3. ИНФОРМАЦИОННАЯ БЛОКАДА РЕГИОНА: МЕХАНИЗМЫ ДЕЙСТВИЯ

Становление института цензуры в странах Восточной Европы происходило в условиях постепенно нараставшей конфронтации СССР с Западом и ужесточения цензурного режима в СССР.

Сразу после окончания войны, в обстановке сформированной совместной победой СССР и западных держав, Советское правительство осенью 1945 г. отменило цензуру на материалы иностранных корреспондентов, аккредитованных в Москве, которые до этого в обязательном порядке цензурировались. Это привело не только к расширению объема поступавшей на Запад информации

об СССР, но и появлению в западной печати негативных публикаций о внутренней ситуации в стране и «закулисных интригах» в высших эшелонах советского руководства. Вскоре по личной инициативе Сталина цензура на иностранную корреспонденцию была вновь возобновлена2.

В Отделе пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) был образован сектор внешнеполитической пропаганды, а с 1946 г. внешенполи- тическая пропаганда на зарубежные страны стала одной из центральных задач и отдела внешней политики ЦК ВКП(б)3.

Кроме того, решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 25 февраля 1946

г. непосредственный контроль за информацией, направляемой иностранными корреспондентами из СССР, был возложен на Главного уполномоченного Совнаркома по охране военных и государственных тайн в печати. Эта структура, созданная еще в 1933 г. и находившаяся первоначально в ведении отдела печати Нарко- миндела СССР, в 1946 г. была переименована в «Управление Совета министров по охране военных и государственных тайн в печати» и работала в тесном контакте с органами госбезопасности. Причем, если Главлит занимался обеспечением цензуры в открытой печати, то для охраны секретной информации (а масштабы этой информации могли расширяться до невероятных размеров) и создавалась структура Главного уполномоченного Совета министров по охране военных и государственных тайн. Как правило, руководство Главлитом и управлением Главного уполномоченного по охране военных и государственных тайн в печати сосредотачивалось в одних руках, что подчеркивало неразрывную связь и тонкую грань между контролем за открытой и закрытой информацией.

«1. Все телеграммы и радиотелефонограммы, передаваемые из СССР за границу иностранными корреспондентами, подлежат цензорному контролю Уполномоченного Совнаркома СССР по охране военных и государственных тайн в печати.

2. Цензорный контроль над информацией иностранных корреспондентов осуществляется Уполномоченным СНК СССР по охране военных и государственных тайн в печати, его заместителем по вопросам контроля над информацией для заграницы и создаваемым для этой цели отделом цензурного контроля над информацией иностранных корреспондентов»4. Кроме того, Уполномоченный по охране военных и государственных тайн в печати должен был обеспечить строгий контроль над всей информацией, предназначенной для заграницы. В первую очередь это касалось информации, шедшей на западные страны, но в значительной степени касалось и информации, передаваемой вообще за пределы страны.

Запрещалась передача «материалов, в которых разглашались военные, экономические и другие тайны СССР, сообщений иностранных корреспондентов, содержащих выпады против СССР и измышления в отношении его государственных деятелей; информации, дающей извращенное освещение советской политики и жизни Советского Союза, и всех других материалов, которые могли бы нанести ущерб государственным интересам СССР». В задачи Главного уполномоченного по охране военных и государственных тайн входило также изъятие уже опубликованных книг, статей, брошюр, которые по идеологическим и конъюнктурным политическим моментам считались в тот период вредными или враждебными. В разряд такой печатной продукции попадали не только работы репрессированных политических и общественных деятелей, но и значительное количество произведений литературы и искусства5.

В октябре 1948 г. Совет министров СССР принял «Положение о порядке осуществления контроля над вывозом за границу и ввозом в СССР произведений печати, изопродукции и предметов искусства», вводившее строгий контроль и цензурирование всей печатной продукции, направляемой за границу или ввозимой оттуда. В организации, ведавшие обменом книг, прессы и произведений искусств с заграницей, поступали указания из ЦК ВКП(б) о необходимости систематического контроля за подобного рода обменом. Как отмечает российский исследователь А.С.Стыкалин, «контроль Главлита был всеобъемлющим. Через него проходили не только книги, периодические издания, но и кинофильмы, материалы фотовыставок, почтовые марки, музыкальные партитуры, репродукции картин, эскизы театральных костюмов, архитектурные проекты и т.д.»6

В аппарате Главного уполномоченного постоянно составлялись и обновлялись списки запрещенных книг, которые изымались из общественного пользования, прежде всего из библиотек. Часть из этих книг направлялась в закрытые отделы специального хранения и становилась недоступной для основной массы читателей, часть уничтожалась.

Установление в конце 40-х годов монополии власти коммунистических партий в странах региона ускорило процесс ужесточения цензуры, потребовало перестройки и расширения ее организационных структур и их форм деятельности, ориентированных на выполнение целевых идеологических установок компартий. Как считает, например, чешский историк К.Каплан «цензура в Чехословакии, осуществляемая Главным управлением контроля за печатью, была одним из инструментов реализации идеологической монополии компартии. Она была необходимым условием функционирования коммунистического режима и обеспечения его стабильности»7.

Цензурные ведомства, аналогичные действовавшему в Советском Союзе Управлению главного уполномоченного Совета министров СССР, к концу 40 — началу 50-х годов были организованы почти во всех странах Восточной Европы. Анализ документов российских архивов показывает, что оформление в 1948—1949 гг.

В декабре 1948 г. во главе отдела ЦК ПОРП, занимавшегося вопросами пропаганды, был поставлен один из членов узкого партийного руководства Я.Берман — ортодоксальный идеолог партии. Одновременно Главное управление контроля за прессой, публикациями и представлениями при правительстве Польши стал возглавлять коммунист с довоенным стажем А.Бида, в подчинении которого находились воеводские цензурные управления. 1949

г. прошел в Польше, как и в других странах Восточной Европы, под знаком резкого ужесточения политического режима, идеологическим обоснованием чего служил тезис обострения классовой борьбы по мере продвижения к социализму. Одним из проявлений этого ужесточения стало усиление цензуры.

На общепольском совещании воеводских структур Главного управления контроля за прессой, состоявшемся 11 декабря 1949 г.,

А.Бида, определяя задачи, стоявшие перед местными цензурными управлениями, заявил: «...Наши управления являются инструментом, контрольным органом над печатным и устным словом в стране, где идет и будет идти острая классовая борьба с реакцией, с агентами союзной с ней международной реакции, с их идеологическим наследием, с космополитизмом, идеализацией Запада и так называемой западной культурой, наукой и искусством, цивилизацией и демократией, с различными видами идеологических диверсий, организованных перед нашими глазами, в наших типографиях, на нашей бумаге поддавшимися этой реакции, проданной американскому империализму ватиканской иерархией в Польше». Осудив подведомственные структуры «за невиданный либерализм, терпимость в отношении допущенных ошибок», обвинив их «в отрыве деятельности цензорских работников от идеологии, в слабом руководстве коллектива со стороны партийных ячеек», руководитель Главного управления контроля за прессой пригрозил своим подчиненным (в его подчинении тогда работало 287 сотрудников) радикальной чисткой своего ведомства, избавлением от людей, «не связанных с нашим политическим лагерем».

Результаты не замедлили проявиться: в 1-м квартале 1950 г. столичный отдел по контролю за печатью усомнился в целесообразности публикации 650 изданий, причем 20% из них были полностью конфискованы. В последующих кварталах этого года количество таковых возрастало: во П-м квартале их насчитывалось 750, в октябре — уже 800, а в декабре — 1000, причем 20—25% из общего числа изъятых изданий было конфисковано8. Главное управление по контролю за прессой в повседневной своей работе руководствовалось инструкциями, которые вырабатывались совместно с партийными инстанциями. При этом цензура, констатируют польские исследователи, стояла не только на защите интересов государства, но и власти ПОРП9, что является одним из знаковых признаков тоталитаризма.

После подавление либерально-демократической оппозиции в стране и поглощения социалистического движения компартией главным и сильным противником ПОРП на идеологическом «поле» в борьбе за общественное сознание, за насаждение коммунистического мировоззрения как моноидеологии осталась церковь, прежде всего римско-католическая. Имея многовековые традиции и почти абсолютное господство среди польского населения страны, она была, безусловно, господствовавшей конфессией. В первые послевоенные годы новая власть, где лидировали коммунисты, и высшие католические иерархи внешне занимали позиции осторожного и выжидательного нейтралитета при остром неприятии друг друга как факторов общественной жизни. В 1949 г. ситуация изменилась. Произошло резкое обострение отношений ПОРП и католического епископата. Партийное руководство сделало попытку парализовать или по меньшей мере ограничить влияние католицизма. С этой целью были в полной мере задействованы возможности цензуры. В августе 1949 г. партийно-государственное руководство приняло решение по заблокированию сведений о проклятии папы Пия XII, наложенном на коммунистов34.

А. Вида в связи с этим дал распоряжение органам цензуры требовать соответствующего политике партии освещения в печати причин и целей политики польского епископата, раскрывать его зависимость от Ватикана, антипольскую, антигосударственную суть политики последнего. По поручению А.Виды в типографии были направлены специальные контролеры, которые должны были выявлять работы, не соответствующие этим установкам, и накладывать на их публикацию запрет.

Тем не менее результаты проверки цензорами работы редакций газет, журналов и книжной продукции, по мнению руководства польского Управления по контролю за печатью, были признаны неудовлетворительными. «Наш цензорный актив, — отмечал А.Би- да, — работает в отрыве от партии, от идеологии... от местных партийных организаций, деятельность которых отодвинута на второй план». Он снова настаивал на проведении политической чистки в цензорных учреждениях. Подобного рода действия руководства польского управления по печати приводили к ужесточению цензуры, расширению тиражей политически конъюнктурных работ и резкому сужению возможностей для независимых публикаций. Пик этой политики пришелся на 1951—1953 гг., когда в связи с ускорением темпов индустриализации в стране проявились серьезные экономические трудности: плохое снабжение населения продовольствием, рост цен на продукты питания, очереди в магазинах, карточки и т.д. Именно в эти годы партийная пресса активно подключилась к пропаганде политики компартии: поиск внутреннего и внешнего врага, с одной стороны, и выдача авансов на будущее — с другой, во имя убеждения основной массы населения, в том, что они «строят новый мир» и их ждет «светлое завтра». Как пишут польские исследователи «бедность, тяготы повседневной жизни должны были быть прикрыты верой в светлое будущее»10.

Нарастание цензурного пресса имело место и в Болгарии, где еще в 1948 г. была введена государственная монополия на книгоиздание и кинематографию. С 1 января 1948 г. начал действовать Комитет по науке, искусству и культуре (КНИК), который возглавил член Политбюро ЦК БКП В.Червенков. 25 марта 1948 г. был принят закон о монополии болгарского государства, а по сути БКП, на радиовещание и кинематографию, а 24 сентября — закон о сохранении государственной тайны11. В 1948 г. в Болгарии действовали 3 центра партийно-государственного контроля, которые наблюдали за творчеством деятелей литературы, культуры и искусства и давали свои оценки их произведениям: агитпром ЦК БКП, КНИК и цензорный отдел МВД. Кроме того, функции цензуры выполняло Управление по делам печати МИД Болгарии.

Таким образом, к 1949 г. в этой стране сложился ряд ведомств во главе с ЦК БКП, осуществлявших цензурные функции. По существу, к этому времени в Болгарии была создана система партийно-государственного контроля в области культуры и издательского дела с целью подчинения интеллектуальной жизни творческих союзов и организаций партийно-государственному руководству, усиления их зависимости от партийной бюрократии. Этот процесс, по мнению болгарской исследовательницы В.Чичовской, развивался в двух основных направлениях: 1. Через проверки, в том числе и анкетные, как прошлых, так и нынешних действий и политической благонадежности членов творческих союзов. 2. Через усиление их материальной зависимости от государства, поскольку от решения, например, КНИК зависело то, какие произведения литературы и искусства могут быть изданы, в каких издательствах и каковы будут суммы причитающихся гонораров. И самое главное, уже в 1948 г. начались репрессивные меры против некоторых творческих деятелей. Прошел, например, первый судебный процесс над деятелями культуры и журналистами, группировавшимися вокруг газеты социал-демократической партии «Свободен народ», однако не за нарушение закона о печати, а за нарушение закона «О защите народной власти», т.е. по обвинению в антигосударственной подрывной деятельности. На этом основании было проведено судебное разбирательство и против самой БРСДП(о), завершившееся ликвидацией этой партии.

Таким образом, уже к концу 40-х годов в Болгарии имело место грубое нарушение прав человека, свободы слова и творческих союзов интеллигенции. По мнению болгарских исследователей, «материальная зависимость писателей и деятелей культуры от новой власти более даже, чем запреты, способствовала ликвидации творческой свободы». «В Болгарии ушли безвозвратно в прошлое творческие союзы и общества, которые объединяли интеллигенцию по профессиональному пристрастию, а не политическим признакам»12. Эго утверждение болгарской исследовательницы В.Чи- човской может быть поддержано с полным основанием.

В 1949 г., после процесса над одним из лидеров компартии Болгарии Тр.Костовым, создание единой системы цензуры стало набирать ускорение. Прежде всего это было связано с расширением масштабов секретности применительно к информации, распространявшейся в стране. В этом болгарская партия была заинтересована. Она во многом по своей инициативе стремилась скопировать советский опыт организации цензуры. Современные болгарские исследователи признают, что болгарские коммунисты «отличались особым усердием и инициативностью по внедрению советских образцов цензуры»13.

Созданная на предыдущем этапе дирекция печати, цензурирующая публикации, по заявлению ее руководителя В.Топенчаро- ва, также не являлась самостоятельной организацией, а подчинялась министерству иностранных дел и ее министру, члену Политбюро ЦК БКП В.Коларову. Как видно из беседы В.Топенчарова с советским атташе в Болгарии Б.А.Дубенским, состоявшейся 17

февраля 1949 г., цензурная политика в Болгарии базировалась строго на директивах партийно-государственного аппарата. Допускалась лишь публикация материалов конъюнктурного, политически ангажированного характера14. Руководство цензурной политикой было сконцентрировано в отделе пропаганды и агитации ЦК БКП, откуда исходили указания и инструкции органам цензуры.

