Границы между социальным и психологическим. 2. Отношение политической экономии к психологии. Раскол среди представителей психологического направления в экономике (Шумпетер, Визер). Взгляды социальных методологов (Дюркгейм, Готтль, Шпанн). 1 Характеризуя экономическое явление, служащее предметом политической экономии, как социально-производственное отношение, мы этим самым решительно отмежевываем область научно-экономического познания от естественно-научной области, равным образом и от области психологической. Такое резкое размежевание областей надо понимать, разумеется, лишь в смысле методологическом. В действительности социальная жизнь не мыслится вне психики и вне индивидуальных действий. Всегда остается поэтому соблазн подходить к социальному, к познанию социального через анализ индивидуально-психологических явлений. В общественной жизни действуют и силы природы, и силы человека. Этим объясняется отчасти, говорит Адольф Вебер, то обстоятельство, что явления человеческой жизни пытаются объяснить то односторонне посредством науки о природе, то слишком перегибая на психику человека и на его волю675. Социальное, однако, отнюдь не может быть сведено к индиви- дуально-психической жизни людей. Оно не может быть разложено на индивидуально-психические явления без того, чтобы не исчез нуть как социальное. Как психика в своем возникновении не мыслима вне материального, внешнего мира, причем она, однако, остается как объект познания, сама собою, не теряя характера объекта отдельной самостоятельной науки, так и социальное, обязанное своим возникновением столкновениям воли и поведения нескольких индивидов, как объект познания остается самим собою, не превращаясь в психологическое. Психология — вполне определенная область научного познания, имеющая свое особое самостоятельное существование как наука, То же обстоятельство, что люди вступают между собою в социальное общение, образуя сложные ряды социальных отношений, при посредстве психического взаимодействия, при наличности сложного ряда сталкивающихся индивидуальных воль и различных психических переживаний, еще не означает того, что изучение социального необходимо сводится к изучению психического. В социальных фактах психическое и остается таковым же; объектом же социального познания являются, как мы видели, не психические переживания, а социальные отношения как таковые. Для политической экономии как социальной науки чрезвычайно важно точно определить свое методологическо-познавательное отношение к индивидуальной психике и определить строгие границы психического и социального. Это важно потому, что в господствующем индивидуалистическом течении научно-экономической мысли царит полное смешение психологического с социальным, настолько полное смешение, что в важнейших своих экономических проблемах представители этого (психологического) течения заняты анализом исключительно индивидуально-психологических явлений и свои экономические теории строят из психологических категорий; это не мешает, однако, им смотреть на политическую экономию как на социальную науку (Лифман), и воображать, что, строя психологические категории, они создают экономическую теорию. Такое же методологическое смешение можно наблюдать не в меньшей мере, чем среди экономистов, и среди современных социологов, где также преобладающим, господствующим течением является психологическое, индивидуалистическое. Между тем, отнюдь не психические моменты определяют социальную науку и несмешанные психо-социальные моменты. Правда, социальную жизнь творят люди как личности, т. е. как индивиды с известными психическими настроениями, желаниями, волею. Создается социальная жизнь в результате столкновения индивидуальных воль, желаний, стремлений, настроений отдельных индивидов. Результатом этих столкновений являются социальные отношения разного рода как объект социальной науки. Индивидуальная психика, таким образом, является действующей силой в строении социальной жизни людей, но результаты столкновений отдельных психических интересов социально обусловлены и познаются уже не как психические явления, а как социально обусловленные отношения, т. е. познаются не с индивидуально-психологической точки зрения, а только с социальной. * Разумеется, при анализе социальной жизни, при анализе социальных отношений остается место и для психологического познания, т. е. для познания всякого рода психических переживаний отдельных сталкивавшихся индивидов, но познание это может иметь характер только вспомогательного познания и никоим образом не может войти в систему социального познания в качестве однородного с последним элементом. Для биологии, например, указывает А. Амонн, весьма часто приходится прибегать к проблемам химии, но из-за этого проблемы химии не превращаются еще в биологические проблемы, и химия не выступает на этом только основании в качестве объекта биологии. Химия продолжает оставаться специфической наукой, с своим отличным от биологии объектом познания676. «Привлечение... физиологическо-психологического, естественно-научно-технического и чисто психологического познания имеют таким образом, — говорит Амонн, — для политической экономии вспомогательный характер... Такие вспомогательные знания могут быть для специальной политико-экономической проблемы интересны, важны