- I новению авторитета знахаря (мага) способствовала предрас- ! положенность таких людей, особенно с психическими анока- ) лиями, оказывать внушающий эффект на окружающих. В от- j личие от авторитета возраста, почитаемого в пределах еодн- ' ально-родственного коллектива, авторитет мага мог распрю- ; раняться далеко за его пределы. Уже на ранних стадиях со- І циально-политического развития доколониальных африканских 1 обществ прослеживается тенденция к взаимодействию знахаря j и молодежи. Особенно отчетливо она проявлялась во время ] инициаций и набегов на соседей, т. е. тогда, когда молодежь, выступала как корпоративная группа, имевшая надродовы! характер. |

В обществах с данным типом социально-политической | структуры роль лидеров в принятии управленческих решеші і была минимальной. Основную регулирующую функцию выпад- I няла традиция, которая формировала эффективные психиче- | ские механизмы внутренней саморегуляции. Она, таким обра- ’ зом, осуществляла контроль за деятельностью управляющих s ' управляемых, который дополнялся и психологическим воздеі- ; ствием коллектива через механизм общественного мнения. < Возникновение институтов, специализировавшихся на управ- Ї лении, было следующим этапом в развитии политических отношений доколониальных африканских обществ. Это было ~ обусловлено возросшими противоречиями между социально- | родственными коллективами, обособлявшимися в процессе об- ! щественной сегментации, но сохранившими экономические, со- ; циальные и идеологические связи между собой. Основної

?!

m I функцией таких институтов было улаживание конфликтов, "^зникавших между этими коллективами. Их авторитет покоился на тех же основаниях, т. е. идеологических представленая:*. культа предков и магической идеологии. Однако структури ы е "из м ен е н и я в системе социального управления отразились s на характере этих идеологий. Предки вождя и его родовой лп’ппы получили приоритет над предками остальных родственных групп, входивших в социум. Аномальность же начинает искусственно воспроизводиться в ритуалах коронации вождей, s ходе которых они нарушали нормы своего родового коллектива, ставя себя, таким образом, вне его, что давало этим правителям идеологические основания выступать в роли нейтральных арбитров.

В тот же период возникает такое политическое явление, как §орьба за власть. В ее основе лежало стремление и родовых групп, и самих лидеров, ее носителей, возвеличить свой авторитет над остальными. В данной борьбе вожди опирались именно на молодежь, выступая уже инициатором совершения набегов. Удача в таких набегах свидетельствовала об их боль- шт магических потенциях, обеспечивая, таким образом, и воз- шшчивание их престижа. Важным показателем престижа было материальное благополучие вождя, складывавшееся из традиционных подношений, которые делались теми, кто признавал его авторитет. В тот же период возникает и такое явление, как делегирование власти. Суть его состояла в том, что верховный авторитет мог наделить кого-либо, преимущественно їв числа родственников, магической силой, даруя им материальные предметы, символы власти, в которых, как считалось, концентрировались такие силы и хранителем которых был вождь. Делегируя свою власть, вождь тем самым увеличивал число подчиненных себе вождей, а значит, возрастал и его авторитет.

Значит, возникновение института сакрального вождя на данной стадии социально-политического развития доколониальных африканских обществ было не чем иным, как делегированием обществом управленческих функций особому институту s соответствии с новыми общественными потребностями и в форме, определяемой господствующим мировоззрением. В соответствии с этим мировоззрением наделение института управленческими функциями, связанными прежде всего с посреднической ролью во взаимоотношениях между родовыми коллективами, означало и автоматическое делегирование ему сверхъестественных функций, используя которые вождь должен был обеспечивать нормальную жизнедеятельность общественного организма. Таким образом, вождь получал приоритетное право контроля над магическими силами, а общество в соответствии с этими представлениями становилось своего рода заложником такого лидера, полностью завися от его воли. Поэтому наряду с развитием институтов власти развивается и контроль над нею. Целью такого контроля было в первую оче. редь предупреждение возможности использования вожде» своей магической силы во вред обществу. В некоторых докола- ниальных восточноафриканских обществах он также осуществлялся в институализированной форме. Социальной базо| этого контроля были старейшины (старшие социально-возрас?. ные поколения), в руках которых оставалось руководство щ. зяйственной жизнью общества и авторитет которых оставался незыблемым в пределах своих социально-родственных колле*, тивов.