По заданию вышестоящих партийных и государственных органов в болгарской печати неоднократно организовывались политически целенаправленные кампании. Так, в феврале—марте 1949 г. ведущие болгарские газеты по приказу дирекции печати МИД НРБ не только опубликовали компрометирующие материалы по «делу» о 15 евангелических священниках, членах верховного совета объединенных евангелических церквей в Болгарии, но и повели идеологическую подготовку будущего судебного процесса. Священников обвинили в антигосударственной деятельности и затем осудили на длительные сроки тюремного заключения15. Кроме того, в начале 1949 г. с целью воздействия на западное общественное мнение известным болгарским журналистом Андрейчевым была подготовлена на эту тему и переведена на английский язык брошюра, распространявшаяся среди иностранных представителей в Болгарии.

Показательно, что авторы статей, содержавших явно фальсифицированные материалы, часто печатались под псевдонимами, иногда даже чужими. Так, журналист Андрейчев опубликовал свои статьи под псевдонимом «Наблюдатель», которым ранее подписывал свои материалы, печатавшийся в центральном органе БКП В.Топенчаров. Сам В.Топенчаров, который был этим недоволен, не смог объяснить, почему его коллега использовал его псевдоним. Случайность или подлог16?

Как подчеркивают болгарские исследователи, в частности, В.Чичовска, основными задачами цензуры в Болгарии являлись: ликвидация политического и идейного плюрализма, закрытие оппозиционных или просто самостоятельных газет, обеспечение изоляции Болгарии от западных стран и жесткая ориентация общественного мнения только на СССР и страны восточного блока, с целью поставить под контроль компартии всю общественную жизнь17.

В конце 40-х годов в Болгарии по решению правительственных органов стали закрываться и подвергаться гонениям не только газеты оппозиции или бывших некоммунистических союзников компартии по Отечественному фронту, как, например, газета «Из- грев», принадлежавшая партии «Звено», но и издания, являвшиеся чисто информационными, как, например, «Новини». В упоминавшейся беседе с советским атташе в Болгарии Б.А.Дубенским В.Топенчаров со ссылкой на редактора газеты «Новини» Т.Стоянова высказался за ликвидацию этой газеты18.

В отношении же редакции газеты «Изгрев» и ее редактора Г.Кулишева была развернута агрессивная кампания по их дискредитации. Следует отметить, что к этой кампании подключились представители советского дипломатического корпуса. Б.А.Дубен- ский в своей информации в середине мая 1949 г. в Москву (необходимо отметить, что вся информация советского дипломата была составлена на основе материалов, предоставленных ему руководителем дирекции печати при МИД Болгарии) изображал редакцию газеты «Изгрев» как «гнездо правых звенарей», а Г.Кулишева как «одного из руководителей оппозиционных режиму сил». Он обвинял Г.Кулишева в том, что последний делает «все возможное, чтобы ограничить число советских материалов, публикуемых в газете», стремится «не помещать резких статей против англо-американцев, против Атлантического пакта».

По информации Б.АДубенского Г.Кулишев 27 апреля 1949 г. в присутствии всего персонала редакции дал указание не злоупотреблять «нападками» на Запад. Советский дипломат обвинил Г.Кулишева фактически в политической неблагонадежности.

Газета «Изгрев» под руководством Г.Кулишева, по словам Ду- бенского, «проводит тиражную политику» с тем, чтобы «удовлетворить вкусы обывателя». Подводя итоги, атташе сделал далеко идущие выводы: «Звенари продолжают сопротивление мероприятиям Отечественного фронта во всех отраслях политической, общественной и культурной жизни Болгарии». И немалая роль в этом, как настаивал советский дипломат, принадлежала газете «Изгрев» и ее директору Г.Кулишеву. «Следует иметь в виду, — утверждал Б.А.Дубенский, — что "Изгрев" — одна из самых распространенных газет, и она может сыграть подлую роль, если в ее руководстве останется Кулишев и его сторонники»19.

Можно предположить, что такого рода сообщения в Москву отражали намерения болгарского руководства. Судьба газеты «Из- грев» и Г.Кулишева была тем самым предрешена. Газета была закрыта, ее редактор лишен возможности печататься и влиять на общественное мнение в Болгарии.

Таким образом, следует констатировать, что инициативы, исходившие от руководящих работников Болгарии, активно поддерживались Москвой, ибо они находились в русле идеолого-политичес- ких позиций советского руководства относительно настоящего и будущего некоммунистической печати.

В середине октября 1952 г. Политбюро ЦК БКП была сформирована комиссия по подготовке центрального органа контроля за печатью наподобие советского Глаалита.

Вопрос о создании болгарского Главлита после обсуждения на политбюро ЦК БКП был вынесен на заседание Совета министров НРБ, который 20 декабря 1952 г. принял положительное решение. Во главе болгарского Главлита была поставлена Е.Гаврилова, работавшая с 1944 г. в аппарате Отдела пропаганды и агитации ЦК БКП, а с 1948 г. являвшаяся главным секретарем КНИК и пользовавшаяся особым доверием В.Червенкова.

В организации структуры нового органа приняли самое активное участие советские эксперты и советники. Новое учреждение начало работать под непосредственным наблюдением заместителя начальника Главлита СССР В.В.Катышева, который с этой целью специально прибыл в Болгарию, и с его именем нынешние болгарские исследователи связывают введение здесь сталинской модели организации цензуры. При содействии В.В.Катышева была разработана структура болгарского Главлита и определены основные направления его деятельности.

Организация состояла из отделов, выполнявших следующие функции: 1) контроль за центральными софийскими газетами, радиопередачами и фотоинформациями; 2) контроль за выпуском книг, журналов и организацией выставок; 3) контроль за деятельностью библиотек, музеев и т.д.; 4) контроль за работой местных органов печати и т.д., определение их штатов, оплаты сотрудников и выплаты гонораров за публикации книг, статей и т.д.; 5) контроль за ввозом в страну и вывозом из нее печатной продукции, за книгообменом таких крупных учреждений, как Болгарская академия наук или Софийская государственная библиотека^0.

В становлении болгарского Главлита болгарские исследователи, в частности В.Чичовска, выделяют два этапа. Первоначально под контроль политредакторов были поставлены центральные ежедневные издания, радиопередачи, вся продукция издательства «Народное просвещение» и три редакции Болгарского телеграфного агентства, работавшие с информацией, идущей за границу и получающие информацию из-за рубежа, а также деятельность Пресс- фото и Прессбюро.

Затем был установлен контроль над такими еженедельными изданиями как «Литературная газета» и «Шершень». Постепенно цензурой были охвачены все периодические печатные органы и издательства страны. Кроме того, цензура была распространена и на выпуск религиозной литературы.

Перед болгарским Главлитом были поставлены конкретные идеолого-политические задачи. Прежде всего цензура должна была быть направлена на утверждение марксизма-ленинизма во всех сферах национальной жизни, на борьбу с отступлениями от этих принципов и со всякого рода инакомыслием. Речь шла о недопущении всевозможных проявлений «буржуазной идеологии», национализма, шовинизма, космополитизма, расизма, троцкизма, тито- изма, «трайчокостовщины» и т.д.

Второй блок задач определялся требованием воспрепятствовать разглашению государственных тайн в прессе и других видах публикаций и информации (радио, издательские публикации, особенно учебники и учебные программы, фотоматериалы, картография и т.д.). В этой связи были разработаны специальные списки, определявшие тематику и сведения, представлявшие, с точки зрения власти, государственную тайну. Причем они касались не только Болгарии, но и других стран советского блока.

Принципы определения материалов, составлявших государственную тайну, а зачастую и сам перечень засекреченных тем и данных, были напрямую заимствованы из опыта СССР. Критерии секретности советского Главлита были непреложным законом как для болгарской цензуры, так и других стран региона. Находившийся в Болгарии Катышев поучал болгарских коллег: «Цензоры не ошибутся, если приостановят какой-либо материал. А разглашение государственной тайны — это тяжкое преступление»21. Как правило, такие установки советской стороны вели к введению массы нелепых запретов профессионально слабых болгарских цензоров. Отметим, что засекречивание материалов играло исключительно на руку болгарскому политическому руководству, так как позволяло скрывать как от населения, так и от советского руководства негативные явления в политической и экономической сферах общественной жизни.

Секретными были объявлены не только материалы следствий и политических судебных процессов, данные о деятельности репрессивных органов, местонахождении и числе тюрем и лагерей, трудовых колоний, количестве заключенных и их положении. Строго запрещалось разглашение информации о возможных причинах катастроф и природных катаклизмов, о наличии полезных ископаемых и их залежей, не говоря уже о данных, касающихся вооружений и всей военной сферы, основных статистических показателях развития народного хозяйства, работе высших эшелонов власти и их решениях. Наиболее тщательно засекречивались все материалы

о деятельности органов госбезопасности и МВД и т.д.

Как считают болгарские исследователи, каталогизирование, в том числе и вышеперечисленных запретов, секретность как элемент всей системы информации «гарантировали правящей элите определенное спокойствие в обществе, базирующееся на бесправии основной массы граждан и создающее возможность для развертывания репрессий»22.

Как известно, непреложным принципом цензуры в обществе советского типа и одним из важнейших инструментов информационной политики, в частности болгарского руководства, являлась персональная, вплоть до уголовной, ответственность за публикуемые материалы. Поэтому на практике к каждой публикации был фактически прикреплен персональный цензор. Проверка публикуемого материала отмечалась специальной печатью и личным номером цензора. Только после многократных проверок на рукописи появлялась надпись «подписано к печати», при выходе книги из типографии цензор ставил штапм — «допущено к распространению». Если шла речь о передачах по радио, то печать ставилась на окончательном тексте передачи, а материалы, подготовленные для трансляции на заграницу на иностранных языках, контролировались службами МИД и МВД. Таким образом, создавалась строго централизованная система идеолого-политической цензуры, которая являлась важнейшим элементом насаждения советской модели общественного развития Болгарии.

Одновременно с принятием решения о создании Главлита в декабре 1952 г. была сформирована первая группа политредакторов или цензоров. Все их кандидатуры перед назначением рассматривались на секретариате ЦК БКП и одобрялись лично генеральным секретарем В.Червенковым. При этом, как отмечает В.Чичовска, «доверие партии сочеталось с высокими зарплатами для работников политической] цензуры»23. Следует подчеркнуть, что при выдвижении на должность политредактора в Болгарии, как и в других странах региона, учитывался не уровень образования и профессиональная компетентность, а прежде всего политические качества, партийный подход, преданность компартии и ее руководителям и т.д. Неудивительно что, как указывалось в одной из справок, подготовленных болгарским Главлитом и посвященных анализу положения с кадрами политредакторов, в качестве недостатков в этой сфере отмечалось отсутствие общей культуры, высшего образования и даже весьма низкая марксистско-ленинская подготовка сотрудников, хотя многие политредакторы приходили на работу в главлит из соответствующих министерств и центральных газет, в том числе «Работническо дело», и из аппарата ЦК БКП. Все это создавало определенную морально-психологическую атмосферу в работе политредакторов, усиливало их полную подчиненность вышестоящему руководству, формировало желание не принимать самостоятельных решений, действовать только в духе инструкций и указаний сверху, установленных схем и догм, постоянно бояться наказаний или потери работы.

В Болгарии, руководство которой вплоть до деталей копировало советский опыт, в больших масштабах проводилось изъятие «вредных», по определению цензора, книг из общественного пользования. В библиотеках создавались фонды специального хранения, доступ к которым имел лишь строго ограниченный круг лиц.

В 1953—1954 гг. в Болгарии была проведена специальная акция по проверке библиотек с целью выявления книг, которые должны быть убраны с библиотечных полок или вообще уничтожены. С этой целью Главлит направил в библиотеки постоянных цензоров, которые и должны были произвести проверку и выборку «вредных» книг.

В этот же период в соответствии с решениями политического руководства Болгарии практически был совершенно прекращен обмен книгами с западными странами, а поступавшая из-за рубежа литература подвергалась тщательной цензурной проверке. Цензоры задерживали поступление не только художественной, но и почти всей, включая техническую, литературы, рекламных проспектов, каталогов фирм и т.д. Были закрыты все каналы поступления в страну новой технической информации. Литература, адресованная частным лицам, конфисковывалась и направлялась в МВД или в органы госбезопасности24.

Цензура, являясь одним из инструментов политики установления информационной блокады и средством организации закрытого общества, обеспечивала создание политического режима советского типа не только в Болгарии.

В Чехословакии ситуация в области СМИ вплоть до 1948 г. существенно отличалась от других стран. Чехословакия была единственной страной среди стран восточного блока, где до весны 1948 г., когда была принята новая конституция, было запрещено введение цензуры. Однако партийные органы уже в конце 40-х годов взяли на себя функции цензурирования не только партийной, но и государственной печати. Как уже отмечалось выше, этот процесс усилился накануне и особенно после февральских событий 1948

г. в Чехословакии, когда компартия сконцентрировала в своих руках всю полноту политической власти.

Состоявшийся 24 февраля 1948 г. пленум ЦК КПЧ поручил министру информации коммунисту В.Копецкому и его ведомству предпринять меры по ограничению распространения «реакционной заграничной печати», запрету свободной продажи западных изданий, ликвидации типографий западных центров, находившихся в Чехословакии. В январе 1949 г. в Чехословакии вышел закон, согласно которому частные лица лишались подписки на западную прессу25.

Вопросы управления и контроля за информацией в это время были сосредоточены в отделе печати и лекторском отделе ЦК КПЧ, а в краевом масштабе — в отделах областных комитетов партии. В связи с этим в марте 1948 г. генеральный секретарь ЦК КПЧ Р. Сланский подчеркнул, что главной задачей отдела печати ЦК КПЧ является «формулирование политических директив для печати, руководство деятельностью не только партийной (коммунистической) печати, но и непартийной», т.е. все еще сохранявшейся печати некоммунистических партий и организаций.

В сентябре 1948 г. руководство КПЧ создало совет по культуре, которому было вменено в обязанность обсуждать все вопросы идеологии, культуры, школьного дела, печати, кинематографии, радио и принимать по этим вопросам принципиальные решения, т.е. компартия сосредоточила в своих руках всю культурную политику в стране. Вскоре после февральских событий 1948 г. начался процесс закрытия некоммунистических изданий, в том числе и католических журналов. Этому способствовала проведенная в 1948 г. перерегистрация газет и журналов. Число еженедельных газет сократилось (в основном за счет закрытия некоммунистических изданий) с 37 газет в 1947 г. до 11 — в 1953 г.26 Как правило, в отличие от публикуемых законов и постановлений по другим вопросам, атака против некоммунистических СМИ шла на основе секретных постановлений министерства информации, политику которого определял ЦК КПЧ.

