Бирчанская Л.А. Другие. Без любви и ненависти

Иммиграция — процесс конфликтный. Сильнее всего ксенофобские и националистические настроения проявляются в Москве. Массовая антипатия к приезжим объясняется различными причинами, среди которых опасение, что через 10-20 лет в русских школах будут преобладать дети таджиков, армян и азербайджанцев.

С недавних пор в телевизионных передачах заговорили об экспансии приезжих. По подсчетам ведущего специалиста Лаборатории геополитических исследований О. Вендиной, на 8,7 млн. москвичей приходится чуть больше 2 млн. временных жителей1. Из них в 2010 г. 31% составляли выходцы из Узбекистана, 16,4% — Таджикистана, 7% — Киргизии. По убеждению некоторых депутатов, недалек тот день, когда в городе появятся этнические кварталы, точнее - гетто, и мы получим общество, состоящее из существующих бок о бок отдельных этнических общин. Особенно пугает миграция мусульман из центральноазиатского региона, представители которого значительно отличаются от местного населения в этнокультурном смысле. Остановимся в связи с этим на некоторых проблемах, которые воспринимаются очень многими россиянами как драматические, поскольку угрожают изменениями этноконфесионального состава населения.

Вот что пишет известный арабист А. Малашенко. На данный момент, с учетом переписи населения 2002 г., численность мусульман в России перевалила за 15 млн.

дов, они привносят в наше общество свою культуру. Это историческая реальность.

Массовый поток трудовых мигрантов в Россию начался с середины 1990-х гг. С демографической точки зрения, миграция отразила масштабный спрос страны на рабочую силу. Дело в том, что в России всегда была низкая плотность населения. Демографические потери из-за войн и катаклизмов, связанных со сменой политического строя, увеличили разрыв по этому показателю между нашей страной и рядом крупных государств. По прогнозам авторитетных специалистов, сокращение численности населения к 2050 г. резко изменит его возрастную структуру: уменьшится доля национальной рабочей силы и увеличится доля пожилых горожан. Когда же число российских пенсионеров на одного работающего достигнет кризисного уровня, общество столкнется с необходимостью перестраивать пенсионные системы. От того, какое число иммигрантов удастся включить в трудовую деятельность страны и социально адаптировать, зависит устойчивость этих систем, а также их экономический рост. То есть, в связи с серьезными вызовами демографического, экономического и социального характера Россия вынуждена проводить, как и ряд других государств, эффективную иммиграционную политику.

Москва и Московская область выделяются масштабами привлечения трудовых мигрантов. Это связано с освоением здесь наибольших объемов инвестиций в экономику региона. Там, где требуются рабочие руки, есть надежда на заработок. Востребованными оказались различные частные услуги, такие как строительство, ремонт.

Что за люди едут в московский регион из Центральной Азии?

Около трети это сезонные рабочие. Подавляющее большинство въехало в страну легально, но живут здесь не по закону. У одних отсутствует регистрация, у других нет разрешения на работу или просрочено время пребывания. Из-за непроработанного миграционного законодательства и коррумпированной правовой системы проще уйти в теневой сектор, нежели добиться разрешения на работу и жительство. Но иммиграция, принимая нелегальные формы, становится слабоуправляемой, часть ее уходит в криминальный бизнес. Заметим, что начальники в сфере коммунального хозяйства и строительства заинтересованы в нелегальном статусе мигрантов, присваивая себе разницу между положенной по смете зарплатой и той суммой, которая выплачивается гастарбайтеру. Большинство мигрантов предпочитает не ассимилироваться с русскими, они не знакомы с российским законодательством и подчас безразличны к русской культуре.

