К концу XVIII-ro столетия, великая французская революция породила в общественном сознании Франции уже с достаточной определенностью, как мы видели, идею общественных классов. С развитием капитализма и усложнением общественных отношений идея социальных классов постепенно вырастала в сложную проблему, при чем первыми проводниками и провозвестниками идеи общественных классов во Франции явились, главным образом, представители социалистического учения. Как известно, во Франции социализм отличался большою долей утопизма и романтизма, особенно в первой половине XIX-го века. Благодаря этому утопизму, социалистическая мысль Франции никогда не смогла поставить проблему общественных классов на прочный, строго научный теоретический фундамент. Зато во французской социалистической мысли постепенно развивался и складывался тот общий социологический базис, на почве которого учение о социальных классах приобретало себе широкий социологический фундамент и находило правильный метод для своей разработки. Наиболее плодотворными и содержательными, хотя и изложенными в чрезвычайно неясной и нередко противоречивой форме, явились в развитии идеи общественных классов взгляды, прежде всего, знаменитого Сен-Симона. Мы уже отмечали, как важно было для развития проблемы классов появление социальной точки зрения при исследовании общественной жизни и возникновение той социологической концепции, которая кладет в основу социального развития принцип борьбы классов в качестве важнейшей двигательной социальной силы. Первые шаги в направлении к этому «социальному методу» и историческому материализму как социологической концепции и делает Сен-Симон. В своих «Lettres сГ un habitant de Geneve a ses contemporains» (1802) ('ен-Симон еще близок к органической основе социального исследования. Во втором письме он пишет: «Друзья мои, все мы представляем собою органические тела; и план, который я вам предложил, я составил, рассматривая наши общественные отношения как явления физиологические; и я докажу вам его пригодность при помощи соображений, почерпнутых в той системе, которой я пользуюсь для установления связи между физиологическими явлениями»178. Позднее, в «Phisiologie sociale», Сен-Симон точно так же пишет, что «общество не есть простая совокупность живых существ, ...наоборот, соединение людей образует самостоятельное существо, развивающееся подобно индивиду»179. Но такое органическое понимание общества у Сен-Симона стояло вне всякой связи с общим и основным направлением его мысли, которая довольно заметно пропитана идеями, легшими впоследствии в основу исторического материализма: Сен-Симон — враг метафизики; он всячески старается «объявить ей войну и поставить факты на место рассуждений метафизиков»180; он старается освещать общественные факты исторически, каждому «социальному строю» приписывая свой определенный характер, отвечающий данной исторической эпохе;181 он находит, что научные предсказания возможны только на основании того, что уже произошло; в истории народов он видит постоянно происходившую борьбу классов и с точки зрения классовой борьбы он ищет объяснения французской революции и истории Франции вообще. Вне всякого сомнения, идеи классов и классовой борьбы дала Сен- Симону великая французская революция. Вместе с «социальной точкой зрения», или, вернее, с зачатками «социального метода» как основы будущей социологической концепции исторического материализма эти идеи дали возможность Сен-Симону высказать ряд ценных, глубоких, хотя иногда смутно сознанных и не всегда поэтому стройных своею внутреннею логическою связью, положений по вопросу об общественных классах. Эти положения у Сен-Симона сводятся к следующему. Человечество, по Сен-Симону, распадается на три класса: первый класс— это ученые, артисты и все вообще, разделяющие либеральные идеи; в руках ученых и артистов — «скипетр общественного мнения»; этот класс может быть носителем новых идей; он может повести общество к новому строю, пересоздать его путем просвещения и знания и взять на себя руководительство и организацию нового общества; это класс, идущий под флагом прогресса человеческого разума; второй класс — это класс собственников; на знамени его написано: никаких нововведений! Это класс консервативный и сравнительно малочисленный; третий класс— не имеющих собственности, обнимающий все остальное человечество; основной принцип, объединяющий этот класс, — идея равенства. Первый класс идет в союзе с неимущими; поэтому первый и третий классы могут быть противопоставлены второму, или классу собственников. Между теми и другими, т. е. классом имущих и классом неимущих, «всегда и неизбежно, в силу самой природы вещей, происходит борьба». Отношения между классом имущих и классом неимущих являются отношениями господства и подчинения; первые командуют, управляют, принуждают работать на себя последних. Хотя неимущих и во много раз больше, чем богатых, тем не менее богатые повелевают бедными; это происходит потому, что собственники, хотя их и гораздо меньше числом, обладают большей степенью просвещения; «в интересах же общего блага господство должно распределяться