В январе 1950 г. заведующий Отделом пропаганды и агитации ЦК КПЧ Й.Гендрих в беседе с первым секретарем посольства СССР в Чехословакии П.Г.Крекотенем сообщил, что для улучшения работы печати намечается ряд мероприятий. Речь шла об обновлении издательских кадров, повышении квалификации и идейно-воспитательной работы среди журналистов, открытии полугодичного семинара для журналистов при Высшей школе политических наук, а также организации постоянных курсов при редакции газеты «Руде право».

Но главными здесь являлись меры по введению цензуры в стране. 2 января 1950 г. президиум ЦК КПЧ принял решение об учреждении специального государственного ведомства, занимающегося вопросами цензуры. По словам Гендриха, «до сих пор в Чехословакии практически не было никакого органа, который бы контролировал работу печати, радио, издательств. Вследствие этого в печать часто попадали сведения, которые не следовало бы публиковать». Поэтому, как считал Гендрих, необходимо ввести цензуру, которая «будет организована по образцу советского Главлита при Совете Министров и будет подчиняться председателю Совета Министров».

К этому времени, по информации В.Копецкого, коммунисты уже взяли под контроль типографии, распределение бумаг и загрузку издательств, т.е. всю информационную сеть страны. К январю 1950 г., как сообщал ответственный работник ЦК КПЧ П.Рейман, руководящий аппарат издательств был заменен, хотя и не без борьбы, проверенными людьми. «Когда мы направляем новых работников — членов партии в издательство, то бывают случаи, когда издательства под всякими предлогами пытаются не допустить этих новых работников к работе. В таких случаях мы предпринимаем контрмеры, — заявил Рейман, — не даем разрешение на издание книг этих издательств, мотивируя такое мероприятие тем, что имеющийся в наличии аппарат не может обеспечить даже издание литературы, выдержанной в политическом отношении». Поэтому предполагалось, по словам Гендриха, довести аппарат издательств до 400 человек. Однако, как заявил Гендрих, цензура будет вводиться постепенно. «Сначала только над центральной печатью, радио и наиболее крупными издательствами. Затем постепенно деятельность цензуры распространится на области и районы»27.

При встрече ряда руководящих деятелей КПЧ — секретаря ЦК КПЧ Г.Бареша, заведующего Отделом пропаганды и агитации ЦК КПЧ Й.Гендриха, заведующего Отделом внешней политики ЦК КПЧ Б.Геминдера — с первым секретарем посольства СССР П.Крекотенем 30 марта 1950 г. советское посольство было информировано, что «Отделом агитаций и пропаганды ЦК КПЧ намечается целый ряд мероприятий в идеологической области, рассчитанных на укрепление печати, издательств, кино, высшей школы. Так, например, предлагается в газетах организовать редакционные коллегии, а в ряде газет укрепить руководство».

В беседе с П.Крекотенем Г.Бареш сообщил, что «отделом цензуры ЦК из продажи изъята книга Э.Бенеша «Огненные слова», в которой, по словам Г.Бареша, якобы «в завуалированной форме делаются враждебные выпады против Советской Армии». По мнению Бареша, «случай с книгой Бенеша, типичного представителя старой чешской интеллигенции, весьма показателен» и характерен для большинства старой интеллигенции, которая «относится к новому режиму враждебно, с недоверием, в расчете на то, что этот режим изменится»28.

В 1951 г. все функции по политическому контролю за публикацией книг и другой печатной продукции взяли на себя издательский отдел ЦК КПЧ и отдел школ, науки и искусства, организованный в ЦК КПЧ. Кроме того, для укрепления партийного руководства в области театра и кинематографии был создан художественный совет во главе с Й.Гендрихом.

Партийные инстанции решали все вопросы, связанные с организацией или закрытием любого журнала, газеты, их содержанием и тиражом, а также с расстановкой кадров, назначали главных редакторов и определяли круг их ответственности за политическое содержание публикаций. В ноябре 1950 г. руководство ЦК КПЧ ввело в издательствах должности контрольных редакторов, а с начала 1951 г. — редакторов-цензоров. При ЦК КПЧ был создан редакторский совет, который давал заключения в связи с публикацией работ и «добро» на выход в свет, проверял планы издания, вычеркивал книги «неблагонадежных» авторов.

Представители соответствующих отделов ЦК КПЧ принимали участие в обсуждении и определении списков запрещенной литературы, которая должна была быть изъята из библиотек. Первый список подобных книг был подготовлен еще в 1948 г., но особенно активно изъятие книг происходило в 1952—1953 гг. В список № 1 были включены «троцкистские» и «антисоветские» книги, а в список № 2 — книги правых социал-демократов, легионеров, а также работы политиков либерально-демократического направления — в первую очередь, Я.Масарика и Э.Бенеша. Часть книг уничтожалась. По данным, приведенным чешским историком К.Капланом, в эти годы было уничтожено 27 млн книг29.

В 1952 г. чехословацкое руководство обратилось к советской стороне с просьбой помочь созданию цензурного учреждения, подобного советскому Главлиту. 10 января 1953 г. советник посольства П.Г.Крекотень сообщил А.Новотному о возможности приезда советского специалиста для проведения консультаций по созданию чехословацкого Главлита30. Побывавший в Праге с этой целью в марте 1953 г. заместитель начальника Главлита СССР И.Исаченко докладывал: «...Чехословацкие товарищи рассказали, что в республике цензорный контроль над печатной продукцией и радиоинформацией не осуществляется и такого органа, который занимался бы этим, нет»31. При советской помощи ситуация была исправлена, и 22 апреля 1953 г. решением правительства Чехословакии при Совете министров было создано по типу советского Главлита Главное управление государственного контроля за печатью. В функции этого управления входил надзор за центральной периодической печатью, краевыми газетами, кинохроникой, чехословацким радиовещанием и телевидением. Персонал управления быстро разрастался: на 1 июля 1953 г. в нем работал 141 человек32. Однако решение правительства о создании Главного управления государственного контроля за печатью не было опубликовано и оставалось сугубо секретным. Следовательно, и деятельность управления по государственному контролю за печатью являлась секретной. В 1954 г. управление перешло в ведение МВД Чехословакии. Оно работало в тесном контакте также и с чехословацкими органами госбезопасности32.

Однако и после возникновения государственной структуры, ведавшей цензурой в Чехословакии, главная роль в этом вопросе принадлежала ЦК КПЧ. И в дальнейшем ЦК КПЧ осуществлял идейно-политическое руководство всеми средствами массовой информации.

Таким образом, в Чехословакии в начале 50-х годов была создана система государственно-политического цензурного контроля за печатной продукцией, под который подпадали во избежание случаев разглашения широко понимавшейся государственной тайны все публикации, а также все издания, которые могли противоречить или противоречили «линии партии».

Заметный поворот в информационной политике в Венгрии произошел на рубеже 1947—1948 гг. Тогда был создан единый государственный орган управления кинематографией, телеграфным агенством и радиовещанием. Большинство типографий и издательств было поставлено под контроль коммунистов и их союзников — социал-демократов. Ключевые должности в них заняли представители ВКП и СДПВ. Следует отметить, что в этот период руководство СДПВ, оглядываясь на коммунистов, усилило цензуру над своими партийными изданиями. В подтверждение этого можно привести письмо, поступившее осенью 1947 г. руководству партии от секретариата молодежной организации социал-демократов. В нем содержалась просьба не вмешиваться в работу молодежного печатного органа — газеты «Фиатолог» и жалоба на то, что «член ЦК Ю.Пал не только осуществляет цензуру, но зачастую вымарывает целые страницы. Он хочет решать сам, о чем следует писать. Юстус (Ю.Пал. — Авт.) осуществляет не только идеологический контроль, который ему доверила партия, но и вмешивается в политическое руководство печатью»33.

После объединения рабочих партий летом 1948 г. и их печатных органов коммунисты сосредоточили контроль за информацией в своих руках. В 1948 г. фактически закончилась борьба за власть в органах печати, произошли кардинальные изменения не только в содержании публикуемых материалов. Дискуссии, столь характерные для предшествующего периода, совершенно исчезли со страниц печатных органов и изданий. Как и в других странах региона, началось изъятие из производства и оборота материалов «немарксистского» содержания, ужесточение цензорского контроля за изданной и намечавшейся к изданию печатной продукцией.

Фактическими руководителями информационной политики в Румынии с конца 1947 г. являлись Отдел печати и комиссия по информации при ЦК компартии Румынии. До 1949 г. на местах действовали в качестве цензоров инструкторы министерства искусства и информации, созданного еще в 1945 г., которые осуществляли контроль за местной печатью. 1949

г. стал переломным в информационной политике РРП, ужесточавшей идеолого-политическое давление на общество. В мае 1949 г. президиум Великого национального собрания (ВНС) утвердил решение Совета министров Румынии о создании Главного управления по делам печати и типографий (ГУ ПТ) при Совете министров с широким объемом полномочий по контролю за печатью.

Главное управление осуществляло контроль над всей информацией, исходившей из министерств, государственных учреждений и, в значительной степени, от военных ведомств. Контролируемые публикации и материалы разделялись на 3 группы: секретные, для служебного и для открытого пользования.

В специальном декрете ВНС, опубликованном в мае 1949 г., говорилось, что ГУ ПТ: а) редактирует официальные бюллетени Румынской Народной Республики; б) контролирует выпуск всей печатной продукции: газет, журналов, программ, афиш и т.д.; в) осуществляет контроль над распространением и хранением печатной продукции, импортом и экспортом газет, книг и предметов искусства; г) регламентирует условия работы книжных магазинов (в том числе антикварных и букинистических); д) проверяет фонды библиотек и книгохранилищ на предмет изъятия «вредной» литературы; е) подвергает цензуре все передачи, транслирующиеся по радио и т.д.

Кроме того, ГУ ПТ осуществляло контроль за публикацией в газетах сообщений Совета министров и координировало работу всех информационных служб департаментов и общественных организаций. 22 июня 1949 г. Совет министров Румынии принял постановление о цензуре. В нем говорилось, что вся печатная продукция страны должна проходить предварительную цензуру и получать разрешение на публикацию. Лица, нарушавшие легальные условия издания и распространения печатной продукции, должны были привлекаться к уголовным наказаниям.

Постановление правительства страны регулировало обязанности цензора по сбору информации о всех тех иностранных типографиях, откуда по импорту поступала печатная продукция, а также контроль за книжными магазинами и библиотеками, куда поступали книги из-за рубежа. В частности, речь шла и о книжном магазине румынской Академии наук, «Центре распространения литературы на венгерском языке» и др. На местах под контроль ставились в соответствии с этим постановлением все каналы распространения печатной продукции, в том числе публичные библиотеки, университетские и школьные библиотеки, вплоть до библиотек сельских клубов и домов культуры, а также издания брошюр, альманахов, календарей и т.д. За всей ввозимой в страну и вывозимой за рубеж печатной продукцией, а также предметами искусства (картины, гравюры, рукописи книг и т.д.) также устанавливался жесточайший контроль34.

Особое внимание цензоры обязаны были уделять контролю за содержанием публикуемых и уже опубликованных работ с точки зрения их идейно-политической направленности.

На рубеже 40—50-х годов, кроме центральных газет, полностью находившихся под контролем компартии, на местах выпускались 21

ежедневная газета, 13 газет, выходивших два раза в неделю, 27

еженедельников, 13 заводских газет, 6 религиозных изданий — всего 97 газет и периодических изданий. Кроме того, публиковались 28 информационных бюллетеней местных органов власти — народных советов. Тираж этих изданий составлял 750 ООО экз. и все они теперь должны были подвергаться цензуре. Заметим, что кадры цензоров и работников печати, подбиравшиеся исключительно по идейно-политическим соображениям, были, особенно на местах, весьма слабыми в профессиональном отношении, и зачастую публикуемые материалы пестрели многочисленными орфографическими ошибками, нередко изменявшими первоначальный смысл статей и материалов, а иногда приводившими и к политическим искажениям. Некоторые современные румынские исследователи пытаются выдать эти ошибки редакторов и цензоров за целенаправленное «сопротивление» работников печати коммунистическому режиму, что, на наш взгляд, не соответствует действительности, ибо назначения на работу в издательства проходили под строжайшим политическим контролем и утверждались партийными органами35-

В 1949—1950 гг. произошло резкое увеличение кадрового состава центральных печатных органов в Румынии людьми, политически преданными режиму. В это время на работу были привлечены 1411 человек, в том числе в газету «Адэвэрул» — 527 чел., «Универсул» — 35 чел., «Ромыния либэрэ» — 121 чел., «Вьяца Синдикалэ» — 97 чел., «Фронт земледельцев» — 91 чел., «Вьяца

Капиталей» — 65 чел., «Скынтейя Тинеретулуй» — 59 чел., «Спор- тул популар» — 40 чел., «Гласул Арматей» — 39 чел. и т.д.36

Как подчеркивалось в вышеуказанном постановлении, цензоры не должны были допускать, чтобы в прессе или других публикациях «появлялись сведения, информация или изображения, носящие тенденциозный характер и направленные против существующего режима, против партии, правительства или органов государственной власти, а также публикации против Советского Союза, советского руководства и стран народной демократии». Цензоры должны были действовать так, чтобы в печати не было статей и материалов, которые, по их мнению, могли привести к ослаблению союза рабочего класса и крестьянства, разжиганию национальной розни и т.д. Усилиями цензоров в печати и других публикациях не должны были присутствовать материалы, которые знакомили бы общественность с деятельностью в стране или за рубежом представителей политических сил, выступавших против марксизма-ленинизма, пролетарского интернационализма, отрицающих классовую борьбу. Распространение подобной литературы, как указывалось в постановлении, могло бы негативно повлиять на общественность, спровоцировать выступления недовольных и способствовать распространению враждебных слухов.

Цензорам предписывалось запрещать публикацию статей и литературы, которые популяризировали бы «поставленные на службу империализму» научные достижения и художественные произведения западных авторов. Цензоры обязаны были принимать меры, чтобы в средства массовой информации не просачивались материалы из западной прессы, радиопередач или других информационных источников.

Некоторые материалы могли публиковаться только особым способом — в закрытой печати. К секретной информации, как отмечалось в постановлении, были отнесены сведения вплоть до информации о эпидемиях, социальных и политических инцидентах, крупных катастрофах, в том числе и природных катаклизмах, несчастных случаях на железных дорогах, уголовных преступлениях, жертвах и т.д.37

В 1952 г., после устранения с политической арены тех, в ком генеральный секретарь румынской компартии Г.Георгиу-Деж видел своих соперников — А.Паукер, В.Луки и Т.Джорджеску, и перехода в его руки всей полноты власти в стране произошло заметное ужесточение контроля за прессой. 2

июля 1952 г. в ЦК РРП было проведено специальное совещание с редакторами центральной и местной печати, на котором руководством РРП были даны инструкции и определены основные задачи и направления работы в этой области. Вновь был поставлен вопрос об усилении контроля за публикациями с тем, чтобы в газеты и журналы «не проникала непроконтролированная или недостаточно проконтролированная информация и давалась неправильная ее интерпретация». Речь шла и о «разоблачении (в печати. — Авт.) деятельности группы А.Паукер, В.Луки и ТДжорджес- ку», которые якобы являлись «носителями правого оппортунизма в партии», а также о борьбе с «остатками социал-демократизма в партии» и «буржуазного наследия»38.