и полны значения, но объектом познания политической экономии, как определенной специфической научной дисциплины, они быть не могут»677. Эти физиологическо-психологические проблемы, равно как и естественно-технические и чисто психологические, по мнению Амонна, могут быть разрешены вполне в рамках и методами соответствующих этим проблемам наук — психо-физиологических, естественно-технических и чисто психологических, но отнюдь не подлежат политико-экономическому познанию, от них принципиально отличному. Едва ли нужно особо доказывать, что явления психики совершенно отличны от социальных явлений. В первом случае перед нами область отношений лица к вещи, к внешнему миру; это все — результат воздействий внешнего мира на субъекта; внутренние переживания отдельного лица, не касающиеся хозяйственных интересов другого лица. Во втором случае перед нами — мир отношений человека к человеку, мир совершенно особый по своей природе и по происхождению; мир отношений, проявляющихся во вне, имеющий самостоятельное, независимое от индивидуальных настроений того или другого субъекта существование; мир, выходящий за пределы интересов отдельных субъектов, затрагивающий интересы всех. «Всякая попытка рассматривать социальную жизнь, как вопрос наших индивидуальных убеждений и стремлений, всегда разбивается о то препятствие, что эти самые убеждения и стремления необходимо имеют своим источником социальную жизнь и что они не могли бы получиться без нее»678. «Социальные явления, — замечает в другом месте тот же Абрамовский, — обладают специфическим признаком, который отличает их от физического и психического, благодаря чему даже в интуиции мы остерегаемся отождествлять социальные явления с явлениями физическими и психическими»679; «социального явления никогда нельзя отождествлять с суммой психических явлений; будучи индивидуальными (так как оно само имеет психический характер), оно, тем не менее, всегда противополагает себя нашей внутренней жизни своею самостоятельной жизнью, своим объективным давлением, своей полной независимостью от нашей внутренней воли»680. Итак, мы можем сказать, что психологические категории в качестве познавательного объекта не входят в область социальных наук, и значит, и политической экономии; самое большое, если они остаются в качестве вспомогательного познавательного материала, наряду с естественно-научным и естественно-техническим. 2 Для представителей социального направления нет сомнений в вопросе об отношении политической экономии к психологии. Для них политическая экономия — социальная наука и как таковая представляет собою логически связанную систему социальных (социальнопроизводственных) категорий. Такая система должна быть чужда как естественно-научному и естественно-техническому познанию, так и чисто психологическому. В политической экономии, с точки зрения социального познания и социальной точки зрения на экономические явления, нет места для перенесения в нее естественно-научных и психологических понятий. Система социально-экономических понятий должна быть методологически резко отмежевана от естественных и психологических понятий. Чтобы быть адекватной системой, политическая экономия как социальная наука должна строго ограждать себя от вторжения чуждых ей, инородных понятий, понятий несоциального порядка. Увлечение экономистов в сторону естественно-научной области, в сторону перенесения в экономику естественно-научных понятий мира органического и неорганического, не было особенно продолжительно и глубоко. Органическая школа в социологии, отождествляющая социальную жизнь биоорганическому телу, большого успеха среди экономистов не имела. Идеи Шеффле среди экономистов не нашли себе подражателей. Построения органической школы, с прогрессом теории познания, скоро же были развенчаны в методологическом отношении. Гораздо более серьезно было увлечение экономики в сторону психологии, в смысле перенесения в экономику психологических понятий и психологической основы, при анализе экономических явлений. На этой почве к 80-м годам XIX-го столетия выросло движение австрийской школы, довольно широко и глубоко раскинувшей свои индивидуалистические сети в мире экономической науки. Еще раньше такое же увлечение психологией замечается среди социологов, ставших переносить в социальную науку психологические понятия и отождествлять социальное с психическим, растворяя первое в последнем без остатка. Нельзя было не ожидать, что с ростом социального научного познания должна была скоро же последовать реакция в увлечении психологией и начаться более строгое установление отношений между политическою экономией и психологией. Раскол по данному вопросу начинается, прежде всего, среди самих представителей психологического направления. Так, Шумпетер восстает против психологического метода в политической экономии, опасаясь, что последний может завести экономистов в чужую им область, — именно в психологию и физиологию681. Много поправок в свои прежние взгляды более раннего периода вносит по этому вопросу и один из основоположников психологической школы, Фридрих Визер, сознаваясь, что за последнее время он во многом научился быть более осторожным, чем в начале своей научной деятельности682. «Психо логическое направление в экономике, — заявляет Визеру — должно определенно