Приверженцы социалистического пути развития общества вкладывают в понятие реальный социализм различный смысл. В соответствии с официальной идеологией (имеющей мало общего с жизненной практикой) государств социалистического содружества данное понятие означало степень практического воплощения учения классиков марксизма-ленинизма о новом общественном строе, приближение к социалистическому идеалу, олицетворяющему принципы социальной справедливости, равенства, свободы. Существовали и иные точки зрения, согласно которым “реальный социализм” - это тоталитарная, бюрократическая деформация, извращение названного учения, отступление от принципов аутентичного социализма. Высказывалось также мнение, что “реальный социализм”, при всех его плюсах и минусах, это закономерные, единственно возможные результаты внедрения в большинство стран Центральной и Восточной Европы советской модели социального устройства, которой присущи диктатура партийно-государственной верхушки, монополия госсобственности, нарушения законности, навязанный коллективизм и т.п., хотя и при наличии определенной национальной специфики1. До середины 80-х годов XX в. Болгария была одним из самых надежных звеньев социалистического содружества. В условиях противоборства двух мировых систем, блокового противостояния она в политическом и идеологическом плане меньше других “братских стран” доставляла хлопот “старшему брату” - СССР, несмотря на отсутствие на ее территории советских войск (они были выведены в декабре 1947 г.) и наличие общей границы с членами НАТО - Грецией и Турцией. В своей внутренней и внешней политике Болгария в основном неизменно следовала курсу Советского Союза, адекватно реагируя на идущие там процессы, чутко улавливая поступающие из Москвы сигналы. Она пользовалась репутацией самого верного союзника, послушного сателлита СССР, но сумела извлечь из такого подчиненного положения и немалые дивиденды, решая вопросы национальной безопасности, социально-экономические проблемы. По некоторым признакам, зачастую внешним, строительство социализма в Болгарки не было полным копированием советских образцов. В частности, вплоть до конца 1989 г. в стране существовал Отечественный фронт как самая массовая и единая общественно- политическая организация, утратившая по сравнению с прошлым периодом элементы коалиционности и плюрализма. Формально сохранялась многопартийность - функционировал Болгарский земледельческий народный союз (БЗНС), превратившийся в младшего, практически лишенного самостоятельности как политический субъект партнера Болгарской компартии. БКП, сросшаяся по существу с государством, занимала доминирующее положение в системе власти на всех уровнях. Другим организациям отводилась роль проводников и исполнителей “линии партии”. Становление и утверждение “живковизма” Монополия БКП на власть отнюдь не исключала острой борьбы внутри партийного руководства, которая стимулировалась различными объективными и субъективными факторами. После смерти И. Сталина и осуждения J1. Берии в СССР и других странах соцсо- дружества стал набирать силу процесс десталинизации, борьбы с культом личности и его последствиями. Процесс этот был сложным и противоречивым, многие его мотивы и детали были скрыты от общества. В Болгарии одним из видимых его проявлений стало постепенное отстранение от высших партийных и государственных постов В. Червенкова (“болгарского Сталина”) и восхождение к вершинам власти Т. Живкова. Он правил страной более 30 лет, и эта эпоха получила в литературе название живковизм2. По своей сути он представлял собой национальную разновидность авторитарного режима личной власти. В начале 50-х годов, как отмечается в ряде исследовательских и мемуарных публикаций, Т. Живков не являлся главным и единственным претендентом на лидерство в партии и государстве3. Более того, входившие в свое время в близкое живковское окружение политики отмечали в воспоминаниях, изданных уже после отставки Т. Живкова, отсутствие у него большого авторитета в обществе и партии, его низкий образовательный, культурный и интеллектуальный уровень4. Однако благодаря поддержке Москвы (Н.С. Хрущева) на VI съезде БКП (февраль-март 1954 г.) он был избран первым секретарем ЦК БКП. В то время этот пост не имел такого значения, которое он приобрел позднее. Секретариат ЦК осуществлял главным образом организационно-исполнительские и контрольные функции. Важнейшие решения принимало ПБ ЦК, за работу которого отвечал В. Червенков, сохранивший также пост премьер-мини- стра. Сложилась парадоксальная ситуация - борьбой с культом личности должен был руководить его главный носитель. Десталинизация в Болгарии протекала вяло, что вызывало недовольство Крем ля и вело к ослаблению позиций В. Червенкова. Выбор советского руководства, прежде всего Н. Хрущева, был сделан в пользу Т Живкова. Последний же проявил себя хорошим тактиком, мастером интриг и компромиссов. Он сумел привлечь на свою сторону ряд авторитетных партийных и государственных деятелей5. Новый мощный импульс развитию общественно-политических процессов в странах Центральной и Восточной Европы придал XX съезд КПСС (февраль 1956 г.), развенчавший культ И. Сталина. Реагируя на это событие, апрельский (1956 г.) пленум ЦК БКП, на котором с основным докладом выступил Т. Живков, главное внимание уделил осуждению культа В. Червенкова, репрессий, нарушений законности и т.д. В.Червенков был самокритичен, заявив, что власть - это "сладкая отрава”6. Он остался членом политбюро (без прежних широких полномочий), был назначен заместителем председателя правительства и министром просвещения и культуры. Впоследствии он был освобожден от государственных и партийных постов, а в ноябре 1962 г. исключен из партии за “антипартийную деятельность”. В мае 1969 г. его членство в БКП было восстановлено с признанием непрерывности партийного стажа. Большой кадровой (“десталинизационнои’) чистки на пленуме не произошло. Она стала осуществляться позднее и опять-таки, как правило, под воздействием “кремлевских сигналов”. Так, после “разоблачения” в 1957 г. “антипартийной группировки” В. Молотова, JI. Кагановича, Г. Маленкова из состава руководства БКП были выведены представители “старой гвардии” Г. Чанков, Д. Терпешев и др. Избрание Т. Живкова на апрельском пленуме первым секретарем ЦК БКП, хотя и предрешенное позицией советского руководства, не обошлось без коллизий, но оно состоялось7. По существу, с этого момента и начинается эпоха “живковизма”. Партийная власть стала более значимой по сравнению с властью государственной8, Широко применялось совмещение партийных и государственных постов в высших эшелонах власти. В 1962 г. Т. Живков, оставаясь партийным лидером, возглавил правительство. В 1971 г. он, уступив должность премьер-министра члену ПБ С. Тодорову, стал председателем Государственного совета (главой государства). Т. Живков превращался в неограниченного властителя, диктатора. Провозглашенная на пленуме так называемая “апрельская линия”, направленная на “восстановление ленинских норм” партийной и общественной жизни, на развитие демократии и т.