Г.Георгиу-Деж заявил в связи с этим, что «необходимо усиление бдительности и воспитание трудящихся в духе непримиримой борьбы с антисоциалистическими проявлениями в общественной жизни страны». «Пресса, — по словам генерального секретаря Румынской компартии, — должна находиться на переднем фланге этой борьбы. Наша пресса, как центральная, так и местная, — подчеркивал лидер румынских коммунистов, — должна отражать замечательные успехи строительства социализма, мобилизовывать наш народ, рабочий класс на выполнение задач, выдвинутых партией и правительством как в борьбе за мир и против поджигателей войны, так и в решении идеологических проблем, в повышении уровня политического сознания членов нашего общества». В связи с этим, требовал Г.Георгиу-Деж, необходимо поднять уровень прессы в соответствии с теми задачами, которые выдвинуты партией и правительством. Необходимо улучшать содержание и форму статей, публикуемых в газетах, которая была бы доступна и привлекательна для читателя. Г.Георгиу-Деж указал на низкий профессиональный уровень работников редакций: «Журналистам нужно документировать свои статьи, — заявил Г.Георгиу-Деж, — а не говорить вообще, приводя цитаты из классиков, но не раскрывая существо проблемы». Журналисты, по его словам, «должны основательно изучать тему, прежде чем писать о ней». Но главное, на чем настаивал руководитель румынских коммунистов, это то, что «информация, поступающая в прессу, должна быть сотни раз проконтролирована»39.

Анализ данного выступления Г.Георгиу-Дежа показывает желание высшего партийно-государственного руководства Румынии превратить прессу в послушное орудие, эффективный инструмент пропаганды внутри- и внешнеполитической линии румынского руководства с целью «воспитания трудящихся в духе идей партии», обеспечения со стороны населения поддержки режима, подавления инакомыслия.

На совещании проявился еще один феномен тоталитарного общества. Речь идет о вождизме, ориентации средств массовой информации на спешное и усиленное создание культа личности Г.Георгиу-Дежа. Уже ранее имевшее место восхваление «вождя», приняло в Румынии в начале 50-х годов такие масштабы, а подчас и такие примитивные и вульгарные формы, что это не могло остаться незамеченным даже самим Г.Георгиу-Дежем. Его коробили не содержание, суть явления, а лишь форма, в какой преподносилось народу восхваление лидера партии. В качестве примера Геор- гиу-Деж привел одну из газетных публикаций, где говорилось о его встрече с шахтерами: «Тов. Г.Георгиу-Деж снова говорил с шахтерами. Стахановцы и передовики со слезами радости на глазах говорили о Г.Георгиу-Деже как любимом руководителе румынского народа. Они поднимали бокалы за его здоровье как за любимого сына и родного отца». Бросая упрек журналистам, Геор- гиу-Деж сказал, что «в такой форме писать недопустимо. При чем здесь стакан с вином? За границей могут подумать, что мне преподносят вино и я большой любитель выпить». Вероятно, опасаясь, что слухи о его восхвалении дойдут до Москвы и будут там неправильно поняты, Георгиу-Деж, как бы нейтрализуя этот «пассаж», заявил: «...У нас только один родной отец — это товарищ Сталин»40. По мнению Дежа, подобные, выходившие за всякие нормы приличия заметки, журналистские эссе могли принести больше вреда, чем пользы. Исходя из этого, Георгиу-Деж потребовал поставить под контроль «все, что пишется о партии и ее генеральном секретаре»41.

Однако многие из выступавших после него членов политбюро, восхваляя Дежа, настойчиво доказывали необходимость «писать в газетах о генеральном секретаре и его особой роли в партии и обществе» и пытались направить прессу именно в эту сторону. Например, секретарь ЦК И.Кишиневский заявил следующее: «Не говорить о генеральном секретаре — это все равно, что в живописи запретить писать пейзажи»42.

Главными итогами работы совещания должно было стать усиление партийного влияния на прессу. С этой целью было принято решение о проведении в ЦК РРП ежемесячных заседаний с ответственными редакторами основных печатных органов, где предписывалось осуществлять анализ их деятельности. Впоследствии, обращая внимание советского руководства на имевшее место улучшение работы с прессой, заведующий Отделом пропаганды и агитации ЦК Румынской рабочей партии Л.Рэуту в беседе с первым секретарем посольства СССР в Румынии А.А.Голиченковым, состоявшейся 23 декабря 1952 г., отметил, что в результате перестройки печати редакции журналов и газет укреплены новыми, лучшими кадрами: «Некоторые областные газеты улучшили работу, но мы еще не закончили перестройку и не спешим делать это, преследуя цель перестроить работу печати по существу, чтобы улучшить качество и остроту партийной печати». Особо подчеркивалась необходимость наступательной борьбы на страницах печати «с буржуазными теориями», «рецедивами космополитизма» в среде ученых, «как это делается сейчас в СССР». Как считали в Отделе пропаганды и агитации, одной из форм такой работы являлось именно ограничение доступа к «враждебной» литературе43.

Создание в Румынии Главного управления по делам печати и типографии, в обязанности которого входила, среди прочего, тщательная политически ориентированная проверка фондов библиотек, привело к массовому изъятию и запрещению значительного количества книг, изданных до 1948 г. Только одна из инструкций, составленная в этом управлении, содержавшая перечень запрещенных книг, насчитывала более 2 тыс. названий.

Наряду с книгами и другой печатной продукцией, авторами которых являлись фашистские лидеры или лица, связанные с фашистским режимом и участвовавшие в антисоветской войне, в список вошли работы деятелей политических партий либеральнодемократического направления, а также лиц, по разным причинам выехавших в эмиграцию, и даже классиков румынской литературы, науки и культуры. В их числе были произведения крупных историков Н.Йорги, В.Пырвана, философа Т.Майореску, экономиста

В.Маджару и др. Были подвергнуты цензуре и частично изъяты книги писателей Д.Кантемира, М.Когэлничану, М.Эминеску,

В.Александри, Л.Ребряну, Г.Кошбука и т.д.44 Периодически списки запрещенных книг обновлялись и расширялись.

Следует указать, что деятельность органов цензуры не ограничивалась только печатной продукцией. Цензурированию подвергалась также личная переписка граждан, особенно с зарубежными странами. В данном случае контроль осуществляли органы МВД и госбезопасности.

Министерства внутренних дел и государственной безопасности широко использовали цензуру как инструмент контроля за прохождением частной корреспонденции граждан. В отношении частной корреспонденции в партийных органах Румынии на вооружение был взят лозунг: «Каждое непроверенное письмо является подарком для врага». Для каждого цензора была введена ежемесячная норма. Она составляла, например, в Румынии 1 200 писем. В подозрительных случаях письма изымались вовсе и уничтожались, а их адресаты брались на политический контроль. После проверки письма аккуратно запечатывались и отправлялись по адресу только, если не содержали информацию, которую цензор считал нежелательной, в противном же случае — отправлялись «в разработку». Поскольку цензоры не располагали четкими и ясными инструкциями в отношении того, какие письма должны изыматься, то сами зачастую определяли, какая корреспонденция должна была быть изъята, а какая доставлена адресату. Как правило, кроме писем, содержавших компрометирующие власть сведения или высказывания, изымались также письма с фотографиями лиц, выехавших за границу, или их снимков на фоне, например, собственного дома или дорогих машин. Как считали цензоры, такие изображения пропагандировали «буржуазный образ жизни», что противоречило «социалистическим нормам жизни» и «социалистической морали»45.

Существовал еще один канал получения информации и контроля за ней, а также слежки за гражданами стран Восточной Европы. Прослушивание телефонных разговоров, запись бесед граждан в гостиницах и ресторанах и даже на рабочем месте. Монтирование микрофонов в стены частных и служебных помещений стало обычной практикой действий служб безопасности.

Контроль за частной корреспонденцией и личными контактами был постоянным во всех странах региона. В столице Чехословакии, например, все письма и телеграммы из-за рубежа доставлялись в почтовое отделение Прага-120, где проходили жесткую цензуру. Ежедневно здесь обрабатывалось до 40 тыс. писем, отправляемых за рубеж. Часть из них после соответствующей цензуры изымалась, другая же часть отправлялась адресатам. В 1953 г. в почтовых отделениях Чехословакии работало около 190 цензоров, осуществлявших контроль за частной перепиской. Около 15 телефонных отделений отслеживали содержание телеграмм и разговоров46.

Таким образом, политическая цензура в странах Восточной Европы, которой была охвачена не только печатная продукция всех видов и радио, но и частное общение — письма, телефонные, телеграфные переговоры, давала возможность правящим компартиям в значительной мере держать общество под контролем. Плотное блокирование межгосударственных границ, особенно по линии, разделявшей Восток и Запад, также достаточно надежно перекрывало канал поступления «вредной», с точки зрения коммунистической власти, печатной продукции в страны региона.

Значительно сложнее обстояло дело с блокированием западного радиовещания на Восточную Европу. Географическое «соприкосновение» региона непосредственно с капиталистической частью Европы создавало условия для эффективной работы западных «голосов», тем более, что интерес к информации с Запада в странах социализма был весьма высок.

«Слушание» западных радиостанций населением Восточной Европы во многом восполняло недостаток информации о событиях в стране и за рубежом, получаемой из официальных источников, обнажало ее недостоверность. Постепенно формировалось в обществе понимание того, что страны восточно-европейского региона стали изолированной от мировых процессов провинцией, что в свою очередь порождало нарастание интереса к жизни на Западе. Граждане стран Восточной Европы все чаще и чаще обращались к передачам западных радиостанций, воспринимая их как источник правды о своей жизни. Факты прослушивания «вражеских голосов» систематически фиксировались органами госбезопасности и партийно-государственными структурами, обеспечивавшими цензуру, а нередко сообщались платными или добровольными информаторами, сеть которых в странах Восточной Европы в начале 50-х годов стремительно росла.

Сведения об этих «негативных явлениях» в обществе восточноевропейских стран доходили до Москвы. По сообщению сотрудника центрального аппарата МИД СССР В.И.Кирсанова из Румынии от 4 мая 1953 г., на строительстве теплоэлектроцентрали, находившейся в 30 км от г. Тыргу-Жиу (венгерская автономная область), даже «среди агитаторов оказались такие, которые слушают "Голос Америки" и распространяют враждебные слухи»47. В Польше, как следовало из отчета советского посольства в Варшаве, датированного августом 1953 г., якобы из-за недостоточной ориентации низовых организаций ПОРП в вопросах международной политики, слабой работы партийных органов и прессы, члены ПОРП не в состоянии бороться с враждебной пропагандой, распространяемой реакционными элементами внутри страны и буржуазными радиостанциями48.

Географическое соприкосновение восточно-европейских стран советского блока с западно-европейскими государствами позволяло западной пропаганде результативно использовать все доступные тогда технические средства для информационного воздействия на «мир социализма». В этом регионе, в отличие от СССР, «глушение голосов» не давало искомых результатов.

Резко обострившаяся международно-политическая ситуация в мире в начале 50-х годов сопровождалась расширением старых и возникновением на Западе новых структур вещания на Восточную Европу.

В 1951 г. начала свое вещание на страны Восточной Европы радиостанция «Свободная Европа», которая финансировалась конгрессом США, и продолжали трансляции «Голос Америки» и «БиБи-Си», которые, стремясь обеспечить свое влияние, поставляли обширную информацию об СССР и странах восточного блока, создавая «благоприятную среду (с точки зрения коммунистического руководства. — Авт.) вражеской идеологии»49. Нужно отметить, что в Восточной Европе наличие радиопринимающих средств было у населения весьма значительным. В 1949 г., например, в Польше было не менее 600 тыс., а в Чехословакии около 2 млн индивидуальных приемников, что делало радиовещание наиболее удобным и эффективным средством пропагандистской деятельности западных стран50. Так, осенью 1951 г. первый секретарь воеводского комитета ПОРП Е.Прима сообщил советскому консулу в Щецине И.С.Борисову, что «в селах распространены приемники, а где нет, то кулаки организуют коллективные слушания, а затем устную передачу прослушанного»51.

В Чехословакии, по сообщению корреспондента ТАСС

В.С.Медова, направленному в Москву в мае 1949 г., «англо-американская пропаганда через "Би-Би-Си" и "Голос Америки" внушала чехам мысль, что недалек тот час, когда в Чехословакии будет восстановлена демократия Масарика и Бенеша»52. С 1951 г. свои передачи на Чехословакию начала вести радиостанция «Свободная Европа».

Западная радиопропаганда, как следует из документов российских архивов, доставляла большое беспокойство партийному руководству. Как видно из имеющихся в нашем распоряжении документов, не только интеллектуальные слои общества стран региона, но и обычные рядовые граждане, в том числе молодежь и крестьяне, являлись постоянными слушателями западных радиопередач. Были случаи, когда сами чиновники и даже партийный актив становились потребителями передач западных радиостанций, таких как «Голос Америки» или «Би-Би-Си».

Со своей стороны, Москва, как и высшее партийно-государственное руководство стран Восточной Европы, предпринимала меры для отражения западной пропаганды и развернула собственную контрпропаганду. По существу, еще с 1947 г. начиналась информационная война между Востоком и Западом. Однако можно признать, что СССР в виду более слабой технической оснащенности, заформализованности и низкого качества радиопередач проигрывал западным державам в области радиопропаганды на Восточную.Европу. Поэтому передачи, транслируемые из Москвы, были гораздо менее доступны в регионе, чем западные. В связи с этим на передний план в политике СССР стало выдвигаться техническое подавление вышеназванных западных станций, радиоглушение. Глушению радиопередач или, как его называли коммунистические функционеры «радиозащите», «радиообороне» уделялось самое пристальное внимание. По некоторым данным, в начале 50-х годов в СССР существовало более тысячи подобных специальных радиостанций53.

