РАННИЕ АНГЛИЙСКИЕ СОЦИАЛИСТЫ И ДЕМОКРАТЫ ПЕРВОЙ ТРЕТИ XIX-ГО СТОЛЕТИЯ О СОЦИАЛЬНЫХ КЛАССАХ
В учении английских социалистов идея общественных классов нашла себе выражение на первых же шагах развития социалистической мысли. Среди ранних английских социалистов, выдвигавших уже определенно идею классов, можно назвать Годвина, Холла, Равенстона, Томпсона, Грея, Ходжскина, Брея. Эти социалистические писатели, появившись с конца XVIII-ro и в начале XIX-го века, заложили своими идеями тот теоретический фундамент, на основе которого был построен впоследствии научный социализм Маркса-Энгельса. В этом отношении английский ранний социализм стоял неизмеримо выше теоретического багажа французских социалистическихутопис- тов первой половины XIX-го столетия. Уже к первой четверти Х1Х-го века у ранних английских социалистов мы находим весьма определенные указания на идею двухчленного раздела современного общества, на борьбу классов, противоположность классовых интересов, т. е. на все те главнейшие элементы, из которых впоследствии сложилось учение об общественных классах. Когда в рабочем движении 30-х годов идеи этой школы раннего английского социализма нашли себе практическое приложение и жизненное выражение, они еще более окрепли, очистились от лежавших на них утопических элементов и с тем большей силой проявили свое влияние на социалистические учения о социальных классах. Социалистическая школа ранних английских писателей, немногочисленная по количеству, имела, бесспорно, громадное влияние на позднейшее движение социалистической мысли и, в частности, на развитие проблемы классов. Большинство представителей этой школы, которую Фоксуэл ставит так высоко за «оригинальность, самостоятельность, радикализм и смелость мысли»258, находилось под заметным влиянием попытки Колъкюна дать учет распределению национального дохода между различными классами современного ему общества (1814 г.)259. Книгу Колъкюна читали в Англии все, кто только интересовался экономическими, государственными и социально- политическими вопросами; ее штудировало большинство социалистов того времени; она служила «статистической основой социально- экономического мышления той эпохи»260; она была «статистической основой социалистического движения»261. Сам Колъкюн называет приводимую им в книге свою табличку распределения английского дохода «картой гражданского общества». «Каждая нация, — говорит между прочим Колъкюн, — живет на счет армии бедных (т. е. рабочих), которые численно преобладают в обществе. Без существования огромного класса бедных (т. е. рабочих) ни в одной стране не могло бы быть богатства, так как богатство — дитя труда, а труд существует лишь в силу бедности. Бедность же—это такое состояние общества, при котором имеются индивиды, не владеющие прибавочным трудом (surplus labour), или, иначе говоря, не владеющие никакой собственностью или средствами существования, кроме заработной платы, которую они получают в различных отраслях деятельности за применение своей рабочей силы. Поэтому бедность — необходима и является абсолютно неизбежной составной частью общества; без нее страны и народы не были бы в состоянии пользоваться благами цивилизации»262. Под влиянием таблицы Колъкюна ранние английские социалисты все свое внимание направляли на различие, существовавшее уже в их время раннего капитализма, между производительными и непроизводительными слоями населения. На этой почве и вырастала перед их умственным взором идея общественных классов, которой они дали глубокое содержание. Правда, в учении этой школы английского социализма идея классов не служила предметом самостоятельного анализа; но даже в трудах позднейшего научного социализма, в трудах Маркса-Энгельса, мы не найдем такого анализа в качестве самостоятельного объекта исследования. Представителей раннего английского социализма занимала, главным образом, идея борьбы классов. Общественные классы, классо вое расчленение общества, принимались как факт. Все же внимание было посвящено анализу борьбы классов, поскольку последняя отражалась на положении рабочих классов и поскольку вообще вся система капиталистического производства вела к бедности и нищете большинство населения страны, с одной стороны, и обогащению собственников капитала — с другой. Но и в такой своей форме идея классов явилась в трудах ранних английских социалистов весьма плодотворной. Она расчищала путь дальнейшему развитию учения о классах, указывала на те основы, на которых должны быть построены изучение и анализ классов. В числе первых представителей