п. оказалась в основном (в политическом аспекте) фикцией, пропагандистской декларацией. Борьба с отклонением от названных “норм”, а затем и от “линии” была достаточно четко персонифицирована и велась главным образом против конкретных субъектов, реальных или потенциальных соперников, представлявших мнимую или действительную угрозу всевластию Т. Живкова. Эта борьба не покушалась на основы существующей общественно-политической системы, что В КО' нечном счете признал и сам Т. Живков. Незадолго до завершения своего “земного пути”, будучи вне большой политики и находясь под арестом, он отмечал в мемуарах, что ликвидация культа В. Червенкова не стала глубоким прорывом, затрагивающим сущность системы. Не были созданы гарантии, чтобы в один прекрасный день не возник новый культ и все не пошло по-старому. Основания для таких опасений имелись, и мы столкнулись с подобными явлениями. Должен признать, продолжал Т. Живков, что вину за них несу прежде всего я лично. Мне нелегко говорить об этом, но я делаю это “с глубоким внутренним убеждением и искренностью”9. Признание примечательное, но явно скромное и запоздалое. Возглавляя партию и государство, Т. Живков последовательно и целеустремленно создавал предпосылки и условия для собственного возвеличивания, утверждения мифа о своей непогрешимости и универсальности как теоретика и практика строительства социализма. Кроме съездов БКП он выступал с основными докладами почти на всех партийных мероприятиях (конференциях, пленумах ЦК) независимо от вопросов, которые там рассматривались, и его установки составляли суть принимаемых решений. На формирование культа Т. Живкова работали большинство из его близкого окружения (которое он периодически “тасовал"), многочисленный и дисциплинированный аппарат, подконтрольные (иных в стране практически не было) средства массовой информации, “прикормленные” или “страхующиеся” научные и творческие работники и др. Работа эта проводилась оперативно10 Вместе с тем 'Г. Живков не был ретроградом или “твердолобым” ортодоксом. В его выступлениях и, разумеется, с его “благословения” в других партийных документах, заявлениях руководителей ставились вопросы, связанные с объективными и субъективными противоречиями, с конфликтами и деформациями внутри социалистического общества. Так, на ХШ съезде БКП (апрель 1986 г.) отмечалось, что некоторые негативные явления в жизни болгарского общества “приобрели характер социальных деформаций”. Нарушения принципов распределения по труду, законности и морали, расхождения между словом и делом и т.д. глубоко задевают представления людей о социальной справедливости и равенстве, ослабляют притягательность социалистического идеала. Народ вправе требовать от власти мер и гарантий, ограждающих его от извращений, “чуждых природе нового общественного строя". Указывалось также, что отрицательные явления в общественной жизни воспроизводятся и для борьбы с ними нужны не заклинания и безадресная критика, а устранение порождающих их причин11. Аналогичные вопросы становились предметом научных публикаций и дискуссий12. Например, интересным и довольно смелым по тем временам было высказывание (опубликованное) историка М.Исусова о недопустимости доминирования в науке “официально го мнения”, которое обычно выражает позицию ответственных политических лиц и органов и исключает другие взгляды и научные концепции. Оно превращается в критерий научной истины, становится источником научных и политических оценок ученых, их "восхваления или предания анафеме”13. Однако обращение к острым проблемам как в правящих верхах, так и в научной среде чаще имело пропагандистский характер, было призвано лишний раз подчеркнуть “новаторство”, "революционность мышления” Т. Живкова и не вело к масштабным, радикальным переменам в жизни общества. Допускаемые в ограниченных параметрах авторитарным режимом определенные “либеральные отклонения”, очевидно, можно в какой-то степени считать проявлением плюрализма мнений. Но это не было действительным политическим и идеологическим плюрализмом, отступлением, хотя бы в минимальной “дозе”, в частности, от принципа руководящей роли коммунистической партии. Более того, данная роль была законодательно закреплена в принятой в 1971 г. новой конституции страны. Т. Живков при всех своих демократических реверансах не отказывался от широкого применения различных репрессивных мер: морально-политического давления, увольнения с работы и запре та заниматься определенной деятельностью, лишения свободы и др. Особенно он заботился о сохранении и укреплении собственной личной власти — по этому вопросу он не шел ни на какие компромиссы14. В ряде случаев в поисках вариантов решения той или иной проблемы Т. Живков и его ближайшие соратники делали выбор в пользу силовых методов. Тогда гонениям подвергались не только отдельные лица, организации, но и большие социальные группы. Примером могут служить подходы к “мусульманскому вопросу”. Этнорелигиозный фактор в жизни болгарского общества В годы “реального социализма” в Болгарии остро, как и в прошлом, стояла проблема совместного проживания в рамках одного государства титульной нации и национальных меньшинств (прежде всего, этнических турок) и взаимоотношений между двумя религиями - православием и мусульманством. К первой конфессии относятся большинство болгар, ко второй - местные турки и исламизирован- ные болгары (помаки) и сравнительно малочисленные этносы (цыгане, татары и др.). Эта проблема, имея глубокие исторические корни, весьма многогранна и проявлялась на политическом, социально-экономическом, идеологическом и повседневно-бытовом уровне, получала не только внутреннее, но и международное звучание По данным переписи населения 1956 г., в Болгарии проживало немногим более 7,6 млн человек. Среди них на долю болгар прихо дилось 85,5%, турок - 8,6%, цыган - 2,6% и т.д.15 При переписи 1992 г. из общей численности населения, составлявшей около 8,47 млн человек, как болгары зарегистрировалось 85,8%, турки - почти 13%. К христианам отнесли себя 87% граждан, к мусульманам - около 13%, причем лишь 37% болгар заявили, что они действительно верят в Бога. У турок этот показатель составил 73%, у по- маков - 66%|(>. Рост удельного веса турецкого нацменьшинства, несмотря на его массовую эмиграцию (главным образом в Турцию)17, можно объяснить демографическими причинами (более высокая рождаемость), а также появившейся после свержения авторитарно-то- талитарного режима большей свободы национальной идентификации. Вместе с тем некоторые болгарские авторы подвергли сомнению достоверность данной переписи, заявив, что из 800 тыс. зарегистрированных турок '“настоящими” были около 600 тыс. человек, остальные же 200 тыс. - это цыгане и помаки. Другими, явно завышенными цифрами оперировали некоторые турецкие источники, согласно которым в начале 90-х годов в Болгарии проживало 3 млн турок, включая помаков и туркоговорящих цыган18. Указанные разночтения отражали сложность болгаро-турецких отношений, их отягощенность этнической проблемой. Турецкая сторона считала себя вправе проявлять "заботу” о соплеменниках и единоверцах, являющихся гражданами Болгарии, поддерживать и укреплять у них соответствующее национальное самосознание В свою очередь болгарское руководство усматривало среди этой части населения страны протурецкую “пятую колонну”, представляющую угрозу национальной безопасности и территориальной целостности государства, в частности через возможное требование создания собственной национальной автономии. Эти опасения усилились и получили определенное морально-политическое оправдание после вторжения в 1974 г. Турции на Кипр под предлогом защиты прав турок-киприотов. Практика показала, что и при социализме возможны разные подходы к решению национального вопроса. Первая болгарская республиканская (“Димитровская”) конституция, принятая в декабре 1947 г., провозгласила равенство прав всех граждан, включая национальные меньшинства. Последним предоставлялось право обучаться на родном языке (при обязательном изучении болгарского), развивать национальную культуру. Запрещалась любая проповедь расовой, национальной и религиозной нетерпимости19. В программе БКП, принятой в 1971 г., указывалось на ликвидацию в стране проявлений национального гнета и дискриминации, на то что вместе с болгарским народом "в братской дружбе живут и строят социализм” граждане других национальностей20. В новой конституции (1971 г.) говорилось о недопустимости каких-либо привилегий или ограничений по национальному признаку и заявлялось, что любая пропаганда ненависти или унижения человека за его расовую, национальную или религиозную принадлежность запрещается и преследуется по закону21. Эти общие положения и декларации, если им намеревались следовать, должны были бы наполниться реальным содержанием, воплощаться в конкретной