«ПЕРЕВОРОТ З ХУТА». ПЕРВЫЕ ШАГИ САМОСТОЯТЕЛЬНОЙ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ

16 февраля 1921 г. казвинский и хамаданский отряды казачьей дивизии численностью от 2,5 до 3 тыс. человек под командованием полковника Реза-хана двинулись к Тегерану. Весть о приближении к столице казаков вызвала панику в правительственных кругах.

стр. 111].

Вечером 20 февраля казаки подошли к столице. Представители шаха, кабинета министров и два сотрудника английской миссии выехали навстречу казакам с целью выявить их намерения и отговорить от вступления в город. Реза-хан заявил, что казаки решили привести к власти сильное правительство, способное «сопротивляться большевистскому продвижению, которое может последовать за выводом британских войск», что, «несмотря на пустоту казны, они могут создать хорошую армию без иностранной денежной помощи, так как в стране имеется изобилие денег и они знают, где их искать». Английские представители были заверены в том, что иностранцам не будет причинен ущерб. Попытки отговорить руководителей казачьи^-отрядов от вступления в Тегеран оказались безуспешными. Сообщая об этом Керзону, Г. Норман также писал: «Не было сил, с которыми можно было бы противодействовать ИХ вступлению в город» [1086, стр. 729—730].

После полуночи 21 февраля казаки, почти не встретив сопротивления, вошли в Тегеран и установили караулы у всех правительственных учреждений и иностранных дипломатических миссий. Правительство прекратило существование. Заняв полицейское управление, казаки освободили из тюрем всех заключенных. Большинство тегеранских газет, в том числе и «Раад», было закрыто [178, стр.

В ту же ночь началась широкая волна арестов. В числе первых была арестована семья Фарман-Фарма, в том числе его сын Носрет од-Доуле, о чем Г. Норман с сожалением сообщил Керзону [1086, стр. 730]29. В течение последующих дней заговорщики арестовали ряд крупных феодалов, шахских вельмож и сановников, министров и других видных государственных и политических деятелей — общей численностью около 200 человек, которым были предъявлены значительные денежные иски.

Волна арестов прокатилась и по провинциям. Так, по приказу из центра начальник хорасанской жандармерии Мохаммед Таги-хан, сразу же признавший «переворот 3 хута», арестовал и выслал под конвоем в Тегеран генерал-губернатора провинции Кавама ос-Салтане, брата Восуга од-Доуле. Были смещены губернаторы и некоторых других провинций, а их функции переданы местным начальникам жандармерии. По мнению Г. Нормана, эта мера должна была дать казне экономию в 30 тыс. туманов в месяц [1086, стр. 733].

В Тегеране была расклеена декларация за подписью Реза-хана с требованием создать «такое правительство, которое не было бы игрушкой в руках иностранцев и знаменем программы которого было бы величие армии» [177, стр. 81]. Утром 21 февраля английский посланник убедил шаха согласиться на требования заговорщиков [1086, стр. 730]. На следующий день шах поручил Сеид Зия эд-Дину формирование нового правительства; Реза- хан был назначен командующим казачьей дивизией. Другие казачьи офицеры — Масуд-хан и Казем-хан заняли соответственно посты военного министра и военного губернатора Тегерана.

25 февраля Сеид Зия эд-Дин сделал Г. Норману секретное заявление о своей программе: «Англо-персидское соглашение должно быть денонсировано. Без этой денонсации новое правительство не может начать работу». Однако аннулирование соглашения отнюдь не предполагало проведения антианглийской политики. Г. Норман следующим образом излагал Керзону беседу с Сеид Зия эд-Дином: «Он сказал, что с целью избежать вражды Российского Советского правительства было бы очень важно, чтобы пробританская ориентация новой администрации в настоящее время маскировалась.

Во исполнение этой политики Сеид Зия эд-Дин предполагал на условиях личных контрактов нанять значительное число британских офицеров и советников в военное и финансовое министерства. Чтобы примирить с переворотом другие иностранные державы и «пустить пыль в глаза большевикам и местным недовольным элементам», для службы в менее важных министерствах Сеид Зия эд-Дин предполагал пригласить небольшое число французов, американцев и «даже потом русских». Шведским инструкторам жандармерии предполагалось поручить создание вооруженного отряда в 500 человек,

«номинально для охраны дипломатических миссий, но в действительности для контроля за деятельностью советского представителя, когда он приедет, и большевистской деятельностью вообще» [1086, стр. 731- 732].

