Цивилизационный дискурс и конструирование цивилизационной идентичности России

Анализ дискурса цивилизационной идентичности в России в ис­торической перспективе, представленный в трех идейных направле­ниях славянофильства, западничества и евразийства, а также в неко­торых более ранних попытках определениях места Руси/ России сре­ди других государств и культур, позволяет проследить трансформа­цию кодов, которые являлись стержневыми в конструировании циви­лизационной идентичности.

Христианизация Руси и ассимиляция принципиальных компо­нентов византийских онтологического и символического образов по­рядка определили религию, православие, как сквозной примордиаль­ный код^[6] цивилизационной идентичности. Религия оставалась основ­ным кодом идентификации вплоть до советского периода, когда до­минирующими становятся рационалистический атеизм и идея про­гресса. Изначально находящаяся под сильным влиянием Византии и воспринявшая христианство в его восточном, византийском вариан­те, древняя Русь оказалась вписанной в орбиту осевой христианской цивилизации, однако не воспринималась как византийская колония, что проявлялось в выраженном стремлении к независимости русской церкви, ее последующей автокефалии и самостоятельной политике русских князей.

Важнейшим историческим свидетельством конструирования ци­вилизационной идентичности, самопрезентации Руси и позициониро­вания во внешнем мире стала сформулированная в XVI в. концепция «Москва - третий Рим». В соответствии с этой концепцией, Москов­ская Русь представлялась не просто частью христианского ортодок­сального мира, но перенявшей от Византии (как единственное неза­висимое православное государство в мире после 1453 г.) миссию хранителя и блюстителя главных ценностей православной цивилиза­ции. Московский великий князь представлялся наследником визан­тийских императоров, «царем всего православия», Москва - «новым Константиновым градом», русский народ - «новым Израилем», кото­рый самим Господом избран во главу всего православия», а русская церковь, «сохранив, одна изо всех православных церквей, свою не­зависимость и чистоту, тем самым стала выше старых восточных патриархов» (Платонов 1993: 116-117).

Приписывание порядковости «третий Рим» придавало России статус цивилизации, включенной в очередность цивилизационного наследования: великая римская языческая цивилизация - византий­ская ортодоксальная цивилизации - Россия как «третий Рим». Россия позиционаровалась как христианское православное государство, в котором основой цивилизационной идентичности выступал культур­но-религиозный комплекс, представление не только о включенности в ортодоксальный мир, но и о ведущей роли и миссии в нем. Однако отметим, что цивилизационный дискурс как таковой в России XVII в. отсутствовал. Категории «цивилизация» и «цивилизованность» поя­вились в Европе лишь в XVIII в. и далеко не сразу проникли в россий­скую интеллектуальную среду. Более того, в России XVII в. отсутст­вуют социальная группа профессиональных интеллектуалов, мысли­телей и института образования. В этой ситуации, а также учитывая общий низкий уровень грамотности, духовенство являлось практиче­ски единственной группой, в среде которой появлялись труды, со­держащие интерпретацию и объяснения действительности. В связи с этим следует понимать, что выявление представлений о цивилиза­ционном статусе России, относящимся к этому времени, есть результат «конструирующей» реконструкции с использованием чуждых той эпохе категорий.

Впервые соотнесение России с Европой и оценка «цивилизо­ванности» России произошли в эпоху Петра I. Реформы и идеология модернизации по западному, европейскому, образцу, признание Ев­ропы цивилизационным эталоном, с которым стали сравнивать и сопоставлять Россию, стали важнейшим этапом в формировании представлений о цивилизационной идентичности России и после­дующего дуализма цивилизационного дискурса (оппозиции «Европа- Азия»). Россия, которая на протяжении нескольких столетий сущест­вовала относительно автономно и изолированно от распространяю­щегося культурного и политического влиянии Европы, начиная с кон­ца XVII в., оказалась объектом европейского «оцивилизовывания». «Европейское» стало синонимом «цивилизованного», «развитого».