политике. Однако, как оказалось, стратегические цели, до определенного времени скрываемые, были у болгарской правящей верхушки иные. По мнению С. Михайлова (обществоведа, члена-корреспондента БАН, бывшего секретаря ЦК БКП), после того, как компартия стала правящей, ес политика по этническим проблемам представляла собой импровизации, колебания из одной крайности в другую, грубые ошибки. Он приводит иную точку зрения болгарского исследователя - К. Кертикова, не соглашаясь с его утверждением, что политика БКП по национальному вопросу в 1956-1989 гг. являлась целостной и последовательной и была направлена на унификацию, гомогенизацию болгарского общества. С. Михайлов заметил при этом, что Т. Живков был безусловно последователен только в двух аспектах: заполучение благоволения советского руководства и превращение своей личной власти в основной критерий социального управления22. Однако в своих взглядах К. Кертиков был не одинок. В научной литературе есть указания на то, что в закрытых материалах апрельского (1956 г.) пленума ЦК БКП говорилось о неприемлемости для Болгарии опыта многонационального Советского Союза. У нее - собственный путь национального развития, нацеленный на создание в недалеком будущем “единой болгарской социалистической нации”23. Процесс формирования “национальной однородности” то протекал интенсивно, то несколько затухал. Использовалось, как и ранее, два основных метода - или “болгаризация” мусульман (прежде всего, турок), или же “выдавливание” их из страны. Применялись как сравнительно цивилизованные (даже поощрительные), так и репрессивные меры. Одним из важных элементов “болгаризации” стала замена личных мусульманских имен на болгарские. В 60-е - начале 70-х годов эта акция была осуществлена в отношении помаков. Она не принесла ожидаемого властями эффекта, а напротив, способствовала сближению помаков с турками24. На пленуме ЦК БКП в феврале 1974 г. признавалось, что к этно-религиозным проблемам иногда подходят с позиций “грубого администрирования”, но одновременно наблюдается инертность и пассивность. Отмечалось, что у части болгар-мусульман, болгарское происхождение которых “бесспорно доказано”, благодаря реакционной пропаганде и исламскому фанатизму все еше присутствует “омраченное национальное самосознание”. Указывалось на необходимость обеспечения ускорения социального, экономического и культурного развития болгар-мусульман, районов компактного проживания турок, усиления атеистического, классово-партийного, па триотического и интернационального воспитания и т.д. Вместе с тем было подчеркнуто (вопреки фактам), что болгарское социалистическое государство никогда не имело и не имеет ассимиляторских целей в отношении как турок, так и других "народностных групп”’5. Однако несмотря на это "успокоительное” заявление, цель формирования монолитной болгарской нации не была оставлена. Дли ее достижения в середине 80-х годов власти инициировали так называемый “возродительный процесс”. В конце 1984 - начале 1985 г. более 850 тыс. граждан в результате административно-репрессивного давления были вынуждены сменить свои мусульманские имена на славяно-болгарские. Хотя эта акция являлась масштабной и сжатой по времени, высшие партийно-государственные руководители цинично утверждали, что она была “спонтанной”, “добровольной” и стала свидетельством “пробуждения болгарского национального самосознания”. Тех же граждан, преимущественно представителей интеллигенции, болгар по национальности, которые проявили честность и мужество, чтобы протестовать против этого процесса, клеймили как изменников, предателей, “родоотступников"26. Гомогенизация болгарской нации предполагала не только смену имен, но и грубое вторжение в веками складывавшийся жизненный уклад мусульман, в их этнопсихологию, культуру. Преследовалось использование турецкого языка, даже в быту, отправление традиционных обрядов, ношение национальной одежды и т.д.27 Это стимулировало у мусульман, в первую очередь у турок, массовые переселенческие настроения, которые власти не сдерживали, а наоборот, провоцировали, в том числе путем международных договоров и нормативных актов. Так, в 1968 г. между Болгарией и Турцией было заключено соглашение, согласно которому болгарские граждане турецкого происхождения и имеющие в Турции родственников, получили право на переселение в эту страну. Данное право распространялось примерно на 125 тыс. человек, из них 1J5 тыс. им воспользовались2*. В мае 1989 г. болгарский парламент принял решения, либерали- зирующие порядок выезда граждан за рубеж. Введение в действие этих решений предусматривалось с сентября того же года, однако местные турки не хотели ждать. Последовали массовые демонстрации, беспорядки, власти прибегли к мерам подавления, включая огнестрельное оружие, но в итоге вынуждены были уступить, и летом 1989 г. из Болгарии в Турцию выехали свыше 300 тыс. человек (в основном под видом “экскурсантов”). Желающих покинуть страну было еще больше, но Турция закрыла границу с Болгарией. Далеко не все “экскурсанты” встретили в Турции радушный прием. Почти половина из них вскоре возвратились в Болгарию, где их ожидали большие трудности с обустройством29. Жесткий подход живковского руководства к турецко-мусульманскому вопросу импонировал части болгарского общества, сохра нившему обостренную историческую память о многовековом османском иге, репродуцируя се на современных турок. Этот вопрос в ряде случаев использовался как своеобразный клапан, социальная отдушина, позволявшая на какое-то время отвлечь внимание граждан от других острых проблем. От стабильности к крушению Опорой “живковизма” была правящая массовая и достаточно монолитная партия, которая пронизывала все поры социального организма. В 1975 г. каждый восьмой болгарский гражданин старше 18 лет являлся членом БКП (более молодых охватывал “верный помощник партии” Димитровский комсомол). Т. Живков отмечал, что в стране нет ни одного предприятия, села, научного института, учебного заведения, где бы не имелось коммунистов, партийного коллектива. Это позволяет партии осуществлять политическое руководство любым начинанием, дает ей возможность оказывать влияние всюду, где живет и трудится человек30. Живковский режим опирался также на армию, правоохранительные органы, спецслужбы. Однако нельзя утверждать, что он в течение десятков леї' проявлял жизнеспособность лишь благодаря партийной дисциплине и лояльности силовых ведомств. Необходимо было проводить политику, которая предоставляла бы большинству народа реальные подтверждения преимуществ нового общественного строя перед прошлым. В период правления Т.Живкова, особенно в 60-70-е годы, в Болгарии произошли крупные социально-экономические сдвиги, кардинально изменившие ее облик. Уже к середине 60-х годов страна, в структуре народного хозяйства которой ранее преобладало мелкое земледелие, превратилась в индустриально-аграрную, где на долю промышленности приходилось более половины производимого национального дохода. С 1952 по 1980 г., по официальной статистике, национальный доход (в сопоставимых ценах, в расчете на душу населения) вырос более чем в 6,8 раза31. Вместе с тем модернизация Болгарии нередко сопровождалась попытками форсировать, нередко вопреки объективным условиям, общественно-экономические процессы. В ходе индустриализации проявились элементы автаркии и гигантомании. Возводились крупные промышленные объекты, не обеспеченные местным сырьем и внутренним рынком, к тому же нередко выпускающие неконкурентоспособную продукцию. Расчет часто строился на ее сбыт в ‘‘братские страны” - члены СЭВ, которые впрочем имели и собственные интересы, не всегда совпадавшие с болгарскими. Основные надежды (до поры, до времени в основном оправдывавшиеся) связывались с емким и непривередливым советским рынком. Так, в 19Н0 г. во внешней торговле Болгарии доля экспорта в социалистические страны составляла 70,8%, в том числе в СССР - 49,90%, а доля импорта - соответственно 78,9 