На заработки из азиатских стран еще недавно отправлялись в основном мужчины до сорока лет. В последние же годы в Москве стало заметно больше молодежи и женщин. Никаких амбиций. Люди с высшим образованием работают на стройках, скотобойнях грузчиками и разнорабочими. На родине у них массовая безработица, копеечная зарплата (в Таджикистане в 2006 г. среднемесячная оплата труда составляла 33,4 долл., пенсия — 11,8 долл.)3. Они жадны до работы, готовы терпеть любые лишения и унижения — лишь бы заработать деньги для себя и своей большой семьи, которая осталась в кишлаках и аулах. Мужчины посылают основную часть своего заработка домой. Это примерно 500-600 долл., сумасшедшая сумма для тех мест, откуда они прибыли4.

Новым явлением стала феминизация иммиграционного потока из стран Центральной Азии.

Среднеазиатский миграционный поток крайне поляризован, в его структуре представлены люди, у которых различные цели. В основном трудовые мигранты приезжают в Россию временно — накопить денег и вернуться на родину. То есть, миграция носит экономический характер, других мотиваций, например, политических, как правило, нет. Большую часть составляют выходцы из сельской местности. Как правило, это люди без образования, с трудом объясняются по-русски, не имеют опыта жизни в больших городах. Такая категория мигрантов в столице и Подмосковье самая многочисленная. Эти люди не способны себя защитить, живут в подсобных помещениях, в подвалах без канализации и водопровода, выполняют любую черную работу, находятся в большой зависимости от работодателя, подвергаются вымогательствам полицейских, общаются в основном между собой. Они расплачиваются за непосильный труд своим здоровьем, тоской по дому. Земляк, прилично владеющий русским, помогает решать им трудовые и бытовые проблемы. Почта, банк, дорога в аэропорт, взятка чиновнику — все это входит в круг его добровольных обязанностей.

Относительно недавно появился институт теневых посредников, которые за определенный ежемесячный процент (и немалый) находят мигранту работу, жилье, улаживают все проблемы с работодателем и миграционными службами. Из-за этой дискриминационной практики на рынке труда и жилья происходит воспроизводство этнической идентичности, а не гражданской, создаются территориальные ареалы проживания мигрантов.

Разумеется, встречаются люди, главным образом из Узбекистана и Таджикистана, ориентированные на ценности российского общества и способные к деструкции некоторых прежних культурных установок и идентичности. Они закончили высшие учебные заведения, в России у них друзья и работодатели, с которыми мигранты связывают надежду обрести в одном из российских городов постоянное место жительства. Эта часть выходцев сознает, что их социальное положение будет скромнее, чем на родине, однако условия труда и жизни и, главное, заработок восполнят потерю статуса.

Большая часть населения России не готова смириться с мыслью, что иммиграция, в первую очередь, трудовая, носит необратимый характер. К тому же вслед за отцом семейства приезжает его многочисленная семья. Складывается впечатление, что в Москве за мигрантами «зарезервирована» значительная часть рабочих мест, которые могли бы занимать местные работники. Давайте признаемся, что эти места не востребованы москвичами из-за низкого уровня зарплаты и тяжелых условий труда. Даже те, кто живет на пособие, не соглашаются на непрестижную работу. Пока остается без объяснения тот факт, что «чужаками» воспринимаются не только люди, говорящие на ином языке, исповедующие другую религию, но и русские, бежавшие из бывших советских республик. Их называют в селах, где они купили жилье, «инородцами», «киргизами», «таджиками», а еще «черными». Не странно ли, что рост в России антииммигрантских настроений и экстремизма, как на государственном уровне, так и на бытовом, коснулся не только инородцев, но и этих русских беженцев? Как же справиться с ситуацией, которую каждая из сторон оценивает с точки зрения своих интересов и своего понимания морали и этики? Для начала постараемся более или менее непредвзято взглянуть на отдельные факты.

По международным законам, страна, принимающая мигрантов, должна обеспечить их работой, жильем, медицинским обслуживанием. Но эти же проблемы и для коренного населения (особенно в отдаленных регионах) не всегда решены. Что уж говорить о мигрантах, которым ничего не остается, как искать поддержку и защиту у соотечественников из группы мигрантов.

