По поводу отношения «психологии» и «герменевтики» в позднем творчестве Дильтея Фритьеф Роди

1

УКАЗАНИЕ на близкую связь гуманитарных наук с жизнью настолько очевидно связано с именем Вильгельма Дильтея, что казалось бы излишне касаться этой тему вновь. Особенно в последнем систематическом произведении Дильтея «Построение исторического мира в науках о духе»1, вышедшем за год до его кончины, а также в примыкающих к этому произведению фрагментах и планах продолжения связь с жизнью выражена уже на уровне терминологии.

? W. Dilthey Gesammelte Schriften. Bd VII. Hrsg. von B. Groethuysen. 1. Aufl. Leipzig 1927. Собрание сочинений цитируется далее указанием тома и страниц. ?Ср. I, 36f (Русск пер.: В.Дильтей Собрание сочинений в шести томах. Т. 1. М., 2000. С. 31 Зсл.) и раннюю редакцию в: V, 60ff..

12

ФРИТЬЕФ РОДИ

дениях как основное отношение, исходя из которого впервые только и становятся возможными методически организованные понимание и интерпретация.

Но при всей своей известности и почти хрестоматийности, эта характерная для Дильтея постановка проблемы весьма сложна в силу переплетения идейных мотивов, появляющихся в поздних произведениях. У толкователей Дильтея уже очень рано сложились два центральных понятия для прояснения этих переплетений, а именно понятия «герменевтики» и «психологии». Причем, не в последнюю очередь под влиянием Хайдеггера, первое из них - «герменевтика» - сопровождалось позитивными оценками, тогда, как второе - «психология» - негативными, и даже говорилось о преодолении в поздних произведениях «психологии» «герменевтикой».

В нижеследующих размышлениях мы рассмотрим вновь эту полемику, которая столь же стара, как и история влияния Дильтея, в свете теоремы о происхождении гуманитарных наук из жизни.

Эти лекции теперь опубликованы в XXI томе Собрания сочинений. 4 W. Dilthey Ideen bber einer beschreibende und zergliedernde Psychologie, V, 138-240 [Русск. пер. В.Дильтей Описательная психология. М, 1924 [репринт: СПб., 1996]). О полемике с Эббингаузом см.: F. Rodi Die Ebbinghaus-Dilthey-Kontroverse. Biographischer Hintergrund und sachlicher Ertrag. j j Ebbinghaus-Studien. Passau 2 (1987).

самым, вопреки собственному первоначальному намерению, был втянут в психологический дискурс. Ведь его подлинный замысел заключался скорее в развитии антропологического самоосмысления, какового он требовал также и в контексте теории познания". Но даже при том, что Дильтей так и не смог определить однозначно отношение психологии и антропологии, все же можно сказать, что оба эти термина появляются у него как взаимозаменимые, и что, как указывал уже Георг Миш, в особенности понятия «структурная психология» и «антропология» с равным правом обозначают его замысел антропологического самоосмысления'. То, что такой «описательно-анализи- рующий» метод можно назвать еще и «феноменологическим», Диль- тею стало ясно лишь благодаря Гуссерлю, и по крайней мере в своем последнем курсе лекций («Система философии в сжатом изложении» 1903 и 1906 гг.) он говорил даже о «феноменологическом исходном пункте»7. Метод, который отправляется от данного целого и имеет целью «постичь его членение, распределение и структуру», Дильтей уже в своем раннем творчестве высоко оценивал как «метод созерцания», составляющий господствующий мотив В.

Здесь и находится общий корень «психологического» и «герменевтического» подходов. В обращении на связь собственного переживания с помощью описательного и расчленяющего метода артикулируется определенная основная форма жизни, а именно психическая структура. Далее мы покажем, что Дильтей вводит для обозначения этой динамической целостности одну из важнейших своих категорий - «комплекс воздействий» (Wirkungszusammenhang). Вместе с тем данное понятие считается одной из основных категорий его герменевтического подхода. «Схема» переживаемой согласованности собственной психики является для Дильтея предпосылкой, или даже «условием возможности» понимания другой человеческой жизни и ее объективации. Данное переплетение мотивов нам предстоит теперь исследовать в контексте поздних произведений.