и 57,3%32. С другой стороны, как отмечалось в болгарской литературе, курс на индустриализацию был адекватен реальному состоянию экономики и общества. На этой основе сложилось совпадение интересов значительной части народа и правящей элиты, которое на известное время сохранялось. В этом, вероятно, заключается гланное объяснение, почему в Болгарии не наблюдалось массового сопротивления режиму, не произошли события, подобные германским, венгерским, польским и чехословацким33. Весьма важную роль в обеспечении внутренней стабильности сыграла и более сильная позитивная (по сравнению с государствами Центральной Европы) восприимчивость болгарским обществом социалистических ценностей. Учитывая низкий исходный уровень социально-экономического развития Болгарии, нужно признать, что социализм предоставил ее народу сравнительное благополучие и это до определенного времени как бы компенсировало отсутствие гражданских (прежде всего, политических) свобод3^. Как отмечал Ж. Желев, диссидент периода “живковизма”, впоследствии - президент Болгарии (август 1990-январь 1997 г.), в стране не было ни восстаний, ни политических стачек, ни студенческих демонстраций35. Болгария первой среди восточноевропейских стран осуществила коллективизацию сельского хозяйства, которая проходила без формальной национализации земли, но не обошлась и без применения насильственных методов. Вместе с тем она “рассосала” огромное аграрное перенаселение, поставляла рабочую силу, необходимую для индустриализации, способствовала повышению социального статуса значительных слоев населения, прежде всего молодежи. Ускоренная индустриализация и массовая коллективизация коренным образом изменили социальный состав населения страны. Крестьяне-единоличники, доля которых в 1946 г. составляла 65%, превращались в кооператоров или пополняли ряды рабочего класса. В дальнейшем его абсолютный и относительный рост во многом определялся фактическим огосударствлением кооперативной собственности. С 1956 по 1975 г. в структуре болгарского общества удельный вес рабочих увеличился с 29,2 до 60,6%', служащих (включая интеллигенцию) - с 14,7 до 23,2%. За этот же период доля кооперированных крестьян снизилась с 35,8 до L4,6%. В 1975 г. лишь 1,8% пришлись на долю “частников” (крестьян, ремесленников, лиц свободных профессий). Но, будучи самой многочисленной социальной группой, рабочий класс в массе своей не обладал нужными качественными функциональными характеристиками. В начале 80-х годов около половины промышленных рабочих выполняли неквалифицированные трудовые операции, а свыше 65% из них не имели среднего образования36. Амбициозность замыслов и решений болгарского руководства, его намерения “поторопить время” обусловливались п его стремлением следовать “московскому курсу”. XXII съезд КПСС (октябрь 1961 г.) поставил задачу завершить в 1980 г. строительство в СССР основ коммунистического общества. Болгария подхватила згу инициативу. VIII съезд БКГ1 (ноябрь 1962 г.) определил как генеральную перспективу развития страны до 1980 г. построить социализм и начать постепенный переход к строительству коммунизма. В дальнейшем эти цели подверглись корректировке в сторону их большей реалистичности. Было признано, что в оценке сроков завершения социалистической фазы и начала строительства материально-технической базы коммунизма было допущено забегание вперед37. Прочность позиций Т. Живкова в весьма большой, если не в решающей, степени зиждилась на поддержке, которую оказывало ему руководство СССР. Он умел налаживать тесные, доверительные отношения со всеми постсталинскими советскими “первыми лицами”, за исключением М. Горбачева. Л.Брежнев называл советско-болгарские отношения примером “социалистического интернационализма в действии. Это касается всех областей нашего сотрудничества-политики, экономики, идеологии, обороны”38. Данная оценка не была просто пропагандистской декларацией. Она включала в себя вполне реальные составляющие, в том числе материального и финансового характера. Советский Союз являлся для Болгарии не только могучим, богатым и великодушным партнером, игравшим важнейшую роль в формировании ее экономики и социальной сферы, но и по существу ее донором. Советское сырье, особенно нефть, по ценам значительно ниже мировых, поставлялось в страну в количестве, позволяющем его выгодно реэкспортировать В 1973-1985 гг. СССР ежегодно предоставлял безвозмездную помощь и размере 400 млн руб. для нужд болгарского сельского хозяйства34. Со своей стороны Болгария неизменно поддерживала позиции Советского Союза во время кризисных ситуаций в ГДР, Венгрии, Польше, Чехословакии. обострения отношений с Албанией, Китаем и др. Имели место конкретные случаи, когда “вечная и нерушимая” болгаро-советская дружба несколько омрачалась. Так, но воспоминаниям академика И. Димитрова, в 1971 г. ПБ ЦК КПСС обвинило руководство БКП в том, что оно не ведет борьбу против буржуазной идеологии, терпимо относится к антисоветским настроениям, и в некоторых других “грехах”. Пошли даже разговоры о смене 'Г. Живкова. Но он быстро “исправился” и принял соответствующие меры. Было, в частности, запланировано создание специального института по борьбе с антисоветизмом40. Подобные коллизии являлись скорее единичными эпизодами, не меняющими сути связей между двумя странами. В системе отношений СССР с другими государствами социалистического содружества Болгарии по-прежнему отводилось особое, привилегированное место. Но право на это нужно было доказывать. В начале 60-х годов Т. Живков стал активно выдвигать идею о максимально тесном экономическом и научно-техническом сближении Болгарии и Советского Союза. В основе ее лежали прагматические мотивы. Болгария нуждалась в увеличении советской помощи для осуществления хозяйственных проектов, решения проблемы нехватки специалистов, расширения рынка для сбыта своих товаров, преодоления трудностей в социальной сфере. Естественно, в силу несоизмеримости потенциалов двух стран Болгария была больше заинтересована в материализации этой идеи. Вероятно, чтобы сделать ес более привлекательной, а советскую сторону отзывчивее, в 1963 г. Т. Живков выступил с предложением о вступлении (в перспективе) Болгарии в состав СССР. Исследователи, политики, мемуаристы, публицисты и т.д. высказывали различные суждения, насколько Т. Живков был искренен в своих намерениях превратить Болгарию в 16-ю советскую республику и насколько реальна была возможность такого превращения (тем более, что Т. Живков в 1У73 г. сделал аналогичное предложение J1. Брежневу). Многие авторы склоняются к тому, что все это были тактические ходы Т. Живкова, направленные на укрепление доверия к нему со стороны руководства СССР и обеспечение для болгарской экономики новых советских '‘вливаний", в чем он в немалой степени и преуспел. Что касается государственно-политического объединения Советского Союза и Болгарии, то оно вряд ли было нужно Т. Живкову. Он не мог не понимать, что случись такое, его личная власть была бы сильно ущемлена, а руководители авто- ритарно-диктаторского типа обычно предпочитают быть полновластными хозяевами пусть в маленьком, но в "собственном доме”, чем “одним из”, и то не на первых ролях - в большом. Кроме того, сове ї- ско-болгарское слияние не было нужно и СССР. Оно наверняка было бы негативно встречено международным сообществом, и советские руководители это осознавали. Тем не менее вопрос о слиянии был поставлен (хотя и кулуарно, не для широкого общественного обсуждения), но его решение было отнесено на неопределенное будущее41. Такой подход можно при желании отнести к мечте поэта о том, чтобы “в мире без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем’42. Сам Т. Живков категорически отрицал адресованные ему обвинения по поводу намерения включить Болгарию в Советский Союз (они открыто звучали после отстранения его от власти), квалифицируя их как инсинуации “шарлатанов от политики и журналистики". За ними якобы проглядывают грязные