Реформы Петра I, а впоследствии политика просвещенного аб­солютизма Екатерины II, влияли на европейский дискурс и репрезен­тации России. В XVIII в.^[7] Россия представлялась через метафору «окна в Европу», как «варвар у ворот», «грубые скифы», «актор и ученик в европейской системе государств», «варвары, вступающие в свет цивилизации», «ученик, который по собственному желанию пы­тался самоусовершенствоваться и стать частью цивилизованной Европы», «бастион Европы, возведенный для защиты от Азии» (из переписки Екатерины II с философами) (Нойманн 2004). Отметим, что для этого периода дискурс организуется вокруг оси «Европа» - «Азия», а оппозиция «Запад» - «Восток», а точнее, Западная - Вос­точная Европа находилась в стадии формирования и окончательно оформится позже^[8]. Европейцы, таким образом, в этот период фор­мируют цивилизационные репрезентации России в пределах дискур­сивных доминант «Европа» - «Азия», постепенно начиная соотно­сить Россию с Восточной Европой. Европейские представления о цивилизационном статусе России в ходе усилившихся связей и кон­тактов между Европой и Россией постепенно проникли в российский дискурс и заняли в нем доминирующее положение, инициировав рос­сийскую дискуссию о цивилизационной идентичности России в пред­ложенных дискурсивных координатах европоцентричного и универ­салистского понимания цивилизации.

Все правители России после Петра I в целом проводили проев­ропейский курс в культурной политике. Деятельность Петра I, ее оценка и историческое значение стали отправной точкой для после­дующего развития дискурса о цивилизационной идентичности Рос­сии, в котором, с одной стороны, вновь отчетливо звучали оценки об отсталости России в сравнении с цивилизованной Европой и необхо­димость идти по европейскому пути, с другой - о ее самобытности и «особом пути».

Интеллектуально-политический дискурс о цивилизационной идентичности России на протяжении XIX-XX в. отражает неопреде­ленность цивилизационной идентичности России, поиск которой осу­ществляется между двух цивилизационных доминант - Азии и Евро­пы, Востока и Запада. Российский цивилизационный дискурс к нача­лу XX в. был организован вокруг утверждений цивилизационной са­мобытности России (Н.Я. Данилевский, славянофильство), цивили­зационной гибридности (евразийство), родственности, включенности в цивилизационную орбиту Запада/Европы (западничество). Цивили­зационная идентичность конструируется в рамках отмеченных сце­нариев - сингулярно-универсалистского и плюрально-партикуляр­ного. Славянофильство и евразийство ориентированы на утвержде­ние особого цивилизационного статуса России. Славянофилы утвер­ждали особый цивилизационный путь России, отрицая ее принад­лежность Западной (она противопоставлена Европе - Н.Я. Данилев­ский) или Восточной цивилизации. Западничество соотносится с син­гулярно-универсалистским подходом, рассматривая Запад, Европу как цивилизационный авангард, задающий универсальные цивилиза­ционные стандарты (Н.Я. Данилевский критиковал восприятие Евро­пы и Запада как «общечеловеческой цивилизации»).

Важным компонентом коллективной идентичности России, кото­рый актуализировался в XIX в., стала идея «народности». Эта идея нашла отражение, например, в известной идеологической трехком­понентной формуле «православие, самодержавие, народность» ми­нистра просвещения графа С.С. Уварова, которые представляли фундаментальные идеологические принципы, основания единства российской империи.

Еще один элемент идентичности, который необходимо отметить как тесно связанный с предыдущим, - этничность, славянское проис­хождение и идея славянского единства. Эти идеи получили особое развитие в идеологии панславизма и особенно акцентировался в идеях славянофилов. Конструирование цивилизационной идентично­сти осуществлялось через использование и выделение разных ком­понентов: религии и православия, славянской этничности, культуры и исторического опыта, мессианской идеи о роли в ортодоксальном мире, особых ментальных характеристик (миф о «загадочной русской душе») и имманентного стремления к общности, соборности и т. д.

Советский период можно рассматривать как возвращение к плюралистическому подходу к цивилизации и позиционированию СССР как особой цивилизации, в которой утверждался разрыв с прежними основаниями идентичности - религией, этничностью и т.