пропорционально просвещению»182. Причины возникновения господства в обществе коренятся в человеческой психике: длинным рядом наблюдений удостоверен тот факт, что каждый человек испытывает в большей или меньшей степени желание господствовать над всеми остальными людьми. Но как бы то ни было, факт господства не может не вызывать раздражения со стороны управляемых; последние борются, оказывают противодействие. Эта борьба приводит к тому, что в настоящий момент (1802) все передовые народы (Франция, Италия, Англия, Германия) испытывают на себе кризисы, которых не может предотвратить никакая сила в мире, и идут по пути к тому всеобщему брожению, которое испытывало уже французское население и при котором «все отношения между членами одной и той же страны становятся ненадежными, а величайший из всех бичей, анархия, свободно производит свои опустошения до тех пор, пока обусловливаемая ею нищета не порождает в душе даже самых невежественных членов общества желания восстановить порядок»183. Выход из такого состояния анархии и кризисов имеется. Для этого нужно лишь существенно перереформировать существующий срой общества в таком направлении, чтобы люди непросвещенные работали физичес ким трудом, а люди науки и знания управляли, но чтобы право вы- Оора власти принадлежало всему народу. «Я думаю, — говорит Сен- ('имон, — что всем классам общества будет хорошо при таком устройстве: духовная власть — в руках ученых, светская власть — в руках собственников; власть же выбирать людей, призванных выполнять обязанности великих вождей человечества, — в руках всего народа»184. Все эти идеи, высказанные еще в 1802 г., Сен-Симон продолжает развивать и позднее: в «Sisteme industriel», в «L’Organisateur» и особенно в «Catechisme des industriels» идеи Сен-Симона находят себе большее развитие и более закрепляются. Но здесь Сен-Симон видит в современном обществе не три класса, а два. Социальная организация прошлого и настоящего обнаруживает, говорит Сен-Симон, существование в обществе двух классов: класса командующего и класса подчиненного, или управляющего и управляемого. Большая ошибка думать, что «командующие классы» находятся в согласии с народом; этого согласия, по мнению Сен-Симона, быть не может, так как оно противоречит природе вещей; всякое же общество, построенное на учреждениях различной природы, где одновременно существуют два взаимно враждующих принципа, находится в состоянии расстройства, беспорядка185. Таковым рисует Сен-Симон общество в новое время. Но таково оно было, по его представлению, и в древнее время; в древнем Риме оно разделялось на два больших класса: на господ и рабов; в свою очередь класс господ распадался на две касты — на патрициев и бесправных плебеев; последние подчинялись законам, в составлении которых не участвовали. Ко времени средневековья — ко времени Лютера — социальная организация покоилась уже на новых основах: рабство было почти совершенно устранено; патриции уже не владели исключительным правом законодательства; из класса плебеев образовалась уже аристократия таланта, а также и богатства, которая стояло на одном ранге с родовой аристократией; ещё позднее, к нашему времени, рабство окончательно исчезло; классы же стали отделятся между собой лишь незначительными гранями186. Это происхождение двух различных классов — управляемых и командующих — теряется, в представлении Сен-Симона, в далеком прошлом; оно лежит в завоевании одного народа другим; так, после переселения франков в Галлию образовалось два различных класса: франки, господа, и галлы, рабы; завоеватели стали господами, завоеванные — рабами; но позднее, с развитием обмена и денежной потребности, особенно со времени крестовых походов, в среде подчиненного класса начинает вырастать денежный капитал, развиваться ремесла и торговля, образовываться «буржуазия», активно выступившая в революции 1789 года. Итак, по мнению Сен-Симона, как общество прошлого, так и современная система покоятся на подчинении и господстве. Благодаря этому современная социальная организация представляется Сен-Си- мону весьма несовершенной: люди в ней до сих пор еще позволяют себя эксплуатировать посредствам насилия и обмана; в политическом отношении род человеческий еще погружен в безнравственность, так как ученые, артисты и промышленники, работа которых действительно полезна обществу, подчинены правительственным властям, являющимся лишь неспособными рутенерами, а великие преступники и всеобщие воры («les plus grands coupables, les voleurs g6n6raux»), угнетающие граждан и отнимающие у них производимый ими продукт, облечены властью; — иначе говоря, во всех родах занятий неспособные люди руководят способными, самые безнравственные призваны блюсти в людях добродетель и т. д.187. Господство и подчинение — это, по мнению Сен-Симона, как бы общий принцип социальной организации прошлого и настоящего. В частности же каждая историческая эпоха, думает Сен-Симон, имеет свой общественный строй со своим определенным классовым расчленением. До великой революции было три больших социальных класса: дворяне, буржуазия (городское сословие) и промышленники, причем дворяне