БОРЬБА ПО ОСНОВНЫМ ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИМ ВОПРОСАМ СРЕДИ ГОСПОДСТВУЮЩИХ КЛАССОВ ИРАНА В 1922—1923 гг.

меджлиса; Реза-хан сохранил в нем нос г военного министра. В кабинет были введены также два человека, входившие в свое время в правительство Сеид Зия эд-Дина, с помощью которых новый премьер рассчитывал получить английскую финансовую поддержку. В заявлении по поводу будущей деятельности кабинета Мошир од-Доуле обещал придерживаться программы и линии своего предшественника [178а, стр. 4—6], намереваясь таким образом закрепить сближение обеих группировок господствующих классов, наметившееся в период правления кабинета Кавама ос-Салтане.

Подобно предыдущему кабинету, правительство Мошира од-Доуле в области внешней политики продолжало добиваться сближения с США, которые после получения «Стандард ойл» нефтяной концессии стали более благосклонны к стремлению правящих кругов Ирана привлечь в страну американский капитал. Сразу же по вступлении Мошира од-Доуле на пост премьера ему была вручена нота госдепартамента, заявлявшая, что «правительство США глубоко заинтересовано в принципе открытых дверей и... придает величайшее значение сохранению в Персии таких возможностей для американских интересов, какими пользуются интересы любой другой нации».

В пресловутых американских принципах «открытых дверей» и «равных возможностей» правящие круги Ирана видели противовес английским принципам «сфер влияния» и «специальных интересов». В ответной ноте от 26 января 1922 г. правительство Мошира од-Доуле заверило США, что «будет делать все, что в его силах, для сохранения этого принципа» [131, стр. 316—317].

Главным в отношениях нового правительства с Соединенными Штатами являлся вопрос о финансовом займе.

о предоставлении Ирану займа в 1 млн. долл., и 5 января 1922

г. меджлис утвердил соответствующий законопроект [187, стр 61—62].

Стремясь не допустить получения Ираном американского займа, Англия отказалась предоставить под залог иранскую долю прибылей АПНК, сославшись на то, что она сама является кредитором иранского правительства [88, № 118, 1922, стр. 44]. В то же время Англия предложила Ирану заем при условии признания всех концессий, полученных ранее англичанами помимо меджлиса, в том числе прав АПНК на концессию Хоштария, обеспечения займа доходами от АПНК (с обязательством не закладывать последние другим кредиторам), отказа от переговоров о займе с США, ограничения численности иранской армии до 30 тыс. человек и т. д. [62, стр. 16—17; 15, стр. 219]. Газета «Хайат-е джавид» 31 января 1922 г. по этому поводу писала: «Мы считаем врагом Персии всякого, кто решится заключить такой заем» [цит. по: 88, № 118, 1922, стр. 43—44]. Иранское правительство не осмелилось даже внести английское предложение на рассмотрение меджлиса.

Между тем Англо-персидская нефтяная компания добилась согласия «Стандард ойл» на совместную эксплуатацию на равных началах нефтяных месторождений северных провинций Ирана в обмен на допуск американской компании к эксплуатации нефтяных ресурсов Палестины и Месопотамии. Действия «Стандард ойл» показали, насколько обоснованным было беспокойство Советского правительства по поводу предоставления этой компании нефтяной концессии в Северном Иране.

В феврале 1922 г. решение об объединении двух компаний было официально доведено до сведения иранского правительства. Общественность страны была возмущена сговором двух империалистических хищников. Представители буржуазно-помещичьих кругов в меджлисе, возлагавшие на сближение с Соединенными Штатами надежду ограничить английское влияние, потребовали аннулировать предоставленную американской компании концессию, что и было сделано 2 марта 1922 г.41.

Это решение еще раз продемонстрировало правящим кругам Великобритании антианглийские настроения значительной части господствующих классов Ирана.

Потерпев неудачу в попытке подобраться к северо иранской нефти, Англия решила любым путем сорвать получение Ираном начавшихся с начала марта платежей по американскому займу. Нотой от 15 марта английская миссия в Тегеране заявила министерству иностранных дел Ирана, что принятие этого займа равносильно признанию законности соглашения между АПНК и «Стандард ойл», поскольку он якобы выдается за счет этих двух компаний. Мошир од-Доуле распорядился приостановить получение платежей до точного выяснения источника займа. Дополнительный запрос Вашингтона, однако, установил, что заем выдается без всякой связи с концессией фирмы «Пирпонт» [190, стр. 109—110]. Явный шантаж, к которому прибегла британская миссия, еще больше скомпрометировал Англию в общественном мнении Ирана.

Полученный в США заем не мог, разумеется, разрешить финансовые трудности Ирана, и в конце мая 1922 г. правительству все же пришлось прибегнуть к английскому займу на сумму 500 тыс. туманов. Правда, оно отвергло английское требование о предоставлении в виде гарантии доходов северных таможен, но оказалось вынужденным заложить англичанам доходы с таможен Кер- маншаха и Сеистана [70, стр. 94]. Большая часть полученных займов была израсходована на нужды армии, занятой в это время главным образом подчинением полунезависимых окраинных феодалов — ханов племен, всячески уклонявшихся от уплаты налогов центральному правительству.

Главы южных племен, связанные с Великобританией договорами об охране промыслов АПНК, пользовались поддержкой англичан. В марте — апреле 1922 г. при содействии секретаря британской миссии Смарта и английского консула в Ахвазе Пилля был заключен в Месдже- де-Сулеймане союз между шейхом Мохаммеры Хазалем и бахтиарскими ханами. Вскоре после этого началось антиправительственное выступление лурских племен, грозившее отрезать Тегеран от всех западных и южных провинций.

Следует отметить, что в Северном Иране не все пле* менные выступления пользовались поддержкой Англии. В качестве примера можно отметить выступление курдских племен во главе с одним из крупнейших иранских феодалов, Исмаилом-ага Симко, которое, хотя и имело в своей основе национально-освободительный характер, в силу ряда исторических причин не вышло в тех условиях за рамки феодально-сепаратистского движения. По словам английского политического комиссара в Киркуке (Ирак) Эдмондса, Симко был крайне удивлен отказом Англии оказать ему помощь в борьбе против «враждебного» ей, как он пишет, государства [109, стр. 307]. Английский отказ объясняется тем, что помощь Симко могла усилить позиции национально-освободительного движения курдов Иракского Курдистана, направленного против английского господства [50, стр. 110—114].

Поддерживая выступления племен против центрального правительства, Англия стремилась предотвратить возможные попытки Тегерана ограничить бесконтрольное хозяйничанье АПНК в Иране и усилить финансовую зависимость иранского правительства от британского капитала.

С той же целью английские империалисты препятствовали всем мероприятиям иранского правительства, направленным на ослабление финансового кризиса в стране за счет ущемления интересов империалистических держав. 14 июня 1922 г., уже после ухода в отставку кабинета Мошира од-Доуле, по инициативе англичан иранскому правительству была вручена совместная нота дипломатических миссий Англии, США, Франции, Бельгии и Италии, протестовавших против намерения правительства Ирана обложить муниципальными налогами подданных иностранных держав и квалифицировавших это намерение как покушение на капитуляционный режим [134д, стр.