2 БЕРНХАРД ГРОТХОЙЗЕН, перед котором в двадцатые годы прошлого столетия была поставлена задача издать теоретические работы Дильтея последних лет его жизни, объединил в рамках седьмого тома собрания сочинений Дильтея две группы текстов, различавшихся и по тематике, и по характеру источников. Во-первых, этот том объединил группу статьей и фрагментов под названием «Очерки основоположения наук о духе», которые Дильтей подготовил в период между 1904 и 1906 годами для выступлений в Прусской Академии Наук. Из этих работ лишь первый очерк был опубликован в «Известиях Академии наук». Во-вторых, основное место в этом томе занимает исследование «Построение исторического мира в науках о духе» (1910), давшее название и всему тому.

Презентация Гротхойзеном поздних теоретических работ Дильтея (к которым относится и учение о мировоззрении, опубликованное в восьмом томе собрания сочинений) старается учесть то сложное переплетение, каким связаны между собой отдельные темы поздних работ при всех их различиях. Они не противопоставляются друг другу, а лишь различаются в их центральных мотивах. При этом Гротхойзен воспользовался терминологическим различением психологического и герменевтического «путей» Дильтея, которое было сделано в предисловии Георга Миша к пятому тому собрания сочинений: «Этот психологический путь включал в себя герменевтический, наметившийся уже довольно рано - в конкурсном сочинении о герменевтике Шлейермахера. Он лишь в определенный момент, а именно в «Поэтике», бывшей для Дильтея средоточием проблемы выражения и значения жизни, заслонил собой герменевтический путь»11. Миш имел в виду работу «Воображение поэта. Элементы поэтики» (1887), которая в самом деле знаменует значительную близость Дильтея той самой «объяснительной психологии», которую он позднее подверг основательной ревизии1". Но и Миш не противопоставлял позднюю структурную психологию Дильтея его

' В. Groethuysen. Vorbericht des Herausgebers.

?•Ebd

" G. Misch. Vorbericht des Herausgebers. V, xiv.

11 Ср. VI, 313ff. (Русский перевод см.: В. Дильтей. Собрание сочинений в шести томах. Т. 4. М, 2001. С. 263-435).

герменевтическому подходу. Наоборот, он даже говорит в одном месте, что благодаря ей Дильтею удалось «сделать психологию открытой к восприятию исторического сознания»11. Подобно Гротхойзену" Миш также не видит никакого антагонизма двух точек зрения, и никакой проблемы «преодоления» структурной психологии. Историчность индивидуума, его обращенность к социально-исторически опосредствованным содержаниям, и неразрывность сплетения человеческой самости и мира - таковы последние, далее не исследуемые предпосылки всякого, как структурно-психологического, так и герменевтического исследования. Оба «ряда проблем», хотя и идут в разных направлениях, но исходят при этом из общего центра.

Этот центр можно охарактеризовать заголовком «концепция обоснования гуманитарных наук в философии жизни». Но этим будет сказано очень немного. Конкретнее его можно определить, если взять за основу теорему Дильтея о близости к жизни, характерной для гуманитарных наук. Такая укорененность в жизни составляет ведь один из отличительных критериев наук о духе, по сравнению с естественными науками. Если естествоиспытатель добивается научности не в последнюю очередь благодаря тому аскетизму, с которым он отвлекается от всякого жизненного отношения к предмету, то историк, юрист или лингвист не могут, да и не имеют права, слишком сильно абстрагироваться от актуальной включенности предмета их исследования в жиз-

- G. Misch а.а.О.

14 Артур Штейн, бывший сотрудником Гротхойзена пр первом просмотре и упорядочении архива рукописей Дильтея, сообщал однако, что Гротхойзен отдавал явное предпочтение герменевтическому подходу. Гротхойзен даже предполагал, что Дильтей неожиданно быстро опубликовал «Построение...» во время отсутствия Гротхойзена в Берлине, чтобы не переходить по настоянию своего ученика все больше к герменевтическому направлению.

ненный мир. И естествоиспытатель, и гуманитарий ищут и создают некую взаимосвязь. Но «во внешней природе взаимосвязь полагается в основу явлений посредством соединения абстрактных понятий, тогда как в мире духа взаимосвязь переживается и повторно понимается. Взаимосвязь природы абстрактна, взаимосвязь души и истории жизненна, наполнена жизнью» (VII, 119).