были правящим классом, а буржуазия и промышленники — подчиненными классами. Непосредственно же после революции Франция разделилась всего на два класса: класс буржуазии, которая являлась главным активным деятелем революции и вошла в класс правящих, и класс «промышленников», которые одни остались подчиненными буржуазии. Что же это за буржуазия и кто такие промышленники? Буржуазия, говорит Сен-Симон, это «военные недворянского происхождения, юристы, разночинцы и рантьеры, не пользовавшиеся привилегиями»; в политическом отношении это — либералы; «промышленники» же, составляющие 24/25 нации, представляют класс управляемых; они производят все богатства в стране; в их руках вся денежная сила; но в силу того, что они не объединены, они порабощены дворянами, военными, юристами, рантьерами и бюрократией; они состоят из хлебопашцев, фабрикантов, купцов и рабочих; «промышленник — это человек, работающий с целью производства материальных благ для удовлетворения общественных потребностей»; это класс наиболее способный и наиболее полезный для общества; он является носителем новых идей; в нем уже нет стремления командовать, хотя равным образом он не склонен и подчиняться; ;>то класс, несущий с собой идеи равенства и социального мира; ему дано перереформировать общество, сделавшись первым классом по знанию своему и роли в обществе; а это будет тогда, когда промышленный класс будет обладать своим собственным политическим мнением, которое будет в то же время тогда и общественным мнением, благодаря численному преобладанию этого класса; «общественное же мнение, по пословице, владыка мира; выразителем этого общественного мнения должен явиться король, так как “вполне соответствует природе вещей, чтобы король носил титул первого члена первенствующего класса французов”». Итак, промышленному классу дано установить совершенное равенство, благоденствие и социальный мир, устранив дворян, военных, юристов и рантьеров от власти и передавши функции управления наиболее достойным из своей среды. Но это должно быть сделано, предостерегает Сен-Симон, «единственно мирными средствами, т. е. обсуждением, доказательствами и убеждением»188. Оценивая и сводя к общему итогу взгляды Сен-Симона по вопросу о социальных классах, мы находим: 1) Сен-Симон впитал в своем мировоззрении и учении все новые идеи, порожденные великой революцией, но не смог воплотить их в стройную систему и дать им ясную форму; 2) в своем учении об обществе и его составных элементах Сен-Симон ближе к идее двух классов, чем к идее трехчленного расслоения; 3) Сен-Симон правильно формулирует общую социологическую сторону идеи классов, устанавливая существование классов правящего и управляемого, но разработка этой общей идеи так же, как и применение ее к фактам переживаемой эпохи, ему не давалась; 4) социальная категория «промышленников» как особого класса складывалось у Сен-Симона из совершенно гетерогенных, антагонистических элементов, обнимая собою одинаково и собственников средств производства и пролетариев; этого антагонизма Сен- Симон не видел; 5) устанавливая отношения господства и подчинения, Сен-Симон не уяснил себе экономической сущности отношений труда и капитала; 6) благодаря последнему обстоятельству, Сен-Симон в своем учении затушевывает ясно обозначившееся в момент французской революции разложение «третьего сословия» на буржуазию и пролетариат как расхождение двух полюсов, вокруг которых образовывалась социальная организация капиталистического общества; 7) устанавливая в истории человеческого общества идею борьбы классов, Сен-Симон видит, однако, в борьбе классов причину «социального расстройства»; он склонен к признанию факта сглаживания этой борьбы и смягчения ее по мере развития общественного прогресса, он больше верит в благодетельное действие силы нравственного чувства и устной и печатной проповеди, чем в благодетельную силу борьбы классов; 8) несмотря на высказывание взглядов, близких к органическому пониманию общества, и на развиваемую им идею расовой основы возникновения социальных классов путем завоеваний, Сен-Симон впервые закладывает научный фундамент для социологической доктрины исторического материализма, имевшей огромное влияние на развитие учения об общественных классах; 9) общая основа социальных классов у Сен-Симона экономическая, как это вытекает из общей совокупности взглядов и воззрений Сен-Си- мона: эта экономическая основа класса не всюду, однако, выдержана у него, благодаря сильно выраженным в учении Сен-Симона утопическим элементам. Уже ближайшие ученики Сен-Симона стали освобождать его учение от содержащихся в нем неясностей и противоречий в вопросе об общественных классах. В данном случае последователи Сен-Симона находились под влиянием, помимо своего учителя, также идей женевца Сисмонди, развитых последним, главным образом, в его, «Nouveaux principes сГ economie politique»189. Сисмонди развивает здесь идею двух социальных классов, лежащих в основе общества; эти классы являются у него под различными наименованиями: то класса богатых и класса бедных, то класса праздных и класса трудового, то класса капиталистов и класса