Выход из финансового кризиса и преодоление экономической депрессии значительная часть буржуазно-помещичьих кругов Ирана, связанная в прошлом с русским рынком, видела в установлении тесных экономических связей с Советской Россией. Под давлением этих кругов правительство Мошира од-Доуле направило в Москву торговую делегацию для переговоров о торговом договоре.

Однако развитие советско-иранских торговых связей осложнялось рядом трудностей, основной из которых было применение иранской стороной в отношении советско-иранской торговли таможенного тарифа 1920 г. Чрезмерно высокие ставки этого тарифа резко увеличивали стоимость товаров иранского экспорта и затрудняли импорт советских товаров в Иран. В то же время установленная в Советском государстве монополия внешней торговли и распространение на торговое представительство РСФСР минимума дипломатических привилегий воспринимались значительной частью правящих кругов (не без влияния антисоветски настроенных элементов и скрытой агентуры империализма) как стремление Советского правительства к восстановлению режима капитуляций. Решающую же роль играло недовольство крупных иранских купцов тем, что система монополии внешней торговли лишала их возможности получать спекулятивные барыши на советских рынках.

Эти круги в Иране развернули кампанию против советской политики монополии внешней торговли, приписывая ей все трудности, имевшиеся в советско-иранских торговых отношениях. В марте — апреле 1922 г. министр иностранных дел Ирана Хаким оль-Мольк несколько раз заявлял советскому полпреду в Тегеране «протесты» против «невыносимого образа действий» представителей Внешторга в Иране [32, т. V, стр. 292—293, 738—739]. В ноте от 7 мая 1922 г. Ф. А. Ротштейн указывал, что «трактовать существующий порядок торговых взаимоот* ношений Внешторга с персидским купечеством как свое^ волие Внешторга абсолютно невозможно. Внешторг РСФСР исходит исключительно из тех положений, которые установлены моим Правительством для проведения внешней торговли» [32, т.

В то же время Советское правительство предоставило иранскому купечеству право свободного ввоза, торговли и вывоза на Нижегородской ярмарке. При ярморочном комитете была создана секция по оказанию содействия иранским купцам, деятельность которой помогла им заключить пять контрактов с крупными советскими торговыми организациями. Активное участие купцов в ярмарке сыграло немаловажную роль в ослаблении враждебной кампании против органов Внешторга в Иране [32, т. V, стр. 416—417, 746].

Советское правительство и в других случаях проявляло свое дружественное отношение к Ирану. Когда в связи с решением правительства РСФСР принять участие в работе Генуэзской конференции в Иране возникли слухи относительно изменения основ восточной политики Советской России, Ф. А. Ротштейн направил 4 февраля 1922 г. иранскому министру иностранных дел ноту, в которой заявил, что «восточная политика России останется диаметрально противоположной восточной политике империалистических держав, стремясь к самостоятельному экономическому и политическому развитию восточных народов и оказывая им в этом всяческую поддержку» [32, т. V, стр. 80—81]. В ответной ноте от 8 февраля Хаким оль-Мольк писал, что его правительство «бесконечно обрадовано» этим заявлением [32, т. V, стр. 81].

Однако никаких конкретных шагов по нормализации ирано-советских отношений кабинет Мошира од-Доуле не предпринимал. В частности, на территории страны по-прежнему продолжалась враждебная деятельность различных антисоветских националистических и белогвардейских групп [32, т. V, стр. 186—187].

Двойственная политика Мошира од-Доуле по отношению к Советской России не могла обеспечить ему широкую поддержку со стороны той части буржуазнопомещичьего лагеря, которая была заинтересована в развитии советско-иранских связей. В то же время политика лавирования коалиционного кабинета Мошира од-Доуле между феодальными и буржуазно-помещичьими кругами не соответствовала изменяющемуся соотношению классовых и политических сил в Иране. Активизация с начала 1922 г. буржуазно-помещичьих кругов привела к образованию в меджлисе и вне его так называемого Национального блока, объединявшего прогрессивных националистически настроенных представителей средней и мелкой буржуазии, помещиков и интеллигенции. Блок возглавили Сулейман-Мирза, Мостоуфи оль- Мамалек и другие прогрессивные деятели, активно выступавшие за укрепление национальной независимости Ирана и за развитие дружественных отношений с Советской Россией [38, стр. 54—55]. Разногласия между Реза- ханом, тесно связанным с Национальным блоком, и пре мьером привели 23 мая 1922 г. к отставке правительства Мошира од-Доуле. Вплоть до сформирования нового кабинета фактическое управление всеми государственными делами было сконцентрировано в руках Реза-хана [178а, стр. 44—45].

Развернувшаяся в последующие дни борьба в меджлисе за кандидатуру премьера явилась серьезным испытанием сил буржуазно-помещичьего лагеря. Однако выдвинутая им кандидатура Мостоуфи оль-Мамалека была забаллотирована. 6 июня меджлис большинством голосов (65 из 80) высказался за кандидатуру Кавама ос- Салтане [193, стр. 212]. Результаты голосования еще раз показали, что в условиях феодального Ирана представительное учреждение являлось дополнительным орудием укрепления политического господства класса фео- далов-помещиков. 17

июня 1922 г. был сформирован новый кабинет, в котором Кавам ос-Салтане взял себе также портфель министра иностранных дел. Военное министерство по- прежнему возглавлял Реза-хан. В программном заявлении премьер обещал продолжать политический курс своего первого правительства. Особый упор был сделан *на необходимость срочной реорганизации министерства финансов и окончательного разрешения вопроса о северной нефти.

Приглашение американской финансовой миссии теперь было облегчено изменившейся позицией Англии по этому вопросу. Еще в начале 1922 г. британский посол в Вашингтоне сообщил госдепартаменту, что Керзон не будет возражать против посылки в Иран американского финансового советника [134е, стр. 523]. В меморандуме «Форин-Оффиса», представленном в госдепартамент 1

марта 1922 г., говорилось: «Правительство Его Величества, разочаровавшееся в безуспешных попытках помочь Персии усовершенствовать ее внутреннюю администрацию и ввести здоровые финансовые методы, готово оказать лояльное содействие правительству Соединенных Штатов, если оно решит... взять на себя эту задачу». В меморандуме отмечалась заинтересованность Англии в том, чтобы именно такая «дружественная и незаинтересованная держава, как Соединенные Штаты», взяла на себя эту миссию, гарантировалась «полная дипломатическая поддержка в Тегеране» американским финан совым советникам и выражалась надежда на «совместные действия» двух правительств и «откровенный обмен мнений между ними». За это Англия соглашалась безоговорочно признать принцип «открытых дверей» в отношении иностранной коммерческой инициативы в Иране [134е, стр. 524—525; 144, стр. 41].