Характеризуя процесс управления в р а ннепол итическщ объединениях Восточной Африки доколониального периоду можно выделить следующие моменты. Усилилась верховен власть в плане возрастания роли верховного вождя в принят® управленческих решений, что, в свою очередь, было обусловлено новыми требованиями к управлению со стороны развивщ®|. с я военной организации, составлявшей ядро этих объединений Эволюция властно-управленческой структуры происходила щ рамках традиционных идеологических представлений. В то * время имелась тенденция к отчуждению идеологических пред, ставлений от основной массы населения, превращению их § идеологию в полном смысле этого слова, основной функций которой было обеспечение авторитета управляющим, что узаконивало их деятельность в глазах управляемых. Господствующее положение стали занимать предки вождя относителы» предков других родовых коллективов, в то же время верхова» вожди сосредоточивали в своих руках наиболее значимые, с точки зрения представителей этих обществ, магические функции. В результате аппарат управления во главе с верховны* правителем заполучил идеологические рычаги воздействия т управляемых. На этой идеологии воспитывались и дружищ верховных вождей, являвшиеся важным инструментом их украв л енческой деятельности.

Требования, предъявлявшиеся обществом к управлению ш том этапе развития, привели к иерархизации управленчесий системы, основной функцией которой была передача управляющей информации из центра к управляемым элементам. Иерархия строилась на основе личной преданности подчинен ных правителей верховному вождю. Члены аппарата управления были обязаны своим высоким социальным положения непосредственно верховному вождю, и он старался формировать свою иерархию из числа лиц, не имевших традиционного права занимать высокое положение в обществе. В то же врем отношения внутри иерархии моделировались по типу возрае^ ных властно-управленческих структур, где верховный вождь выступал как отец по отношению к своим подчиненным «сыновьям». Личная преданность вождю закреплялась и в господствующей идеологии, как через почитание членами управленческого аппарата предков правящего клана, так и через систему брачных отношений с родственницами верховного вождя. Укрепление иерархии происходило и за счет тенденции к бюрократизации управленческого аппарата, которая шла параллельно с нарастанием идеологизации верховной власти. Лишение подчиненных верховному вождю правителей прав исполнения сакральных функций делало невозможным использо: зание последними идеологических рычагов воздействия на отравляемых и превращало их в проводников решений, принимавшихся верховной властью.

Тенденция к распространению на весь хозяйственный механізм новых методов управления, тесно связанных с военной организацией, проявлялась в попытках верховных вождей контролировать деятельность внутри родовых коллективов, приспособить ее к нуждам военной организации. Это достигалось за счет внедрения «людей вождя» в структуру социальнородственных коллективов с возложением на них определенных управленческих функций, призванных прежде всего способствовать укреплению иерархии верховного вождя. Однако, несмотря на наличие такой тенденции в развитии социального управления в условиях раннеполитических объединений доколониальной Восточной Африки, эти коллективы оставались преимущественно самостоятельными социально-политическими общностями. Авторитет возраста продолжал играть основную роль в организации социального управления. Таким образом, политический процесс на данной стадии общественной эволюции раскрывается как взаимодействие двух основных суперструктур: с одной стороны, социального управления общины, а с другой — управленческой иерархии во главе с верховным вождем.

Подвергаясь со стороны иерархии определенному воздействию, община в то же время оказывала влияние и на форму управленческого процесса в высших уровнях общества. Она задавала алгоритм перестройки в соответствии со своим образом и подобием. В результате вновь возникшая иерархическая структура по форме воспроизводила взаимоотношения по поводу власти и управления, характерные для общины. Например, дружина вождя в известной степени возникла как решение межпоколенного конфликта внутри родовых коллективов и частично, таким образом, унаследовала и функции института набегов силами молодежи на соседей. Новая иерархическая структура, построенная на личной преданности, выступала в форме взаимоотношений между старшими и младшими, воспроизводя, следовательно, модель властно-управленческих отношений, характерную для социально-родственного коллектива. Такие же отношения были среди дружинников. В соответствии с возрастным критерием осуществлялось и наследование титула верховного вождя.