цели некоторых болгарских “перестройщиков”, которые пытаются возвысить себя, принижая предыдущего многолетнего руководителя государства, играя на священном чувстве патриотизма, характерном “для исстрадавшегося и героического болгарского народа”. Он утверждал, что на практике речь шла не о присоединении Болгарии к СССР, а об их сближении. Это был жизненно необходимый курс, но он не наносил ущерб суверенитету страны"13. Следует заметить, что интеграционные процессы но взаимосвязях государств социалистического содружества охватили с топ пли иной степенью глубины почти каждое из них, особенно в сфере экономики. В 1971 г. была, например, принята долгосрочная Комплексная программа социалистической экономической интеграции стран-члепов СЭВ. Она предусматривала совместное освоение природных ресурсов, кооперацию между предприятиями и отраслями, совместное сооружение хозяйственных объектов для удовлетворения общих нужд и др. В этой связи термин сближение получал в известной мере, хотя бы в политико-пропагандистском плане, право на существование и выходил за рамки советско-болгарских отношений. На XXV съезде КПСС (февраль-март 1976 г.) говорилось об увеличении элементов общности в политике, экономике и социальной жизни социалистических государств, что отражает процесс нх сближения, который вполне определенно можно рассматривать как закономерность44. Отмечая прагматизм Т. Живкова, можно сказать, что с момента обретения государственной независимости Болгария никогда не могла самостоятельно, опираясь лишь на собственные ресурсы, удовлетворительно решать свои внутренние и внешние проблемы. Ей всегда было необходимо “прислоняться” к какому-то могучему партнеру, а сотрудничество с ним, если ты ‘‘слабый”, весьма трудно строить на равноправной основе. С другой стороны, применшельно к отношениям Болгарии и СССР в период “реального социализма” вполне допустимо, что с точки зрения психологии часть болгарского общества раздражали определенная зависимость страны, излишняя сервильность ее лидеров и т.п., что порождало ощущение некой “вторичности”. Впрочем мало что изменилось и позднее, когда Болгария стала ориентироваться на Запад. Как отмечала болгарский историк И. Баева, реальности XX в. вынуждают сделать “неприятный вывод, что наши политики всегда предпочитали и предпочитают быть послушными перед сильными”. Подобную мысль высказал и И. Димитров, заметивший, что режимы меняются, но остается чувство неполноценности перед агрессивностью и амбициями “великих”4-5. Т. Живков, как уже говорилось, за все время своего правления (за некоторыми исключениями в последние полтора-два года) не сталкивался с внутренней открытой антикоммунистической оппозицией. В этом смысле он нс особо грешил против истины, заявив в 1982 г., что враги социализма в Болгарии не имеют классовой базы и социальных позиций. Эти враги составляют единицы, они изолированы и в одиночестве дождутся своего конца46. Правда, спустя не сколько лет оказалось, что врагов социализма в стране насчитывается больше, чем “единицы", и отнюдь не все они дождались “своего конца”. Естественно, как и у любого лидера, особенно авторитарного типа, у Т. Живкова имелись противники, критики, недоброжелатели и т.и , но все они, как правило, являлись выходцами из коммунистической среды, которые выражали свое несогласие (и со сравнительно либеральных, и с ортодоксальных позиций) с теми или иными аспектами живковской политики, с отдельными сторонами существующего режима, не будучи при этом принципиальными “врагами" социализма. Так, в 1960 г. семеро коммунистов (“группа Н. Куфарджиева") с довоенным партийным стажем и участники партизанской борьбы в письме в ЦК БКП охарактеризовали существующий в стране строй как бюрократический государственный социализм, при котором партийная и государственная верхушка превратилась в единственного полновластного хозяина средств производства. Члены группы были исключены из БКП, уволены с работы. Спустя годы Т. Живков признал, что многие негативные явления, указанные в письме, действительно имели место, но они достались в наследство, а не были следствием “апрельской линии” и для их преодоления необходимо было время и соответствующие усилия, которые предпринимались. Он признал также свою вину за наказания, вынесенные авторам письма47. В середине 60-х годов был раскрыт заговор, который возглавил член ЦК БКП И. Тодоров ("Горуня”). К нему примкнули и начальник Софийского гарнизона генерал-майор Ц. Анев, некоторые другие офицеры, бывшие партизаны. Они являлись сталинистами, разделяли маоистские позиции, согласно которым после смерти И. Сталина стал усиливаться оппортунизм, слабела диктатура пролетариата. После отстранения в СССР от власти Н. Хрущева (октябрь 1964 г.) заговорщики сочли, что настало удобное время для свержения Т. Живкова, но были арестованы, не успев предпринять каких- либо действий. В 60-70-е годы в БКП возникали и другие немногочисленные антиживковские группы. Они не выступали против социализма, но многие, из них были настроены промаоистски. К формированиям подобного рода относилась и нелегальная “Благоевско- Димитровская коммунистическая партия”. Члены этих групп подвергались судебному и административному преследованию без осо бо жестких приговоров48. Однако все эти и другие проявления антиживковизма, репрессии против их участников не поколебали сколько-нибудь серьезно относительно спокойную общественно-политическую жизнь в стране. Ее особо не всколыхнуло (в антикоммунистическом аспекте) и подавление в 1968 г. “Пражской весны”, в котором Болгария приняла непосредственное участие. До конца 80-х годов болгарскому обществу больше был присущ скрытый плюрализм, который не заявлял о себе значимыми публичными акциями. Оно не выдвинуло из своих рядов таких политических и духовных лидеров, как Л. Валенса, В Гавел, А. Сахаров, А. Солженицын. Конечно, не вся общественность страны была подвержена конформизму. Часть интеллигенции, представители творческой элиты, веря в возможность придания социализму “человеческого лица”, с надеждой встретили “Пражскую весну” и с горечью переживали ее финал. Но они избрали не безнадежное в то время “безумство храбрых”, а эволюционный путь борьбы с режимом через честную и гуманную творческую и гражданскую позицию49. Болгарский поэт и общественный деятель Л. Левчев (в свое время довольно приближенный к власти и возглавлявший в 1980-1989 гг, Союз болгарских писателей) отмечал, что, хотя организованное диссидентское движение сложилось в стране поздно, и при коммунистическом режиме в ней имелись известные всему народу инакомыслящие - старейший социал-демократ П. Дертлиев, поэтесса Б. Димитрова, философ Ж. Желев, писатель-сатирик Р. Ра- лин и др., а также десятки тысяч узников лагерей50. В одной из публикаций к болгарским диссидентам были отнесены и местные турки51. Возникает вопрос, а все ли из этих десятков тысяч являлись сознательными, идейными борцами с тоталитарным социализмом'/ По опубликованным данным, в Болгарии с 1945 по 1962 г. через лагеря (в болгарском варианте - “Воспитательно-трудовые общежития” - “ВТО”) прошло около 23,5 тыс. человек, причем многие - без судебного разбирательства. Основной их поток формировался еще до прихода Т. Живкова к власти. Среди них находились разные люди - от антикоммунистов до уголовников и проституток, но первые поначалу преобладали52. Затем это соотношение стало меняться. Так, при закрытии по решению политбюро ЦК БКП в августе 1959 г. наиболее известного лагеря “Белене” было освобождено 276 политических заключенных и 981 уголовник. Оставшиеся 166 человек не были выпущены на свободу как “неисправимые рецидивисты”5-1. Последний лагерь, расположенный близ города Ловеч и “прославившийся” жестоким обращением с заключенными, был закрыт в 1962 г. Т. Живков рассматривал ликвидацию лагерей как свою личную заслугу. Так это или нет, но с 1962 г. в Болгарии было прекращено внесудебное привлечение людей к принудительному труду54. В 70-е