Вместе с тем Сеид Зия эд-Дин просил задержать эвакуацию из Казвина английских войск до тех пор/ пока вновь созданные под руководством британских офицеров иранские части смогут занять их место, а после эвакуации передать Ирану все излишки военного снаряжения [І086, стр. 732—733].

Одновременно Сеид Зия эд-Дин, пытаясь снискать расположение английского правительства, ввел Дж Бальфура в министерство финансов и потребовал немедленного возвращения в Тегеран Эрмитейдж-Смита. В столицу был вызван генеральный инспектор Корпуса южноперсидских стрелков для консультации относительно передачи этого формирования в ведение иранского правительства Г. Норман получил заверение, что новый ( кабинет будет всеми силами противодействовать «на- .1 стушїеїГию с севера», а в случае необходимости" перее- * дет в Исфаган [1086, стр. 733—734].

Д6 февраля (на следующий день после беседы с Г.

Несмотря на демагогический характер отдельных

пунктов декларации, в цечом она представляла вполне реальную программу внешнеполитических мер, отвечающих интересам и буржуазно-помещичьих кругов и националистически настроенных элементов феодального лагеря. То же следует отметить в отношении некоторых предусмотренных декларацией внутриполитических мер (реформирование финансового и юридического ведомств, создание сильной армии, строительство школ, создание муниципалитетов, поощрение торговли и промышленности, улучшение средств транспорта и коммуникаций, раздел пустошей и государственных земель между крестьянами). Последний из перечисленных пунктов, в частности, отражал настроения крупных помещиков северных провинций, опасавшихся аграрной революции.

Некоторые из предусмотренных мер правительство сразу же начало проводить в жизнь. Дж. Бальфур считал кабинет Сеид Зия эд-Дина первым и единственным иранским правительством, искренне стремившимся к проведению реформ.

В день^ опубликования декларации (26 февраля 1921

г.) правитеЖствоІ^идІЗщГадДина подписало со- Бетско-иранский договор, подтвердивший отказ Совет- скоиГРоссии от всех неравноправных югово^юв и соглашений, навязанных Ирану царским правительством^ о_т возмещения займов, предоставленных царской Россией Ирану, от консульской юрисдикции в отношении российских граждан в Иране и т. д., а также предусматривавший безвозмездную передачу Ирану принадлежащих русским подданным или царскому правительству предприятий, концессий, шоссейных и железных дорог со всеми постройками, подвижным составом и другим имуществом, портовых сооружений, телеграфных и телефонных линий, Учетно-ссудного банка со всем его движимым и недвижимым имуществом. С целью предотвратить в дальнейшем возможность использования империалистическими державами иранской территории в качестве Антисоветского плацдарма в договор была включена специальная статья (VI), дававшая Советской России право на временный ввод войск в Иран в соответствующих случаях.

До мнению ряда зарубежных востоковедов, правительство Сеид ^ЗшГэтг-Дшги^подписанием~советско-иран- л: ко гордого в о ра~~ст р ем и лось ’ открыть путь для международного признаний шэвопГ режима [см.: 119, стр."~~90]

Учитывая осведомленность “Сеид~3ия эд-Дина об отношении к его планам со стороны правительства Великобритании, нельзя не согласиться, что в этом утверждении есть доля истины. Следует, однако, иметь в ВИД} и то, что подписанием этого договора, так же как и денонсацией англо-иранского соглашения,^ Сеид Зия эд-Дин стремился—н-ршттдр^тить назревший революционны й взрыв и ослабить национально-освооодиТШТьное^движе- ние в стране.

Действия нового правительства свидетельствовали вместе с тем о том, что в сложившихся в Иране услови- ях оно не могло не считаться с настроениями общественности.

Советско-иранский договор 1921 г. оказал исключи- тельное влияние на международное положение Ирана. Б^учІГПтервшйГравноправньїм доТоторо1Г~этого' государствах а вб^То^^оД^ствоттг'дгв'абож-

дению Ирана _от_ иностранной- зависимости и признанию его равноправным и независимым^осуддрсхвом.

