ИЗОБРАЖЕНИЯ МЭЙДЗИ

«В центре залы находился балдахин, поддерживаемый четырьмя тонкими покрытыми черным лаком колоннами, задрапированными белым шелком с красно-черным узором. Под балдахином пребывал юный Микадо, он сидел, вернее он прислонился спиной к высокому креслу. Позади него сидели на коленях два принца крови, готовые придти ему на помощь... За пределами балдахина, впереди Его Величества сидели два других принца крови.

После того, как мы вошли в залу, Сын Неба поднялся и принял наши поклоны. В то время это был высокий юноша с ясными глазами и чистой кожей; его манера держаться была очень благородной, что весьма подходило наследнику династии, которая старше любой монархии на земном шаре. На нем была белая накидка и длинные пузырящиеся штаны из темно-красного шелка, которые волочились по полу наподобие шлейфа у придворной дамы.

Его прическа была такой же, как и у его придворных, но ее венчал длинный, жесткий и плоский плюмаж из черной проволочной ткани. Я называю это “плюмажем” за неимением лучшего слова, но на самом деле он не имел никакого отношения к перьям. Его брови были сбриты и нарисованы высоко на лбу; его щеки были нарумянены, а губы напомажены красным и золотым. Зубы были начернены»3.

Это весьма выразительное описание свидетельствует о том, что в начале правления зримый образ императора моделировался в соответствии с традиционными придворными понятиями, для которых характерно представление о “феминизированном” императоре. Свободные и длинные одежды, бритые брови, грим, чернение зубов - атрибуты внешности придворных дам. Однако требования динамичной эпохи требовали совсем другого образа - подвижного и воинственного.

Чтобы не вызывать у иностранцев насмешек и недоумений, чтобы сами японцы видели в императоре не пассивное, а активное начало, политтехно- логи Мэйдзи посоветовали ему резко изменить свой облик. Этапы этих изменений хорошо видны на тех немногих фотографиях, на которых запечатлен император.

Здесь уместно напомнить, что на изображения императоров традиционно налагался запрет. Как и во многих других культурных традициях, император считался в Японии “живым [синтоистским] богом” (икигами). Поскольку в синто практически отсутствуют антропоморфные изображения божеств, то и императоров тоже не было принято изображать - точно так же, как и нельзя было на них смотреть.

Однако теперь, с выходом императора на свет, старые запреты стали постепенно смягчаться. Но традиционное обличье императора мало подходило для того, чтобы внушать европейцам чувство уважения и трепета. Юное безусое лицо императора Мэйдзи с подбритыми и подрисованными бровями производило впечатление “женственности”. Ниспадающие одежды, ботинки “на платформе”, длинные волосы, забранные в нечто, напоминающее пучок, не могли никого устрашить. В этом легко убедиться, взглянув на фотографию монарха, сделанную в 1872 г. придворным фотографом Утида Куи- ти. Эта фотография была сделана по специальной просьбе миссии во главе с Ивакура Томоми, которая в это время находилась за границей: нужно было чем-то отвечать на полученные в подарок портреты американских государственных деятелей и европейских монархов.

Однако заместитель главы миссии Окубо Тосимити был настолько разочарован полученным изображением, что не решился дарить его. Придворные одеяния императора производили на всех впечатление несоответствия нынешнему “мужественному” времени. Еще в указе 1871 г., предназначенном для внутридворцового употребления, так и говорилось: традиционные придворные одежды, основой для которых послужили одеяния придворных танского Китая, “производят впечатление слабости”. Теперь же император Мэйдзи пытался убедить своих подданных, что в глубокой древности император был верховным главнокомандующим, а потому и в нынешние времена ему следует выглядеть по-другому.