Но чтобы точнее определить эту «близость к жизни» нужно сделать еще один шаг и задать вопрос о самом понятии жизни, положенном здесь в основу. Дильтея часто причисляют, вместе с Ницше, к философии жизни конца XIX века, хотя такое причисление не выдерживает критики при более детальном сравнении. Для Дильтея «жизнь» никогда не была неким псевдо-мифическим «Ты», в которое человек чувствует себя погруженным и в бездонные очи которого он заглядывает. Лишь несколько раз мы найдем у Дильтея формулировки, напоминающие Ницше, - о «лике жизни с усмешкой на губах и мрачным взором» (VI, 287). Все это перевешивается тем фактом, что Дильтей намеревался опубликовать под заглавием «Духовный мир. Введение в философию жизни»15 сборник своих теоретических статей, посвященных обоснованию наук о духе, в которых нет и следа так называемого «иррационализма философии жизни». Это были выступления в Прусской Академии Наук и статьи, опубликованные в академических сборниках - этих подлинных институциях учености и строгого профессионального знания. Ведь в отличие от Ницше, Дильтей был не одиночкой, отвергнутым представителями цеха ученых, а одним из важнейших его представителей, хотя и не имевшим широкого влияния на образованную публику.

Что же подразумевал Дильтей под этим названием «Введение в философию жизни» и под понятием жизни? Можно различить три аспекта, связанных ме>еду собой в этом понятии и разработанных на основе антропологического самоосмысления. «Жизнь» - это во-первых, неразрывное единство человеческой самости и окружающего мира.

См. тома V и VI Собрания сочинений.

Выделение индивидуума из социально-исторической взаимосвязи, будь-то на манер Фихте, у которого Я полагает не-Я, или на манер модели «Робинзонады» в различных социальных учениях - все это было для Дильтея искусственной абстракцией, имеющей ограниченную эвристическую ценность. С этим связан и второй аспект, а именно та мысль, что единство самости и мира проявляется в индивидууме в качестве целостности всех его сил, которая не ограничена лишь функцией познания, также выделенной посредством искусственной абстракции. Неразрывное единство самости и мира нельзя редуцировать к гносеологическому различению субъекта и объекта, ибо оно содержит равным образом когнитивные, эмоциональные и волевые сплетения, которые Дильтей обозначает понятием «переживание», ставшим ныне столь проблематичным. Третий аспект заключается в том, что это сплетение с миром реализуется во временной протяженности. Отдельные переживания в потоке жизни следуют друг за другом подобно звукам в мелодии. Они находятся в сложнейших сопряжениях, оказывают воздействие друга на друга, перекрывают друг друга или же, наоборот, в момент внезапного противопоставления, демонстрируют прерывность и дисгармонию мелодии жизни. При этом для Дильтея является решающим то, что ход жизни (всегда означающей человеческую жизнь) - не просто поток и течение, а построение оформленных единиц значения, которые подобно отдельным музыкальным мотивам в цельном круге мелодии сменяют друг друга, соотносятся, обогащают и ограничивают друг друга.

В дальнейшем мы рассмотрим только первые два аспекта жизни - а именно, конкретную психофизическую сопряженность индивидуума и коррелятивной ему данной действительности, а также, причем в первую очередь, целостность человеческой природы в переплетении эмоциональных и волевых отношений к миру, простирающихся за пределы чисто когнитивного отношения.

ДИЛЬТЕЙ обозначил взаимодействие этих трех функцией понятием «структура» и дал с помощью этого термина, почти не употреблявшегося в немецком языке в конце XIX века, одну из важнейших формул следующего столетия. До сих пор является малоизвестным тот факт, что использование слова «структура» было до первой мировой войны чем-то вроде отличительной характеристики молодых учеников Дильтея в Берлине11, и что с помощью русского феноменолога Густава Шпета понятие структуры Дильтея и Шпрангера вошло окольным путем через Россию в терминологию западной лингвистики и было в ней изменено до неузнаваемости2.