Таким образом, ослабление английских позиций в Иране побудило «Форин-Оффис» искать в лице Соединенных Штатов союзника по совместной эксплуатации иранского народа. В оздоровлении финансовой системы Ирана с помощью специалистов империалистической державы правящие круги Великобритании видели возможность создать одно из необходимых условий для нормального функционирования британского капитала в стране. 28 декабря 1922 г. председатель правления Шахиншахского банка заявил на годичном собрании акционеров, что служащие банка будут оказывать «всяческое содействие» усилиям американской миссии «поставить финансовую администрацию (Ирана. — С. А.) на здоровый фундамент» [131, стр. 81].

Уже в июне 1922 г. правительство США решило отправить в Иран финансовую миссию во главе с экономическим советником госдепартамента Артуром Миль- спо. Стремясь оградить себя от возможных политических недоразумений и, вероятно, от необходимости слишком тесного сотрудничества с Англией, правительство США настояло на том, чтобы миссия не носила официального характера [134е, стр. 525—527]. В середине августа иранский посланник в Вашингтоне X. Ала подписал контракт с А. Мильспо, предоставивший ему обширные полномочия не только в финансовой, но и во всей экономической жизни страны. Хотя еще в период правления первого кабинета Кавама ос-Салтане меджлис утвердил закон, согласно которому каждый контракт о найме иностранца должен был содержать пункт, воспрещающий ему вмешиваться в политические дела, контракт А. Мильспо вменял ему в обязанность участие в дипломатических переговорах по финансовым и экономическим вопросам [131, стр. 19—21, 84, 109—110].

Привлечение американской финансовой миссии было встречено господствующими классами с таким же энтузиазмом, как и предоставление в свое время концессии «Стандард ойл». Председатель бюджетной комиссии

Меджлиса Носрет од-Доуле под возгласы всеобщего одобрения заявил, что день приезда А. Мильспо будет «первым днем новой эпохи» в истории страны [190, стр. 151—152]. Депутаты меджлиса сообщили А. Мильспо, что считают американскую миссию «креатурой парла- мента».

Особенно тесные отношения с А. Мильспо установил Реза-хан, стремившийся с помощью американской миссии улучшить финансовое обеспечение армии; А. Мильспо, в свою очередь, нуждался в поддержке армии для сбора налогов и вообще успешного осуществления функций миссии. Одним из первых результатов сотрудничества Реза-хана и А. Мильспо было получение от Шахиншахского банка аванса в 4 млн. туманов [131, стр. 36, 46—48, 82].

Свое положение в Иране А. Мильспо использовал в интересах американских нефтяных фирм.

После отказа правительства Мошира од-Доуле признать законность сделки «Стандард ойл» с АПНК к североиранской нефти стала подбираться американская нефтяная компания «Синклер». В июне 1922 г. по инициативе 42 депутатов во главе с Носретом од-Доуле, стремившихся облегчить усилия этой компании, меджлис подтвердил решение кабинета Мошира од-Доуле и принял поправку к закону от 21 ноября 1921 г., предоставившую правительству право вести переговоры о нефтяной концессии в Северном Иране с какой-либо «независимой и авторитетной американской компанией» [145, стр. 90; 192, стр. 336].

В меморандуме от 30 июня 1922 г. «Стандард ойл» заверила иранское правительство, что отныне не будет вступать в соглашение с другими иностранными компаниями, и благодаря этому получила возможность выступить соискателем концессии наряду с «Синклер». Однако представленные обеими американскими фирмами предложения после изучения в специальной комиссии меджлиса были отклонены, как «не отвечающие интересам Ирана» [134д, стр. 543].

Вопрос о концессии перешел в стадию закулисной борьбы, отражавшей различные политические интересы и ориентации. Буржуазно-помещичьи круги, справедливо усматривая в «Стандард ойл» представителя английских нефтяных интересов, активно выступали против предо- ставлення концессии этой компании. «Стандард ойл» пользовалась поддержкой английской миссии в Тегеране и опиралась главным образом на группу крупных фео- далов-помещиков во главе с премьером, стремившимся путем передачи вопроса в комиссии и подкомиссии изолировать компанию «Синклер». 10 января 1923 г. представители оппозиции в меджлисе, сославшись на телеграмму из Вашингтона, обвинили премьера в том, что американские компании в случае утверждения концессии обещали ему и другим членам кабинета 150 тыс. долл. [93, 16.1.1923; 165, стр. 187]42. В результате правительству Кавама ос-Салтане так и не удалось решить вопрос о североиранской нефти.

Политику своего первого кабинета новый премьер проводил и в отношениях с Советским государством. Начавшиеся 15 июня 1922 г. в Москве советско-иранские торговые переговоры дважды (в августе и ноябре 1922

г.) прерывались по вине иранской стороны [32, т. V, стр. 739]. В качестве повода для срыва переговоров правительство Кавама ос-Салтане использовало вопрос о монополии внешней торговли в Советском государстве. В ноте министерства иностранных дел Ирана советскому полпреду в Тегеране Б. 3. Шумяцкому от 16 июля 1922

г. было выдвинуто требование «принять срочные и энергичные меры к прекращению подобного рода деятельности Внешторга». Это требование мотивировалось безвыходным положением, которое будто бы создалось для иранских купцов в результате деятельности Внешторга в Иране [32, т. V, стр. 553].

В действительности единичные выступления иранского купечества против деятельности Внешторга в Иране инспирировались правительством. Среди купцов распространялись прокламации с призывом протестовать против деятельности советских торговых органов и в случае бездействия властей самим начать активные действия. Местные власти устраивали собрания купцов и вели агитацию против органов Внешторга; отдельные начальники таможен игнорировали советские внешнеторговые организации.

В ноте заместителя наркома иностранных дел РСФСР Л. А1. Карахана иранскому посланнику в Москве Мо- шавер оль-Мамалеку от 16 августа 1922 г. отмечалось, что «монополия внешней торговли является основным моментом государственного строительства Советской России и Российское Правительство полагает, что не только переговоры по заключению торгового договора между Россией и Персией, но даже поддержание торговых отношений на том уровне, на каковом они сейчас находятся, ставятся под угрозу вышеозначенным отношением как Центрального Персидского Правительства, так и его местных органов к органам внешней торговли РСФСР» (32, т. V, стр. 552—553]. В ответ на ноту Л. М. Карахана Мошавер оль-Мамалек 29 августа 1922

г. заявил, что министерство иностранных дел Ирана имеет «право не признавать за представителями Народного Комиссариата [Внешней] Торговли привилегии монополии торговли в различных пунктах Персии» [32, т. V, стр. 553].

Несмотря на отношение иранского правительства, правительство РСФСР, «желая закрепить тесные узы торговых отношений Советской России с персидским купечеством», пригласило в начале августа купечество важнейших районов Ирана направить специальную торговую делегацию для широкого и свободного ознакомления с торговым положением и торговыми кругами Советской России [32, т. V, стр. 549—550]. В сентябре 1922

г. в Баку была организована торговая ярмарка, куда были приглашены иранские купиы. Хотя ввоз товаров иранского происхождения на ярмарку и вывоз закупленных иранскими купцами советских товаров мог производиться без разрешения органов Внешторга [32, т. V, стр. 577], правительство Кавама ос-Салтане всячески стремилось затруднить поездку иранских купцов на ярмарку. Тем не менее многие из них приняли активное участие в ярмарке.