Вопросы организации спецвещания и глушения западных радиопередач решались совместными усилиями Кремля и руководства компартий стран восточного блока. При этом СССР брал фактически на себя техническое обеспечение поставленных задач. Главным образом советским оборудованием оснащались радиовещательные станции и система «глушения голосов» в регионе. Высшее партийно-государственное руководство стран Восточной Европы неоднократно обращалось в Москву с просьбами помочь в организации радиовещания и радиоглушения трансляций из западных стран, переоборудовать старые и создать новые передающие станции.

Еще в первые послевоенные годы СССР принял участие в налаживании радиовещательной сети в освобожденных от фашизма и гитлеровской оккупации странах Восточной Европы. Так, в 1945 г., сразу после образования Временного правительства Венгрии, М.Ракоши обратился в ОМИ ЦК ВКП(б) к Г.МДимитрову с просьбой установить две радиостанции для внутреннего вещания на освобожденной территории Венгрии54. С такими же просьбами в Москву обратились болгарское и румынское правительства. 1

июля 1947 г. лидер болгарских коммунистов Димитров, который в конце 1945 г. возвратился в Болгарию из Москвы, направил письмо в ЦК ВКП(б), в котором просил советское руководство оказать помощь Болгарии в создании технической базы радиовещания. Димитров просил изготовить и смонтировать коротковолновый радиопередатчик средней мощности, а в перспективе соорудить также средневолновый передатчик мощностью в 120— 150 кВт. Как он писал, имевшаяся в Болгарии радиовещательная база не обеспечивала ни внутренние, ни внешние потребности страны. В ответ на просьбу Димитрова высшее советское руководство в целях улучшения как радиовещания в самой Болгарии, так и взаимодействия и взаимосвязи советского и болгарского представителей радиовещания обязало министерство связи СССР смонтировать в Болгарии коротковолновый передатчик, реконструировать существующую средневолновую радиостанцию и составить план средневолнового передатчика мощностью 120— 150 кВт. В связи с этим срочно командировать в Болгарию группу советских специалистов для оказания на месте конкретной помощи55.

Сотрудничество СССР и стран Восточной Европы в деле радиовещания и радиоглушения резко активизировалось в 1948 г. В ответ на просьбу румынского правительства Совет министров СССР в своем постановлении от 20 октября обязал МО СССР до 25

октября 1948 г. предоставить один вещательный передатчик мощностью 25 кВт министерству внешней торговли СССР, а министерству внешней торговли в свою очередь спроектировать и смонтировать радиостанцию в Бухаресте до 15 января 1949 г., командировав с этой целью советских специалистов в Румынию. 16

июля 1949 г. было принято еще одно постановление Совета министров СССР о дополнительном оборудовании и снабжении техническими материалами радиостанции специального назначения в Румынии, которая была взята «на плановое снабжение» министерством связи СССР56.

Начиная с 1949 г., МВД Румынии регулярно сообщало в Москву о результатах радиоглушения, а в 1953 г. румынская сторона предложила передавать информацию, касающуюся этого вопроса, через румынское министерство связи, которое и проводило всю работу по радиоглушению57.

В 1950 г. к СССР за помощью в организации защиты от западной пропаганды обратилось также и правительство Венгрии.

Руководства СССР и стран советского блока, с целью изоляции общественности своих стран от нежелательной для коммунистических режимов информации и разрушения создаваемых пропагандистскими службами мифов «о преимуществах социализма», стремились ко все большему ужесточению режима радиоглушения. Определенный интерес представляет в этом смысле пассаж из беседы, состоявшейся 2 апреля 1952 г. между секретарем ЦК КПС А.Новотным и советником посольства СССР в Чехословакии П.Г.Крекотенем, в которой Новотный обратил внимание на то, что «западное радио еще оказывает сильное влияние на чехословацкое население». Более того, «работники таких станций, как "Свободная Европа" и "Голос Америки", — подтвердил Новотный, — располагают часто достоверной информацией о тех событиях в Чехословакии, о которых они оповещают чехословацкое население». Так, например, «некоторое время тому назад, — отмечал он, — на Политсекретариате обсуждался вопрос об Остравском каменноугольном бассейне и о дальнейшем развитии Остравы. Через несколько дней западное радио уведомило чехословацкое население о сути вопроса и сообщило примерно те же факты, которые обсуждались на Политсекретариате ЦК КПЧ». Останавливаясь на возможных источниках утечки информации, Новотный предположил, что «вероятно, сведения о положении в Остраве попали за границу из Остравы, поскольку вопрос этот готовился для полит- секретариата в Остраве». Следовательно, как считал Новотный, «такие сведения могли быть переданы за границу кем-либо из инженерно-технических работников, работающих в Остраве»58. Можно сделать вывод, что не столько пропагандистские лозунги западных средств массовой информации, сколько достоверные данные и сообщения были опасны для правящей верхушки стран социалистического блока.

Реагируя на информацию А.Новотного, П.Г.Крекотень отметил, что поскольку в последнее время «передающие средства СССР и стран народной демократии, участвующих во взаимной защите от вражеских радиопередач на территории стран народной демократии, своевременно не корректируются, то качество защиты ухудшилось». Крекотень поставил перед Новотным вопрос о целесообразности иметь советского представителя службы радиозащиты в Чехословакии для координации совместной работы по глушению радиопередач. Новотный принял это предложение. При этом он согласился, что было бы желательным иметь в Чехословакии советского специалиста службы радиозащиты, так как «вопрос глушения враждебных радиопередач для чехов является весьма актуальным».

Ознакомившись с сообщением из Праги, министр иностранных дел СССР А.Я.Вышинский поручил сотрудникам центрального аппарата МИД Б.Ф.Подцеробу и А.Н.Красильникову подготовить ему информацию о принимаемых мерах по исправлению ситуации с радиоглушением в Чехословакии59.

Особое беспокойство доставляли и советскому, и польскому руководству передачи западных радиопрограмм на Польшу. По данным, которыми располагала Москва, общее количество передач на Польшу достигало 30 сеансов в сутки. Соединенные Штаты («Голос Америки») обеспечивали 13 сеансов в сутки, как из Америки, так и через станции Западной Германии, Лондона и Танжера. Количество одновременно действующих волн составляло в различные сеансы от 3 до 11. Передачи на Польшу велись также из Лондона («Би-Би-Си»), Рима, Ватикана, Белграда, Парижа, Мадрида, Анкары. Кроме того, радиостанция «Свободная Европа» вещала три раза в день на одной—двух волнах60. Столь мощная пропаганда с Запада представляла серьезную потенциальную угрозу для коммунистического режима в Польше. 16

июля 1951 г. лидер ПОРП Б.Берут одобрил проект письма И.В.Сталину по поводу организации глушения западных радиопередач. Причем он взял на себя инициативу действовать от имени всех стран региона. В письме отмечалось, что «в связи с непрерывно проводимой и все усиливающейся вражеской радиопропагандой на языках стран народной демократии появилась настоящая необходимость принятия решительных мер для борьбы с этой пропагандой. Предварительные шаги, предпринятые нами в вопросе глушения, показали чрезвычайные трудности решения вопроса в виду отсутствия необходимого опыта. В связи с этим просим Вашего содействия в предоставлении соответствующей консультативной помощи»61. 15

сентября 1951 г. начальник Главного управления радиосвязи СССР А.И.Жаров после возвращения из командировки в Польшу направил докладную записку министру связи СССР Н.Д.Псурцеву

о вещании «Голоса Америки», «Свободной Европы» и других радиостанций на Польшу и необходимости создания системы радиозащиты территории Польши и других стран Восточной Европы. Как отмечалось в записке, во время командировки в Польшу группа советских специалистов в составе трех человек (Жарова, Савко- ва, Павловича) посетила радиостанции городов Варшавы, Щецина, Гданьска, Гдыни, Кракова, Катовиц и Радома, побывала также на заводах Варшавы, производивших радиоприемную и передающую аппаратуру. Одновременно для советских специалистов были организованы специальные прослушивания эфира и измерения силы приема станций, ведших «враждебную» антипольскую пропаганду. Результаты инспекции, проведенной советскими специалистами, были весьма неутешительными. «Антипольские передачи, — как сообщалось министру связи СССР, — слышны по всей территории Польши почти на всех частотах. Никакой защиты от анти- польских передач с территории Польши не организовано». И далее: «Содержание передач, особенно проводимых радистанция- ми "Голос Америки", "Свободная Европа" и Мадрида, носят исключительно враждебный характер и направлены против существующего строя Польской Республики».

В докладной записке также констатировалось, что организованные с территории Советского Союза радиопомехи антиполь- скому вещанию, осуществлявшемуся «Голосом Америки», нерезультативны, так как действуют только на небольшом числе частот. Советские специалисты, учитывая наличие у граждан Польши большого количества приемников, рассредоточенных по всей стране (не только в крупных городах, но и сельской местности), что позволяло повсеместно слушать западные передачи, считали необходимым организовать защиту от антипольского вещания на всей территории Польши. Кроме того, советские специалисты полагали, что «небольшая протяженность территории Польской Республики (примерно 600 км по направлению Восток—Запад и столько же по направлению Север—Юг), исключала возможность защиты всей территории от антипольского вещания на коротких волнах своими средствами».

Одновременно советские специалисты подчеркивали трудности в создании коротковолновой радиозащиты территории Польши и требуемые большие материальные затраты на ее организацию. Они предлагали создать систему защиты на средних волнах, что, по мнению советской комиссии, могло быть осуществлено с территории самой Польши. Был сделан вывод о том, что наиболее технически целесообразным и экономически выгодным стало бы совместное использование технических средств Польши и СССР для взаимной радиозащиты от западного вещания. Эффективное решение проблемы защиты от радиопропаганды, шедшей из западных стран, как считали в Москве, состояло бы в вовлечении в нее других стран народной демократии, как располагавших техническими средствами для этого (Чехословакия), так и нуждавшихся во внешней защите от вражеского вещания (Венгрия, Румыния, Болгария)62. Иными словами, речь шла о создании региональной, включая СССР, системы радиоблокады Запада.

24 сентября 1951 г. Псурцев представил заместителю председателя Совета министров СССР В.М.Молотову проекты постановлений Совета министров СССР, касавшиеся планов организации к октябрю 1951 г. радиозащиты соответствующими техническими средствами территории Польши. Кроме того, в двухмесячный срок предлагалось подготовить планы совместной радиозащиты территории СССР, Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии и Болгарии. Одновременно шли переговоры о развитии международного сотрудничества по созданию системы радиоглушения в рамках советского блока и прежде всего создания единой системы, включавшей СССР, Польшу, Венгрию и Чехословакию. Для обсуждения планов организации широкой системы радиозащиты стран советского блока предполагалось созвать в декабре 1951 г. в Москве специальное совещание представителей СССР и вышеназванных стран. 24

октября 1951 г. Совет министров СССР принял постановление «О создании помех на территории Польши антипольской пропаганде по радио». Постановлением предусматривалось:

«1. Обязать Министерство связи (т. Псурцев) обеспечить с 1

декабря 1951 г. техническими средствами СССР создание помех на территории Польши антипольской пропаганде по радио на коротких волнах и оказать помощь Польскому правительству в организации защиты от враждебной пропаганды по радио на средних волнах техническими средствами Польши».

Для обеспечения этого задания министерству связи СССР разрешалось использовать до 12 коротковолновых вещательных передатчиков, находящихся на радиостанциях Советского Союза.

Кроме того, было принято решение в 5-дневный срок командировать в Польшу начальника Главного управления радиосвязи

А.И.Жарова и старшего инженера министерства связи П.К.Сергее- ва с группой опытных специалистов (4—5 человек) на 3 месяца для оказания помощи в организации службы защиты и передачи опыта Министерства связи в этой области. В Постановлении указывалось на необходимость использования технических средств Советского Союза, Польши, Чехословакии, Венгрии, Румынии и Болгарии63.

Основным центром радиоглушения западных передатчиков, вещавших на страны восточного блока, наряду с СССР была Чехословакия. Но даже такой высокий уровень технического развития, каким располагала Чехословакия по сравнению с другими странами региона, был явно недостаточным. Аппараты глушения подавляли вещание на длинных и средних волнах, но не достигали коротковолновых трансляций. Во второй половине 1951 г., в связи с началом вещания радио «Свободная Европа» на Чехословакию, потребовалась перестройка всей системы радиоглушения. Следует отметить, что теперь радиоглушение было признано элементом системы обороны страны и передано в ведение военного министерства Чехословакии.

До конца 1951 г. радиоглушение в этой стране подавляло работу западных станций на средних волнах. Для глушения передач на длинных волнах был построен специальный радиопередатчик в г. Топольне, который своей мощностью перекрывал всю чехословацкую территорию.

К этому времени в Чехословакии вслед за СССР были созданы радиоустановки, которые глушили западные передачи на коротких волнах, вещавшие на Польшу и Венгрию. Советские специалисты в начале 50-х годов разработали планы развития сети глушения и с этой целью в Чехословакии были созданы 8 центров для управления и контроля за радиопередачами. Кроме того, в Москве учитывали центральное географическое положение Чехословакии в Европе. Поэтому именно в Чехословакии было запланировано создать координационный центр, который бы осуществлял постоянный контроль за передачами и радиоглушением западных радиостанций на всех волнах пояса. В этой же стране предполагалось создать также штаб радиообороны, который бы подчинялся чехословацкому министерству госбезопасности. Каждый из 8 радиоцентров, строительство которых предполагалось закончить в 1953 г., имел бы 2 коротковолновых и 2 средневолновых передатчика. Впоследствии в Москве было решено число радиоцентров в Чехословакии увеличтиь до 964.

Таким образом, Чехословакия становилась форпостом глушения западного радиовещания на страны советского блока.

В 1951 г. заметно активизировалось взаимное сотрудничество стран региона в деле глушения. Так, в первой половине 1951 г. руководитель венгерского радиокомитета И.Сирмаи по поручению М.Ракоши начал переговоры с чехословацким руководством о совместном глушении передач радиостанций «Свободная Европа» и «Голос Америки» на венгерском языке. 31 октября 1951 г. полит- секретариат ЦК КПЧ одобрил сотрудничество с Венгрией в этом вопросе, а также принял решение обсудить и согласовать чехосло- вацко-венгерское взаимодействие по этой проблеме с Москвой. Развитие подобного сотрудничества происходило и между другими восточно-европейскими странами.