На этот фрагмент истории рецепции, повсеместно игнорируемый в дебатах о герменевтике, мы бросаем взгляд лишь походя. Здесь нас интересует в первую очередь концепция душевной структуры как круга функций, в котором заключены названные три стороны (когнитивная, эмоциональная и волевая). Единство человеческой самости и мира - это не статическое сцепление и не просто приспособление индивида к своему окружающему миру, а тонко дифференцированное динамическое отношение, в рамках которого действительность постигается когнитивно, оценивается чувством и регулируется и изменяется посредством воли. Эти три функции, объединяющиеся в творческий процесс, нельзя поэтому представлять статически-субстанциально по модели слоев, накладывающихся друг на друга, а следует рассматривать как действия, вовлеченные в живейшую активность. Это и есть постоянно пульсирующая жизнь, которая всегда есть нечто большее, нежели одна лишь репрезентация.

В работах среднего периода Дильтей всякий раз подчеркивал биологические корни такого понятия «жизни»11. Это может показаться удивительным, если вспомнить его резкие отграничения от естествознания. Но он в самом деле говорил тогда даже о необходимости «биологической широты рассмотрения, <...> для того чтобы достичь убедительности в отношении структуры жизни» (XIX, 345). То, что Дильтей обозначает как «взаимодействие жизненного единства с внешним миром в переработке впечатлений, исходящих от внешнего мира, и в стимулах, обратно воздействующих на него» (XIX, 100), он рассматривает в качестве «великого закона всей жизни, пронизывающего и весь животный мир» (XIX, 309). Такое взаимодействие «мы испытываем на себе и обнаруживаем его и у других живых существ. Оно заключается в том, что в потоке раздражений, проникающих из среды в живое существо, это последнее реагирует на данные объекты и приспосабливает их с целью удовлетворения своей системы влечений и чувств своим потребностям, или же само приспосабливается к чем-то не поддающемуся изменениям» (там же). «Структура и артикуляция жизни присутствует повсюду, где появляется внутренняя психическая сфера, и они одинаковы в животном и человеческом мире» (XXI, 285). Уже в одном из ранних набросков структурной психологии говорится: «Жизнь присутствует лишь там, где посредством самоощущения нечто отличает себя от внешних воздействий в качестве такого, которое осознает это воздействие и оказывает противодействие. В таком опыте и заключено то, что составляет жизнь» (XIII, 157).

Во всех указанных случаях первоначально имеет место реагирование, и такое реагирование Дильтей похоже рассматривал как своего рода основную антропологическую модель. Нельзя, однако, это реагирование сводить к одной лишь пассивной определяемости внешними факторами; оно есть непрерывное движение действия и противодействия. Дильтей неоднократно говорит о «целенаправленности» психи-

Ср. V, 95?, 2Ш, 373-, Vi, 63f, 143, 167; IX, 185f.;X48.

ческой структуры (V, 373; VII 330) в ее овладении действительностью. Специфически человеческий аспект такого реагирования еще предстоит рассмотреть. Но сначала нужно констатировать, что Дильтей протягивает непрерывную линию от круга функций животных реакций к тому, что он в своих последних работах называет «комплексом воздействий» структуры.

Это понятие несколько двусмысленно. Когда Дильтей говорит в своих фрагментах о методе исторической науки (Historik) о «комплексе воздействий некоей эпохи», то напрашивается представление о слиянии или сцеплении в синергетическом смысле значительного числа исторических воздействий в оформленном целом эпохи. В действительности же Дильтей имеет ввиду комплекс производящих действий (Erwirkungszusammenhang), т.е. основанную на психической структуре взаимосвязь, которая охватывает постижения действительности, оценки, нормотворчество, установление правил и т.п. Эпохи, а также комплексы воздействий «искусство», «наука», «религия», которые Дильтей называл «культурными системами», суть в этом смысле квази-субъекты производящей деятельности, и Дильтей без колебаний подчеркивал их биологические корни. Этим он предвосхитил важные идеи современной теории систем, и поэтому не случайно, что начавшиеся в середине 60-х годов попытки перевести слово «Wirkungszusammenhang» на английский язык использовали различные сочетания со словом «system» («system of interaction* «dynamic system* «productive system* и т.д.).