Антисоветская политика Кавама ос-Салтане и в других случаях встречала противодействие буржуазно-по- мещичьих кругов страны. Так, депутаты меджлиса пытались совместно с советским полпредом Б. 3. Шумяц- ким выработать платформу развития ирано-советских отношений [79, стр. 253].

Однако правительство не считалось с этими настроениями. Более того, оно под разными предлогами уклонялось также от подписания предусмотренного статьей III советско-иранского договора 1921 г, соглашения о пользовании пограничными водами; в нарушение статьи V этого договора по-прежнему попустительствовало, а подчас и покровительствовало антисоветской деятельности белогвардейских и дашнакских элементов на территории Ирана; не предпринимало, по существу, каких- либо действенных мер по пресечению продолжающихся нападений на советскую территорию со стороны разбойничьих и контрреволюционных банд. В то же время оно позволило себе обвинить Советское правительство (нота от 18 ноября 1922 г.) в подстрекательстве астрабадских туркмен к восстаниям путем раздачи им денег и оружия.

В ответной ноте НКИД РСФСР от 24 ноября справедливо указывалось: «Политика Советской России по отношению к Персии, стремящаяся к укреплению политической и экономической мощи Персидского государства, принципиально не может сочувствовать каким-либо сепаратистским стремлениям персидских окраин, ни тем более их борьбе против центрального правительства... известно по персидским газетам, что раздача оружия племенам и возбуждение последних против центрального правительства входит, к сожалению, в политическую программу одной из иностранных держав в Персии, которая может быть заинтересована в отвлечении общественного внимания, путем ложных слухов, от своей преступной деятельности в другом направлении» [32, т. VI, стр. 18—19].

Под давлением прогрессивной общественности Ирана Кавам ос-Салтане был вынужден продолжить начатые его первым кабинетом меры по нормализации отношений с Турцией43. Еще в конце июля 1921 г. с целью установ ления добрососедских отношений в Иран прибыла делегация анкарского правительства. В свою очередь, иранское правительство направило в Анкару министра просвещения Момтаза од-Доуле с поручением обсудить ряд вопросов ирано-турецких отношений [162, 1 .VIII. 1921]. Прогрессивная общественность Ирана выражала симпатии к борющейся против империалистических держав Турции. Газета «Мейхан» писала: «Какие бы планы ни создавала Великобритания относительно Турции, народ Персии открывает свои объятия турецкому народу» [цит. по: 88, № 102, 1921, стр. 31]. Под давлением этих настроений 26 июня 1922 г. кабинет Кавама ос-Салтане официально признал правительство Великого национального собрания Турции [139, стр. 290]. Спустя несколько дней иранский чрезвычайный посол Момтаз од-Доуле вручил Мустафе Кемалю верительные грамоты.

С этого времени наметилось некоторое улучшение ирано-турецких отношений. В сентябре 1922 г. в ответ на призыв Советского правительства [см: 32, т. IV, стр. 433—434] кабинет Кавама ос-Салтане послал правительству Греции протест против жестокостей греческой армии по отношению к мирному населению при отступлении с турецкой территории [178а, стр. 134]. В октябре 1922

г. в Анкару был направлен адъютант военного министра Ирана Реза-хана для поздравления Мустафы Кемаля с победами над интервентами. Прибывшему в начале 1923 г. в Тегеран новому турецкому послу Мохи эд-Дину иранское население устроило восторженную встречу [178а, стр. 161].

Однако нормализация ирано-турецких отношений тормозилась не изжитыми еще у части господствующих

классов Ирана захватническими устремлениями в отношении Турецкого Курдистана. В ноябре 1922 г. руководитель курдского национально-освободительного движения в Ираке шейх Махмуд обратился к правительству Ирана с нотой о намерении создать из входящих в Иран, Турцию и Ирак частей Курдистана независимое госу^ дарство под суверенитетом Ирана. Хотя окончательное решение по этому вопросу было отложено Кавамом ос- Салтане до приезда из Европы шаха, факт принятия ноты, как заявили депутаты Национального блока на заседании меджлиса от 18 января 1923 г., сам по себе являлся «молчаливым признанием» этого государства [90, 13.1.1923, 20.111.1923].

Между тем к концу 1922 г. даже западные державы, по существу, были вынуждены отказаться от открытых притязаний на Турецкий Курдистан. Во всяком случае, в порядке дня Лозаннской конференции, созванной державами Антанты для пересмотра срованного героической борьбой турецкого народа Севрского договора, этот вопрос уже не фигурировал. По-видимому, по этой причине правительство Кавама ос-Салтане в ответ на запрос Советского правительства, сделанный еще в октябре 1922 г., заявило о своем нежелании принять участие в конференции [17, стр. 79].

Лишь после того как стало известно, что на конференции будет также обсуждаться вопрос о Мосуле и других районах, пограничных с Ираном, иранское правительство, ссылаясь на свою заинтересованность в восстановлении мира на Востоке и развитии взаимоотношений с Турцией, обратилось к представителям приглашающих держав с просьбой о допуске на конференцию. В ответе говорилось, что, «поскольку Персия не находится в состоянии войны с Турцией и не является прибрежным черноморским государством, допуск ее на конференцию выходил бы за пределы компетенции последней». В то же время на конференции было заслушано заявление ассиро-халдейской делегации, некоторые из членов которой являлись иранскими подданными. Правительство Кавама ос-Салтане было вынуждено направить державам ноты протеста. 11 января 1923 г. иранский посланник в Швейцарии Зока од-Доуле передал протест также в президиум конференции [178а, стр. 155— 156; 32, т.VI, стр. 154].

Советское правительство на Лозаннской конференции стремилось оказать содействие дальнейшему сближению Турции и Ирана. 13 января 1923 г. российско-украинско- грузинская делегация направила председателям Лозаннской конференции ноту, в которой заявила, что «считает несправедливым и противоречащим делу мира недопущение персидских делегатов к работам конференции» [32, т. VI, стр. 153—154]. В связи с этим Зока од- Доуле 15 января 1923 г. писал Г. В. Чичерину: «Вы еще раз доказали широту и искренность дружеских взаимоотношений, столь счастливо существующих между народами России и Персии, равно как действительный интерес, который Вы питаете к делу прогресса и величия народов Востока» [32, т. VI, стр. 153—155]. Советская нота нашла широкий отклик у передовой иранской общественности. Публикация ноты в газетах сопровождалась резкими антиправительственными статьями.

Внешнеполитический курс Кавама ос-Салтане вызывал резкую критику в националистических кругах. 18

января Национальный блок организовал грандиозный митинг протеста против антисоветской внешней политики правительства. В тот же день на заседании меджлиса представители левых группировок обвинили премьера в предательстве национальных интересов страны и проведении проимпериалистической и англофильской внешней политики [90, 25.1.1923, 20.111.1923]. 25 января 1923 г. Кавам ос-Салтане был вынужден уйти в отставку. В борьбе против этого ставленника феодальнопомещичьего лагеря Национальный блок увеличил число своих сторонников в меджлисе с 12 до 48 депутатов [17, стр. 70, 78], что значительно ослабило позиции феодального большинства.