С другой стороны, СССР взял реванш у Запада, позиционируя себя в универсалистском ключе как стоящую в авангарде мирового цивилизационного процесса страну, которая приближается к комму­низму как высшей ступени единого всемирного исторического про­цесса. Посредством ожидаемой всемирной революции СССР гото­вился распространять цивилизацию, в том числе и на «загнивающий» Запад с его антигуманным капитализмом. Образ цивилизационной идентичности СССР как новой цивилизации, воплощающей универ­сальные стандарты мирового цивилизационного процесса, тесно связан с идеей прогресса, развития, лидерства. Этим СССР стре­мился конкурировать с европо-/западноцентричным дискурсом.

В конце 1980-х - начале 1990-х гг. советский цивилизационный проект переживал глубокий кризис, и советская версия цивилизаци­онной идентичности СССР оказалась дискредитированной и марги­нальной. Идентичность СССР как прогрессивного социалистического общества, необходимая в рамках прежней идеологической програм­мы, в новых условиях оказалась необоснованной. В этот период ак­тивизируются западнические представления о России как участнике единого цивилизационного процесса, отождествляющегося с запад­ной модернизацией. В 1980-х гг. появилась идея «общего европей­ского дома», которая стала доминировать в политическом советском дискурсе. Более отчетливо дискурсивный переход, в рамках которого конструировалась новая (хорошо забытая) цивилизационная иден­тичность России как части западной цивилизации, был представлен в книге М.С. Горбачева «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира», в которой он писал:

Мы — европейцы!. С Европой Древнюю Русь объединило христианство. Тысячелетие прихода его на землю наших предков будет отмечаться в 1988 году. История России — органическая часть великой европейской истории. Русские, украинцы, белорусы, молдаване, литовцы, латыши, эстонцы, каре­лы, другие народы нашей страны внесли немалый вклад в становление европейской цивилизации. И по праву считают себя ее законными наследни­ками (курсив мой - Ю. П.) (Горбачев 1988: 200).

В некоторых публикациях 1990-х гг., посвященных тематике но­вых отношений России и Европы, особенно подчеркивалось, что во­прос принадлежности России Европе подразумевал именно принад­лежность европейской цивилизации (Pozdniakov 1991).

Перестройка приобрела статус политики, направляющей страну по новому цивилизационному пути, а точнее - к цивилизации. Пере­стройка в определенном смысле рассматривалась как переход к ци­вилизации, который сопровождался критическим переосмыслением советского прошлого и настоящего. Таким образом, «разворачивание к цивилизации» означало признание включенности постсоветской России в общемировой цивилизационный процесс через вестерниза­цию. В период 1980-х гг. особенно выраженным становится западни­ческий дискурс либерально настроенных политиков из горбачевского окружения и диссидентов, который усиливал прозападное направле­ние, прозвучавшее в концепции «нового политического мышления». «России не приписывалось моральное превосходство над Европой. Скорее, она представлялась потенциально равной Европе, а в неко­торых аспектах - временно отстающей» (Нойманн 2004: 214).

В конце 1980-х - начале 1990-х гг. в российском политическом дискурсе утвердилось универсалистское европоцентричное понима­ние цивилизации. Политическая элита отказалась от претензий Рос­сии на статус особой прогрессивной цивилизации. Согласно концеп­ции «трех миров», промышленно развитый Запад представляет пер­вый мир, коммунистические страны - второй, а все остальные - тре­тий. Это деление соотносится со схемой «цивилизация - варварст­во - дикость» (Нойманн 2004: 145). Таким образом, Россия, признав необходимость модернизации по западному образцу в начале 1990-х годов, вернулась в «лоно» цивилизации.