Понятие комплекса воздействий является таким образом одним из двух соединительных звеньев, связывающих в позднем творчестве Дильтея структурную психологию с герменевтическими концепциями в узком смысле слова. (О втором звене - понятии выражения см. ниже) Поэтому неверно то, что пишет Гротхойзен в своем предисловии, будто концепция комплекса воздействий представляет собой «нечто новое по сравнению с психологической точкой зрения«". Ведь и само понятие

В. Groethuysen а.а.О.

возникает в гуще занятий Дильтея структурной психологией (около 1895 г.) и впервые используется в статье «Очерки по исследованию индивидуальности», которая в своей первой редакции содержала ответ Дильтея на критику Эббингауза"1. Там говорится: «Так эта структурная взаимосвязь в качестве объединяющей силы (если брать это слово без всяких метафизических субстанциализаций) делает понятной по крайней мере частично живой комплекс воздействий в душевной жизни и историческом мире» (V, 238; ср. 239 и 272). Следовательно, уже здесь психология делается открытой «для восприятия исторического сознания», равно как и сами «Очерки...», в примечании к которым появился ответ Эббингаузу содействовали такому открытию.

В этом проявляется одна примечательная особенность стиля работы Дильтея: он работал в сущности про запас в перспективе главной цели - завершения «Введения в науки о духе», но при этом постоянно отвлекался новыми, большей частью историческими проектами от завершения теоретической работы. Вот и концепция комплекса воздействий больше десяти лет оставалась лежать без продолжения, пока наконец в «Построении исторического мира...» она не была превращена в краеугольный камень всей концепции, а само понятие «комплекс воздействий» - в «основное понятие гуманитарных наук» (VII, 156). Ясно видно происхождение этого понятия из структурной психологии: «Эта взаимосвязь или комплекс воздействий отличается от каузальной взаимосвязи природы тем, что он создает ценности и реализует цели в соответствии со структурой душевной жизни» (VII, 153)- Или в обратной перспективе: «Жизненное единство [т.е. индивидуум - Ф.Р.] - это комплекс воздействий, имеющий в отличие от природы то преимущество, что он переживается» (VII, 159).

Итак нужно констатировать: нет никакого «герменевтического поворота» в позднем творчестве Дильтея, а есть некое расширение и заострение вопроса о способах постижения и содержательном зна-

Ср. V, 237-240 и примечание Миша: V, 421.

чении культурных объективации, происходящее на почве идей структурной психологии. Поэтому в позднем творчестве следует различать не «фазы», и не противоположные позиции, а два круга тем с их разнообразными взаимопроникновениями.

4

СВЯЗУЮЩИМ звеном обоих тематических кругов мне представляется тот особый аспект жизненности, который мы уже знаем в виде основной антропологической модели реагирования. При всех указаниях на его корни в животном мире Дильтею все же важно выявить специфически человеческую форму реагирования, т.е. «осмысленную» чувственную оценку впечатлений. С точки зрения структурной психологии эта деятельность включена в круг функций, который постоянно расширяется от постижения действительности к целенаправленному ее изменению и к новому постижению. Однако Дильтей выделял еще одну форму реагирования в контексте своей «Поэтики». Поэт тоже ведь реагирует на то, что встречается ему. Но у него, в отличие от человека дела, такая встреча ведет не к поступкам, а к постижению переживания в его значительности. «Так поэт творит из глубин чувства существенное в единственном или типическое» (VI, 188).

Как известно, круг тем поэтики и истории литературы занимает в творчестве Дильтея значительное место. Это относится и к рецепции его идей за узкими пределами цеха ученых. Ведь лишь сборник эссе, который он выпустил в 1906 г. под названием «Переживание и поэзия» (со статьями о Лессинге, Гете, Новалисе и Гельдерлине), принес ему действительную известность. Напротив собственно главное сочинение Дильтея о поэтике - его статья «Воображение поэта. Основы поэтики», вышедшая в 1887 г.11 - не вызвала даже сравнимого отклика,

VI, 103-241.