Немаловажную роль в падении кабинета Кавама ос- Салтане сыграло противодействие военного министра проимпериалистическим мероприятиям премьера. Неслучайно английская пресса позже сетовала на нежелание Реза-хана сотрудничать с «этим способнейшим из всех премьеров после его брата Восуга од-Доуле» [162, 29. Х.1923]. Новое правительство, сформированное 14 февраля 1923 г., возглавил один из лидеров Национального блока— Мостоуфи оль-Мамалек; как и в предыдущих кабинетах, Реза-хан в этом кабинете сохранил за собой пост военного министра. Остальные министерские портфели также были распределены между националистическими деятелями. В правительственной программе говорилось о стремлении заключить торговый договор с Советской Россией и окончательно решить вопрос о концессии на нефтяные месторождения северных провинций. 27

февраля Мостоуфи оль-Мамалек и поверенный в делах РСФСР в Иране Б. 3. Шумяцкий подписали сов- местное коммюнике о возобновлении советско-иранских переговоров о торговом договоре и таможенной конвенции. Стороны обязались в течение месяца найти взаимовыгодные решения по выработке и подписанию торгового договора, немедленно и обоюдно ввести впредь до выработки новой таможенной конвенции сроком на три месяца, начиная с 25 февраля 1923 г., таможенные тарифы 1901 г. как на территории Ирана, так и на территории Советской России [32, т. VI, стр. 208—209]44. Одновременно Советское правительство предоставило иранским купцам право свободного безлицензионного ввоза в советские республики товаров традиционного иранского экспорта и свободного вывоза из советских республик з Иран советских товаров по твердо установленным спискам, введенным в действие с 27 марта 1923 г. [32, т. VI, стр. 238, 614].

9 марта 1923 г., после перерыва в три с половиной месяца, вызванного политикой Кавама ос-Салтане, возобновились советско-иранские переговоры [32, т. VI, стр. 221]. 25—27 апреля были выработаны и парафированы почтовая и телеграфная конвенции, а спустя некоторое время — и торговый договор, предусматривавший выгодный для Ирана взаимный безлицензионный ввоз товаров, право транзита для иранских купцов через территорию СССР, основание в Иране советского торгового представительства и т. д.

Правительству Мостоуфи оль-Мамалека удалось сдви нуть с мертвой точки и разрешение вопроса о нефтяной концессии, остававшейся предметом ожесточенной конкуренции между двумя американскими компаниями. «Стандард ойл», все еще не отказавшаяся от сотрудничества с английским капиталом, опиралась на поддержку А. Мильспо и с его помощью оказывала давление на иранское правительство. Это вынудило компанию «Синклер» обратиться в госдепартамент с просьбой сообщить правительству Ирана, что позиция А. Мильспо не должна восприниматься как выражение точки зрения правительства США [134г, стр. 711—713]. Происки «Стандард ойл» не достигли успеха.

13 июня 1923 г. меджлис с незначительными поправками принял выработанный 20 мая нефтяной комиссией окончательный текст нефтяного законопроекта. Согласно новому закону, концессия могла быть выдана «самостоятельной» американской компании сроком от 40 до 50 лет в четырех северных провинциях на условиях ежегодной выплаты Ирану 20—28% чистых прибылей, предоставления 30% акций иранскому правительству или его подданным и содействия Ирану в получении в США займа в 10 млн. долл. Специальная статья (XIV) запрещала концессионеру передавать свои права другой иностранной компании [текст см.: 187, стр. 166—179].

Несмотря на усиленные попытки проанглийских кругов задержать утверждение законопроекта, новый закон был принят 50 голосами из 68. Не совсем по вкусу пришелся закон и некоторым американским нефтяным и финансовым кругам. По свидетельству американского консула в Тегеране, А. Мильспо безуспешно настаивал на отклонении законопроекта меджлисом, пытаясь придать ему более приемлемую для «Стандард ойл» форму. Статья XIV, писал американский консул государственному секретарю, «служит ясным выражением господствующего антибританского духа в Персии» и «имеет в виду ясное и окончательное исключение британского участия». Недовольство вызвало и исключение одной провинции из сферы концессии [134г, стр. 713—715]45. Как угрозу английским нефтяным интересам в Иране рассматривали правящие круги Великобритании и начавшуюся с середины 1923 г. подготовку Реза-хана к борьбе против сепаратизма племен южных и юго-западных провинций. Следует отметить, что проводившееся до этого времени подчинение центральной власти северных и центральных областей 46 объективно отвечало интересам Англии и встречало ее поддержку. В цитированном выше выступлении председателя правления Шахиншахского банка от 28 декабря 1922 г. отмечалось, что «в результате общего улучшения путей сообщения, последовавшего за установлением порядка и безопасности в провинциях» благодаря усилиям Реза-хана, в 1922 г., впервые за последние семь лет, ни одно из отделений банка не закрылось «из-за беспорядков» [131, стр. 80]. Однако перспектива подчинения центральной власти юго- западных районов с неизбежным при этом замещением на губернаторских постах племенной верхушки высшим офицерством далеко не устраивала английских империалистов. Англо-персидская нефтяная компания стремилась пользоваться прежней свободой действия на юге и не желала быть поставленной под прямой контроль государства.

С весны 1923 г. Великобритания начала деятельно готовиться к защите английских позиций в Южном Иране, демонстрируя при этом в одних случаях свою военную мощь, а в других — укрепляясь на ранее захваченных иранских островах в заливе. Во всех случаях преследовалась цель запугать правящие круги Ирана и предотвратить военные походы Реза-хана на юг. 20 марта англичане высадили в иранских портах Персидского залива военный отряд численностью 800 человек. Правительство незамедлительно обратилось к английской миссии с требованием отозвать войска [178а, стр. 186—187; 90, 17.IV.1923]. В мае 1923 г. англичане, предварительно инспирировав на оккупированных ими еще в XIX в. Бахрейнских островах столкновение между арабами и персами, в результате которого было убито и ранено 40 персов, направили в Персидский залив два военных корабля. Высаженный на острова военный отряд подверг ре* прессиям и высылкам часть иранского населения [178а, стр. 245—246; 89, кн. 5, 1923, стр. 186]. Патриотические элементы Бахрейна, выступавшие за воссоединение с Ираном, направили в Тегеран документы, доказывающие права Ирана на Бахрейнский архипелаг [86, стр. 43; 198, 28.VI.1925].