С 1952 г. руководство Чехословакии усилило внимание к международному сотрудничеству в области создания системы и координации действий между восточно-европейскими странами по радиоглушению западных радиостанций. В 1952 г. были заключены соответствующие соглашения с Венгрией и Польшей и начаты переговоры о заключении подобных договоров с Румынией и Болгарией, на которые также работали станции радиоглушения с территории Чехословакии. В январе 1952 г. с помощью советских экспертов при чехословацком радиокомитете было создано специальное отделение, которое занималось глушением заграничных радиопередач. В марте этого же года органы госбезопасности Чехословакии взяли на себя контроль и управление «обороной» против трансляций с Запада. В 1952 г. в Чехословакии продолжалось строительство объекта радиообороны под кодовым названием «-405», в котором принимали участие советские специалисты. Чехословацкое правительство выделило на создание этой системы радиообороны и выполнение проекта «-405» 350 млн крон, что в три с лишним раза перекрывало предыдущие расходы на строительство станций радиоглушения, составлявшие 100 млн крон. Создание подобной системы становилось делом все более дорогостоящим65.

Однако, несмотря на все технические и финансовые усилия чехословацкого правительства, существовавшая к этому времени система радиоглушения была все же малоэффективной. Так, возглавлявший в тот период чехословацкое радио К.Штагл, информировал высшее партийно-государственное руководство, что в 1952 г. глушились лишь 16% всех коротковолновых приемников. В то же время от 40 до 60% приемников могли свободно принимать радиопередачи с Запада. В сентябре 1952 г. чехословацкое руководство признало отставание от плана в создании радиозащиты «-405». В связи с этим в 1953 г. были предприняты дополнительные меры по ускорению строительства системы. Тем не менее, несмотря на огромные организационные усилия и вложенные материальные средства, эффективной системы радиоглушения так и не удалось создать. По данным, приведенным чешским исследователем К.Капланом, только в 1959 г. проект «-405» был выполнен66.

Таким образом, в конце 40 — начале 50-х годов радиопередачи из западных стран, обращенные к гражданам восточно-европейского региона, являлись одним из важнейших каналов информационного воздействия. Через этот канал население стран восточного блока получало, как правило, достоверные сведения, которые ему не предоставляли отечественные средства массовой информации по идейно-политическим соображениям. Вместе с тем необходимо отметить, что поставлявшийся с Запада информационный материал интерпретировался зачастую тенденциозно и подавался в агрессивной форме. Западные страны в борьбе за общественное мнение, создание и укрепление негативного отношения населения к коммунистическому режиму наращивали свои усилия и использовали весь возможный арсенал средств массовой информации.

В 1951—1953 гг. из ФРГ в Чехословакию систематически запускались воздушные шары, с помощью которых разбрасывались антиправительственные листовки и агитационные материалы. В 1951 г. было распространено 348 тыс. листовок антикоммунистического и антисоветского содержания. В 1953 г. было разбросано 161 тыс. листовок в ГДР, из которых 45 тыс. листовок имели антисоветскую направленность67.

Осознавая недостаточную эффективность собственной контрпропаганды и мер подавления радиопрограмм, партийно-государственное руководство стран восточного блока в начале 50-х годов расширяло запретительные меры и ограничения, направленные фактически на создание информационной блокады каждой из стран и региона в целом. Еще с конца 40-х годов были усилены ограничения на контакты граждан, проживавших в странах восточного блока с зарубежными странами. Все отъезжавшие за границу по служебным делам проходили строгую проверку, а частные контакты и частные выезды за границу даже к родственникам по существу были сведены на нет. Резко ограничились контакты между гражданами восточно-европейских стран и иностранцами, находившимися по долгу службы или с частными визитами в странах советского блока. Это относилось прежде всего к встречам с дипломатами западных стран, посещениям иностранных посольств, библиотек, клубов, контактам с журналистами, работниками разного рода торговых организаций, фирм и т.д. Все контакты местного населения с иностранцами строго контролировались и отслеживались органами госбезопасности. Для дипломатических работников иностранных государств, за исключением СССР, вводились все новые ограничения в их передвижении по территории восточно-европейских государств и контактах с местным населением.

Так, например, в апреле 1949 г. министерство иностранных дел Румынии фактически запретило иностранным дипломатам свободное передвижение по территории Румынии. Сотрудники дипломатического корпуса практически были лишены возможности выезжать за пределы г. Бухареста и тех дачных мест, которые предоставлялись румынскими властями для отдыха иностранным дипломатам и их семьям. Реагируя на это решение, Британская миссия в Бухаресте направила в МИД Румынии ноту с просьбой объяснить причины ограничений и правила передвижения иностранных дипломатов по территории Румынии68.

Документы российских архивов показывают, что все разрабатываемые в странах советского блока мероприятия по ограничению перемещения западных дипломатов и приравненных к ним работников югославских посольств согласовывались с Москвой и соотносились с положениями, действовавшими на территории СССР. Как следует из беседы статс-секретаря МИД Венгрии

А.Береи с советским послом в этой стране Е.Д.Киселевым, руководитель венгерских коммунистов М.Ракоши информировал советского посла, а следовательно, советское руководство, о принятии ряда мер, направленных на ограничение в передвижении дипломатических представителей по территории Венгрии. Береи ознакомил советского посла с проектом решения МИД Венгрии по этому вопросу. Согласно этому проекту, венгерское правительство ограничивало все передвижения иностранных дипломатов окрестностями Будапешта в радиусе 30 км, где также были определены закрытые зоны, недоступные для иностранцев. Все остальные города и населенные пункты Венгрии могли посещаться иностранными дипломатами лишь после особого разрешения, полученного от МИД Венгрии. Венгерское правительство сделало исключение только для пользования дорогой Будапешт—Вена, поскольку она была главной трассой для поездок большинства западных дипломатов в Австрию, а также к «местам отдыха и развлечений» в районе озера Балатон. Советский посол в этой связи был заверен, что там нет никаких военных объектов69.

Кроме того, ограничивались контакты граждан с представителями западных культурных учреждений и посещения посольств. На встрече с советским послом представитель МИД Венгрии просил сообщить в Москву и узнать реакцию советского правительства на решение венгерского руководства о запрещении публикации в Будапеште английского и американского бюллетеней, издаваемых соответствующими миссиями. Причиной закрытия этих бюллетеней, по заявлению венгерской стороны, являлась якобы необъективная информация, которая публиковалась в этих бюллетенях и распространялась среди граждан Венгрии чаще всего нелегальным путем, без ведома венгерских властей. Венгерское правительство было намерено закрыть также и библиотеку, действовавшую при американской миссии.

Естественно, что за контингентом читателей, посещавших библиотеку, была установлена слежка со стороны венгерских органов безопасности. По их наблюдениям, кроме работников американского посольства, библиотеку посещали венгры, которые, по сообщениям спецслужб, вербовались служащими американской миссии «для шпионской деятельности против Венгерской Народной Республики»70.

Аналогичные меры, запрещавшие свободное передвижение дипломатических работников иностранных посольств и ограничивавшие контакты рядовых граждан и государственных служащих с иностранцами, были задействованы и в других странах восточного блока. Так, в 1951 г. чехословацкое руководство запретило работникам госучреждений страны посещать иностранные посольства. 9

апреля 1951 г. в беседе с советским послом М.А.Силиным

В.Широкий отметил, что проведенная проверка установила, что только за один день 1951 г. американское посольство посетило 38

человек, среди которых «были даже начальники экспортных и импортных управлений министерства внешней торговли»71.

С целью ограничить посещения иностранных посольств и миссий капиталистических стран МИД ЧСР по поручению правительства подготовил в апреле 1951 г. постановление, запрещавшее государственным учреждениям «иметь непосредственные сношения с иностранными посольствами и миссиями и принимать в своих учреждениях иностранцев». Право сноситься с указанными иностранными учреждениями предоставлялось только МИД ЧСР, министерству внешней торговли и генеральному штабу чехословацкой армии. Вся переписка государственных учреждений, как указывалось в этом постановлении, должна была производиться исключительно через МИД ЧСР. Одновременно всем членам правительства и руководителям государственных учреждений было разослано дополнительное конфиденциальное письмо за подписью

В.Широкого, в котором указывалось, что это запрещение не распространялось на отношения с советскими учреждениями в ЧСР72.

Следует отметить, что советско-югославский конфликт и решения Коминформа по Югославии повлекли за собой «подключение» лидерами СССР и стран Восточной Европы Югославии к западному миру, что оборачивалось разрывом контактов как на официальном уровне, так и с рядовыми гражданами Югославии. При формальном сохранении дипломатических отношений с этой страной, советским представителям, работавшим в странах советского блока, запрещалось поддерживать официальные или неофициальные контакты с югославскими посольствами. По словам посла СССР в Румынии С.И.Кавтарадзе «мы их даже не приглашаем на наши праздники,., мы их, просто игнорируем»73. Более того, в отношении дипломатических представителей Югославии предпринимались гораздо более жесткие ограничения для деятельности и передвижения по территории стран их пребывания, чем даже для дипломатов капиталистических государств. Инициатором таких мер являлось советское руководство. Примеру Советского Союза следовали все подконтрольные ему страны. Югославское правительство платило своим прежним «друзьям и братьям» той же монетой, ограничивая деятельность посольств СССР и стран советского блока на своей территории.

Так, с 1 декабря 1951 г. югославское правительство ввело ограничения на передвижения по стране сотрудников советского посольства. При этом, в специальной ноте (от 1 декабря) указывалось:

«а) Персоналу советского посольства запрещается выезжать в Боснию, Герцеговину, Македонию, Черногорию, в автономные области Воеводину, Косово и Метохию, а также в районы бывшей Мариборской области и в пограничный пояс шириной 30 км.

б) Разрешается без предварительного уведомления югославских органов передвигаться лишь в радиусе 30 км от г. Белграда, за исключением Мелезника, Остружницы, всего бассейна Раковицы, района аэродрома в Земуне и всей левой стороны в Земуне от автострады "Братство—единство" Белград—Загреб, каковые являются запретными.

в) Разрешаются поездки в Тржич, Тополу и Обреновац (по главным магистралям) при условии предварительного оповещения МИД Югославии о каждой поездке»74.

В ноте также говорилось, что эти ограничения вводились югославским правительством в порядке «ответной меры». Югославское руководство делало ссылку на то, что к сотрудникам посольства Югославии в СССР применялись дискриминационные меры при передвижении последних по территории СССР.

По сообщению из Белграда поверенного в делах СССР в Югославии Г.П.Шнюкова, ограничения были введены югославской стороной также и для персонала посольств и миссий стран Восточной Европы. Более того, вводимые югославским правительством ограничения в передвижении дипломатов по югославской территории не затрагивали сотрудников представительств капиталистических стран. Придавая сообщению из Белграда особое значение и рассматривая сведения, изложенные в нем, как содержавшие грубую дискриминацию в отношении Советского Союза, заместитель министра иностранных дел А.А. Громыко направил специальную докладную записку лично И.В.Сталину. В ответ советское правительство приняло решение заявить через Г.П.Шнюкова свой протест по поводу подобного решения югославского руководства и дало распоряжение сотрудникам советского посольства «игнорировать эту меру югославов»75.

Таким образом, в конце 40 — начале 50-х годов был фактически «перекрыт» канал поступления информации, который создавался общением граждан стран региона с иностранцами. Резко были ограничены также возможности распространения какой-либо информации посольствами западных государств и Югославии.

Начиная с 1948—1949 гг., партийно-государственные руководители восточно-европейских стран совместно с органами МВД и госбезопасности СССР предприняли ряд мер, направленных на ужесточение пограничного контроля и закрытие границ. Цель была очевидна — пресечь контакты граждан своих стран с западными и южными соседями, поставить заслон их выезду за границу и ослабить «капиталистическое влияние» на население своих стран.

Однако технически перекрыть полностью перемещения отдельных категорий населения или отдельных лиц было делом весьма сложным. Кроме легальных, хотя и ограниченных, возможностей выезда за рубеж существовали способы нелегального бегства из страны. Попытки «бегства» из стран Восточной Европы, нелегальный переход границ, хотя и не приняли в рассматриваемый период массового характера, но тем не менее имели место и более того — со временем нарастали. Следует отметить, что уже в первые годы после окончания войны была во многом ликвидирована «прозрачность» границ стран Восточной Европы, находившихся в советской сфере влияния. Поначалу границы большинства стран контролировались советскими погранвойсками. Постепенно в странах Восточной Европы при участии СССР были созданы национальные пограничные службы, которые обеспечивали охрану и безопасность границ, а также устанавливали жесткий режим пересечения границ. Тем не менее и в этот период, и позднее часть высшей довоенной и послевоенной экономической и политической элиты, в том числе и представители интеллигенции, смогла, главным образом, нелегально или при попустительстве власти, покинуть свои страны, не принимая власть коммунистических партий и установленных ими политических режимов. Выезду этих лиц в западные страны часто помогали английские и американские дипломатические службы. Из Румынии на английских и американских самолетах в 1945—1946 гг. вылетели два премьер-министра первых правительств, образованных после выхода Румынии, недавнего союзника гитлеровской Германии, из войны, К.Сана- теску, Н.Радеску, министр правительства К.Вишояну и др. В 1947

г. из Польши при содействии западных дипломатов выехали лидер антикоммунистической оппозиции Ст.Миколайчик и ряд близких ему лиц. Достаточно массовой была легальная эмиграция из Чехословакии, особенно после февраля 1948 г. И в этом смысле Чехословакия была исключением среди стран региона.

На рубеже 40—50-х годов легальный выезд за границу частных лиц был в государствах Восточной Европы практически прекращен полностью, в том числе путем ужесточения пограничного режима и процедуры пересечения государственной границы, хотя нисколько не уменьшилось число граждан, желавших выехать на Запад или покинуть свои страны. Например, по информации, поступившей 31 августа 1950 г. в Москву от представителя совинформбюро в Румынии А.К.Борзенко, из 132 тыс. евреев, проживавших в Бухаресте, 120 тыс. подали заявления на выезд с целью навсегда покинуть Румынию76. Нужно заметить, что в этот период некоторой части еврейского населения, хотя и с большими трудностями' и препятствиями, удалось получить разрешение на выезд. Но большинство еврейского населения, не говоря уж о лицах других национальностей, такой возможности не получили.

В Чехословакии, по данным чехословацкого министерства национальной обороны, общее количество бежавших или пытавшихся бежать за границу составило на январь 1951 г. 12 100 человек. Из 12 100 человек 6 726 бежало за границу, 4 672 было задержано при попытке к бегству, 510 человек задержано при возвращении в Чехословакию, 110 человек попросили у властей разрешения вернуться на родину77. Факты бегства польских граждан, а также заброски американцами диверсантов, отмечала и польская сторона78.