Глубокий кризис накануне 1991 г., распад СССР, «парад сувере­нитетов», разрушение советской идентичности, наиболее обострили вопрос об историческом выборе модели развития России, определе­нии российской цивилизационной идентичности и формировании новой идентичности «россиян». В этот период наблюдается активи­зация публичного дискурса о цивилизационной идентичности, кото­рый тесно переплетается с политическим, представители интелли­генции активно участвуют в обсуждении идентичности России и включаются в политическую жизнь. Политический дискурс о цивили­зационной идентичности России становился все более расколотым между западническими идеями и представлениями о цивилизацион­ной самобытности России неоевразийцев и националистов, в нем сосуществуют, а позже - конкурируют сингуляристский и партикуля- ристский фреймы цивилизационной идентичности. Как отмечает Нойманн, ирония периода 1990-1991 гг. заключалась в усилении за­падничества в целом, но и в одновременной активизации полемики о «России и Европе» (Neumann 1996: 168).

Приход к власти Б.Н. Ельцина и период его президентства ха­рактеризуются усилением либеральной прозападной политики. Дис­курс, в котором критиковалась вестернизация, развивался парал­лельно с официальной политикой преобразования России по запад­ной модели. Российский цивилизационный статус реинтерпретиро- вался - в противовес концепции «вхождения в цивилизацию» Россия рассматривалась как особая самостоятельная цивилизация.

Еще в конце 1980-х гг. в среде политической партийной элиты отмечалось противодействие реформам, консервативные охранист- ские настроения. В этом дискурсе отмечались невозможность копи­рования западноевропейского опыта и чуждость западных институ­тов, антироссийский характер Перестройки и ее последствий. В этом дискурсе формируется образ враждебных Других - внешние силы Запада и внутренние проводники прозападной антироссийской поли­тики. Перестройка стала трактоваться как попытка агрессивной вес­тернизации, угроза цивилизационной самобытности России. «Россия не может вернуться в лоно Европейской цивилизации, потому что представляет собой цивилизацию другого типа, иной религиозный и культурный тип», Перестройка полностью основана на западных ли­берально-демократических идеях, «никогда еще “вестернизм” не принимал такую агрессивную форму в этой стране, отрицая все рус­ское» (Pozdnyakov 1991: 49-50). Важнейшая концепция, которая ак­туализируется как альтернатива западничеству и славянофильству - евразийство. Евразийский характер России акцентировался как ли- бералами-западниками, так консерваторами-почвенниками, однако в

их концепциях идентичности ему придавался разный смысл. Либера­лы использовали идею евразийства в попытке надстроить компле­ментарную идентичность над европейской идентичностью России, националисты - чтобы продемонстрировать не-европейскую иден­тичность последней (Neumann 1996: 178).

Б.Н. Ельцин и его команда интегрировали два варианта отноше­ний с Европой. Во-первых, сохраняла актуальность концепция «воз­вращения в лоно цивилизации», сценарий интеграции России в «ци­вилизованное сообщество» Европы, которая все еще рассматрива­лась как имеющая цивилизационное и моральное превосходство. Во- вторых, актуализировалась евразийская концепция, при которой от­ношения выстраивались не только с Европой, но и с азиатским окру­жением. Оппозиция западничеству и либеральным реформам потре­бовали поиска новых концепций идентичности, которая была реин- терпретирована в терминах евразийства. Оппозиционные неозапад­никам, «атлантистам», неоевразийские идеи о России как особой неевропейской цивилизации, существуя прежде на периферии дис­курса в статусе маргинальных, проникают в официальный политиче­ский дискурс. Евразийцы 1990-х, как и Н.С. Трубецкой, а еще ранее Н.Я. Данилевский, критиковали европоцентристское понимание «ци­вилизации», приписывание европейской цивилизации» - статуса «общечеловеческой цивилизации».

Ортодоксальное западничество вытесняется либеральным ев­разийским и националистическим направлениями дискурса (постоян­ные представители этого дискурса в российской Государственной Думе - В.В. Жириновский (ЛДПР) и Г.И. Зюганов (КПРФ)). Западниче­ский дискурс сохраняется, но в более сдержанных формулировках, далеких от линейной вестернизации начала 1990-х гг. Усиление евра­зийства можно рассматривать как переходный этап в этом повороте к самобытности и плюрально-партикуляристской модели идентичности.