Будучи бессильно в тех условиях реально сопротивляться английской агрессии, иранское правительство тем не менее оказывало посильное противодействие Англии. Так, в меджлисе был поднят вопрос о необходимости избрания депутата от Бахрейна. В то же время иранская делегация на четвертой ассамблее Лиги наций голосовала против всяких поправок к статье 10 Устава Лиги, согласно которой члены этой организации обязывались охранять от внешней агрессии территориальную целостность и политическую независимость государств — членов Лиги. Хотя все остальные делегации выступили за поправки, они не получили законной силы, так как для их принятия требовалось единогласие всех членов Лиги наций [148, стр. 83; 104, стр. 185]. Правящим кругам Великобритании пришлось задуматься над мерами противодействия «настойчивому и до некоторой степени молчаливому персидскому ирредентизму в отношении Бахрейна», о чем свидетельствует переписка по этому вопросу между Керзоном и П. Лореном в 1923 г. Несколько позже британский посланник в Тегеране писал новому министру иностранных дел Англии О. Чемберлену о существующей опасности того, что по мере усиления Ирана «этот туманный ирредентизм может стать более реальным и менее молчаливым» [108в, стр. 824].

Кабинет Мостоуфи оль-Мамалека оказывал сопротивление британской агрессии и в других районах. В феврале 1923 г. министерство иностранных дел Ирана заявило английской миссии в Тегеране протест против использования Англией иранской железнодорожной станции Доздаб в целях подавления восстания афганских племен и потребовало увода прибывшего туда отряда [90, 17.11.1923]. Вместе с тем иранское правительство в своих действиях руководствовалось положениями ираноафганского договора от 22 июня 1921 г., провозглашавшего вечную дружбу между двумя странами, нейтралитет в случае войны одной из договаривающихся сторон с третьим государством, взаимный отказ от консульской юрисдикции и т. д. [текст см.: 95, стр. 194—196; 138, стр. 23—27]47.

Антианглийские тенденции внешней политики правительства Национального блока и в особенности начавшаяся нормализация ирано-советских отношений вызывали все возрастающее беспокойство правящих кругов Великобритании. Осуществляя захватническую политику в Персидском заливе и других районах Востока, английские империалисты в то же время стремились приостановить дальнейший рост влияния Советского государства в Иране. 8 мая 1923 г. английский официальный агент в Москве Ходжсон вручил заместителю наркома иностранных дел СССР М. М. Литвинову меморандум, вошедший в историю под названием «ультиматум Керзона», в котором среди прочего советский полпред в Тегеране Б. 3. Шумяцкий необоснованно обвинялся в ан- тибританской деятельности и содержалось требование о его отзыве. Совершенно ясно, что английские империалисты стремились таким путем замаскировать собственные неблаговидные дела в Иране и других странах Востока. В ответной ноте Советского правительства от 11 мая 1923 г. разоблачался фальшивый характер приведенных Керзоном сведений относительно антибританской деятельности, якобы проводимой Б. 3. Шумяцким в Иране, и решительно отклонялась попытка английских империалистов диктовать СССР свою волю, требовать от него отказа от самостоятельной политики [32, т. VI, стр. 288—298]. Керзону пришлось отступить.

Однако в самом Иране англичане, опираясь на реакционную феодальную верхушку, усилили подрывную деятельность против правительства Национального блока. Английская агентура всеми силами стремилась дезорганизовать работу государственного аппарата на местах и в центре. В Энзели, Тебризе, Керманшахе и других городах руками наемных убийц были уничтожены видные руководители организаций Национального блока '[17, стр. 85].

Ответом на вмешательство английских империалистов в политическую жизнь Ирана явилось некоторое оживление демократического антиимпериалистического движения. По стране прокатилась волна митингов и демонстраций, направленных против сил реакции и английских империалистов. Однако буржуазно-помещичье руководство Национального блока не решилось опереться на народные массы.

Это позволило реакции предпринять решительные меры для низложения правительства. Поводом к наступлению в меджлисе послужило получение сообщения об успешном завершении советско-иранских торговых переговоров. 11 июня 1923 г. парламентская оппозиция во главе с Модарресом внесла в меджлисе интерпелляцию по вопросу о внешней политике правительства, открыто обвинив его в «русофильстве» и слишком тесном сближении с Россией [178а, стр. 233; 172, стр. 83—84]. Лидеры Национального блока проявили в меджлисе полную пассивность, и кабинет Мостоуфи оль-Мамалека подал в отставку. Иранское купечество, еще недавно выступавшее с призывами укреплять добрососедские и торговые отношения с Советским Союзом [см.: 87, 4.IV. 1923], не нашло ничего лучшего, как апеллировать к шаху не принимать отставки правительства [ 178а, стр. 235].

События, связанные с отставкой кабинета Мостоуфи оль-Мамалека, отражали слабость и непоследовательность буржуазно-помещичьих кругов, выступавших за централизацию страны и обеспечение ее независимости и в то же время опасавшихся нового подъема демократического движения. Наивно полагая, что «конституционность» и требование «соблюдения основных законов» приведут к торжеству их интересов, они подчас выступали й против диктаторских замашек Реза-хана. Однако к се- редине 1923 г. многие представители буржуазно-помещичьих кругов стали склоняться к мысли, что могут добиться осуществления своих целей лишь путем установления диктаторской власти в стране, направленной своим острием против крайне правых элементов феодального лагеря и наиболее радикальных групп Национального блока. Эти круги начали группироваться вокруг Реза- хана. Не случайно в день отставки кабинета Мостоуфи оль-Мамалека лидер Национального блока Сулейман- Мирза и известный своими националистическими взглядами министр иностранных дел Зока оль-Мольк (Фору- ги) на заседании меджлиса не столько выступали в защиту правительства, сколько расточали похвалы военному министру [178а, стр. 220—223]. Характерно, что Реза- хан, пренебрегая всеми нормами конституционной «законности», в отставку не подал и механически вновь вошел в качестве военного министра в новый кабинет, сформированный 16 июня 1923 г. Моширом од-Доуле.

Выбор кандидатуры нового премьера был обусловлен стремлением реакции использовать репутацию националиста, которой пользовался Мошир од-Доуле, для проведения антисоветской политики и предотвращения нового подъема демократического движения в стране. В кабинет вошли и другие известные националисты: Мосаддык — в качестве министра иностранных дел и Фо- руги — как министр финансов. Правительственная программа провозглашала в качестве основы будущей деятельности кабинета принцип «нейтралитета».

Реакция стремилась использовать Мошира од-Доуле и для противодействия Реза-хану, поскольку в связи с приближением окончания срока полномочий меджлиса 4-го созыва исчезала возможность парламентского контроля над деятельностью военного министра; вместе с тем реакция опасалась последствий вмешательства военных властей в начавшиеся выборы в меджлис 5-го созыва. Выступая на одном из последних заседаний меджлиса по поводу правительственной программы Мошира од-Доуле, лидер феодально-клерикального большинства Модаррес заявил: «Нынешний премьер-министр для

настоящего времени является наиболее подходящим по трем причинам: во-первых, в связи с его нейтралитетом в выборах, во-вторых, нейтралитетом во внешней поли тике, что в период между сессиями меджлиса имеет особое значение, и, в-третьих, в целях ускорения созыва пятой сессии» [172, стр. 85—86]. Иранская реакция не обманулась в своих ожиданиях.