Иранский историк и диплом-ат Н. С. Фатеми, опровергая как совершенно необоснованные утверждения французского профессора Э. Лезюэра об инспирировании «переворота 3 хута» англичанами, пишет, что лидеры переворота «не только погасили ту толику жизни, которая оставалась в англо-персидском соглашениях 1919 г., но 26 февраля 1921 г. нанесли керзоновской по- \ литике в^Иране Смертельный УІГаР" пшшисатГём в Моек- \ веПй^ано-советского договора. Правда, этот договор был I "даіно^зработан, но новое правительство при^желании^ могло отказаться~1тодписать его» [114, стр. 99]31.

Подписание правительством Сеид Зия эд-Дина советско-иранского договора, так же как и провозглашенная им денонсация англо-иранского соглашения, вызвало острое недовольство заинтересованных в иранских делах английских империалистических кругов, считавших отныне Иран потерянным для британского бизнеса. Министр торговли Великобритании Роберт Хорн одновременно с подписанием англо-советского торгового соглашения от 16 марта 1921 г. вручил советскому представителю Л. Б. Красину ноту, содержавшую клеветническое обвинение Советского правительства в проведении антибританской деятельности на Ближнем и Среднем Востоке. В телеграмме наркоминдела РСФСР от 20 марта 1921 г. был дан решительный отпор инсинуациям английской дипломатии [32, т. IV, стр. И].

Однако правительству Великобритании не удалось отвлечь внимание заинтересованных кругов от провалов своей политики в Иране и направить его в русло антисоветской кампании На страницах английской печати, в выступлениях в парламенте усилилась критика методов колониальной политики Керзона в Иране [подробнее см.: 113, стр. 268 -276]. 28 февраля в палате общин правительству был сделан запрос: «Была ли акции персидских казаков в свержении тегеранского правительства оказана помощь или поддержка каким-либо путем со стороны Правительства Его Величества?»

Повторив в ответ почти слово в слово сообщение Г. Нормана о перевороте, заместитель министра иностранных дел Англии Сесиль Гармсворт сказал: «Прави

тельство Его Величества не принимало участия и не несет никакой ответственности за акцию персидских казаков». Отвечая далее на вопрос об отношении английского правительства к действиям Сеид Зия эд-Дина, С. Гарм- сворт сказал, что его правительство не намерено ликвидировать соглашение 1919 г. и ответственность за его отмену будет нести исключительно правительство Ирана [153, т. 138, стр. 1412—1414]32.

Отрицательная реакция английского правительства на совершившийся в Тегеране государственный переворот нашла отражение и в телеграмме Керзона от 28 февраля 1921 г., бывшей ответом на первое сообщение Г. Нормана о программе Сеид Зия эд-Дина: «Положение в Персии меняется с такой быстротой и элементы стабильности так неопределенны, что мы не можем сейчас... судить о том, окажется ли нынешний режим более продолжительным, чем предшествующие. Поэтому я предпочитаю выжидать... Однако идея нового персидского правительства, что оно может вначале денонсировать соглашение, а потом предоставить нам его основные выгоды, кажется мне ошибочной. Формальная денонсация совсем не нужна, так как соглашение никогда не было представлено меджлису... и... не маскируется заявлением, что это не подразумевает никакой враждебности к Великобритании. Не может быть и речи о задержке вывода английских войск из Казвина» [1086, стр. 735]33.

Когда же Сеид Зия эд-Дин без согласия Керзона опубликовал свою правительственную программу, министр иностранных дел Англии в телеграмме от 3 марта в весьма резких выражениях пригрозил ответными мерами в том случае, «если нынешнее персидское правительство односторонне денонсирует соглашение 1919 г.». В качестве таковых мер имелись в виду денонсация Англией таможенного тарифа 1920 г., возврат к конвенции 1903 г., аннулирование соглашения о предоставлении Ирану займа в 2 млн. ф. ст. и требование возврата всех долгов Ирана (1086, стр. 737].

«,,Форин-Оффис“,—пишет Дж. Бальфур,— с самого начала занял позицию потенциальной оппозиции к единственному правительству в Персии, которое проявило стремление к подлинным реформам и чьи успехи могли бы принести величайшую пользу Англии» [98, стр. 228].