Президентство Б.Н. Ельцина завершилось подведением итогов в послании Федеральному собранию «Россия на рубеже эпох» (1999), в котором он определил официальную версию цивилизацион­ной идентичности. Речь Б.Н. Ельцина определила направление офи­циального политического дискурса, которое будет продолжено

В.В. Путиным. В послании упоминается «особый путь» России как один из «извечных вопросов», требующих ответа. Б.Н. Ельцин ис­пользовал прием контрастирования: в советский период «страна все дальше уходила от пути развития мирового сообщества», но за по­следние годы «экономика нашей страны приобрела многие цивили­зованные черты». Отсутствие исторического развития в направлении западноевропейской модерности признавалось многими как естест­венное препятствие в достижении форм западной цивилизации.

Россия сделала цивилизационный рывок, она рассматривается не как «ученик» европейской/западной цивилизации и потребитель западных форм модерности, а как равный участник «в выработке принципов мироустройства». Эта роль позволит нашей стране стать «связующим звеном на складывающемся сегодня глобальном рынке, остаться центром притяжения традиций и культур Запада и Востока». Б.Н. Ельцин, таким образом, определял в духе евразийства особую цивилизационную роль России как перекрестка культур и цивилиза­ций, но утверждал ее цивилизационное своеобразие - «являясь не­отъемлемой частью цивилизованного мира, она хранит верность традиционным ценностям».

Программная статья В.В. Путина «Россия на рубеже тысячеле­тий» 1999 г. продолжала нарратив о России и риторику последнего послания Б.Н. Ельцина. К концу 1990-х гг. Россия, по словам

В.В. Путина завершила первый, переходный этап экономических и политических реформ, страна вышла «на магистральный путь, кото­рым идет все человечество» и альтернативы которому нет. В.В. Пу­тин, как Б.Н. Ельцин, подчеркивает собственный цивилизационный путь и специфику России. В качестве особого цивилизационного кода он отмечает «тяготение к коллективным формам жизнедеятельно­сти», доминирование коллективизма над индивидуализмом, укоре­ненность патерналистских настроений. В.В. Путин повторяет форму­лу цивилизационной идентичности, предложенную Б.Н. Ельциным, - объединение общего и специфического, принятие универсального (западного), но отстаивание самобытного. Именно этот новый подход к цивилизационной идентичности В.В. Путин определяет как «рос­сийскую идею».

В политическом дискурсе отстаивается позиция цивилизацион­ной самостоятельности России, претендующей на равные отношения с Западом, Европой и США. Усиливается критика западноцентрист­ского универсалистского понимания цивилизации, в частности, пози­ции США, претендующей на роль мирового блюстителя «стандартов цивилизации» и рассматривающего Россию как ученика. В период 2000-х гг. меняется модальность соотношения России и Европы. В политическом дискурсе подчеркивается цивилизационная самостоя­тельность России, но не противопоставленность Европе и Западу, а тесная взаимосвязь с ними.

Амбивалентность идентичности - с одной стороны, европейская, с другой - самобытная - представляется функциональной, ибо одно­временно удовлетворяет универсалистской и партикуляристкой трак­товкам цивилизации. В западноцентристской системе координат «варварство - цивилизация» Россия оценивается как «цивилизация», но имеющая статус самобытности, который оправдывает социополи­тические реалии ее «особым путем» в модерность. Политический дискурс последних лет в большей степени сфокусирован на модер­низации как ключевой идеологеме политической программы прави­тельства. Идея модернизации реанимирует идею прогресса и запа­доцентристское понимание цивилизации. Однако существующая ан­тиномия политики модернизации и стабилизации, «жизни без потря­сений» порождает дискурс в терминах прогресса, динамики и стагна­ции, деградации.

Особое место в современном политическом дискурсе играет не­оевразийство. Для неоевразийства характерна антизападная, осо­бенно антиамериканская риторика, оппозиция вестернизации и гло­бализации. Неоевразийство является собой случай радикального дискурса о цивилизационной самобытности. Россия признается уни­кальной цивилизацией, представляющей собой особое «планетарно­историческое» явление, которая должна возглавить движение против глобализации Запада, который представляется как культурная и гео­политическая антитеза (Дугин 2000). Одним из ключевых лозунгов неоевразийства является «модернизация без вестернизации».