Правительство Мошира од-Доуле сразу же встало на путь отказа от подписания советско-иранского договора. 29

июня 1923 г. состоялась встреча Л. М. Карахана и председателя иранской торговой делегации Таги-заде, на которой была достигнута договоренность подписать торговый договор 5 или 6 июля. Однако иранская сторона уклонилась от подписания договора в условленный срок [32, T.VI, стр. 378—379]. В ответ на сделанный Л. М. Караханом 7 июля запрос о причине задержки Таги-заде нотой от 10 июля сообщил, что его правительство отказывается подписать договор ввиду того, «что вопрос о гарантии в отношении продолжения свободной торговли... не получил желательного разрешения» [32, т. VI, стр. 386].

В ответной ноте от 16 июля Л. М. Карахан указывал, что уступки Советского правительства при переговорах по торговому договору в области режима монополии внешней торговли, выразившиеся в предоставлении иранским купцам возможности свободной торговли и других вопросах, «являются доказательством того, что Россия, не преследуя никаких агрессивных целей на Востоке, продолжает углублять и развивать те принципы своей внешней политики в отношении Персии, которые нашли столь яркое выражение в Московском договоре между Россией и Персией от 26 февраля 1921 г. ...Персидское правительство, аннулируя все достижения русско-персидской конференции в результате ее годовой работы, пытается идти иным путем, чем тот, который предуказан вышеозначенным Московским договором» [32, т. VI, стр. 385—386]. Вместе с тем в ноте подтверждалась готовность подписать принятый конференцией текст договора.

Правительство Ирана, однако, не откликнулось на дружественное предложение советской стороны. В ноте от 24 июля Л. М. Карахан был вынужден заявить, что Советское правительство принимает к сведению отказ правительства Мошира од-Доуле от двукратного предложения подписать торговый договор [32, т. VI, стр. 623]. Тем не менее 27 июля Л. М. Карахан вновь выразил го товность подписать в любой момент советско-иранский торговый договор [32, т. VI, стр. 398]. Однако иранская сторона и на этот раз игнорировала предложение правительства СССР.

Отказ Мошира од-Доуле подписать советско-иранский торговый договор вполне удовлетворил проанглийски настроенные круги феодальной аристократии и крупной буржуазии. В националистических же буржуазно-помещичьих кругах срыв советско-иранского договора не вызвал каких-либо движений протеста, хотя это задевало их непосредственные интересы. Англичане, казалось, должны были торжествовать. Однако ряд событий, связанных с политикой Великобритании в Ираке, отторгнутом ею в годы войны от Османской империи, способствовал вскоре новому подъему антианглийских настроений в Иране.

Иранское население всегда остро реагировало на малейшие изменения в статуте Месопотамии. Значительную роль в этом играла религиозная общность населения Ирана и племен среднего Евфрата и Тигра, составлявших более половины населения Ирака и исповедовавших ислам шиитского толка. Духовная организация шиитских богословов-моджтехидов, в подавляющем большинстве персов по происхождению, имела вакуфные владения как в Ираке, так и в Иране. Центры шиитской духовной организации в Месопотамии были местом паломничества иранских шиитов. Главный моджтехид Кербелы или Неджефа практически являлся главой всей шиитской духовной организации. Многочисленные иранские колонии в шиитских центрах Ирака также играли немалую политическую роль.

В стремлении Англии включить Ирак в состав Британской ближневосточной империи иранский народ справедливо усматривал угрозу политической и экономической независимости своей страны. Ирак с самого начала был базой и отправным пунктом английской интервенции в Иране и Закавказье. Керзон считал, что полный успех британской политики в Иране зависит от обладания Ираком [120, стр. 179]. Известная английская разведчица Гертруда Белл писала, что потеря Ирака будет означать для Англии неизбежную потерю Ирана, а затем и Индии [151, стр. 497]. Англия стремилась превратить Ирак з стража британских имперских интересов, в плацдарм борьбы против национально-освободительного движения народов Ирана и других соседних стран.

В 1922 г. в Ираке усилилось движение против колонизаторской политики Англии, в котором активное участие приняли шиитские моджтехиды, опасавшиеся потерять свои привилегии и стремившиеся сохранить свой авторитет среди шиитских масс. После заключения англо-иракского договора от 10 октября 1922 г., оформившего английское господство в стране, главный модж- техид Казимейна Халеси издал фетву, призывающую шиитов под угрозой лишения похорон на мусульманском кладбище бороться против договора. Позже шиитское духовенство запретило участие в выборах в меджлис, призванный утвердить этот договор [149, стр. 553]. В конце июня 1923 г. англо-иракские власти выслали Халеси с двумя сыновьями в Аден. В знак протеста против этого 34 видных иракских религиозных деятеля выехали в Иран.

Известие о высылке англичанами шиитских богословов вызвало в Иране взрыв возмущения. Группа представителей иранского духовенства обратилась к правительству с требованием выступить в защиту изгнанных моджтехидов. Купечество Тегерана предложило начать бойкот английских товаров. 7 июля иракские моджтехиды прибыли в Керманшах, где население устроило им торжественную встречу, сопровождавшуюся антианглий- скими выступлениями.

Это событие всколыхнуло всю страну. В большинстве провинций начались всеобщие забастовки; в зданиях телеграфа и мечетях проводились митинги. В эти дни шах и премьер-министр получили из провинций сотни телеграмм с требованием принять меры для прекращения английских насилий над шиитскими богословами в Ираке. В начале августа по инициативе тегеранских купцов и ремесленников в столице была проведена трехдневная всеобщая забастовка. Караван-сараи, базары, магазины были закрыты, в мечетях проводились антианглийские митинги.

Правительство оказалось в затруднительном положении. Опасаясь перерастания всенародного возмущения в стране в новый подъем антиимпериалистического движения и в то же время не желая обострять отношения с Англией, оно вступило в переговоры с английской мис- сией в Тегеране с целью добиться согласия Англии на приезд в Иран высланных в Аден моджтехидов. Иранский генеральный консул в Багдаде и посланник в Лондоне также получили инструкции начать соответствующие переговоры с английскими властями.

Высылка богословов оказала влияние и на внутриполитическую ситуацию в самом Ираке. В результате бойкота населением избирательной кампании выборы в меджлис в назначенный срок не состоялись и были отложены. Англичане оказались вынужденными пойти на некоторые уступки. 30 июля 1923 г., после переговоров с британским верховным комиссаром в Ираке, П. Лорен сообщил премьер-министру Ирана о разрешении богословам вернуться в Ирак (при условии их невмешательства в политические дела), а Халеси и его сыновьям — приехать в Иран.

Шиитские моджтехиды, однако, отказались вернуться в Ирак и двинулись из Керманшаха в сторону Тегерана. На пути их следования всюду устраивались антианглий- ские демонстрации. 5 августа богословы остановились в иранском религиозном центре — г. Куме [подробнее см.: 178а, стр. 247—257, 261—262, 277—278; 193, стр. 352— 360; 127, стр. 148—149; 156, стр. 160—161; 24] 48.