годы проходило дальнейшее политическое и законодательное укрепление режима. В апреле 1971 г. на X съезде БКП была принята новая партийная программа. В ней констатировались полная победа социалистических производственных отношений и как результат качественных и количественных изменений во всех сферах жизни вступление страны в этап строительства развитого социалистического общества, который продлится в течение более или менее длительного периода времени55. Таким образом в главном партийном документе был зафиксирован отказ от идеи перехода и близком будущем к строительству коммунизма. На съезде вновь акцентировался дежурный, но “священный” тезис об укреплении руководящей роли партии, которая определяет генеральную линию развития страны. Он по существу был уже реализован и не только в отношении разработки “линии”, но и указаний путей и средств ее осуществления. Утвердилась практика, когда партийные съезды и ЦК БКП рассматривали и принимали решения по текущим и перспективным социально-экономическим планам до вынесения их на сессии высшего законодательного органа - Народного собрания. Последний же неизменно и единодушно голосовал “за”. Здесь было полное копирование советского опыта. Ж. Живков отмечал, что принцип руководящей роли партии был доведен до абсурда. Хозяйственные руководители вместо того, чтобы принимать самостоятельные решения, должны были предварительно согласовывать их (а затем и отчитываться) в партийных органах, вплоть до ЦК3(>. В мае 1971 г. общенародным референдумом была принята новая Конституция Болгарии. В референдуме приняли участие 99,7% граждан, имеющих право голоса, из них 99,66% высказались за принятие Основного закона57. В конституции, как уже говорилось, были введены положения, закрепляющие руководящую роль БКП, чего не было в конституции 1947 г. Новым моментом явилось конститу- циирование Государственного совета как высшего постоянно действующего органа государственной власти, соединяющего принятие и исполнение решений, т.е. сочетающего функции законодательной и исполнительной власти515. Это противоречило апробированному мировой практикой демократическому принципу разделения властей. Председателем Госсовета, естественно, стал Т. Живков. Вероятно, ему для подтверждения своего фактического всевластия ни этот новый управленческий орган, ни председательство в нем не были особенно нужны. Но существовали определенные “протокольные” и весьма значимые для честолюбивого лидера нюансы. Будучи руководителем партии и правительства, Т. Живков не являлся главой государства. Формально эту роль исполнял председатель президиума Народного собрания, лидер БЗНС Г. Трайков. Т. Живкову не были положены ритуальные почести, оказываемые при международных контактах президентам или монархам. Создание Госсовета устранило этот“непорядок”. Внешне “живковизм” выглядел непоколебимым. Его создатель ставил на руководящие посты своих людей, включая родственников59. Однако уже в 60-е годы стали проявляться и накапливаться кризисные симптомы, прежде всего в экономической сфере. Все больше давала о себе знать ограниченность ресурсов экстенсивного развития, на которое был ориентирован механизм управления народным хозяйством. Неоднократно предпринимавшиеся попытки реформирования этого механизма были непоследовательны. Элементы рынка вводились робко и дозированно и не представляли серьезной угрозы для административно-командной системы. С другой стороны, до 80-х годов в экономике Болгарии не наблюдалось крупных провалов, которые могли бы вызвать масштабные социально-политические потрясения. “Реальный социализм’1 при всех его пороках ускорил, по сравнению с предыдущим периодом, развитие и модернизацию страны. Большей части общества были предоставлены социальные блага, которых оно раньше не имело, и это но многом обеспечивало его лояльность к власти. Так, в период 1952-1980 гг. реальные доходы на душу населени увеличились в стране почти в 4,5 раза, годовое потребление мясопродуктов выросло с 21,3 до 62,5 кг, молочных продуктов (без сливочного масла) - с 80,2 до 165 л, животных и растительных жиров - с 9,3 до 20,8 кг. В 1980 г. на 100 семей приходилось 77 телевизоров (в 1965 г. - 8), 77 холодильников (5), 29 легковых автомобилей (2). На каждые 10 тыс. человек населения насчитывалось 1642 учащихся, в том числе 96 студентов (в 1952 г. - соответственно 1550 и 41)60. Приведенные цифры выглядят впечатляющими. Однако в конце концов “реальный социализм” проиграл соревнование с капитализмом (в его западном варианте). И в СССР, и в других государствах Центральной и Восточной Европы он рухнул со скоростью и основательностью, которые вряд ли могли предвидеть его противники, даже самые дальновидные. Это было предопределено комплексом причин. Думается, одна из главных состоит в том, что данный тип социализма с его жесткой централизацией, уравниловкой и т.п. не смог обеспечить более высокую, чем при современном ему капитализме, производительность труда. Это влекло за собой неудовлетворительное (опять-таки по сравнению с Западом) решение многих проблем, касающихся качественных параметров жизненного стандарта, выходящих за рамки удовлетворения первичных бытовых потребностей. Отставание “реального социализма” в этой области становилось все более очевидным по мере растущей открытости страны к миру. Разумеется, неэффективность экономики была не единственной причиной падения “реального социализма”. Его политическая система, как отметил известный деятель БКП, а после ее переименования - Болгарской социалистической партии (БСП), член-корреспондент БАН А. Лилов, не обеспечила более высокий, чем при капитализме, тип демократии. Народу дали хлеб, заботились о детстве и старости и т.п., но не дали или ущемляли свободу и права личности61. Это проявлялось в безальтернативное™ выборов в представительные органы власти, в практической невозможности общества влиять на принятие и исполнение управленческих решений, в отсутствии достаточных возможностей публичного осуществления свободы совести и слова, в раздражающей назойливости официальной пропа ганды, включая визуальную, с ее лозунгами о мудрости БКП, вечности болгаро-советской дружбы и т.п. (Кстати, на уровне массовых анекдотов аббревиатура БКП расшифровывалась как “Брежнев - Косыгин - Подгорный”.) Но в стране происходила смена поколений. От активной общественно-политической жизни постепенно отходили люди, сознательно “делавшие” социалистическую революцию. Даже среди бывших “романтиков” росло число разочаровавшихся в результатах “социалистических” преобразований, которыми в первую очередь пользовались партийно-государственное чиновничество и близкие к нему лица. Более молодые общественные генерации все сложнее было привлекать на сторону социализма лишь путем сопоставления, хотя и впечатляющего, уровня развития страны с показателями 1939 г. Многие из молодых, хотя бы в “душе”, наличие определенных социальных гарантий (отсутствие безработицы, бесплатные медицина и образование, сравнительно небольшая, но регулярная зарплата) не считали достаточной компенсацией за подавление политической и идеологической свободы. Затем, однако, придет понимание, что эти гарантии тоже дорогого стоят. Но это потом... Во второй половине 80-х годов в Болгарии сложились солидные внутренние предпосылки для отрицания “живковизма”, но для их реализации был необходим мощный, непреодолимый внешний катализатор. Таковым стала не пропаганда и прочие “происки” Запада (хотя их нельзя недооценивать), а советская (“горбачевская”) перестройка, которая имела для “реального социализма” катастрофические последствия. По словам А. Лилова, перестройка родилась как надежда, а погибла как самоубийца. Она пришла, чтобы спасти социализм, а на деле погубила его. Перестройка выдвинула популярных лидеров, а превратила их в “жалких ренегатов и геростратов”61. Провозглашенный М. Горбачевым отказ от советского покровительства и опеки в отношении социалистических стран крайне негативно отразился