Британская миссия в Тегеране, напротив, с первого же дня поддержала заговорщиков. Г. Норман в телеграмме от 3 марта, убеждая Керзона, что только отмена соглашения позволит Англии сохранить свои позиции в Иране, писал: «Новый премьер-министр является пер- вым, кто когда-либо пытался серьезно провести реформы и тем самым сделать Персию способной обходиться без внешней помощи, и я надеюсь, что тот факт, что он пришел к власти путем некоторых крутых мер, не будет предубеждать Правительство Его Величества против него. Власть не могла быть вырвана иначе чем силой у ничтожной клики людей, коррумпированных или неспособных или и то и другое вместе, которая до сих пор монополизировала ее и почти разорила страну». Иран, писал далее Г. Норман, имеет свой последний шанс, и в случае его потери «ничто не сможет спасти страну от большевизма». Пытаясь убедить Керзона в бесполезности его угроз, Г. Норман писал, что новое правительство само воздерживается от займа в 2 млн. ф. ст., а что касается денонсации нового таможенного тарифа, то эта мера повредит больше Англии, чем Ирану [1086, стр. 735—737, 747].

Правительство Сеид Зия эд-Дина, в свою очередь, продолжало принимать все возможные меры, чтобы расположить к себе правящие круги Великобритании. Пытаясь смягчить впечатление от правительственной декларации, газета «Иран» в номере от 28 февраля 1921 г. писала, что аннулирование соглашения 1919 г. поможет устранить «сразу и для всех очень щекотливую проблему, которая была постоянным источником трений между двумя странами и главным камнем преткновения в том, что народ Ирана считает взаимовыгодным экономическим сотрудничеством». 3 марта министр иностранных дел Ирана ответил в положительном духе на английскую ноту от 23 декабря 1920 г., требовавшую гарантии того, что права и интересы Великобритании в Иране не будут нарушены какими-либо переговорами иранского правительства с Советской Россией [134д, стр. 568].

Более того, хотя в начале марта Англия согласилась на образование смешанной комиссии по наблюдению за одновременным выводом английских и азербайджанских войск из Ирана, кабинет Сеид Зия эд-Дина в конце месяца поставил условием приезда советского полпреда в Тегеран вывод азербайджанских войск из Гиляна. Находившиеся в это время в Полторацке (ныне Ашхабад) сотрудники советского полпредства во главе с Ф. А. Рот- штейном отвели иранские требования, как противоречащие достигнутому соглашению с Англией и советско- иранскому договору. Правительство Ирана было вынуждено согласиться на въезд советских дипломатов в Тегеран без всяких условий, и 6 апреля советское полпредство выехало из Полторацка в Иран [подробнее см.: 32, т. IV, стр. 11—13, 662].

Непреклонная позиция Советского правительства в отношении дальнейшего пребывания английских войск в Иране, с одной стороны, внешнеполитический курс нового иранского кабинета — с другой, определили отрицательное отношение английского правительства и к просьбе Сеид Зия эд-Дина о военной помощи. Хотя министр колоний У. Черчилль и настаивал на военной поддержке иранского правительства, военное министерство и «Фо- рин-Оффис» решительно отказались предоставить Ирану излишки вооружения английских войск, предпочитая уничтожить, «чем допустить их переход в руки персов, а оттуда, возможно, к большевикам», а также разрешить нанять 20 британских офицеров для реорганизации иранской армии. Отказ от предоставления военной помощи мотивировался также тем, что она «приведет к дальнейшим обязательствам неопределенного характера, для которых не было бы в распоряжении ни денежных средств, ни войск» [1086, стр. 736, 739—741].

Решение английского правительства побудило Г. Нормана прибегнуть к явному шантажу. В телеграмме от 16 марта он предупреждал Керзона, что позиция Англии может вынудить иранское правительство отказаться от дружественной политики и обратиться за помощью к Франции или даже к России, в каковом случае «все британские коммерческие позиции будут также разрушены» [1086, стр. 741].

Иранское правительство, со своей стороны, продолжало добиваться согласия Англии на аннулирование соглашения 1919 г. 12 марта премьер-министр выразил Г. Норману желание срочно ознакомиться с отношением Англии к политике его кабинета, «так как без моральной поддержки Великобритании его программа не может быть выполнена» [1086, стр. 740]. 17 марта британская миссия в Тегеране получила ноту министра иностранных дел Ирана, сообщающую о намерении правительства аннулировать соглашение 1919 г. Одновременно министр иностранных дел просил Г. Нормана информировать кабинет «о мнении Правительства Его Величества о действиях персидского правительства» [1086, стр. 742— 743]. 17—18 марта Г. Норман вновь дважды сообщал Керзону об аналогичной просьбе премьер-министра [1086, стр. 744—745].