отграничивать свою область от научной психологии. Задачи последней — не наши задачи... Наши задачи ей совершенно чужды. Наш метод, может быть, вел бы к меньшим недоразумениям, если бы он назывался не психологическим, а психическим, хотя и последнее название также открыто для недоразумений... Мы хотели бы быть совершенно самостоятельными по отношению к психологии... По отношению к психологии мы хотели бы быть, так сказать, профанами. Что же касается физиологии, то она лежит от нас очень далеко. Она — естественная наука, с которой у нас методологически нет никакой связи»683. В своей «Theorie der gesellschaftichen Wirtschaft» Визер еще более определенно старается отмежеваться от психологии. «Нижеследующее исследование — говорит он, — пользуется методом, который обозначается обычно в последнее время, как психологический. Это название дано ему потому, что он исходит изнутри, из психики хозяйствующих людей; я сам однажды назвал хозяйственную теорию в таком же смысле, как прикладную психологию. Название, однако, неудачное. Оно может рождать недоразумение в том смысли, будто психологическая теория хозяйства исходит из научной психологии; а это вовсе не так. Всего меньше она имеет дело с психологией; в этом ее упрекали только вследствие недоразумения. Наблюдение над тем внутренним миром человека, что развивает психологическая теория хозяйства, образуется самостоятельно и независимо от психологии, независимо от того, к каким результатам должна придти научная психология в отношении к тому психическому образованию, с анализом которого оно имеет дело»684. Отпад психологии от политической экономии шел по мере роста методологической разработки основ социального познания. Этому процессу много способствовали социальные методологи новейшего времени, разрабатывавшие проблему в более широкой ее постановке — именно в смысле отношения вообще социологии к психологии. Здесь на первом месте должны быть упомянуты Дюркгейм, Готтлъ, Шпанн. Последний затрагивает данный вопрос и в отношении специально экономики. Дюркгейм резче других социологов проводит грань между психологией и социальными науками. «Между социологией и психологией, — заявляет Дюркгейм, — та же пропасть, как между биологией и науками физико-химическими. Поэтому всякий раз, ког да социальное явление прямо объясняется психическим явлением, можно быть уверенным, что объяснение ложно»685. По мнению Дюр- кгейма, чисто психологическое объяснение социальных фактов не преминет упустить из виду все то, что в этих социальных фактах имеется специфического, т. е. именно социального686. Для Дюркгейма нет сомнения в том, что определяющая причина всякого социального факта должна отыскиваться среди предшествующих социальных фактов, а не в состояниях индивидуального сознания. Благодаря тому, что некоторые социологи забывали это правило и рассматривали социальные явления с слишком психологической точки зрения, их теории и кажутся многим, думает Дюркгейм, слишком туманными, шаткими и удаленными от особой природы явлений, которые они хотят объяснять. Однако Дюркгейм далек от того, чтобы утверждать о ненужности для социолога изучения психических фактов: если, говорит он, коллективная жизнь и не вытекает из жизни индивидуальной, то все же они тесно между собой связаны; если вторая и не может объяснить первую, то она может, по крайней мере, облегчить ее объяснение. Знакомство с психологией социологу, для Дюркгейма, составляет необходимую пропедевтику3727*. Вслед за Дюркгеймом многие и другие из новейших теоретиков в области социального познания и образования понятий точно также, хотя и с особых своих точек зрения, считают необходимым резко отграничивать психологию от социальных наук. Таков, например, Готтль, различающий два способа мышления: ноэтический28* и феноменологический, соответствующие собственно тому же, что Бунд называет номотетическим и идеографическим, а Риккерт — естественно-научным и историческим. Он находит, что даже в этом отношении, т. е. в смысле способов образования своих понятий, — психология и социальные науки лежат в различных плоскостях: в социальных науках господствует ноэтическое мышление и соответствующий ему материал для исследования и для познания, в то время как в психологии—феноменологический способ и соответствующий познавательный материал: той и другой области наук — психологической и социальной — нечего делать друг у друга; одной нечего делать с ноэтическим материалом, другой с феноменологическим687. К положению, что нельзя объект социального познания смешивать с явлениями психики, с индивидуально-субъективными пере живаниями, приходит и Шпан, и точно так же своеобразным путем. Он находит, что природа и характер образования понятий психологических и понятий социальных существенно различны. В первом случае мы имеем дело с понятиями сущности (Wesenbegriffe), в другом — с понятиями функций, с понятиями отношений или зависимостей (Funktionsbegriffe). Общество, по мнению Шпана, может быть рассматриваемо как сложная система, состоящая, наподобие машины, из массы соприкасающихся между собой частей, причем каждое социальное явление (например, цена, рынок, обмен) также может быть разложено на ряд отдельных слагаемых — а именно человеческих действий, отдельных поступков. Любое социальное явление — это