на социально-экономической ситуации в Болгарии, учитывая ее теснейшую привязку к СССР. Проявилась обратная сторона медали, взросли горькие плоды односторонней внешней ориентации. Переход на эквивалентные (долларовые) расчеты в торгово-экономических отношениях означал для Болгарии свертывание и прекращение советских льготных кредитов, безвозмездной помощи, поставок по низким ценам нефти и др. Эти потери оказались для “живковизма” невосполнимыми. К тому же между руководителями двух стран сложились прохладные, недоверчивые отношения. М. Горбачев относил Т. Живкова к числу консервативных, не воспринимавших перестройку восточноевропейских лидеров, таких как Э. Хонеккер (ГДР), Н. Чаушеску (Румыния), противопоставляя им Я. Кадара (Венгрия), В. Ярузельского (Польша). И, напротив, он оказывал знаки внимания “проперестроечно” настроенным болгарским партийно-государственным деятелям П. Младенову, А. Лука- нову, А. Лилову и др.63 Стечение внутренних и внешних факторов приближало “политическую смерть” Т. Живкова, хотя он активно пытался представить себя как “первого новатора”, “прогрессиста” в деле строительства “развитого социализма”. Живковским ответом Горбачеву стало выдвижение так называемой “июльской концепции” (такое название она получила по времени своего одобрения на пленуме ЦК БКП в июле 1987 г.). В данном документе определялись направления качественного обновления социалистического общества, создания его новой, соответствующей современным реалиям модели. В этой связи говорилось о многообразии и равноправии различных форм собственности, о политическом плюрализме, о территориальном и хозяйственном самоуправлении, о подготовке новой конституции и пр. В сравнении с идеями горбачевской перестройки июльская концепция по некоторым своим положениям была более радикальной. В ней, например, содержался тезис, что партия не должна быть главным субъектом власти, не должна подменять государство. С ортодоксальной точки зрения это могло выглядеть как “крамола”, покушение на один из основополагающих принципов ленинизма о руководящей роли коммунистической партии. На практике же ничего особо существенного предпринимать не планировалось. Партия по- прежнему должна была формулировать политические программы и цели общественного развития, мобилизовывать народ для их осуществления и т.д. Нетрудно представить, как выглядело бы такое “отстранение” БКП от власти, если партия оставляла за собой проведение кадровой политики в соответствии с партийными принципами, создание соответствующей политической обстановки и идеологического климата, необходимых для претворения в жизнь целей партии64. Июльская концепция не встретила в обществе большого энтузиазма. Многие усматривали в ней очередную попытку камуфляжа, косметического ремонта режима, еще одну демонстрацию амбиций Т. Живкова, его стремления сохранить свою власть. Трудно сказать, насколько далеко зашел бы он в плане практической реализации своих “революционных” намерений, но его время стремительно уходило. Общество отказало Т. Живкову в доверии, у людей иссякло “социальное терпение”, однако открытых и массовых столкновений между народом и власть предержащими пока не происходило. В 1988 г. в Болгарии стали возникать первые диссидентские организации. Некоторые из них стояли не на антисоциалистических, а на антиживковских позициях. Их требования в основном соответствовали лозунгам горбачевской перестройки (гласность, больше демократии - больше социализма и т.д.), другие же “дрейфовали” в сторону антикоммунизма. Но в целом диссидентство в стране выглядело запоздалым и сравнительно слабым. Во время его организационного оформления и начала выхода на публичную арену в ряде других европейских социалистических стран оно получило офи циальное признание, статус участников диалога с правящими кругами. В Польше (в феврале-апреле 1989 г.) и в Венгрии (в июне-сентябре 1989 г.) прошли “круглые столы” между оппозицией и властью, в результате чего в этих странах был обеспечен “демократический крах” коммунистических режимов и выход демократов на первые роли на политической арене. Нужно, однако, отметить, что Болгария не переживала и драматических, кровавых событий, подобно произошедшим в Румынии в декабре 1989 г. В Болгарии главная сила, свергнувшая “живковизм”, сформировалась не в диссидентской среде, а внутри правящей нартийно-госу- дарственной элиты. Среди них нашлись деятели реформаторского толка (П. Младенов, А. Луканов и др.), которые осознавали необходимость перемен и видели в Т. Живкове основной тормоз их осуществления. Реформаторы пользовались, естественно особо неафишируемой, поддержкой М. Горбачева, знали о широком распространении в стране антиживковских настроений. Без этого, может быть, они не осмелились бы на решительные и довольно рискованные действия. 24 октября 1989 г. П. Младенов (член политбюро ЦК БК.П, министр иностранных дел) обратился с письмом в высшие партийные органы, в котором обвинил Т. Живкова в том, что он довел страну до глубокого экономического, финансового и политического кризиса, до международной изоляции, даже от СССР; прозвучал призыв к партии, ее руководству безотлагательно заняться этим вопросом, учитывая, что народ, по словам автора, уже давно занимается им. П. Младенов утверждал, что данное письмо явилось своего рода финалом, призывом к открытым действиям, но еще за несколько лет до этого он при встречах с партийными руководителями, министрами стремился привлечь их к борьбе за перемены, без которых Болгария не может существовать как современное государство65. Письмо П.Младенова явилось своеобразным детонатором, который значительно ускорил процесс отстранения Т.Живкова от власти, оформленного на пленуме ЦК БКП 10 ноября 1989 г.66 Существуют различные свидетельства, мнения относительно сценариев этого процесса, их реализации. Сам Т. Живков свою отставку представляет как добровольную (о чем он, по его словам, просил и ранее), другие утверждают, что она явилась результатом оказанного на него сильного давления. При этом практически во всех случаях говорится о большой роли “советского фактора” в осуществлении этой акции. Появились публикации, согласно которым главные организаторы смещения Т. Живкова П. Младенов и А. Луканов (кстати, выпускники Московского государственного института международных отношений) постоянно поддерживали связь с работающими в Болгарии советскими дипломатами и представителями КГБ. Посол В. Шарапов информировал М. Горбачева о ситуации в высших эшелонах власти Болгарии и тот “дал добро” на отстранение Т. Живкова, оставив право выбора его преемника болгарской стороне67. Все это ставит под сомнение искренность руководства СССР и КПСС, лично М Горбачева об их невмешательстве но внутренние дела других социалистических государств. Думается, что отставку Т. Живкова можно охарактеризовать как “добровольно-принудительную”. Оказавшись без внутренней (со стороны своих недавних соратников и “выдвиженцев”) и инеш ней (со стороны Москвы) поддержки, он осознал бесполезность каких-либо попыток сохранить свою власть. Однако у новых руководителей все же имелись опасения относительно возможного “жив- ковского контрнереворота”. Свергнутый с высшего партийного поста, Т. Живков остался на короткое время председателем Государственного совета и в этой должности - верховным главнокомандующим, т.е. формально он мог использовать вооруженные силы для восстановления своей власти68. Эти опасения остались слухами, догадками и т.п. 17 декабря 1989 г. Т. Живков был смещен с поста главы государства, который занял П. Младенов. Представляется, что вопрос о “технических деталях” отстранения Т. Живкова не имеет первостепенного значения, хотя они и приоткрывают отдельные и порой неприглядные закулисные стороны “большой” политики. Главное состоит в том, что уход Т. Живкова означал в истории Болгарии конец противоречивой, неподдающей- ся однозначной оценке эпохи, именуемой "реальным социализмом”. Страна мирным путем вступила в очередной переходный период. 