Совместный нажим правительства Сеид Зия эд-Дина и британской миссии в конце концов увенчался успехом. Уже 17 марта Керзон сообщил Г. Норману о согласии военного министерства Англии разрешить «добровольную» службу британских офицеров в иранской армии, а «Форин-Оффиса»—на наем английских финансовых советников [1086, стр. 743—744].

И наконец, 20 марта правительство Англии согласилось на аннулирование соглашения. При этом Керзон подчеркивал с нескрываемым разочарованием и пессимизмом: «Но я не могу притворяться, будто Правительство Его Величества равнодушно к этим событиям или что оно может проявлять энтузиазм... Премьер-министр должен ясно понять, однако, что ему предстоит, даже больше чем нам самим, доказать искренность дружбы. Не может быть речи об освобождении персидского правительства от ответственности... за отдачу долга за вооружения, а в случае его неспособности выполнить обещания мы будем вынуждены предпринять уже указанную мною акцию в отношении таможенного тарифа... Если военными и финансовыми советниками будут англичане, я не буду возражать против иностранных советников в менее важных министерствах, хотя путь персидского правительства усыпан обломками крушения подобных планов» [1086, стр. 746].

Таким образом, только спустя месяц после переворота правительство Англии согласилось с действиями при шедшего к власти правительства Сеид Зия эд-Дина. Вслед за этим последовало официальное признание Англией нового кабинета, тогда как другие государства признали его сразу же [178, стр. 140, 222]. 24 марта британская миссия в Тегеране официально уведомила правительство Ирана о согласии Англии на аннулирование соглашения, что и было в тот же день объявлено в правительственном заявлении премьера.

Так было аннулировано, наконец, кабальное англоиранское соглашение. Но денонсация соглашения была лишь формальной. Решение правительства Сеид Зия эд- Дина доверить реорганизацию армии и финансов английским офицерам и экспертам, а также сохранение в неприкосновенности всех остальных английских позиций в стране дало основание Дж. Бальфуру заметить, что политика нового правительства «почти полностью совпадала с тем, что предусматривалось соглашением» [98, стр. 233].

Проанглийские тенденции внешнеполитической ориентации Сеид Зия эд-Дина проявились и в вопросе о Корпусе южноперсидских стрелков. В конце марта правительство официально объявило о роспуске этого формирования и увольнении служивших в нем английских офицеров. В то же время, решив влить личный состав корпуса в жандармерию, премьер-министр запросил у английского правительства разрешения на наем 22 английских офицеров и военных специалистов для службы в жандармерии [1086, стр. 747].

Реорганизованную иранскую армию Сеид Зия эд- Дин стремился использовать для борьбы с национально-* освободительным движением, что соответствовало и интересам британских империалистов. 5 апреля 1921 г. директор департамента внешней торговли Англии заявил в палате общин, что «Правительство Его Величества с сочувствием следит за усилиями нового кабинета, который может быть уверен, что всякая акция, предпринятая для сохранения порядка и установления нормальных условий в стране, будет приветствоваться Правительством Его Величества» [153, т. 140, стр. 83].

Однако политика нового кабинета не всегда и не во всем совпадала с интересами английских империалистов. Урегулировав отношения с Лондоном, Сеид Зия эд-Дин приступил к осуществлению некоторых из декла рированных им внешнеполитических мероприятий. Так, правительство приняло решение о передаче компетенции ведения судебных дел подданных Азербайджана, Грузии, Армении и других территорий, выделившихся из бывшей Российской империи, а также Ирака, Сирии и других государств, выделившихся из бывшей Османской империи, от министерства иностранных дел министерству юстиции. Эту меру X. Макки называет «началом отмены капитуляций» f 178, стр. 151]. Хотя полную ликвидацию капитуляционного режима Сеид Зия эд-Дин предполагал осуществить путем соглашения с другими державами, необходимо учесть, что это мероприятие было осуществлено в 1928 г., в сущности, таким же путем и задело главным образом интересы Англии.

В этой связи следует отметить также факт отказа Сеид Зия эд-Дина предоставить англичанам концессию на разработку нефтяных месторождений Северного Ирана, переговоры о которой Англо-персидская нефтяная компания начала в Тегеране 25 марта 1921 г. Сообщая об этом в госдепартамент США, американский поверенный в делах в Иране Энгерт в телеграмме от 14 мая отмечал, что одновременно руководители иранского правительства смело выступают за предоставление концессии американцам. В связи с этим Энгерт просил направить в Тегеран представителя американских нефтяных компаний [134в, стр. 643]. Б. Шводрэн и Л. Элвелл-Сат- тон также отмечают, что Сеид Зия эд-Дин отказался удовлетворить требования Англии о признании иранским правительством законности концессии Хоштария [145, стр. 86; 85, стр. 52].