Анализ политического дискурса о цивилизационной идентично­сти России в перестройку и постсоветский период позволяет выде­лить несколько этапов: переход от агрессивной антизападной рито­рики доперестроечного периода к радикальному западничеству в начале перестройки; усиление националистических репрезентаций идентичности в начале 1990-х; соприсутствие европейской и нацио­налистических репрезентации в дискурсе и евразийский поворот к середине 1990-х; обращение к идее цивилизационной самобытности в конце 1990-х и попытки сформулировать интегратиную, но амбива­лентную идентичность, объединяющую универсальное/западное и самобытное/русское в 2000-х годах; резкая антизападная риторика и конструирование идентичности вокруг идей цивилизационной уни­кальности, «особом пути», противопоставление западноевропейской цивилизации и западной социетальной траектории в современности с конца 2000-х гг.

В основе указанных амбивалентностей идентичности находятся противоречия «глобального и локального», «модернизации и вестер­низации». Провозгласив строительство демократии и рыночной эко­номики, Россия признала глубинную взаимосвязь с Западом. Однако в политическом дискурсе данная программа реинтерпретируется и проблематизируется через ревитализацию антитезы Россия - Запад. Политика идентичности последних лет демонстрирует усиление дис­курсивных приемов противопоставления России Западу как значимо­му, но чуждому Другому и контрастирования российской «духовно­сти» «аморальности» либерального Запада. Цивилизационная иден­тичность конструируется через оппозицию западной цивилизации, представления о цивилизационной самобытности России, идеологию «духовных скреп», особых «цивилизационных кодов», роли право­славия, апелляцию к традиционным консервативным ценностям и концепции «русского мира» как уникального автономного цивилиза­ционного пространства.

Литература

Браславский Р.Г. Цивилизационная теоретическая перспектива в со­циологии // Социологические исследования. 2013. № 2.

Бурдье П. Социология социального пространства. М., СПб., 2007

Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М., 2003.

Гирц К. (2004). Интерпретация культур. М., 2004.

Горбачев М.С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира. М., 1988.

Ельцин Б.Н. Послание президента Федеральному собранию «Россия на рубеже эпох». 30 марта 1999 (Заключение).

(http://zakonbase.ru/content/part/43526)

Миллер А. Триада графа Уварова. Публичная лекция. 2007.

Эл.ресурс: http://www.polit.ru/lectures/2007/04/11/uvarov_print.html

Нойманн И.Б. Использование «Другого». Образы Востока в формиро­вании европейских идентичностей. М., 2004.

Платонов С.Ф. Учебник русской истории. СПб., 1993.

Путин В.В. Россия на рубеже тысячелетий // Новая газета. 1999. 30 Декабря (http://www.ng.ru/politics/1999-12-30/4_millenium.html)

Саид Э. Оринтализм. Западные концепции Востока. М., 2006.

Февр Л. Цивилизация: эволюция слова и группы идей [1930] // Февр Л. Бои за историю. М., 1991.

Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенети­ческие исследования. В 2-х томах. СПб., 2001.

Allahar A. Social Construction of Primordial Identities // Identity and Belong­ing: Rethinking Race and Ethnicity in Canadian Society. Sean P. Hier and B. Singh Bolaria (eds.) Canadian Scholar's Press Inc., 2006.

Alker H.R. Discussion: On the Discursive Turn in Civilizational Analysis // Civilizational Identity: the Production and Reproduction of «Civilization» in Interna­tional Relations. M. Hall and P. T. Jackson (eds.). Palgrave Mcmillan, 2007.

Best J. Discussion: the Politics of Civilizational Talk // Civilizational Identity: the Production and Reproduction of «Civilization» in International Relations. M. Hall and P. T. Jackson (eds.). Palgrave Mcmillan, 2007.