что связано разумеется не только с тем обстоятельством, что статья оказалась как бы похороненной в рамках университетского юбилейного сборника. Это довольно гетерогенное сочинение, в котором уже упомянутый подход объясняющей психологии к исследованию процессов поэтической фантазии связан с идеями, развитыми лишь в позднем творчестве Дильтея. К последним относится теорема о согласовании переживания, выражения и понимания. В этой триаде мы вновь в сходной форме обнаруживаем тему реагирования на мир, причем поэзия играет здесь роль парадигмы, в рамках которой развертывается первоначальный антропологический подход. Переживание как акт встречи с миром конституируется целиком лишь тогда, когда оно нашло выражение, которое является коммуникативным, т.е. предназначенным для понимания. Чувственная оценка, которую следует рассматривать еще как элемент переживания, происходит у поэта (как и у обычного человека) не в глубине души, а посредством артикуляции в языке. Такая артикуляция может быть либо непосредственной и спонтанной, либо взвешенной и тщательно подобранной. Данная взаимосвязь понятна и без знания соответствующих пассажей текста Дильтея, и почти самоочевидна. Но она не была таковой для Дильтея, которому потребовалось почти двадцать лет, чтобы включить напрашивающееся здесь понятие выражения в свою модель. Видимо влияние его «Поэтики» 1887 года и было затруднено тем, что он на этой стадии своего философского развития еще не отдавал себе ясного отчета о существе своих центральных интенций, в силу чего различные концепции стояли друг у друга на пути.

Во всяком случае нужно констатировать, что этот второй вид реагирования на мир, как он развит на примере поэта, осуществляется посредством языковой артикуляции впечатления или переживания, и что такая артикуляция может стать в свою очередь предметом понимания, как самой выражающейся личности, так и других лиц. С точки зрения этой фундаментальной герменевтической формулы общественно-ис- торический мир выглядит иначе, чем из перспективы структурной психологии в ее приложении к истории. В то время как в последней речь идет о множестве действующих и творящих комплексов воздействий, в первой речь идет о стихии общности, в которую погружены объективирующие себя индивиды, стремящиеся в различной степени и с разными оттенками выразить себя и понять друг друга. Обе модели не исключают друг друга, они суть два аспекта человеческого мира, две формы жизни, поскольку «жизнь» есть неразрывное взаимоотношение индивида и мира. Сам Дильтей, однако, не различал их таким образом, и даже вероятно не думал о возможности их разделения. Но мы можем сегодня вместе с Гротхойзеном различать два «ряда проблем», а также видеть и их скрепление.

5 В ПРЕДЫДУЩИХ размышлениях речь шла о «близости к жизни» гуманитарных наук в первую очередь в том смысле, что жизненность самого исследуемого предмета, прежде всего исторических комплексов воздействий, как бы сталкивает исследователя с самой жизнью и требует от него соответствующей жизненности постижения. Если выше противоположность этих наук естествознанию была определена в том смысле, что естествоиспытатель должен аскетически отвлечься от своего собственного жизненного сопряжения с предметом, то в ходе рассмотрения выяснилось, что такое определение границы еще весьма неточно. Укорененность гуманитарных наук в жизни не может ограничиваться просто научным занятием этим предметом, т.е. жизнью. Вопрос поэтому должен быть поставлен так в какой мере представители гуманитарных наук сами являются частью той жизни, которая образует их предмет? Мы отвлекаемся здесь от того тривиального понятия жизни, которым мы пользуемся, говоря о повседневной, общественной, политической, религиозной и т.д. «жизни». Разумеется гуманитарные дисциплины являются составной частью таких «жизней» и соотносятся с ними. Но возьмем понятие «жизни» в определенном выше смысле и сосредоточимся на том аспекте реагирования, согласно которому пере- живание обнаруживает себя в выражении. Тогда вопрос об укорененности в жизни можно сформулировать точнее. Он будет звучать так: в какой мере гуманитарные науки являются герменевтическими науками в двояком смысле - в том смысле, что они обращены на выражения и, вместе с тем, в том смысле, что они в ходе понимающего реагирования на выражения сами представляют собой продукты выражения? В какой мере справедлива знаменитая формула Дильтея: «Здесь жизнь постигается жизнью» (VII, 136)? И как она связана с другим аспектом реагирования? Ответ на эти вопросы может быть найден, если он вообще может быть найден, лишь на довольно извилистом пути.