Конечно, сближение с США, как и приглашение специалистов для ряда второстепенных ведомств из стран так называемого нейтрального капитала, было призвано в некоторой мере замаскировать англофильские тенденции внешнеполитической ориентации кабинета. Однако под давлением общественности новое правительство постепенно склонялось к предоставлению американским специалистам в противовес Англии и некоторых ключевых позиций в административном аппарате страны. «Целью этой политики,— по мнению Дж. Бальфура,— являлось противопоставление в собственных интересах советников одной национальности другой» [98, стр. 242].

17 марта 1921 г. иранское правительство, невзирая на то что советско-иранский договор еще не был ратифицирован, самочинно приняло имущество бывшего русского Учетно-ссудного банка, переименовав его в Иранский сельскохозяйственный банк. Спустя две недели правительство обратилось к американскому посланнику в Тегеране Колдуэллу с просьбой о посредничестве в деле приглашения 11 американских сельскохозяйственных экспертов.

31 марта 1921 г. газета «Иран» поставила вопрос о найме американских советников и для министерства финансов. «Несчастные иранские патриоты,— писала газета,— все еще надеятся на возвращение в Иран Шустера, своего любимого американского советника (в 1911 — 1912 гг.— С. Л.), который был вырван из их рук деспотическим царским правительством России». Спустя несколько дней правительство просило Колдуэлла содействовать привлечению в Иран двух американских специалистов для замены английского директора телеграфа и бельгийского директора почты и выяснению позиции госдепартамента относительно возможности привлечения Шустера для создания и руководства Национальным банком [158, стр. 185—186].

Просьба иранского правительства, особенно относительно возвращения в Иран Шустера,'вызвала оживленную дискуссию в госдепартаменте США между сторонниками и противниками изоляционизма. В меморандуме Ближневосточного отдела предлагалось отказать Ирану в его просьбе. Отмечая превосходство в Иране английских интересов, капиталовложений и возможностей защищать эти интересы, меморандум предупреждал, что вытеснение Соединенными Штатами Великобритании может лишь «открыть двери к хаосу в Персии». В то же время неустойчивость политического положения в Иране вызывала в Ближневосточном отделе сомнения в возможности получения обещанных Ираном США концессий. И наконец, меморандум исходил из того, что появление Шустера на иранской сцене может усложнить переговоры с Англией по нефтяным вопросам в других районах мира. Внешнеторговый отдел госдепартамента в ответе на этот меморандум не дискуссировал по основным пунктам, особенно о необходимости сотрудничества с Англией, но выступил за посылку Шустера и других советников в Иран, ибо «он за восемь месяцев больше увеличил американский престиж в Персии, чем все наши посланники с того времени, как мы открыли там дипломатическую миссию».

Государственный секретарь США Ч. Хьюджес, приняв сторону изоляционистов, в ответной телеграмме Колдуэллу сообщил, что «департамент не считает целесообразным передать запрос Шустеру», и инструктировал посланника уклоняться от обсуждения вопроса о привлечении других советников и Сельскохозяйственном банке [158, стр. 186—189].

Таким образом, попытка Сеид Зия эд-Дина привлечь в страну американских советников и специалистов окончилась неудачей, тогда как некоторые из нанятых им английских экспертов приступили к делу. Эта внешне односторонняя проанглийская ориентация правительства и явилась одной из важнейших причин падения кабинета Сеид Зия эд-Дина, продержавшегося у власти всего три месяца, хотя в первое время после переворота он пользовался определенной поддержкой внутри страны.

Ближайшая задача заговорщиков (предотвращение назревшего в стране революционного взрыва) в дни переворота отвечала интересам и феодальной аристократии и буржуазно-помещичьих кругов, между которыми к тому времени под напором демократического движения народных масс произошло известное сближение. Не случайно в начале марта Г. Норман отмечал, что «даже некоторые представители старого разложившегося правящего класса рассматривают переворот и его результаты как последнюю надежду Персии на спасение от большевиков» [1086, стр. 736]. Вместе с тем такие представители буржуазно-демократических кругов Ирана, как Ареф Казвини, Эшки Мирзаде и др., видели в Сеид Зия эд- Дине «человека из простонародья», «реформатора, боровшегося с аристократами». Проанглийские тенденции внешней политики премьера они оправдывали международной конъюнктурой в дни переворота [178, стр. 217— 219].