рабочих. Последние две категории Сисмонди, во всяком случае, уже хорошо знакомы. Вместе с тем Сисмонди определенно говорит и о противоположных интересах между капиталистом и рабочим и о постоянно происходящих столкновениях и борьбе между ними, борьбе, по его мнению, далеко не равной190. Классовое расслоение в современном обществе Сисмонди строит при этом всецело на распределительной основе; в неравномерном распределении он видит основной источник социального зла. Исходя из распределения, он приходит к установлению собственно четырех социальных классов соответственно четырем видам национального дохода (ренты, процента, прибыли и заработной платы): землевладельцев, капиталистов, промышленников и наемных рабочих. «Национальный доход, — говорит Сисмонди, — рождается благодаря совместной деятельности четырех классов лиц: землевладельцев, капиталистов, всех тех, кто применяет капиталы в той или иной отрасли промышленности, и поделыциков (les journaliers)»191. Но ради простоты и удобства исследования социальной борьбы между классами, которую Сисмонди считает чрезвычайно важной, он допускает методологическую абстракцию (научно вполне правильную), соединяя в одну категорию доходы с земли и с капитала, в какой бы форме последний ни был вложен в дело, и противополагая этой категории антагонистическую ей категорию заработной платы192. Отсюда Сисмонди получает свою двучленную формулу социальной борьбы и социальных классов: одного класса труда (рабочих) и другого класса богатства (капиталистов), «класс владельцев накопленного труда, обладающего досугом, и класс лиц, владеющих лишь физической силой и продающих свой труд»193. Разобщение, противоположность интересов и борьбу между этими двумя социальными классами Сисмонди считает, однако, результатом искусственной организации общества. Он хочет направить общественную жизнь по «естественному ходу общественного прогресса», признавая возможным устранить антагонизм и борьбу классов. Сисмонди верит, подобно Сен- Симону, что при известных условиях возможна солидарность между трудом и капиталом. По его мнению, социальной гармонии, союза труда и капитала, можно достигнуть «властью законодателя»; он предлагает в данном случае ряд социальных реформ: насаждение законодательным порядком мелкого землевладения и земледелия, борьбу с ростом крупной промышленности, развитие и поощрение средней и мелкой промышленности, участия рабочих в прибыли предпринимателя, обязанность предпринимателей содержать рабочих в случае их болезни, инвалидности, старости, безработицы и т. д.,194 разобщение между хозяином и рабочим Сисмонди не считает неизбежной необходимостью. Путем «медленных косвенных мер со стороны законодательства» Сисмонди думает побороть и уничтожить классовое расчленение со всеми его ужасными социальными последствиями. В последнем — вылился весь утопизм Сисмонди, который заметен и у Сен-Симона и который так присущ французским социалистам первой половины XIX века. Характерна двойственность Сис- монди в установлении категории рабочего в отношении последнего к капиталу: с одной стороны, по Сисмонди, рабочий как представитель труда противостоит капиталисту как представителю капитала, являясь перед последним лишенным какой бы то ни было собственности; с другой стороны, отделение работника от хозяина, т. е. труда от капитала, Сисмонди не считает неизбежным. Эта двойственность, мешавшая определенности и ясности воззрений французских утопистов на классовые отношения в капиталистическом обществе, повторяется, как мы увидим, у большинства из них, является основной чертой утопизма. Идеи Сисмонди не оставались без влияния на учеников и последователей Сен-Симона, способствуя развитию тех глубоких и плодотворных положений, которые так туманно и так противоречиво были изложены у Сен-Симона. Так, уже у Анфантена мы находим более ясные и более отвечающие действительности того времени представления о правящем и управляемом классах, чем оно было у его учителя. В то же время Анфантен не оставляет и тех прочных основ сенсимонизма, развитие которых обеспечивало более правильный путь установления и разрешения проблемы классов. В «Economie politique et politique» Анфантен говорит о великой политической проблеме, обнимающей в одно и то же время существование и отношения владеющих и невладеющих, т. е. людей, живущих на свои доходы, и тех, кто живет на свой собственный труд, иначе говоря — праздных и людей труда. Речь идет у него, таким образом, о двух социальных классах: рабочем и нерабочем, производительном и праздном, низшем и высшем. Класс праздных, к счастью, замечает Анфантен, класс весьма немногочисленный. Это класс тех, кто «все хотел бы потреблять, ничего не производя». Это класс владеющих орудиями труда, в то время как другой класс, класс рабочих, отдает труд внаем. Первый класс живет на прибыль, последний — только на собственный труд. Согласно законам развития человеческого общества («по политическому человеческому закону»), праздность обрекает представителей первого класса—землевладельцев, капиталистов, банкиров — на прогрессирующее вырождение; в то время как труд постепенно