Выше мы указывали, что в «Поэтике» 1887 года понятие «выражения» еще не используется в качестве термина, и что Дильтею понадобилось почти двадцать лет, чтобы в последние годы жизни выработать герменевтический подход в узком смысле слова. Все же удивительно, что такой автор, который уже в свои молодые годы изложил в конкурсном сочинении о герменевтике Шлейермахера"" свои невероятно обширные познания в области истории герменевтики, и который позднее в своем противопоставлении «объяснения» и «понимания» в духе Дройзена создал наиболее влиятельную вплоть до сегодняшнего дня формулу отграничения наук о духе и наук о природе - этот автор стал использовать понятие «выражения», напрашивающееся в данном контексте, столь поздно. Еще более удивительным является тот путь, на котором он обрел это понятие. Дильтей сам отчетливо обрисовал его, а именно в «Очерках основоположения наук о духе», т.е. в контексте структурной психологии. Он столкнулся с методологической проблемой, каким образом можно более последовательно в дескриптивном смысле определить его «описательно-расчленяющий» подход, а также откуда собственно следует начинать «феноменологическую» дескрипцию, как Дильтей говорил теперь вслед за Гуссерлем"1. При этом он ус-

гг XTV, 595-787. (Русск. перевод в: В. Дильтей Собрание сочинений в шести томах. Т. 4. М, 2001. С. 15-234). " Ср. XX, 393.

воил анализ семантического отношения «выражения» и «значения» из «Логических исследований» Гуссерля. Выражение как «физический феномен» образует «внутреннее единство» с подразумеваемым". В силу двусмысленности слова «выражение» это можно понимать двояким образом. Либо можно ограничиться семантически-языковым отношением между чувственно данным знаком и его значением. Либо «выражение» понимается в смысле «экспрессии», т.е. объективации чего-то внутреннего, которое обнаруживает себя в выражении. В обоих случаях можно говорить об отношении внешнего и внутреннего, ибо ведь и значение в качестве подразумеваемого, мыслимого есть своего рода внутренняя сторона чувственно воспринимаемого знака.

Дильтея интересует сначала тот вид отношения внутреннего и внешнего, который в качестве внутреннего единства внутреннего и внешнего присутствует в семантическом отношении. Для него это ключ к пониманию иного, собственно искомого им внутреннего единства - единства переживания и выражения. Здесь он находит ответ на методологический вопрос об исходном пункте феноменологической дескрипции. Структурные отношения психического могут быть раскрыты лишь тогда, когда они объективируются. «Печалиться о чем-то», «желать чего-то», «страшиться чего-то» - все это становится доступным постижению лишь (или в первую очередь) в форме соответствующих языковых выражений, являющихся структурными сопряжениями.

Но Дильтей не был бы Дильтеем, если бы он уже здесь не включил в эту постановку вопроса историческое измерение. «Знание о регулярных внутренних отношениях» (VII, 18) дают нам «образованные и утонченные тысячелетним трудом формы выражения психического» и «герменевтика всего наличного духовного общения» должна основываться на «прочных структурных сопряжениях <...>, каковые обнаруживают себя во всех духовных проявлениях жизни» (VII, 18Г).

Ср. VII, 40.

Вот то место в поздних трудах Дильтея, где структурная психология и герменевтика соприкасаются теснейшим образом, причем не просто из-за того, что здесь появляется слово «герменевтика», а в силу того, что структурно-психологический анализ отсылается здесь к изучению исторических объективации. Реагирование на мир есть не только феномен, подлежащий исследованию в рамках структурной психологии или теории систем, но и источник безмерного исторического наслоения вопросов и ответов, которые в качестве «выражений» находятся во внутреннем единстве с переживаниями, доступными нам лишь в своих объективациях.