Bohan J.S. Essentialism, Constructionism and Feminist Psychology // Psy­chology of Women Quarterly. 1993. № 17.

Bowden B. Globalization and the Shifting «Standard of Civilization» in Inter­national Society // Paper presented to the Jubilee conference of the Australasian Political Studies Association Australian National University, October 2002. URL: http://arts.anu.edu.au/sss/apsa/Papers/bowden.pdf

Brubaker R., Cooper F. Beyond identity // Theory and Society. 2000. № 29.

Dubashi H. For the Last Time Civilizations // Наndbook of historical sociol­ogy. Gerard Delanty and Engin F.Isin (eds). London, 2000.

Eisenstadt S.N. The Construction of Collective Identities: Some Analytical and Comparative Indicators // European Journal of Social Theory. 1998 1 (2).

Eisenstadt S.N. The Civilizational Dimension in Sociological Analysis // Comparative Civilizations and Multiple Modernities. Briel Academic Pub., 2003а.

Eisenstadt S.N. Cultural Programs, the Construction of Collective Identities and the Continual Reconstruction of Primordiality // Comparative Civilizations and Multiple Modernities. Briel Academic Pub., 2003б.

Fidler D.P. The Return of the Standard of Civilization // Chicago Journal of International Law. 2001. № 2(1).

Goff P.M., Dunn K.C. Introduction: In Defense of Identity // Identity and Global Politics: Empirical And Theoretical Elaborations. M. Goff and Kevin

C. Dunn (eds). Palgrave Mcmillan, 2004.

Grad H, Rojo L.M. Identities in Discourse: an Integrative View // Analyzing Identities in Discourse. Rosana Dotyn, Julia Todoli (eds.). Amsterdam, 2008.

Grad H. Diverse Articulations of Compatibility Between European and Na­tional Identities in Spain and the UK // Analyzing Identities in Discourse. Rosana Dotyn, Julia Todoli (eds.). Amsterdam, 2008.

Hall M. Toward a Forth Generation in Civilizational Scholarship // Civiliza- tional Identity: the Production and Reproduction of «Civilization» in International Relations. M. Hall and P.T. Jackson (eds.). Palgrave Mcmillan, 2007.

Hall S. «Who Needs Identity?» // Questions of Cultural Identity. Stuart Hall and Paul du Gay (eds.). London, 1996.

Kotkin S. Magnetic Mountain: Stalinism as a Civilization. Berkeley, 1995.

Loveman M. Is «Race» Essential? // American Sociological Review. 1999. № 64(6).

Mazlish B. Civilization and Its Content. Stanford University Press, 2004.

Neumann I. Russia and the Idea of Europe: Identity and International Rela­tions. Routlege, 1996.

O’Hagan J. «The Power and the Passion»: Civilizational Identity and Alterity in the Wake of September 11 // Identity and Global Politics: Empirical and Theo­retical Elaborations. Patricia M. Goff and Kevin C. Dunn (eds). Palgrave Mcmillan,

2007.

O’Hagan J. Discourses of Civilizational Identity // Civilizational Identity: the Production and Reproduction of “Civilization” in International Relations. M. Hall and P.T. Jackson (eds.). Palgrave Mcmillan, 2007.

Ortiz D.H. Creating Controversy: Essentialism and Constructivism and the Politics of Gay Identity // Virginia Law Review. 1993. № 79(7), Symposium on Sexual Orientation and the Law.

Pozdnyakov E. The Soviet Union: The Problem of Coming Back to Euro­pean Civilisation // Paradigms. 1991. Vol. 5: 1-2.

Rojo L.M. Imposing And Resisting Ethnic Categorization in Multicultural Classrooms // Analyzing Identities in Discourse. Rosana Dolyn, Julia Todoli (eds.). Amsterdam, 2008.

Spohn W. The Role of Collective Identities in the Eastern Extension. URL: www.eui.eu/RSCAS/Research/EURONAT/Spohncollid.doc

Todorov T. The Conquest of America: the Question of the Other. University Oklahoma Press, 1999.