Император Мейдзи в традиционном наряде

И вот в 1873 г. император Мэйдзи стал носить короткую прическу с пробором, отрастил усы, бородку и “настоящие” брови. Иностранцы находили, что облик Мэйдзи изменился к лучшему - растительность на лице скрывала чересчур выдававшийся вперед подбородок. Теперь император стал появляться на людях почти исключительно в придуманной специально для него военной форме европейского образца, часто верхом. За период с 1877 по г. сохранилась 51 цветная гравюра с изображениями Мэйдзи. На 47 из них он одет в военную форму. По свидетельству современников, носил Мэйдзи и сюртук, но этот его образ не казался художникам таким импозантным. При этом в домашнем обиходе и при отправлении синтоистских ритуалов Мэйдзи по-прежнему пользовался японской одеждой.

Сделанный 8 октября 1873 г. Утида Куити фотографический портрет Мэйдзи разительно отличается от изображения годичной давности. Военный мундир, сабля и лежащая рядом треуголка призваны подчеркнуть его “мужской”, воинский образ. К этому времени Мэйдзи перестал краситься и чернить зубы. Растительность на лице лишний раз подчеркивала то, что ее обладатель - создание необычайное. Ведь в традиционной Японии усы и борода считались привилегией мудрых стариков. Следует добавить, что Утида сделал более 70 фотографий императора, но судьба остальных неизвестна. Скорее всего, они были уничтожены - Японии полагался только один император, и у него должно быть только одно каноническое изображение. До создания “настоящей” империи было еще далеко, но нелюбовь империи к многообразию уже начинала ощущаться.

Эта фотография может действительно считаться эпохальным событием в японской истории.

Однако не стоит думать, что фотография Мэйдзи стала украшать дом каждого японца. Да, ее дарили знатным иностранцам и членам монаршеских семей Европы, ее вручали местным высокопоставленным чиновникам, которые утверждались в должности императорским указом. Но вот на прошение жаловать фотографический портрет мелким чиновникам было сказано решительное “нет”. Продажа фотографии также была запрещена.

В Европе в это время наибольшим спросом пользовались фотографии монархов и актеров, что, безусловно, свидетельствует о схожести их профессий. В самой Японии фотографии европейских монархов и членов их семей также продавались в десятках тысяч экземпляров. Хотя в Японии изображения актеров на гравюрах и фотографиях тоже пользовались огромной популярностью, фотография Мэйдзи была выведена из торгового оборота. Тоталитарная идея “чем больше, тем лучше” еще не овладела умами.

Иными словами: обладание фотографией императора осознавалось как привилегия, с помощью его портрета обозначалось социальное положение ее владельца и высчитывалась та дистанция, которая отделяла этого человека от монарха.

Император Мейдзи в военной форме

японских деньгах того времени можно было увидеть многих политических деятелей глубокой древности, но самих императоров - никогда. Точно так же обстояло дело и с почтовыми марками - еще одним средством массовой коммуникации, с помощью которого населению прививаются “правильные” мысли. Помимо соображения о социальной дистанции изображения на марках и деньгах считались недопустимыми, поскольку до императора нельзя было касаться руками (это вызывало множество проблем для врачей и портных императора).

Фотографию Мэйдзи начали жаловать управлениям вновь учрежденных префектур в 1873 г. по их специальной просьбе. Первым был губернатор Нара, который заявил: фотография нужна ему затем, чтобы местные жители могли лицезреть императора во время праздников. В конце этого года фотографии Мэйдзи (размером 45 на 30 см) разослали уже во все префектуры. С 1880 г. их стали рассылать по армейским частям. Это должно было еще раз подчеркнуть мысль, что император является главнокомандующим.

Портрет Мейдзи

Второй и последний официальный портрет Мэйдзи был создан в 1888 г. За время, которое прошло с 1873 г., император не фотографировался ни разу. В подарочном фонде министерства двора находилась только фотография 1873 г. И министр двора Xидзиката Xисамото испытывал большие неудобства, вручая эту фотографию знатным особам - ведь облик нынешнего Мэйдзи сильно отличался от изображенного на фотографии молодого человека.