завоевывает себе уважение. Труд и праздность, класс трудящихся и тунеядцев — это две враждующие силы. Одна сила — мира, другая — меча. Их разделяет не только различные интересы, но и прямо противоположные, в силу чего между ними происходит постоянная борьба. Сама же противоположность интересов между этими двумя классами происходит, по мнению Анфантена, отто го, что в то время как один класс, класс тунеядцев, проводит или может проводить время в праздности, другой класс, класс труда, работает и ни на год, ни на месяц, ни даже на один хотя бы день не может отказаться от работы без того, чтобы не голодать. Но эта война между двумя противоположными классами дает толчок развитию общества, она служит лучшим доказательством способности человечества к совершенствованию. Эта война исчезнет тогда лишь, когда людей объединит общий интерес, когда они сорганизуются не на началах «общества», а на началах «товарищества», при котором уже не будет места эксплуатации одного класса другим. Современную ему социальную организацию Анфантен рисует как век буржуазии. «Буржуа же, — говорит он, — это человек, который ничего не делает и который поэтому боится тех, кто что-нибудь делает; он живет на труд другого; вследствие этого он в постоянной заботе о том, как бы его кормилец не сократил ему жизненного содержания»195. Проблему классов Анфантен представляет собственно в форме «социального вопроса», который в настоящее время, говорит он, поставлен ясно и становится яснее с каждым днем, благодаря старанию тех, кто делает все возможное, чтобы его затормозить и затемнить. Этот «социальный вопрос» выражается в том, по мнению Ан- фантена, что на одной стороне мы видим многочисленный и беднейший класс тех, у кого отсутствуют и образование, и воспитание, и хлеб; на другой же — мы находим немногочисленный класс ничего не делающих собственников. Отмечая этот «социальный вопрос», Анфантен указывает и на социологическую основу его разрешения, следуя в данном случае пути, проложенному Сен-Симоном. Эта основа — в понимании общества с точки зрения социально-классовых отношений. «Наука о производстве, распределении и потреблении, — говорит Анфантен, — прежде всего и всегда зависит от вида и способа, каким рассматриваются отношения, существующие между теми, кто только владеет, и теми, кто только работает, т. е. между тунеядцами и трудящимися»196. Указывая на необходимость исследования этих отношений между общественными классами, Анфантэн отводит место необходимости и исторического исследования. «Мы знаем историю королей, — говорит он, — но не знаем истории народа; мы знаем историю нашей армии, но не знаем историю индустрии». Зарождение современной индустрии он находит, следуя за своим .учителем в образовании и развитии полусвободного сословия, стоявшего некогда между дворянством и третьим сословием, т. е. между господами и крепостными; вышедший из класса рабов, полусвободный, работающий и прилежный, понемногу накопляющий и занятый сначала в торговле, этот класс все же бременем ложился на народные массы, так как ставил в образец для своего поведения в жизни своих прежних господ; представители этого класса явились первыми отцами современной индустрии; несмотря на свои отрицательные стороны, они были людьми, которые в течение по крайней мере трех столетий, внесли более всего положительного в эволюцию материальных условий человеческого общества»197. Очевидно, речь идет о промышленной буржуазии. У Анфантэна, как мы видим, идея двух социальных классов с диаметрально противоположными интересами — класса имущих и класса неимущих — проведена более резко, чем у его учителя (Сен- Симона); но так же, как и Сен-Симон, Анфантэн рассматривает общество с точки зрения социально-классовых отношений; при этом понятие «буржуазии» уАнфантэнауже более правильно и более точно, чем у Сен-Симона; в общем, однако, в развитии идеи общественных классов Анфантэн не прибавил, собственно, ничего нового и существенного к содержанию учения Сен-Симона, подчеркнув лишь более определенно, чем его учитель, производственные отношения как основу социальных классов. Такую же позицию в отношении к идее общественных классов, как и школа сен-симонизма, занимала в общих чертах и школа Фу- ръе, особенно в лице ее наиболее талантливых представителей. Основным фоном учения фурьеристов являлась та же идея «войны бедного против богатого», как и у сен-симонистов. Не бьет ли в глаза тот факт, спрашивает, например, Консидэран в «Destin6e sociale», что индивиды или класс ничем не владеющих, не имеющих в своих руках ни капитала, ни орудий производства, ни кредита для своего существования находится в положении зависимости и социального илотства24*, которое носит разное имя: рабства, крепостничества, пролетариата? Не бесспорно ли, что при любом политическом строе, существует класс, все сочлены которого под угрозой наказания голодной смерти для себя и семьи принуждены каждый день чувствовать на себе господство другого класса? В нашем обществе «все яснее и яснее, — говорит Консидэран, — выявляются две социальные категории: категория тех, кто имеет, и категория неимущих»198. Он различает