1 См.: Новая иллюстрированная энциклопедия. М., 2001. Т. 17. С. 96-97; Центрально-Восточная Европа во второй половине XX века В 3-х т. М., 2000. Т.1. Становление “реального социализма”. 1945-1965. С, 12-13; Вълканов В На колене пред истината: Политико-философски и лични из- лонеди. София, 1996. С. 152-153. 2 См.: Михайлов С. Живковизмът пред призмата на една лична драма. София, 1993; Калинова F... Баева И Българските преходи 1939-2002. София, 2002. С. 185. 3 См.: Марчева И. Тодор Живков - пътят към властта: Политика и ико- номика в България 1953-1964 г. София, б./г. С. 44-45; Калинова Е , Баева И. Указ. соч. С. 130. 4 См.: Живков Ж. Кръглата маса на политбюро. София, 1991 С 23; Младенов П Животът - плюсове и минуси. Русе, 1992. С. 152-153. Естественно, на мемуарах лежит отпечаток авторского субъективизма, односторонних оценок, стремления авторов подчеркнуть свою причастность к достижениям или отмежеваться от негативных явлений описываемой эпохи. 5 См.: Чакыров В Втория етаж. София, 1990. С. 82-83; Марчева И. Указ. соч. С. 48-50 6 См.; Живков Ж Указ. соч С. 17-20. 7 Один из участников пленума предложил, чтобы вопрос об избрании первого секретаря ЦК был поставлен первым пунктом в повестке дня, заявив, что не имеет ничего лично против Т. Живкова, но последний не обла дает качествами для столь высокого поста. Іаких, как он, имеется не менее 500 человек, но это люди со средними возможностями (Живков Ж. Указ. соч. С. 17-18), 8 По мнению К. Чакырова, политическое падение В. Червенкова стало его платой “за недооценку Т Живкова и иллюзорную убежденность, что государственная власть сильнее партийной” (См.. Чакъров К. Указ. соч. С. S3). 4 Живков Т. Мемоари София, 1997. С. 264. 10 Например: в марте-апреле 1981 г. состоялся XII съезд БКП, В октябре 1982 г. был проведен “круглый стол”, посвященный идеологическим проблемам к творчестве Т. Живкова после указанного сі,езда. На данном “столе” было заслушано более 50 докладов и выступлений, в которых звучала 'іак или иначе апология Т. Живкову. Все они были изданы в сборнике объемом около 25 а.л. уже н конце того же года (см.: Идеологическите проблеми в тиорчестното па другаря Тодор Живкон след XII конгрес на БКП. София, 1982) 11 Живков Т. Избранные статьи и речи. Марі- 1981 г. - июль 1987 г. М., 1987. С. 496—497, 590-591. 12 См. подробнее: Зарубежные исследования конфликта в системе социалистических общественных отношений: Вопросы теории и методологии. М., 1989 С. 141-556 (опубликовано под грифом "Для служебного пользования”). 13 Революционното мислене и идеологически га работа София, 1984 С 57-58. 14 См.: Живков Ж Указ. соч. С 30, 201; Младенов П Указ. соч С. 152-153; Тоталитаризм: Исторический опыт Восточной Европы. М.. 1995. С, 79-80. 15 Статистически справочник на HP България 1958. София, 1959. С, 19. 16 Зудинов ЮФ. Социально-политические аспекты “мусульманской проблемы” п современной Болгарии // Национальный вопрос в Восточной Европе: Прошлое и настоящее. М., 1995 С 284-285. 17 Эмиграция турецкого (мусульманского) населения наблюдалась и в монархической, и в республиканской Болгарии и не прекращается по сей день. О масштабах эмиграционного потока приводятся различные цифры, но в отдельные периоды оп достигал десятков и даже сотен тысяч человек (см.: Стоянов В. Турското население в България между полюсите на етни- ческата политика, София, 1997. С. 237-239). 18 Стопное В Ьългарските мюсюлмане в годините на преход (1990-1997). Етнокултурни аспекти // ИП. 2000. Кн 3/4. С 1 14. 19 Български конституции и копституционни проекта. София, 1990. С. 49-51. 20 X съезд Болгарской коммунистической партии. М,, 1982. С. 238. 21 Народная Республика Болгария: Конституция и законодательные акты М., 1981. С. 237-238. 22 Михайлов С. Възрожденският процес н България. София, 1992. С. 211. 23 Маркова Л.В. Болгары - мусульмане (помаки) // Этнические меньшинства в современной Европе. М., 1997. С. 157. 24 См.: Михайлов С Указ соч. С. 60; МарковаЛ.В. Указ. соч. С. 161. 25 Работническо дело. 1974. 11 и 15 февр. 26 Очаги тревоги в Восточной Европе (Драма национальных противоречий). М., 1994. С. 228-230; Национальный вопрос в Восточной Европе. С. 287-288. 27 За издигане на социалистическото патриотично съзнаиие. София, 1986. С. 7-13. 28 Михайлов С. Указ. соч. С. 65. 29 См.: Очаги тревоги п Восточной Енропе... С. 235-237; Вълканпв В Указ. соч. С 179-180, 30 Народная Республика Болгария. М., 1983. С. 64-65. 31 Статистически справочник 1986. София, 19S6 С. 73, 173. 32 Там же. С. 183. 33 Минее Д., Кабакчиеаа /7. ГТрсходъг, елнти, стратегии. София. 1996. С 45. 34 Валева ЕЛ., Зудинов Ю.Ф. Болгарский вариант "нежной революции" // Революции 1989 года в странах Центральной (Восточной) Европы: Взгляд через десятилетие. М., 2001, С. 183-184. 35 Желев Ж. Фашизмът. София, 1990. С. 357. 36 См.: Народная Республика Болгария. С. 236-237; Народная Республика Болгария: вопросы строительства развитого социалистического общества. М., 1985. С. 13-15, 18, 26. 37 Краткая история Болгарии: С древнейших времен до наших дней М., 1987. С. 467. 38 Брежнев Л И. Ленинским курсом. М., 1979.'Г 7, С. 582. 39 Революции 1989 г. в странах Центральной (Восточной) Европы: Взгляд через десятилетие. М., 2001. С. 182. 40 Димитров И, Всичко тече..г Спомени. София, 2000. С. 128. 41 См.: Живков Ж. Указ. соч. С. 48; Калинова П., Баева И. Ука-j соч С. 178-180; Марчева И. Указ. соч. С, 255-260; Димитров И. Указ. соч. С. 125-127. 42 Маяковский В.В. Собр. соч : В 2-х т. М., 1987. Т 1. С 392 43 Живков Т. Мемоари. С. 487-488, 44 Материалы XXV съезда КПСС. М., 1976 С. 6. 45 См.: Баева И Винаги в плен на Големият брат // "168 часа", 1999 № 42. С. 10; Димитров И. Указ. соч. С. 159. 46 Живков Т. Избранные статьи,,, С. 176. 47 Живков Т Мемоари С. 192. 48 См.: Калинова Е., Баева И Указ. соч. С. 140-146\ Димитров И Указ. соч. С. 124-125. 49 Христова И. Българскиит скандал “Солжепицин” I 970-1974 София, 2000. С. 16. 50 “168 часа”. 1999. № 42. С. 10. 51 Труд (София). 2000. 20 май 5- См.: Зудинов 10 Ф. Болгарская социалистическая партия: уход в оппозицию // Политические партии и движения Восточной Европы: Проблемы адаптации к современным условиям. М , 1994. С. 50-51; Христов X. Се- кретното дело за латерите. София, 1999 С 11-12. 53 Христов X. Указ. соч. С. 15-16. 54 См.: Живков Т Мемоари. С. 187-189; Калинова Е, Баева И. Указ. соч. С. 143. 55 X съезд Болгарской коммунистической партии. С, 241. 56 Живков Ж Указ. соч. С. 84. 57 Български конституции... С. 55. 5Й Там же. С. 71 59 Дочь Т. Живкова Людмила являлась членом политбюро ЦК БКП и министром культуры, сын Владимир - депутатом парламента и заведующим отделом культурі,! ЦК БКП. Впрочем Т. Живков не был в этом оригинален. Факты включения родственников в руководящую элиту наблюдались в Китае, Северной Корее, Румынии. Даже в посткоммуиистической (“ельцинской”) России отмечалось нечто подобное. fi0 Статистически справочник 1986. София, 1986 С. 173, 176; Истории и культура Болгарии. М., 1981. С. 286-287. 61 Понедслник. 1999 № 12. С. 10. 'Гам же. С. 12,16. Ваеоа И. Българо-съветските отношения в годините на “перестройка”// България п сферата на съветските интереси. София, 1998. С. 120-121. 64 Живков Г. Избранные статьи... С. 632-633. fi5 Младе.пов П. Указ. соч. С. 323. йб Отставка Т. Живкова была представлена как удовлетворение его личной просьбы. Ему объявили благодарность за многолетнее руководство партией и государством, сохранили многие привилегии. Однако вскоре он был выведен из состава ЦК, исключен из БКП. привлечен к судебной ответственности и приговорен к семи годам заключении (заменено домашним арестом). В 1996 г. приговор был отменен, УмсрТ Живков в 1998 г. почти в 87-летнем возрасте. 61 См.: Живков Т. Мемоари. С. 388, 622; Революции 1989 г. в странах Центральной (Восточной) Европы... С. 185-186; Калинова Е., Баева И. Указ. соч. С. 250. 68 Милушев Г. По коридорите на властта. София, 1991 С 36-41