Основываясь на своих эскизах, Киоссоне нарисовал затем “настоящий” портрет сидящего Мэйдзи. Потом Маруки Тосихару сфотографировал картину, которая и стала распространяться по всей стране. Причем все японцы были уверены, что перед ними фотография “настоящего” Мэйдзи, а не фотография его портрета.

Создатели этого комбинированного портрета постарались придать императору возможно больше мужественности. Теперь он сидел не полуразва- лившись, а прямо, занимая все пространство картины, а не ее часть, руки нынешнего Мэйдзи выражают готовность к решительным действиям, а не покойно соединены вместе, как то было в 1873 г. Ну и, разумеется, его грудь украшали ордена.

Нация испытывала глубочайшее почтение, взирая на портрет своего лидера вплоть до его кончины, последовавшей в 1912 г. Император старел, но его облик для обитателей страны оставался прежним. Его образ был уже запечатлен, а портретное сходство не интересовало его. Время меняет только людей, над богами же время не властно.

В 1890 г. наступил новый этап в превращении изображения Мэйдзи в общенациональный символ. Если раньше лицезрение портрета императора было уделом немногих избранных, то теперь их круг решительно расширился. Особенно следует отметить школы, где портреты Мэйдзи и его супруги Харуко стали появляться в октябре 1890 г. Акт отправки портрета называли “гохацурэн” - “отправка государева поезда”, а приемка его - “тякугё” (“прибытие императора”). То есть портрет служил полноценной заменой самому Мэйдзи. Встреча портрета сопровождалась исполнением государственного гимна. Портрету поклонялись, словно иконе. Ему совершали приношения - точно такие же, как синтоистским божествам и буддам в “настоящих” святилищах и храмах. Теперь по государственным праздникам (Новый год, 11 февраля - день интронизации мифического первоимператора Дзимму, день рождения самого Мэйдзи) ученики и преподаватели могли увидеть монарха, но и монарх “видел” их насквозь, не дозволяя появления грешных антигосударственных поступков и мыслей. Видя портрет императора, его подданные кричали здравицу “банзай!” (буквально “десять тысяч лет!”), желая монарху долгого и благополучного правления.

С этого времени наличие портрета в государственных учреждениях стало восприниматься как норма, а отсутствие его - как наказание. Показательно, что распространение портрета в школах началось с самых лучших, “образцовых” учебных заведений. Тогда не столь благополучные школы стали закупать цветные гравюры с изображением Мэйдзи. Хотя эти гравюры и прошли цензуру, все-таки они сильно отличались от “канонического” изображения. Поэтому таким школам разрешили иметь фотографию императора, но фотокопирование осуществлялось за счет самой школы. К 1897 г. во всех японских школах портрет уже был. На торжественных собраниях директоры зачитывали перед портретом рескрипт об образовании. Учителя и ученики с почтением взирали на портрет, от которого исходили полные китаизмов и малопонятные на слух слова указа.

В отличие от Европы фотографию императора, точно так же, как и храмовую синтоистскую святыню (синтай - “тело божества”), нельзя было видеть каждый день. Она хранилась запертой на ключ в особой комнате. Школы того времени были обычно двухэтажными, комната с портретом размещалась на втором этаже - чтобы никто не мог смотреть на монарха с супругой “свысока”. Это доставляло множество неудобств. Так, например, в случае пожара следовало непременно спасти фотографию, и зафиксировано несколько случаев, когда директор или же учитель погибал в пламени.

Поэтому возле здания школы стали строить специальное небольшое здание, которое выполняло роль синтоистского святилища. Фотография предъявлялась персоналу школы и ученикам только во время государственных праздников, точно так же, как храмовая святыня (синтай) - общине верующих только во время синтоистских ритуалов. И хранилась фотография в особом ящичке, напоминавшем футляр для синтай. Пройти мимо “ре- ликвария” и не поклониться ему считалось недопустимым. Изображения императора обладали такой сверхъестественной идеологической значимостью, что директор отдавал грабителям все свои деньги, если они угрожали уничтожить портрет4.