6

ОБЪЕДИНЕНИЕ обоих рядов проблем осуществляется таким образом через исследование прочно объективированных содержаний, которые Дильтей в поздних сочинениях называет «миром объективного духа«". Но и у этой концепции истоки лежат в первых подходах к структурной психологии. Так, в большом фрагменте «Многообразие психической жизни и ее разделение» Дильтей подчеркивает, что «содержание человеческой природы никогда не может быть достаточно изучено на индивидууме», поскольку «всякая индивидуальная жизнь обретает свое существенное содержание из глубин исторического процесса» (XVIII, 183). Эта мысль формулируется затем в знаменитом пассаже «Идей по поводу описательной психологии», но там она уже методологически преобразована и превращена в исходный пункт герменевтической постановки вопроса: «В языке, мифе и религиозном обычае, в нравах, праве и внешних организациях наличествуют продукты совокупного духа, в которых человеческое сознание, говоря словами

» Ср. VII, 146ff. и 208ff.

Гегеля, стало объективным и таким образом доступно расчленяющему анализу. Что есть человек, узнает он ведь не из раздумий о самом себе, и не из психологических экспериментов, а из истории» (V, 180). Но этот объективный дух, как подчеркивает Дильтей в «Построении...», следует понимать не как систематическое промежуточное звено между субъективным и абсолютным духом, в смысле гегелевской схемы развития мирового духа, а как эмпирически данную совокупность всех объективации, укорененных «в структурной взаимосвязи жизненного единства, которая распространяется и на сообщества» (VII, 150). Как науки о природе, так и науки о духе со всем их проблемами, высказываниями и результатами суть составные части этого мира объективного духа. Науки о духе, однако, стоят к этому миру в особом отношении. То, что Дильтей называет основной структурой всякой жизни, а именно, реагирование на мир, имеет место также и в гуманитарных науках в отношении общественно-исторического мира, правда на таком уровне, который свободен от повседневного давления со стороны действительности. В прослеживании и упрочении предания, в воспроизведении его содержания и форм, в оценке его нормативной значимости, в артикуляции и обсуждении субъективных перспектив или ориентации на традиционные прообразы, - повсюду здесь присутствует «жизнь» как общение с миром, будь то в форме постижения законов «воздействия» структурных взаимосвязей, будь то в форме постижения объективных продуктов выражения. При этом равным образом является односторонней редукция «жизни», как к герменевтическому самопознанию, так и к эстетическому наслаждению самим собой, а также к компенсации исторических утрат или коммуникативной помощи. Сложности состава жизни соответствует и сложность гуманитарных наук, выросших из многообразия жизненных аспектов: в рамках отношения к жизни, в ходе индивидуального жизненного опыта, самоосмысления индивидов и коллективов и в процессе артикуляции и дифференциации содержаний переживания, данных сперва в неотрефлектированном виде. В одной части, под заглавием «Антропология», из фрагмента «Проблема религии», написанного Дильтеем за несколько недель до кончи- ны, мы снова обнаруживаем теснейшее переплетение обоих рассмотренных ПОДХОДОВ:

«Душевную жизнь можно прояснять и анализировать различными методами. В каждом из них переплетаются переживание и понимание, ибо только понимание охватывает весь горизонт душевной жизни и только переживание просветляет ее глубины, и лишь на основе переживания глубины эти становятся доступны пониманию. Метод, описывающий и анализирующий последовательность и сосуществование конкретных душевных состояний, стоит поэтому ближе всего к самой жизни. Сознание показывает изменения, происходящие в центре душевной жизни и проходящие через сознание. Таким образом, антропологический метод описывает и анализирует последовательность конкретных душевных состояний, он обнаруживает, что она определена внутренним движением и внешними воздействиями. Такое изнутри определенное движение можно сравнить с рвущейся наружу энергией. Мы познаем в качестве моментов этой энергии определенную структурную взаимосвязь, а также моменты неудовлетворенности, расстройства, страдания, присутствующие во всяком состоянии сознания. Там, где они не действуют, чувство может оставаться в состоянии покоя, в котором изменения вызываются лишь накоплением чувства» (VI, 305).

Это в буквальном смысле последнее слово, которое Дильтей высказал по поводу связи обоих «рядов проблем». В понятии «антропологического метода», который описывает и анализирует конкретные душевные состояния, он снова обращается к «реальной психологии» Новалиса, программа которой занимала Дильтея более полувека".

Пер. с нем. Н.С. Плотникова

г6 Ср. W. Dilthey Das Erlebnis und die Dichtung. Lessing-Goethe-Novalis-Holderlin. 16. Aufl. Gottingen 1985, S. 213f.