Однако эти тенденции не соответствовали не только потребностям самостоятельного развития страны, но и изменившейся вскоре после переворота обстановке. Подписание советско-иранского договора 1921 г., воочию показавшего бескорыстное дружественное отношение Советской России и отсутствие у нее каких-либо агрессив- кых поползновений в отношении Ирана, а также начав- шийся с начала апреля одновременный вывод английских и азербайджанских войск внесли значительный элемент стабильности во внутриполитическую обстановку в стране.

Это способствовало переходу феодальной аристократии от поддержки Сеид Зия эд-Дина к открытой борьбе против него. Феодальный лагерь не желал больше мириться с репрессиями против отдельных его представителей. По свидетельству А. Султан-заде, иранские феодалы считали переворот результатом переориентации английской политики, направленной на ущемление их феодальных прав и привилегий [72, стр. 54—55]. Общеизвестное в прошлом англофильство Сеид Зия эд-Дина дало возможность представителям феодального лагеря изображать новое правительство ставленником англичан, а сам переворот — делом рук Англии. В значительной мере под влиянием их агитации новое правительство получило в Иране прозвище «черного кабинета».

Вместе с тем Сеид Зия эд-Дин не получил достаточной поддержки буржуазно-помещичьих кругов северных провинций. «Националисты Тебриза,— пишет Дж. Баль- фур,— очутились в затруднительном положении, ибо, хотя новое правительство действовало в духе всего того, что было в их программе, факт его дружественности с англичанами являлся в их глазах препятствием первой величины» [98, стр. 242]. В начале мая возглавляемое Кучек-ханом буржуазно-помещичье крыло национально- освободительного движения в Гиляне пошло на восстановление единого антиимпериалистического фронта.

Росло недовольство англофильской ориентацией и в правительственном аппарате, особенно среди казачьей верхушки, руками которой был осуществлен государственный переворот. По свидетельству Дж. Бальфура, расхождение между гражданской и военной группировками в кабинете начались сразу же после образования правительства Сеид Зия эд-Дина. Офицеры казачьей дивизии, пишет он, «после смещения русских офицеров приобрели независимость и не имели желания вновь попасть под иностранный контроль». На своих сходках они клялись на Коране никогда не служить под началом британских офицеров [98, стр. 232, 235].

Первым открыто выступил против Сеид Зия эд-Дина

командующий казачьей дивизией Реза-хан, занявший в апреле 1921 г. также пост военного министра 34. 6 мая между ним и премьером возник конфликт по вопросу о контроле над жандармерией. Вопреки обещаниям создать единую систему вооруженных сил Сеид Зия эд-Дин решил сохранить жандармерию в качестве самостоятельной вооруженной единицы, поставив во главе ее английских офицеров. Однако под давлением Реза-хана ему пришлось передать жандармерию из ведения министерства внутренних дел в ведение военного министерства. А уже 21 мая между ними возник новый конфликт по вопросу о сохранении в стране английских военных и финансовых советников, определивший окончательный разрыв двух лидеров переворота [98, стр. 249; 162, 27. V. 1921; 107, стр. 142]35.

Конфликты между Реза-ханом и Сеид Зия эд-Дином, по существу, отражали борьбу национальной и антинациональной ориентаций и явились выражением столкновения тех противоположных тенденций, которые с самого начала существовали в их программе.

Усиление в правительстве «казачьей партии», как называла английская пресса сторонников Реза-хана, уже в мае 1921 г. привело к потере премьером фактической власти. Руководители министерств и государственных учреждений по всем вопросам обращались к военному министру. 25 мая шах по совету Реза-хана [162, 28.V. 1921] издал указ об отставке Сеид Зия эд-Дина, который сразу же покинул страну 36.

«Падению правительства Сеид эд-Дина, — пишет

Дж. Бальфур,— содействовала также позиция, занятая с самого начала «Форин-Оффисом». С денонсацией англо-персидского соглашения, казалось, пропал и интерес лорда Керзона к этой стране. То, что новое правительство было сердцем и душою пробританским и этим навлекло на себя большую ненависть и стремилось по существу, если не по форме, осуществить политику соглашения, не было принято в расчет; имели значение только слова, в результате этого поддержка оказывалась всегда неохотно и без энтузиазма» [98, стр. 251—252]. То же отмечает американский наблюдатель В. Шиан [144; стр. 37, 177].