низший слой или «париев цивилизации» — пролетариев и «про мышленные» низы (les bas-industriels) — и высший слой — обладателей богатств, которым подчинены первые199 и которые находятся в особо благоприятных условиях для увеличения своих богатств, сравнительно с положением неимущих. В эксплуатации современных ему пролетариев Консидэран видит «новое коллективное рабство, отдающее низшие классы в распоряжение владельцев богатств, феодалов промышленности и собственников, — рабство, ставшее на место старого индивидуального рабства»200. Еще яснее и определеннее Консидэран развивает идею общественных классов в «Principes du socialisme», в известном «Манифесте демократии XIX-го столетия»201. Здесь мы встречаем уже вполне определенное противопоставление «пролетариата» «буржуазии», причем эти «категории» Консидэран ставит на определенную экономическую основу и дает им вполне определенное историческое освещение. Свободные — плебей или патриций — вели войны, читаем мы в «Principes du socialisme», а производителем был раб. Новый общественный строй вырос из феодализма путем развития промышленности, науки и труда. В наши дни развивается чрезвычайно важное явление —- это могущественный и быстрый рост нового феодализма, феодализма индустриального и финансового, заступающего постепенно место аристократии старого порядка. Он породил общее порабощение, подчинение масс, лишенных капиталов, орудий труда и образования. Индустриальный феодализм, как и военный, создается победой и господством сильных над слабыми. «Пролетариат — это новейшее крепостное право»202. Теперь самым рождением людей в высших или низших слоях увековечиваются классы. Только теперь уже не закон, не право и не политический принцип служат перегородкой, разделяющей две крупных категории (categories) французского народа, а экономическая организация, сама социальная организация. Цивилизация, начатая дворянским феодализмом, развитие которого освободило промышленные классы от личного порабощения, в наши дни завершается феодализмом индустриальным, создающим общее порабощение рабочих. Мы видим, что Консидэран классовое расчленение современного ему общества ставит на экономический базис, выводя его из экономической организации общества. Классовый строй общества он резко отличает от предшествующего этому строю расслоения общества, которое раньше строилось на правно-политической базе. В данном случае Консидэран близок к тому, чтобы понятие социального класса определенно отграничивать от понятия сословия. Консидэран устанавливает два социальных класса, разделяющих общество: меньшинство, обладающее всем, и громадное большинство, лишенное всего; одни вооружены с ног до головы, обучены, образованны, богаты; захватили все лучшие позиции; другие — невежественны, раздеты, изголодались, будучи принуждены жить на скудную заработную плату, чтобы кормить и себя и своих антагонистов. Это, по мысли Консидэрана, представители труда и капитала, причем труд и капитал — в постоянной вражде между собою. Производственные мастерские — не что иное, по словам Консидэрана, как поле вечной битвы между трудом и капиталом, этим хозяином орудий труда203. «Городские и сельские пролетарии, — говорит Консидэран в другом месте, — взятые коллективно, находятся в полнейшей зависимости от класса, владеющего орудиями труда; этот великий экономический и политический факт выражается в следующей практической формуле: чтобы иметь кусок хлеба, каждый пролетарий должен найти себе господина; вместо “господин”, правда, теперь принято говорить “патрон”, но наш язык в своей наивности упорно повторяет “господин” и он прав будет до тех пор, пока не установится новый порядок, пока экономические отношения индустриального, финансового и торгового феодализма, при которых мы живем, не заменятся новыми экономическими отношениями нового порядка»204. Как верный выразитель идей фурьеризма Консидэран, однако, не свободен от элементов утопизма. В новом грядущем порядке он не видит исчезновения социальных классов; новый порядок представляется ему таким, где «индивидуализм добровольно комбинируется с коллективизмом, где свобода уживается с иерархическим строем, где капитал, т. е. доведенный до совершенного состояния труд, сочетается с трудом, т. е. капиталом, находящимся еще в зачаточном состоянии; где все интересы, все права, все элементы общества, все классы найдут, наконец, себе закон для братского слияния и гармонического равновесия»205. Основной формулой консидэрановского социализма является именно «установление братских и гармонических отношений между всеми классами», «свободной и добровольной ассоциации капитала, труда и таланта»206. У Консидэрана мы видим, таким образом, уже знакомую нам идею двух классов, причем у него понятие об общественных классах и характер классового расчленения в современном (капиталистическом) обществе уже значительно более очищены от тех наслоений прошлого и тех противоречий, которые встречались в учении социалистов первых десятилетий XIX-го века. В учении Консидэрана перед нами стоят уже в более чистом виде отношения хозяина и работника, труда и капитала, буржуа и