По всей стране прокатилась волна антианглийских манифестаций. 12 августа в Тегеране у зданий иностранных миссий состоялась 20-тысячная демонстрация. Делегация от демонстрантов передала членам советской миссии письмо с дружественными чувствами к народам Советского Союза и протестом против насилий английских империалистов. Британский посланник предусмотрительно уехал из города, хотя у здания английской миссии правительством была выставлена сильная охрана [87, 17. VIII.

1923]. 25 августа 1923 г. 15-тысячная колонна демонстрантов передала меджлису и шаху петицию с выражением протеста против империалистической полити ки Англии. На митингах ораторы призывали к бойкоту английских товаров [87, ЗО.VIII. 1923].

21 августа 1923 г. «Таймс» в статье «Потеря влияния в Персии» констатировала: «Это прискорбный, но бесспорный факт, что Англия в настоящее время непопулярна в Персии». «А популярность Советов,— по словам JI. Фишера,— росла пропорционально непопулярности Британии» [115, т. I, стр. 432].

Значительное влияние на усиление антианглийских настроений в Иране оказало известие о совершенном в Бушире 4 октября одним из английских служащих АПНК покушении на прибывшего из Адена Халеси. Английское консульство в Бушире, объявив террориста невменяемым, ВЗЯЛО его ПОД защиту. Министерство ИНО' странных дел Ирана вынуждено было заявить протест британской миссии и потребовать увольнения и высылки из страны английского служащего. Британский посланник принял это требование и обещал, что английский консул и директор АПНК принесут извинения [90, 10. Х.1923; 178а, стр. 277—278].

Халеси, оставшийся невредимым, перед выездом в Тегеран опубликовал в Бушире воззвание ко всему населению Ирана с призывом немедленно принять меры к созданию иранского флота в Персидском заливе в целях ликвидации позорной зависимости от иностранного капитала [90, 23.Х. 1923]. Приезд Халеси в столицу вызвал новые антианглийские митинги [90, 24.Х.1923]. Выступая в тегеранской соборной мечети перед многотысячной толпой, Халеси заявил: «Если это большевизм — считать, что Персия должна выйти из-под влияния Англии, этого врага человечества и ислама, то я — большевик.... Если это большевизм — утверждать, что Персия должна всемерно отстаивать свои законные права от притязаний всякого иностранного государства или что Англия должна прекратить свои интриги и шашни в персидских городах и провинциях, среди племен и кочевников, в центре и на границах и предоставить наконец многострадальный персидский народ самому себе, то я — большевик. Если это большевизм — требовать, чтобы персидский народ... отказался от всяких сношений с ней — и от экономических, и от торговых, и от духовных, то я — большевик» [89, кн. 5, 1923, стр. 183—184].

Правительство Мошира од-Доуле, чувствуя, что не

сможет справиться с массовым недовольством, 22 октября 1923 г. вышло в отставку. Попытка шаха сохранить Мошира од-Доуле у власти до созыва 5-й сессии меджлиса не увенчалась успехом. Ряд других политических деятелей также отказались сформировать кабинет. Основной причиной тому были продолжающиеся антианг- лийские манифестации. 28 октября в Тегеране состоялся 25-тысячный митинг протеста против капитулянтской политики правящей верхушки в отношении Англии [57, стр. 63].

Напуганный возможностью новой революционной вспышки, шах, еще недавно пытавшийся с помощью Мошира од-Доуле, наследника престола и ряда племенных вождей Северного Ирана организовать в Азербайджане фронт борьбы против Реза-хана [подробнее см.: 197,

стр. 300], был вынужден 29 октября поручить формирование кабинета военному министру. В сложившейся в стране ситуации Реза-хан представлялся ему единственным политическим деятелем, способным приостановить новый подъем антиимпериалистического, демократического движения. Вместе с тем решение шаха явилось крупной уступкой феодального лагеря буржуазно-помещичьим кругам, среди которых к этому времени авторитет Реза-хана чрезвычайно возрос. Этому способствовал целый ряд обстоятельств.

Во время событий, связанных с приездом в Иран шиитских богословов, Реза-хан открыто отмежевался от политики шаха и премьер-министра. В то время как они, опасаясь осложнения отношений с Англией, стремились поскорее решить вопрос о возвращении моджтехидов в Ирак, Реза-хан демонстрировал свое доброжелательное отношение к шиитским богословам и открыто принимал их в своем доме. В награду военному министру был поднесен меч почета от святых шиитских городов [197, стр. 288; 97, стр. 264]. Среди широких кругов верующих и прогрессивной части духовенства это создало вокруг Реза-хана ореол «защитника веры» и способствовало еще большей дискредитации шаха и правительства.

Росту авторитета Реза-хана способствовала также проводимая им централизация государства. Замена гражданских властей военными положила начало ломке феодальной системы судопроизводства и других архаических феодальных институтов в северных и центральных

провинциях. Старый феодальный административный аппарат стал уступать место военно-бюрократическому аппарату, защищавшему интересы помещиков и буржуазии. Немаловажную роль сыграла и внешнеполитическая ориентация Реза-хана.

Преследования Реза-ханом своих политических противников— деятелей проанглийской ориентации, в частности арест и высылка из страны в начале октября по обвинению в подготовке заговора Кавама ос-Салтане, усилили симпатии к нему националистических кругов не только внутри Ирана, но и за его пределами. В частности, по сообщению издающейся в Киркуке газеты «Ша- фаг» от 15 июля 1961 г., к Реза-хану за поддержкой обратился руководитель антианглийского национально-освободительного движения в Иракском Курдистане шейх Махмуд, направивший в 1923 г. в Тегеран для переговоров с ним своего личного секретаря.

Импонировало буржуазно-помещичьим кругам и привлечение Реза-ханом технической помощи для укрепления иранской армии из стран так называемого нейтрального капитала и СССР. Так, в начале 1923 г., несмотря на противодействие Англии и других держав, Реза-хан закупил в Германии и Франции партию оружия и военного снаряжения [202, 21.VI. 1925; 198, 2.VII. 1925], пригласил для переоборудования тегеранского арсенала выписанными из Германии машинами группу германских военных специалистов [180, стр. 74—75; 137, стр. 281]. Несколько позже Реза-хан укомплектовал немецким экипажем базировавшееся в Персидском заливе военное судно «Пехлеви» [204, 10.111.1925] и с помощью германской авиационной компании «Юнкере» приступил к созданию военно-воздушных сил страны. 29 сентября 1923 г. Реза-хан в присутствии советского полпреда Б. 3. Шу- мяцкого отдал приказ штабу армии немедленно подписать договор с СССР о заказе всей военной радиосети на сумму свыше 400 тыс. золотых рублей [32, т. VI, стр. 461]. В тот же день представители Электротехнического треста ВСНХ СССР и военного министерства Ирана подписали в Тегеране договор о поставке Ирану шести полевых и строительстве семи стационарных радио- станций [32, т. VI, стр. 626]49. Назначение Реза-хана премьером способствовало завершению начавшегося со времени «переворота 3 хута» процесса приобщения буржуазно-помещичьих кругов к государственной власти. И в данном случае эти круги использовали в своих интересах нарастающий подъем антиимпериалистического демократического движения.

113