общий баланс известного рода поступков и может изучаться, познаваться двояко: с точки зрения сущности, без отношения к значению, к роли данного явления в общей системе всей общественной жизни, и с точки зрения функциональной зависимости данного явления. В первом случае, изучая существо социального явления или совокупность известного рода поступков, мы имеем дело лишь с психологическими, физиологическими, биологическими и т. п. понятиями; во втором — с социально-научными. Шпан считает, таким образом, социальные понятия относящимися к системе функциональных понятий; психологические же понятия он относит к ряду понятий сущности. На этом основании Шпан думает, что ни политическая экономия, ни какая-либо иная социальная наука не может базироваться на психологии (или биологии, или механике, или какой бы то ни было иной подобной науке)688. Социальная наука, по Шпану, есть система только понятий функций, понятия сущности — лишь вспомогательные понятия для социально-научного мышления689. Такое вспомогательное значение понятий сущности для понятий функций Шпан видит и в теоретико-познавательном отношении и в методологическом. Такое значение понятий сущности в области политической экономии Шпан видит двоякое, в связи с двумя группами понятий сущности, с которыми приходится иметь дело политической экономии. Шпан полагает, что вещи и явления естественного порядка, которые лежат в основе функциональной системы хозяйства, касаются или человека с его поведением, или природы с ее благами. В первом случае мы имеем группу вспомогательных понятий (или понятий сущности) психо-физиологического порядка, во втором случае — группу вспомогательных понятий, относящихся к материальной природе, т. е. естественно-научных (физико-химических) понятий. Политическая экономия, являясь, как думает Шпану чистой системой функциональных понятий, пользуется психологическими понятиями лишь постольку, поскольку дело касается психологический условий поведения людей в области хозяйства. Равным образом естественно-научным и понятиями политическая экономия оперирует постольку, поскольку дело идет об явлениях природы как материальном условии хозяйственного поведения человека. Так как человеку в своих хозяйственных поступках приходится иметь во всех случаях дело с природой, то для политической экономии, по мнению Шпана, во всех случаях может иметь вспомогательно-познавательное значение любое физическое, химическое, биологическое, техническое понятие о том йли ином естественном явлении. Все эти понятия той и другой группы, т. е. психологические и естественно-научные, выполняют, как думает Шпану задачи ориентировки в свойствах социальных явлений, находящихся в социальной связанности и обусловленности. Все они имеют только вспомогательную ценность. Никоим образом поэтому нельзя политической экономии придать характер прикладной психологии, так же, как и характер прикладного естествознания, как это иногда думают690. Во всяком случае, по Шпануу «социальное», по отношению к «психологическому» и с другой стороны — к «физическому», «химическому», «биологическому» в основе своей есть новый вид явления, и методологические понятия той и другой области должны быть рассматриваемы, не смешиваясь. «Психология и естествоведение представляют собой, — говорит Шпану — в основе своей лишь понятия сущности социальных явлений, отнюдь не понятия функций, и отнюдь также не социально-научные понятия. Поэтому социально-научные понятия никогда не могут быть только количественными и случайными изменениями, только разновидностью, модификацией или вариацией, или применением психологических (так же, как и естественно-научных) понятий. Те и другие понятия абсолютно отделены внутренней логической пропастью»691. Мы уже говорили, когда знакомились с определением и пониманием Шпаном социального, что Шпан не выдерживает своего разграничения между психологией и социальными науками и, в частности, между психологией и политической экономией, что это разграничение у него носит слишком формальный характер. Так, например, субъективная теория ценности, как мы указывали уже, у Шпана носит характер не «психологический», а «функциональный». Она является, по мнению Шпана, так сказать, динамикой и статикой функциональной связи в хозяйственных поступках, поэтому и в систематике теории политической экономии субъективная теория ценности (теория предельной полезности) должна стоять на первом месте1. Но уже сама попытка Шпана всячески разграничить область социального от психологического и естественного весьма характерна и показательна. Вывод, к которому мы приходим, можно представить в следующих положениях: 1) область явлений социального порядка методологически и тео- ретико-познавательно отлична от области явлений психологи- * ческих; 2) в системе экономических категорий нет места психологическим категориям; 3) психология может служить политической экономии в роли лишь вспомогательной науки; 4) такой же характер вспомогательных наук для политической экономии могут иметь и науки естественные и технические; 5) психологическое направление в экономике не может установить правильной методологической грани между политической экономией и психологией, что приводит его представителей к ряду ложных теорий и методологических заблуждений. _ IU t * 4 N..