пролетария, капиталиста и рабочего, эксплуатирующего и эксплуатируемого. В то же время, правда, в идеях Консидэрана мы находим также и хорошо знакомые нам черты утопизма, характерные как для фурьеризма, так одинаково и для сенсимонизма, как мы на это уже выше указывали: это именно вера в социальную гармонию, возможность и желательность мирной ассоциации и дружного сожительства труда и капитала. Но еще раньше Консидэран с еще большей ясностью и с большей теоретической обоснованностью развивает идею классов Бюрэ в своей увенчанной премией французской академии книге «De la misere des classes laborieuses en Angleterre et en France» (О нищете трудящихся классов в Англии и Франции)207. У Бюрэ мы находим уже указания на производственную основу классового расчленения и анализ понятия классов с точки зрения отношений в производстве. Все увеличивающееся взаимное отчуждение в производстве двух его элементов — труда и капитала — вызывает, говорит Бюрэ, все обостряющийся антагонизм и войну между трудом и капиталом, между орудиями труда и человеком, их применяющим; можно признать за аксиому, что физические и нравственные условия рабочих с точностью измеряются положением их относительно орудий труда и капитала, употребляемых в прозводстве208. Идея двух классов и отношений между трудом и капиталом развиваются у Бюрэ с ясностью и определенностью. «Капитал, — говорит он, — сила. Он командует трудом. Та система промышленного режима, которую мы изучаем, очевидно, имеет тенденцию к тому, чтобы капиталы переходили в руки немногих, угрожая разделению общества на два класса индивидов с противоположными интересами, с тенденцией к еще большему расхождению и разобщению между ними: один класс — владельцев орудий труда, капиталов и машин; другой — класс тех, кто ничем не владеет, кроме собственной жизни, и кто принужден ради существования отдавать свой труд в распоряжение других или занимать у других орудия, необходимые для производства»209. Социальные классы, в представлении Бюрэ, — производственные категории: указывая на вытеснение мелкой промышленности крупною при машинном производстве, Бюрэ замечает, что последнее делит участвующее в производстве население на два различных класса, каждый с противоположными интересами: на класс капиталистов как собственников орудий производства и на класс наемных рабочих (travailleurs salariSs)210. Подобно своим предшественникам, Бюрэ также пытается установить связь между переживаемым классовым расчленением общества и социальным строением античного мира и средневековья. Древние рабы, говорит он, бывшие собственностью их господ, превратились в крепостных и вассалов в эпоху варварства и сделались рабами земли, а не человека; после же ряда изменений в наши дни они стали свободными по отношению к людям, но остались подчиненными вещам, стали рабами потребностей собственного организма, насильно обреченными на еще большее изнурение и страдания, чем рабы, и при меньшей уверенности в завтрашнем дне. Пролетарии, живущие только на заработную плату, — прямые потомки крепостных, как последние были потомками древних рабов. Крепостная цепь была разбита, но кольцо, приковывавшее к рабству, оставалось, и не один из освобожденных тащит на себе обрывки этой цепи211. Здесь мы находим у Бюрэ характерную для французской социалистической мысли черту широкого исторического кругозора, не ограничивающегося эпохой индустриализма, а захватывающего в цепь социального анализа всю историю человеческого развития с момента образования и появления рабства и сводящего весь прогресс социальной организации в одно неразрывное целое. Развивая идею социальных классов, Бюрэ определенно различает понятие класса от понятия касты, сословия. «В те времена,— говорит он между прочим,— когда нации были разделены на две касты, между которыми абсолютно не могло быть никакого сближения, именно — на дворянство и крепостное крестьянство, было много больше равенства между классами, участвующими в производстве, чем в настоящее время, когда, тем не менее, равенство является первой статьей основных законов страны»212. Но Бюрэ все же не чужд того утопизма, которым полна школа фурьеризма и сен-симо- низма. Для реконструирования общества он возлагает надежды на реформы; он ожидает, что появятся законодатели, которые сумеют спасти народы от разложения;213 он мало полагается на планы фурье ризма о социальной гармонии между трудом, капиталом и талантом; но думает, что спасение общества — в принципах правды и справедливости, в евангельской жизни, в религиозно-христианском союзе, сплоченном общностью веры, милосердия и надежды214. Очевидно, для Бюрэ, классовая борьба, классовый антагонизм, сами классы и классовое расчленение — все это может исчезнуть постепенно, благодаря смягчению интересов, не на почве экономического преобразования общества, а на почве этического и религиозного. Приблизительно на одинаковой позиции в понимании и изложении вопроса о социальных классах стоит и ряд многих других французских социалистов, каковы Луи Блан, Рейно, Пъер Леру, Прудон, Пекэр, Видалъ и др.215. Все они развивают более или менее определенно идею двух классов, идею