В настоящее время мигрантами в большинстве случаев являются семейные мужчины, дети которых хотят получить качественное образование. Если по объективным причинам желание молодых людей расходится с их возможностями, причина видится исключительно в ущемлении прав иммигрантов. Но насколько оправданы их претензии к российским властям, от которых ждут открытие спецшкол по этнокультурному признаку, выделение канала на телевидении и частоты на радио, чтобы слышать родную речь? Согласно мировой практике, чтобы получить официальный статус мигранта, необходимо знание государственного языка страны. Именно с изучения языка принимающего общества начинается социализация иммигранта.

Ни правительство, ни ученые не сомневаются в том, что в основе миграционной политики должна лежать концепция интеграции. Причем селективной интеграции, поскольку иноэтничный поток состоит из приезжих, преследующих, как уже говорилось, разные цели. Скажем, для временных мигрантов достаточно адаптации. Это значит, что они должны владеть разговорным языком, иметь представления о нормах миграционного законодательства, хотя бы в скромных пределах знать культурные традиции страны, владеть элементарными правилами поведения, которые приняты в обществе. Интеграционный процесс, конечно, глубже и серьезнее. Здесь уже речь идет о помощи людям, которые намерены либо долгое время проживать в России, либо остаться здесь навсегда.

Казалось бы, кто как не диаспоры, точнее, национальные организации, должны помочь трудовым мигрантам устроиться в жизни? Оказывается, в национальных сообществах довольно часто демонстрируют незаинтересованность в том, чтобы их соотечественники из числа временных работников знали русский язык и свои права. Это бизнес, ничего личного. Так проще держать человека в финансовой и моральной зависимости от их «бригадиров». Да и сами мигранты, во всяком случае, некоторые категории, не проявляют заметного интереса к адаптации. Только считанное количество из них посещают курсы по изучению русского языка, открытые при многих российских вузах. А зачем? И без знания языка можно найти работу — помогут посредники, социальные связи. Словом, если бы владение языком влияло на размер заработной платы, обеспечивало какие-то льготы, тогда и мотивация к адаптации возросла бы. Ведь в случае доступа мигрантов к медицине, к образованию, когда мигрант пойдет с ребенком в поликлинику или в школу, знание русского станет жизненно необходимым условием проживания в России.

Что касается культурной адаптации мигрантов, отметим, насколько противоречивы их предпочтения. С одной стороны, многие выходцы из Центральной Азии прикладывают немалые усилия, чтобы получить гражданство в России. Но с другой, стремятся жить в соответствии с культурой и этническими ценностями своей родины. Они не пытаются налаживать отношения ни с коренным населением, ни с мигрантами из других республик. Известно, что мигранты не знакомы с российскими законами. Санкции за нарушение законодательства они воспринимают как притеснение со стороны коренного населения. И любые конфликты с «чужими» объясняют национальной неприязнью. С жесткой ориентацией на этнокультурное сознание связан тот факт, что созданные мигрантами анклавные рынки труда учитывают запросы только представителей родственного этноса. Эти рынки — таджикские, азербайджанские, китайские — не берут на вакантные места людей других национальностей. Казалось бы, что москвичам до этого? Но адаптация мигрантов невозможна без коммуникаций, без общения. Именно через общение приходит (или не приходит) понимание того, что рядом с идентичностью людей, приехавших в страну, существует идентичность тех, кто их принимает. Конечно, мы все должны уважать различия, но если ты приезжаешь жить в Россию, то должен понимать, что предстоит раствориться, как в плавильном котле, в национальном обществе.