Отстранение Сеид-Зия эд-Дина от власти явилось, по существу, новым переворотом, совершенным Реза-ханом. С 25 мая по 4 июня, т. е. до образования нового кабинета, Реза-хан был фактически главой военного правительства. В эти дни из казачьих частей в Реште были уволены нанятые Сеид Зия эд-Дином британские офицеры, а также аннулирован договор с Англо-персидской транспортной компанией (концессия Линча) 37. С начала июня были предприняты шаги по учреждению иранских консульств н,а территории РСФСР (в Астрахани, Новороссийске, Краснодаре, Ростове-на-Дону и Петрограде) [32, т. IV, стр. 713]. 30 мая 1921 г. Иран официально признал правительство Советского Азербайджана, и вслед за этим в Баку была послана иранская миссия [124, стр. 53].

Эти меры были расценены в Англии как «прямой вызов британским коммерческим интересам» [113, стр. 285]. В отставке правительства Сеид Зия эд-Дина и переходе власти в руки «военного диктатора» некоторые круги Англии были склонны видеть «козни большевиков». Отвечая 1 июня на соответствующий запрос в палате общин, заместитель министра иностранных дел Великобритании С. Гармсворт сказал: «Насколько это может быт^ связано с прибытием советского посольства в Тегеран, я сейчас не способен сказать» [153, т. 142, стр. 1028].

«Переворот 3 хута» явился поворотным пунктом в послевоенной истории Ирана. Будучи следствием, с одной стороны, глубочайшего кризиса, в котором оказалась проанглийская политика Ирана, и, с другой — роста национально-освободительного движения в стране, развернувшегося под влиянием Октябрьской революции, он положил начало ликвидации завоеванных Англией в годы войны и первые послевоенные годы позиций. События, последовавшие за переворотом, показали, что в условиях продолжающегося антиимпериалистического движения в стране проанглийская ориентация неприемлема не только для широких кругов буржуазно-помещичьего лагеря, но и для большинства представителей феодальной аристократии. Англофобия приняла в стране небывалые до сих пор масштабы. Даже наиболее ярые приверженцы британской политики в Иране сочли благоразумным отказаться от англофильской ориентации или же тщательно маскировать ее.

«Главным побочным следствием действий и падения кабинета Зии,— пишет Дж. Бальфур,— было то, что Великобритания осталась практически одинокой в Персии». По его словам, не только феодальная аристократия, считавшая переворот делом рук британской миссии, но и сторонники правительства Сеид Зия эд-Дина, считавшие, что англичане их предали, отвернулись от Великобритании. «В результате политики, проводившейся лордом Керзоном, и партия коррупции, которую он поддерживал, и партия легитимных реформ, которая надеялась по крайней мере на моральную поддержку Англии... были вынуждены занять враждебную позицию» [98, стр. 254— 255].

Во внутриполитической области государственный пе^ реворот 1921 г. привел к серьезным изменениям в рас становке классовых сил: был положен конец безраздельному господству феодальной аристократии и открыт доступ к государственной власти буржуазно-помещичьим кругам, среди которых национальная буржуазия обладала значительным влиянием.

Правда, после падения правительства Сеид Зия эд- Дина формирование кабинета было поручено только что освобожденному из-под ареста видному представителю феодально-помещичьего лагеря Каваму ос-Салтане. Однако возвращение на некоторое время к власти феодальной аристократии, будучи реакцией на политику Сеид Зия эд-Дина, отражало не какие-либо принципиальные изменения в расстановке классовых сил в стране, а лишь ряд объективных трудностей, препятствовавших организационному оформлению буржуазно-помещичьего лагеря в масштабе всей страны. Тем не менее верхушка армии во главе с Реза-ханом, сохранившим в новом кабинете пост военного министра, объективно продолжала представлять в правительственных кругах интересы буржуазно-помещичьих сил. В то же время связь с феодальным землевладением и страх перед возможностью аграрной революции толкали буржуазно-помещичьи круги на соглашение с феодально-помещичьим лагерем, который, снова придя к власти, в свою очередь, теперь был вынужден во внутренней и внешней политике учитывать интересы этих кругов.