антагонизма и борьбы классов, у всех у них более или менее выражены отношения труда и капитала, буржуазии и пролетариата, хозяев и работников, капиталистов-предпри- нимателей и рабочих; и в то же время все они одинаково верят в возможность гармонического сожительства, мирного альянса меж- ду трудом и капиталом, если не на почве этической, то, по крайней мере, на почве законодательных реформ, могущих перестроить общество. Все эти утопические социалисты в содержание и развитие идеи классов не вносят ничего особенно нового, сравнительно с своими предшественниками, за исключением разве лишь Рейно и Пьера Леру, у которых звучат некоторые новые мотивы, выросшие впоследствии в сложные и спорные вопросы в проблеме классов. Так, у Рейно мы находим попытку более точного и более строгого анализа понятий «буржуа» и «пролетарий», а также обоснования идеи двухчленного классового расслоения при многосложности социальных слоев и различий между ними. Население состоит, говорит Рейно, из двух различных по своему положению и своим интересам классов: пролетариев и буржуазии. Пролетарии — это производители всех богатств нации, не имеющих ничего, за исключением поденной платы за труд: работа их зависит от причин, не находящихся в их власти; от плода своего труда имеют они лишь небольшую часть, уменьшающуюся конкуренцией; в старости их ждет место в больнице, или же они не доживают до старости, умирая преждевременно. Буржуа же, в представлении Рейно, — люди, обладающие капиталом и живущие доходами с капитала; от них зависит развитие промышленности и т. д. На возражение против деления общества всего на два класса, несмотря на существование промежуточных слоев, Рейно отвечает, что и между самыми резкими оттенками есть всегда оттенки промежуточные и что существование белых и черных никому не придет в голову отрицать на том основании, что между ними попадаются мулаты и метисы. Но то новое, что собственно вносят Рейно и Леру в проблему общественных классов, — это вопрос о крестьянстве: входит ли крестьянство в категорию пролетариата или это слои непролетарские по своей сущности? Подробнее на этом останавливается ПъерЛеру в «De la plutocratie» (1848, гл. 34). Его занимает вопрос: пролетарий или непролетарий крестьянин, имеющий один гектар земли? Отыскивая разрешение этого вопроса, Леру обращает внимание на трудовую основу деятельности мелкого крестьянства, при которой земля едва оплачивает затраченный на нее труд крестьянина и не приносит ренты; в этом смысле крестьянство (мелкое и трудовое) Леру относит к категории пролетариев, так как, по его представлению, категория собственников начинается только там, где появляется нетрудовой доход (рента). Таким образом, согласно Леру, мелкий крестьянин- собственник, работающий собственными средствами производства и не оторванный еще от последних, является пролетарием. Отсюда понятие пролетария как абстрактной социальной категории у него является двойственным: пролетарий — это оторванный от собственных орудий труда непосредственный производитель, живущий наемным трудом; но в то же время пролетарий — и не оторванный от средств производства трудовой крестьянин216. Поставленный Рейно и Леру вопрос о трудовом крестьянстве как социальной категории позднее занял в проблеме социальных классов довольно почтенное место; этим вопросом заинтересовываются особенно социалистические и полусоциалистические писатели земледельческих стран, озабоченные сохранением мелкого крестьянства, вытесняемого и разоряемого с развитием капитализма. Определяя в общих чертах значение французских социалистов- утопистов в развитии идеи общественных классов, мы должны при знать, что заслуга их в данном отношении довольно значительна. Ярко вспыхнувшие идеи великой французской революции, потонувшие затем в буднях французской действительности, французские утописты-социалисты деятельно развивали, отмечая и идею двух классов, и идеи классовой борьбы, и идею социальных антагонизмов. Следуя за развитием отношений вырастающего капитализма, французские социалисты-утописты подошли довольно близко к действительности в своем анализе классового расчленения современного общества. Идея труда и капитала, хозяина и работника, буржуа и пролетария проходит красной нитью через всю социалистическую мысль Франции. Идеи же исторического материализма, развиваемые социалистами-утопистами, начиная с Сен-Симона, развиваемые, правда, пока еще лишь в самых неопределенных очертаниях, ставят их анализ капиталистических отношений на прочный социологический фундамент, указывая надежный и верный путь (метод) для развития идеи общественных классов. Но своеобразный характер развития Франции XIX-го века налагал на французскую социалистическую мысль особый отпечаток, выразившийся в присущих ей элементах утопизма. Этот утопизм французских социалистов сказался, главным образом, в их вере в возможность мирного сожительства труда и капитала, вере в «социальный мир» при сохранении классового строя, на почве этики, религии или законодательных реформ, что лишало в идее социальных классов и классовой борьбы ее важнейшего, существенного содержания. IV.