Вполне естественно, что прежде всего коммунистические власти укрепляли западные границы восточно-евпропейских стран. По информации министра внутренних дел Чехословакии В.Носека от 31

марта 1950 г. правительство страны было «намерено провести целый ряд мероприятий по укреплению государственных границ и служб госбезопасности». По данным на это время, на западные границы вступили 4000 солдат и офицеров для несения пограничной службы. Через шесть месяцев правительство решило направить на эти границы еще 4000 чел. В пограничные отряды, подчеркнул Носек, отбирались лучшие солдаты и офицеры, в основном из рабочих и крестьян. На протяжении всей границы создавалась «мертвая зона». В каждого, появившегося в этой зоне, кроме дороги на КП (командный пункт), было приказано стрелять79.

Укреплялись также и южные границы стран советского блока. Второй секретарь советского посольства СССР в Софии Г.М.Базанов сообщал в июне 1949 г. в Москву, что болгарское руководство также обеспокоено ситуацией, сложившейся на границе Болгарии с другими странами. Он отмечал, что в последнее время переход из Болгарии через югославскую границу «принимает почти эпидемический характер». В качестве причин бегства он называл самые различные поводы: ущемленное личное самолюбие, ореол Тито как «национального героя» и т.д. «В Югославию, — как писал Г.М.Базанов, — бегут не только лица из пограничных населенных пунктов, но и из внутренних районов страны»80. Некоторые граждане Болгарии пытались переходить болгаро-греческую и болгаротурецкую границы. Но после конфликта с Югославией особенно привлекательной для «разного рода неблагонадежных элементов» стала именно югославская граница. За первый квартал 1949 г. болгарской прокуратурой было заведено 65 дел о попытках перехода границы. За апрель—май этого года в прокуратуру поступило 40

таких дел81. В мае 1949 г. прокурор софийской области сообщал: «Бегство через югославскую границу становится массовым явлением». Как отмечал прокурор, это главным образом «бывшие легионеры, исключенные из университета студенты, уголовные преступники и другие».

По данным Базанова, среди пойманных при переходе через болгаро-югославскую границу большинство составляет молодежь 18—20 лет. Многие из бежавших по социальному положению принадлежали к рабочему классу, а по политическому — некоторые даже к коммунистической партии или Союзу народной молодежи. Часть из них была намерена использовать Югославию как коридор для перемещения в западные страны, часть хотела остаться в Югославии82.

Такая ситуация на границе вызывала со стороны руководства Болгарии ужесточение пограничного режима и закрытие границ как с Югославией, так с другими странами. В 1950 г. была закрыта и болгаро-турецкая граница.

С 1 мая 1949 г. правительством Албании была закрыта албаногреческая граница и прекращена отправка через албанскую границу всякой помощи греческим левым, что было еще одним свидетельством прекращения поддержки советским руководством гражданской войны в Греции, и конкретно греческих коммунистов. Одновременно албанское руководство приняло меры к укреплению собственной границы с Югославией*3.

Следует обратить внимание, что эти действия албанское правительство предпринимало по прямому указанию из Москвы. Так, 25

апреля 1949 г. посланник СССР в Албании Д.С.Чувахин в беседе с председателем Совета министров Албании и главой компартии Э.Ходжей сказал ему, что «в Москве считают желательным, чтобы албанское правительство закрыло границу с Грецией и приняло необходимые меры по укреплению своих границ с Югославией». Ходжа поддержал указание советского посла, заявив, что он «полностью согласен с мнением Москвы». При этом он подчеркнул, что «Центральным Комитетом партии будут приняты срочные меры по укреплению албано-югославской границы и особенно наиболее слабых участков границы». Этот вопрос в тот же день был вынесен на заседание политбюро ЦК партии, на котором было принято решение направить в наиболее слабые пограничные районы дополнительные войсковые части84.

Одним из методов пресечения контактов граждан стран региона с Западом, а также с Югославией были превентивного и нака- зательного свойства выселения из приграничных районов. Одновременно, по мнению лидеров компартий, достигалась внутренняя стабильность и безопасность пограничья. Этот метод, безусловно, был заимствован из арсенала советской власти, а также из опыта переселений народов в годы войны и в послевоенной Европе по решению глав антигитлеровской коалиции. В конце 40 — начале 50-х годов он оказался востребованным и активно использовался руководством ряда стран Восточной Европы. Причем в новых условиях выселением населения преследовалась цель не только очистить приграничье от представителей нации, господствовавшей в соседней стране, но и, исходя из классового и национального принципов, изменить социальный и национальный облик приграничных территорий в пользу представителей титульной нации. В странах региона (Румынии, Венгрии, Чехословакии, Болгарии) в приграничных районах, в том числе с Югославией, были искусственно нарушены, причем с обеих сторон, традиционно сложившийся этнический состав, контакты между жителями приграничных районов. Постарадали родственные связи, смешанные браки. Тысячи людей были сорваны с мест, где веками жили их предшественники. В Болгарии особая острота была придана «турецкому вопросу». В 1949 г. началось выселение турок из пограничных с Турцией территорий Болгарии. Причем есть сведения, что инициатором этого выселения являлся лично И.В.Сталин. Именно он на встрече с болгарской правительственной делегацией, происходившей в Москве в июле 1949 г., жестко настаивал на выселении из Болгарии в Турцию болгарских турок, подозревая их в шпионаже. Даже сомнения болгарской делегации, высказанные В.Червенко- вым и А. Юговым, в нецелесообразности подобных действий (турецкое население являлось главным производителем важнейшей сельскохозяйственной культуры — табака) не оказали влияние на Сталина85. 18 августа этого года ЦК БКП принял решение, в котором говорилось, что туркам, желающим покинуть Болгарию, будет предоставлена такая возможность. Правительство разрешило всем желающим болгарским туркам выезжать в Турцию. Указывалось, что в случае, если до конца года они не покинут Болгарию, то их будут насильственно переселять с юга в северные районы страны86.

Процесс переселения турецкого населения из Болгарии в Турцию растянулся на многие годы и прекратился лишь в 1952 г., когда турецкое правительство закрыло свою границу с Болгарией. Из 500 тыс. человек турецкой национальности, проживавших в Болгарии, выехало около 250 тыс., т.е. 50%. Поскольку по конвенции от 18 сентября 1925 г., заключенной между Турцией и Болгарией, обе страны обязались не препятствовать такому переселению, то болгарская сторона обвинила турецкое правительство в нежелании принимать к себе болгарских турок. По словам посла Болгарии в СССР С.Благоевой, оно «всячески саботирует это мероприятие»87.

Турецкое же правительство, со своей стороны, обвинило болгарское правительство в нарушении прав человека и нежелании соответствующим образом решать вопросы, связанные с переселением болгарских турок. Турцию поддержали западные средства массовой информации и югославская пресса. Проблема выселения турок из Болгарии приобрела международное, негативное для Болгарии, звучание. В связи с этим С.Благоева в беседе с заместителем министра иностранных дел СССР А.И.Лаврентьевым, состоявшейся в Москве 22 октября 1950 г., высказала предположение, что вопрос может быть вынесен на сессию Генеральной Ассамблеи ООН с обвинением болгарского правительства в нарушении прав человека в Болгарии. С.Благоева изложила Лаврентьеву поручение МИД Болгарии посоветоваться с советским руководством по вопросу организации пресс-конференции в Москве перед журналистами СССР и стран народной демократии с разоблачением анти- болгарской пропаганды турецкой реакции и просьбой организовать в советской печати ряд статей по этому вопросу. Просьба болгарской стороны была поддержана Лаврентьевым. Он обещал Благоевой оказать в связи с этим помощь болгарскому МИДу88.

В 1950—1951 гг. румынские власти пошли на еще более радикальное решение проблемы пограничья. Речь шла о зачистке пограничной с Югославией румынской территории и переселении румынских граждан сербской и других национальностей, проживавших вблизи югославской границы, в глубь Румынии. Советско- югославский конфликт и фактический разрыв СССР и стран Восточной Европы с Й.Тито подтолкнули румынское правительство к решению создать по всей границе с Югославией «полосу отчуждения» или своего рода санитарный кордон шириной 10—15 км. Г.Георгиу-Деж, объясняя позднее в беседе с советским послом в Румынии Л.Г.Мельниковым, состоявшейся 25 августа 1953 г., необходимость такой меры, указал на наличие вдоль границы с Югославией «враждебных элементов» и лиц, сочувственно относящихся к «титовскому режиму». Под «враждебными элементами» подразумевались не только не составлявшие здесь большинства сербы и немцы, традиционно проживавшие в пограничных с Югославией районах, но и все прочие жители приграничья, в том числе и румыны89.

По данным, приведенным в докладной записке первого секретаря посольства СССР в Румынии А.Голиченкова, направленной им в июне 1951 г. в Москву, к этому времени с румыно-югославской границы были переселены 10 501 семья, или — 33 657 «враждебных элементов», в том числе: «бессарабцы, бежавшие из Молдавской ССР 2 687 семей 7 777 чел. македонцы 705 3042 бывшие руководители немецких отрядов СС 73 198 "титовские элементы" 253 833 контрабандисты 205 519 содействующие бандитам 100 274 родственники бежавших 83 298 кулаки, владельцы кабаков 4712 16433 торговцы, связанные с заграницей 11 30 бывшие помещики и капиталисты 48 124 бывшие военнослужащие и чиновники 31 77 чел.»!

Анализ этих статистических данных позволяет говорить о том, что организаторы переселения руководствовались далеко не только и не столько «национальными» аргументами. Речь шла в первую очередь о классовом подходе к определению лиц, подлежавших выселению. Этот наш тезис подтверждается данными о национальном составе выселенных к середине 1951 г.

Национальный состав переселенных был следующим: «румыны 3 069 семей 1 0514 чел. македонцы 696 3 007 бессарабцы 2 369 6 728 немцы 2 529 7 995 сербы 805 3 005 венгры 152 409 турки 10 30 болгары 2 4 чехи 11 38 евреи 1 2 итальянцы 4 10»91

По данным, приведенным А.Паукер в беседе с послом СССР 11

июля 1951 г., на это время из общего числа сербов и хорватов — около 3 ООО человек — переселению подверглось 2 ООО человек92. А.Паукер, чтобы отвести обвинения в национальном характере акции, думается, сознательно занизила количество выселенных сербов и хорватов.

По социальному составу большинство переселенцев были крестьянами (8 367 семей), из которых 70% являлись, по тогдашней терминологии, кулаками, 628 семей — представителями рабочих, 536 семей — служащих и интеллигенции и только 63 семьи — бывшими помещиками, капиталистами и крупными торговцами93. Хотя эти данные несколько расходятся с информацией Голиченко- ва, они отражают политический замысел выселений.

Переселенцы направлялись в основной своей массе в области Галац и Яломица, где требовались рабочие руки в связи с индустриализацией, а также в засушливые степи Барагана. Незначительной части из них была предоставлена возможность выбора места в других, но специально отведенных для этой цели районах.

Переселенцам разрешалось забрать с собой мебель, домашние вещи, продукты, а также пару быков или лошадей с повозкой, овец, свиней, птицу и т.п., всего — в пределах одного вагона. Остальные вещи могли быть проданы специально созданной для этой цели комиссией.

В пути следования было организовано санитарное обслуживание. По прибытии на место переселенцы размещались во временные жилища, дети до одного года с матерями направлялись в госхозы, беременные женщины — в больницы. На новых местах на каждую семью выделялось 2,5 га приусадебной земли, строительный материал для постройки жилища и т.д. Таковы официальные данные, переданные румынскими властями советскому представителю94.

В действительности же все было далеко не так идиллически, как об этом сообщалось в Москву, и вылилось в настоящую трагедию для тысяч переселенцев. Как отмечал Г.Георгиу-Деж, румынское руководство, считая, что эти люди «не заслуживают политического доверия», решило не наделять их землей в таких размерах, которые были установлены во время земельной реформы для румынских крестьян (т.е. 5 га), а дать им только небольшой участок земли, на котором они могут построить себе жилье. Многие из переселенцев перестали заниматься сельским хозяйством и были вынуждены перейти на работу в промышленность, другие остались проживать на тех участках, которые им были выделены. «Ясное дело, — признавал Деж, — что среди этого населения такие меры вызвали большое недовольство»95. И хотя по официальной румынской информации «все прошло спокойно», чиновники не могли скрыть того факта, что «имели место единичные случаи побегов и даже с применением оружия».

Пытаясь успокоить общественное мнение и сдержать складывавшееся в стране негативное отношение к переселению жителей пограничных районов, румынские власти убеждали население, что «факт переселения был использован отдельными реакционными элементами в РНР для распространения панических слухов». Оправдывая свою политику, румынское руководство внушало заведомую ложь о том, что «в за1раничной прессе и радио не было никаких откликов, за исключением югославского радио»96. 28

июня 1951 г. югославское правительство направило в МИД Румынии ноту протеста, в которой говорилось, что румынские власти уже три года систематически оказывают давление на национальные меньшинства и на югославских граждан в Румынии. В ноте приводились факты злоупотреблений со стороны властей, в частности, указывалось на участие в «операции» по переселению солдат румынской армии и на насильственные действия с их стороны по отношению к мирному населению. Тем не менее, министр иностранных дел Румынии А.Паукер при встрече с послом СССР в Бухаресте С.И.Кавтарадзе 11 июля 1951 г., пытаясь опровергнуть факты, приведенные в ноте югославского МИДа, заявила, что «нота югославского правительства по поводу переселения представляет собой чистую ложь и клевету, и ни один пункт ее не соответствует действительности» и поэтому «эта нота останется без ответа...»97 Судя по содержанию разговора, А.Паукер была понята советским послом.

Как показывают документы, информация, которую поставляло руководство стран восточного блока собственному населению, а также направляло в Москву, нередко подавалась в выгодном для лидеров каждой из стран свете. Например, в связи с хорошим урожаем 1951 г. на имя генерального секретаря РРП из некоторых сербских сел стали поступать (заказные со стороны партийных органов) «верноподданические телеграммы» представителей сербского населения Румынии. Но в ЦК РРП поступала корреспонденция и иного характера. Сербское населения, напуганное масштабами переселения и его последствиями, нередко сопровождавшегося насилием, лишением имущества и средств к существованию, обращалось в высшие партийные и государственные инстанции Румынии, доказывая властям свою гражданскую лояльность. И те и другие материалы были использованы румынским партийным руководством для доказательства правильности, целесообразности и гуманности своих действий. Так, в уже упоминавшейся выше беседе с советским послом 11 июля 1951 г. А.Паукер рассказывала ему о мероприятиях правительства, направленных на улучшение условий жизни переселенцев, открытии школ, детских садов, изб- читален и т.д. и о решении партийного руководства командировать высшие партийные чины для обследования жизни переселенцев.