Итак, с одной стороны, Россия столкнулась с такой проблемой как демографическая несостоятельность. Никакого другого источника, позволяющего хотя бы стабилизировать численность населения, кроме миграции, нет. С другой — особой любви к мигрантам не замечено. В Москве только 6% респондентов толерантны. По данным Левада-центра весной 2011 г. 58% россиян высказались за идею «Россия — для русских»5. Ксенофобия сегодня направлена главным образом на представителей так называемых видимых в толпе меньшинств. Причем, как отмечают некоторые российские исследователи (например, доктор В.И. Мукомель из Института социологии РАН), наиболее негативно к мигрантам относятся те, кто проживает в поселениях, где мигранты почти отсутствуют, а позитивно те, кто имеет опыт их найма как физических лиц. На сегодняшний день у нас нет институтов, чтобы бороться с мигрантофобией и ксенофобией. Но если каналы распространения этих настроений не будут перекрыты (это относится к молодежной субкультуре, выступлениям публичных политиков) план интеграции, социализации мигрантов будет провален.

Говоря о миграции важно понять, что плохие условия жизни в России и национальные предрассудки населения порождают идеи, подталкивающие общество к фашизму. У нас популярны утверждения, что миграция из Центральной Азии носит исламский характер. Но ее выходцы никому не навязывают свою веру, мусульмане и так повсюду, их 1,4 млрд. человек на земле. Нас пугают, что недалек час, когда мы проснемся в исламской России, а еще в исламской Европе. Кому выгодны эти «страшилки»? В Москву приезжают в массе своей бедные социальные группы населения, которые хотят только одного — обеспечивать семью. К тому же русские — многочисленный народ с великой культурой. А тех, кто хочет знать, какие мусульмане утверждаются в европейских странах и какой ислам они в Европу несут, отсылаем к упомянутой выше статье А. Малашенко. Его анализ внушает сдержанный оптимизм.

Некоторые обыватели считают, что в Москве страшно жить из-за нашествия «чужих». Они, мол, «провоцируют» криминальную ситуацию. Однако, по словам директора Федеральной миграционной службы (ФМС) К. Ромодановского, в основном преступность иностранных граждан связана с подделкой документов. Да, кризис способствовал росту преступлений. Но не только среди «чужих», но и среди россиян. Критиков миграции К. Ромодановский обвиняет в непонимании ее значения для развития национальной экономики6.

Тем не менее, надо признать, что иммигрантская преступность в определенных масштабах существует. Иммигранты, зависимые от коррумпированных властей так же, как и от «авторитетов» собственных диаспор, использующих в криминальных целях своих соотечественников, нередко идут на преступление. Но в целом иммигранты более законопослушны, чем местные криминальные элементы.

Не стоит думать, что только в России рост числа мусульман воспринимается драматически. Исламского засилья боятся во Франции, Англии,

Германии, Голландии, Германии. А в Норвегии не боятся? Брейвик уложил 70 человек ради идеи своей жизни: власти должны перекрыть границу для «этих арабов». Однако самое непримиримое отношение к мусульманам — за Россией. И это при том, что в отличие от европейских стран, где существуют программы социальной защиты населения и мигрантов (не только из исламских стран), Россия не знает проблем с социальным иждивенчеством, на мигрантов не распространяются государственные законы материальной поддержки. Роднит же Россию с Европой в данной ситуации то, что благодаря дешевому труду мигрантов выиграла не только ее экономика, связанная с крупным бизнесом, но и экономика отдельных семей.

Рассуждая о мигрантофобии, мы должны сознавать, что ее накал зависит от поведения двух сторон. Глупо требовать от местного населения, чтобы оно в одночасье возлюбило людей с иными культурными и социальными традициями. Но речь ведь и не идет о любви, а только о толерантности. От мигрантов же, живущих в чужом для них обществе, логично ожидать знаков уважения к его ценностям. Словом, только встречное движение обеспечит тем и другим мирное сосуществование. Возможно ли это? Опыт традиционно иммигрантских стран (США, Канада, Австралия) дает надежду на успех. Разумеется, людям трудновато любить иных. Иначе мыслящих, иначе воспитывающих своих детей. Но живя рядом, мы учимся терпеть «других». Мы не имеем права навязывать им свой образ жизни, требовать единомыслия, общей с нами морали. Но мы можем требовать от них уважения наших законов. Иначе кровопролитных столкновений на национальной почве в России вряд ли удастся избежать. [41] [42] [43] [44] [45] [46]