Старейшины продолжали играть важную роль в политическом процессе на данной стадии общественного развития. Ре-

іза

тения верховных вождей должны были санкционировать^ старейшинами, что придавало им силу закона. Однако в дебет- вительности роль старейшин в новых политических структура^ и прежде всего в иерархии верховного вождя, существенно изменилась. Снизился их реальный контроль за деятельность® вождя. В новых условиях советы старейшин, существовавши* при верховных правителях, были, по сути дела, инструмента*, оправдывающим их деятельность. Вожди использовали различные механизмы давления на старейшин, принимающих ре- тения, одновременно их политика была направлена на внедре-; ние в советы старейшин «своих людей», проводников линя* і вождя в этих советах. Кроме того, пользуясь огромным авто- і ритетом у общинников, для которых любое новое решен» j должно было быть освящено авторитетом предков, а значит, I санкционировано старейшинами, совет мог эффективно влиять на верховного вождя и даже смещать его, заменяя другим.

Диапазон, в котором верховный правитель мог принимать і управленческие решения независимо от воли старейшин, вар» ] ровался от общества к обществу и во многом зависел от дні- і ности самого верховного вождя, а также лиц, входивших в ау ] веты. Иными словами, на данном этапе социально-политичее» і го развития общества существенно возрастает субъективен! I фактор в управлении общественными процессами и соответст- ! вен но уменьшается роль традиции как всеобъемлющего per?. I лятора общественных отношений. Контролируя деятельность j вождя, совет выступал от лица общественного мнения, kotojk* оценивало его деятельность прежде всего на основании его і военных достижений. Основным социальным ядром, таким об- ! разом, вокруг которого это мнение формировалось, была дру. жила вождя, которая в первую очередь была заинтересована : в его военной активности. Поэтому дружина, по сути дела, обладала реальным контролем за верховной властью. ]

Появление новых методов управления в пределах управленческой иерархии сопровождалось уменьшением роли традиционного поведения среди ее членов. Это означало сокращение автоматизма в поведении представителей управленчесшй иерархии относительно простых общинников. Они в больше! степени, чем другие, оказывались перед проблемой делать sa- j бор в процессе своей жизнедеятельности, и прежде всего межд» интересами своего родового коллектива и интересами аппарата управления. Такая тенденция наиболее отчетливо прослеживается на примере верховного вождя, аномальное поведен»! ! которого нашло отражение в ритуальной сфере. Верховны! ] правитель, таким образом, получал законное право нарушав \ ранее сложившиеся нормы, если это вело к общественной вы- j годе. Ослабление роли традиционного поведения на других < уровнях управленческой иерархии способствовало, в свою оче- I редь, возрастанию методов управления, основанных на првга- і зах, командах, исходивших из центра управления. Соответст- , ^нно изменились и методы социализации управленческих кадров. Усвоение норм поведения путем подражания действиям старших уступило сознательному и целенаправленному обучению членов аппарата управления поведению, основная роль в котором отводилась умению подчиняться командам вышестоящего руководителя, и прежде всего верховного вождя. В ряде случаев могли возникать общественные институты, специализировавшиеся на социализации, в рамках которых происходила підготовка управленческих кадров, определяемая целями, стоявшими перед аппаратом управления.

Специализация управленческой деятельности постепенно дадрывала эффективность общественного мнения как механизма контроля за деятельностью традиционных лидеров. Теперь судьба членов иерархии, и прежде всего их социальный рост, стала зависеть преимущественно от воли верховного вождя.

Дальнейшее политическое развитие африканских обществ бало связано с европейским колониальным захватом континента. Однако этот период в истории африканских стран может быть объяснен со всей полнотой только через понимание взаи- жщйствия собственной логики политического развития африканских обществ в доколониальный период и влияния внешнего фзкчора в форме европейского политического диктата. Последим у обстоятельству и посвящена следующая глава.