В то же время А.Паукер особо подчеркнула, что «среди оставшихся на месте, должно быть, немало скрытых врагов, но их по степени выявления будут изымать и переселять»98.

Советское руководство, постоянно на словах подчеркивая необходимость развития дружественных связей и контактов между государственными, общественными организациями, а также населением восточно-европейских стран и СССР, практически во многом проводило политику ограничения и дозирования этих контактов через жесткий политический контроль за информацией, исходившей прежде всего из Советского Союза. Казалось бы, парадоксальная ситуация, но она подтверждается фактическими материалами.

Заметим, что под влиянием развернутой партийными органами в странах советского блока пропаганды о достижениях Советского Союза, о преимуществах советского строя, подтвержденного победой в войне с Германией и экономической помощью странам региона в первые послевоенные годы, у простых граждан Восточной Европы и даже граждан западных стран возрастал интерес к жизни советских людей, доверие к успешной работе промышленных предприятий и даже колхозов, уважение к литературе, искусству, культуре и т.д. Об этом свидетельствовало большое число писем, поступавших в советские общественные и другие организации из стран региона. Только из Польши в 1950 г. было направлено через общество польско-советской дружбы 6955 писем. Например, в январе 1951 г. в антифашистский комитет советской молодежи поступило 1378 писем, в том числе из Австралии — 1, Англии — 3, Франции — 4, Чехословакии — 241. Следует обратить внимание, что ответов на эти письма, как правило, не следовало. В 1950 г. в соответствии с указанием ЦК ВКП(б) антифашистский комитет советской молодежи запретил переписку между советской и зарубежной молодежью. На письма, поступавшие в антифашистский комитет от молодежных организаций региона, не давалось ответа. Комитетом организовывались ответы только в том случае, если содержание писем представляло политический интерес, причем всегда под контролем секретариата ЦК ВЛКСМ. Поэтому, как указывалось в письме секретаря ЦК ВЛКСМ Н.А.Михайлова в ЦК ВКП(б), за 2 месяца 1950—1951 гг. антифашистский комитет направил за рубеж всего 10 коллективных писем советской молодежи и разослал в различные комсомольские и советские организации для ответов 27 писем".

Заметим, что вся информация (обращения, письма и др.), исходившая из СССР, и личные контакты советских граждан находились под строгим контролем партийных организаций и правоохранительных органов. С февраля 1947 г. в СССР были запрещены браки между, гражданами СССР и иностранцами, в том числе и из стран советского блока. Изоляция от западного мира, с одной стороны, и апологетика успехов Советского Союза, с другой, нужны были кремлевскому руководству, чтобы скрыть неудачи Советского Союза, прежде всего в экономической сфере. Призывая к активной пропаганде успехов Советского Союза и «образа жизни советских людей», в Кремле в то же время опасались правдивой информации о реальном положении советских промышленных и особенно сельскохозяйственных предприятий, прежде всего колхозов, которые в послевоенный период находились в полном упадке. Именно поэтому сведения о положении дел в СССР и странах советского блока зачастую искажались, нередко просто фальсифицировались. Информация подавалась весьма дозирован- но и находилась под строгим контролем представителей высших эшелонов власти. Советское руководство внимательно следило за тем, чтобы во внешний мир не поступала и информация, на основе которой мог быть подвергнут сомнению престиж Советского Союза. Приведем весьма показательный в этом отношении пример: в 1950 г. члены одного единого сельскохозяйственного кооператива из округа Врабле (Чехословакия) в связи с 33-ей годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции написали письмо советским крестьянам из колхоза «Сигнал революции» Ворошиловского района Саратовской области с просьбой «сообщить им о жизни и делах колхоза». Советские колхозники подготовили ответ. Но письмо не дошло до чехословацких крестьян. Оно было направлено в ЦК ВКП(б). Вопрос об этом обычном письме рядовых людей решался на столь высоком партийном уровне. Объясняя причины нежелательности переписки между советскими и чехословацкими крестьянами, председатель Внешнеполитической комиссии ЦК ВКП(б) В.Г.Григорьян в докладной записке, направленной 25 января 1951 г. секретарю ЦК ВКП(б) М.А.Суслову, отметил, что он считает нецелесообразным переписку крестьян из советского колхоза «Сигнал революции» с членами единого сельскохозяйственного кооператива округа Врабле, поскольку урожаи зерновых в советском колхозе были «значительно ниже показателей урожайности в ряде чехословацких сельскохозяйственных кооперативов». Суслов согласился с этим, и письмо было задержано. Секретарю Саратовского обкома ВКП(б) А.Ключникову за подписью заместителя председателя Внешнеполитической комиссии ЦК ВКП(б) А.А.Смирнова был отправлен ответ с указанием на нецелесообразность переписки членов колхоза «Сигнал революции» с крестьянами из Чехословакии100. И таких примеров было немало. Советская пропаганда и пропаганда компартий стран советского блока делали все, чтобы создать «светлый образ» социализма, укрепить веру общества «в победу дела социализма», но скрывали реальное положение вещей, которое могло породить сомнения у граждан зарубежных стран101.

Таким образом, на основе вышеизложенного материала можно констатировать, что в начале 50-х годов компартии стран Восточной Европы, взяв курс на установление жесткого политического контроля за информацией, создали соответствующие структуры и учреждения, призванные обеспечить монопольный контроль за этой сферой общественной жизни. В рассматриваемый период сложился достаточно широкий механизм информационного блокирования региона: цензура, глушение радиопередач, контроль за личной перепиской, ограничение контактов и связей, как личных, так и производственных с гражданами и представительствами западных стран в регионе, запрещение свободного передвижения иностранцев по территории стран пребывания, закрытие границ и т.д. В этой системе запретительных мер на передний план была выдвинута именно цензура. Хотя в конце 40 — начале 50-х годов в странах Восточной Европы были приняты законы о печати, правовое «поле», определяющее деятельность СМИ отсутствовало. Работа СМИ регулировалась в основном партийными решениями, постановлениями и указаниями, исходившими от высших партийно-государственных органов. Нажим и давление на СМИ стали повседневной практикой.

Введение цензуры в странах Восточной Европы явилось одним из важнейших инструментов обеспечения партийно-государственного руководства информацией. Компартии монополизировали право на формирование общественного мнения.

Но использование различных механизмов, позволивших установить информационную блокаду СССР, в рассматриваемых странах в полной мере не «срабатывало». Хотя под воздействием этих механизмов разрушалась традиционная ориентация населения большинства стран региона на Запад и пресекались его контакты с капиталистическим миром, тем не менее компартиям не удавалось полностью «закрыть» регион, обеспечить его информационную блокаду.

Реальные результаты всех проведенных мероприятий, как и в случае с антиюгославской пропагандой, не были адекватны предпринимавшимся усилиям. Их успех был частным и временным. Это обусловливалось рядом причин и прежде всего географическим положением региона, ментальностью населения большинства стран, продолжавшего считать себя составной частью той Европы, от которой его отделяли, а также технологическим прогрессом в средствах коммуникаций, что снижало эффективность заслона на пути информационного потока, шедшего с Запада. Попытки установить информационную блокаду, наряду с мощной идеологической пропагандой и политическим террором, лишь исторически короткий период частично приносили свои плоды, выступая одним из компонентов процесса становления в странах Восточной Европы режимов советского типа. 1

См.: История советской политической цензуры. Документы и комментарии. М., 1997. С. 7-8; РГАСПИ. Ф. 575. On. 1. Д. 82. Л. 124. 2

Пыжиков А.В. Конфигурация и функционирование власти в СССР (1945-195.3 гг.). М., 1999. С. 5. 3

Адибеков Г.М. Коминформ и послевоенная Европа. М., 1994. С. 15-18. 4

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1056. Л. 25. 5

Там же. 6

См.: Стыкалин A.C. Пропаганда СССР на зарубежную аудиторию и общественное мнение стран Запада в первые послевоенные годы (по документам российских архивов) // Вестник московского университета. Сер. 10. Журналистика. 1997. № 2. С. 39—40. 7

Kaplan K. Informadni monopol reJumu // О cenzufe v Ceskoslovensku v letech 1945-1946. Se?ty. USD AV CR. Sv. 22. Praha. 1994. S. 50-51. 8

Dokumenty do dziejow PRL. Glowny Urz^d Kontroli Prasy. 1945—1949.

S. 6, 10, 15, 18, 25, 83. 9

Ibid. S. 25. 10

Ibid. S. 18, 65-69, 85-86. 11

АВП РФ. Ф. 074. On. 38. П. 152. Д. 14. Л. 6-7. 12

Чичовска В. Главлит (1952—1956). Изграждане на едина цензурна система в България // Исторически преглед. 1991. № 10. С. 43. 46. 13

Там же. С. 39. 14

См.: Восточная Европа в документах российских архивов. 1944— 1953 гг. Т. II. 1949-1953. М.; Новосибирск. 1998. С. 21. 15

Там же. С. 22. 16

Там же. С. 21. 17

Чичовска В. Главлит... С. 44, 54, 56—58. 18

Восточная Европа в документах... Т. II. 1949—1953. С. 21. 19

Там же. С. 105-106. 20

Чичовска В. Главлит... С. 49—53. 21

Там же. С. 49, 55. 22

Там же. С. 53. 23

Там же. С. 48-50. 24

Там же. С. 40, 60. 25

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 137. Д. 73. Л. 276. 26

Tom??ek D. Hlavni spr?va tiskoveho dohledu // О cenzufe... S. 18; Kaplan K. Cenzura. 1945—1953 // О cenzufe... S. 12—13. 27

Восточная Европа в документах... Т. II. 1949—1953. С. 283—284.

2« АВП РФ. Ф. 0138. Оп. 32. П. 179. Д. 13. Л. 11-12. 29

Kaplan K. Cenzura. 1945—1953 // О cenzufe... S. 15. 30

Восточная Европа в документах... T. II. 1949—1953. С. 861. 31

Там же. С. 284. 32

Tom?Sek D. Hlavm spr?va tiskov?ho dohl?du // О cenzufe... S. 19; Kaplan K. Cenzura. 1945—1953 // О cenzufe... S. 16. ’ 33

Vass H., Z?lai K.L. A t?j?koztat?s int?zm?nyrendszere ?s munk?s- mozgalmi elitje. 1944—1948. Bud., 1991. 43. old. 34

Ficeac B. Cenzura comunist? $i formarea «omului nou». Buc., 1999 P. 34-44. 35

Ibid. P. 53. 36

Ibid. P. 57. 37

Ibid. P. 44, 48-49. 38

Arhivul Statului National. Fond CC al PMR. Cancelaria. Dos. 58/1952. P. 3-4. 39

Ibid. P. 2-4. 40

Ibid. 41

Ibid. P. 11. 42

Ibid. P. 18. 43

Восточная Европа в документах... T. II. 1949—1953. С. 850, 852. 44

См.: Buzatu G., Scurtu I. Istoria Rom?nilor ?n Secolul XX. Buc., 1999. P. 558. 45

Magazin istoric. Buc., 1998. № 12. P. 32. 46

Kaplan K. InformaCni monopol re?imu // О cenzufe... S. 53. 47

РГАСПИ. Ф. 575. On. 1. Д. 272. Л. 148. 48

Восточная Европа в документах... T. II. 1949—1953. C. 945. 49

АВП РФ. Ф. 0138. Оп. 34. П. 207. Д. 18. Л. 16. 50

Стыкалин А.С. Политика сталинского режима по формированию общественного мнения за рубежом (Вторая половина 1940-х годов) // Авторитарные режимы в Центральной и Восточной Европе. М., 1999. С. 110. 51

Восточная Европа в документах... T. II. 1949—1953. С. 643. 52

Там же. С. 110. 53

РГАСПИ. Ф. 575. On. 1. Д. 213. Л. 165. 54

Там же. Ф. 17. Оп. 128. Д. 782. Л. 126-134. 55

АП РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 227. Л. 52. 56

Там же. Ф. 3. Оп. 66. Д. 192. Л. 3. 57

АВП РФ. Ф. 0125. Оп. 41. П. 215. Д. 12. Л. 172-173. 58

Там же. Ф. 0138. Оп. 34. П. 207. Д. 18. Л. 16. 59

Восточная Европа в документах... T. II. 1949—1953. С. 731—732, 734. 60

Там же. С. 616. 61

Archiwum Akt Nowych. Zesp?l КС PZPR. Sygn. 237/V-308. S. 23—24. 62

Восточная Европа в документах... T. II. 1949—1953. C. 616—620. 63

Там же. C. 642—643. 64

Kaplan K. Informa?ni monopol... S. 54—55. 65

ibid. S. 55-56.

« Ibid. S. 57.

« Ibid. S. 58-59. 68

АВП РФ. Ф. 0125. On. 37. П. 157. Д. 8. Л. 15-17. 69

Восточная Европа в документах... Т. II. 1949—1953. С. 441—442. 70

Там же. С. 442. 71

Там же. С. 525. 72

Там же. С. 523. 73

Там же. С. 513. 74

Там же. С. 669. 75

Там же. С. 670. 76

Там же. С. 407. 77

Там же. С. 463—464. 78

Там же. С. 25, 905. 79

АВП РФ. Ф. 1038. Оп. 32. П. 179. Д. 13. Л. 8. 80

Восточная Европа в документах... Т. II. 1949—1953. С. 138—139. 81

Там же. С. 139; АП РФ. Ф. 45. On. 1. Д. 245. Л. 16. 82

Восточная Европа в документах... Т. II. 1949—1953. С. 139. 83

Там же. С. 83—84. 84

Там же. С. 84—85. 85

Там же. С. 197-198. 86

Там же. С. 201-202. 87

Там же. С. 430. 88

Там же. С. 430-431. 89

Там же. С. 952. 90

АВП РФ. Ф. 0125. Оп. 39. П. 198. Д. 76. Л. 234. 91

Там же. 92

Восточная Европа в документах... Т. II. 1949—1953. С. 565. 93

АВП РФ. Ф. 0125. Оп. 39. П. 198. Д. 76. Л. 234. 94

Там же. Л. 235. 95

Восточная Европа в документах... Т. II. 1949—1953. С. 952. 96

АВП РФ. Ф. 0125. Оп. 39. П. 198. Д. 76. Л. 235. 97

Восточная Европа в документах... Т. II. 1949—1953. С. 565. 98

Там же. С. 565-566. 99

Там же. С. 483-484. 100

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 137. Д. 607. Л. 4. 101

См.: ГА РФ. Ф. 5283. Оп. 22. Д. 182. Л. 69-72; Д. 373. Л. 160-164 «Frontul Plugarilor». 20.VII.1949.