школы раннего английского социализма наиболее резко и решительно критикует общественную систему развивающегося капитализма, вскрывая все отрицательные стороны социального расслоения и констатируя последнее, Вильям Годвин, известное исследование которого о «политической справедливости» («Enquire concerning political justice») относится к 1793 году263. Годвин в этом исследовании находится под влиянием идей французских энциклопедистов и философов (Гольбаха, Гельвеция, Руссо), с одной стороны, французской революции—с другой. Под влиянием идей рационализма, он верит в силу идей, в силу разума, в перерождающую силу просвещения и убеждения. Под влиянием событий французской революции он не довольствуется одной критикой буржуазного общества; он ищет решительных изменений и переустройств, строит планы нового общественного строя, где нет ненавистного ему неравенства. Годвин — социалист, но он социалист-индивидуалист. Он стремится к одному: чтобы личность человека была свободна, чтобы даже кооперативный труд, социальное сотрудничество не давило ее, не говоря уже о политической организации. Подобно предшественникам своим в критике современной ему системы общества (Уоллес, Телюол), Годвин развивает идею двух социальных классов — класса богатых и класса бедных. Эти классы, находит он, продукт социального неравенства, вытекающего из института частной собственности. Неравенство — коренной источник социального зла. Оно ведет к честолюбию, тщеславию, к господству человека над человеком. Оно ведет к войнам, к кровопролитию, к нищете. Оно зажигает в народах взаимную ненависть, вызывает пламя войны. Вся общественная система, покоящееся на частной собственности, ведет к тому, что в основу человеческого поведения, в конце концов, ложится самый низменный эгоизм. «Каждый, — говорит Годвину —имеет право не только на необходимые средства к жизни, но и на удовольствия и вообще на досуг, который позволил бы ему развивать духовные дарования. А что же мы видим в настоящее время? Что рабочий класс, который создает все благосостояние государства и производит своим трудом национальный доход, обладает, однако, меньше всего досугом и наименьшей долей в национальном доходе, в то время как богатые утопают в роскоши»1. Для описания тяжелого положения рабочего класса, который Годвин называет то «низшим» классом, то «бедными», то «рабочими», он не жалеет красок. Он сравнивает их положение с положением вьючных животных, находя, что в таком положении находится при господствующей системе, по меньшей мере, девяносто восемь сотых всего населения страны. Противопоставляя класс богатых классу бедных (рабочих), Годвин первый изображает как кучку немногих, утопающих в изобилии и роскоши, последний же как народную массу, погруженную в нищету, постоянный труд, невежество, обреченную на вырождение. Первый в его представлении — это «господствующие и правящие», вторые — угнетенные и рабы. Быть богатым, говорит Годвин, значит иметь патент, позволяющий одному лицу распоряжаться продуктом труда другого. Господствующая и правящая часть общества похожа на льва, отправляющегося на охоту вместе с более слабыми животными. Сначала берет себе долю землевладелец, несоразмерно большую при этом; за ним следует капиталист, который оказывается таким же ненасытным, как и первый. Между тем, как при ином устройстве общества, по мнению Годвина, можно было бы прекрасно обойтись без этих двух классов общества. Для этого нужно лишь уничтожение неравенства. Только скопление собственности в руках немногих руководителей делает из всего человечества грубую массу, которой можно управлять и распоряжаться, как простой машиной. Рисуя такими мрачными красками отношения меду двумя главными классами общества и сливая землевладельцев и капиталистов в один класс — богатых, Годвин изображает всю арену человеческой деятельности и сношений между людьми, в обществе, с системой частной собственности как арену действия взаимной вражды, ненависти, насилия, борьбы всех против всех, зависти, вызывающей в конце концов столкновения наций между собою и войны; когда люди гибнут, говорит он, от землетрясений, оставшимся в живых можно только оплакивать погибших; но совершенно иное, когда человек гибнет от ударов другого человека; здесь делаются люди жестокими, неумолимыми, бесчеловечными; кто теряет здесь друга, исполняется негодованием и злобой; распространяется недоверие че- ловека к человеку, расторгаются самые драгоценные узы человеческого общения264. Мы видим, таким образом, у Годвина идею антагонизмов и социальной борьбы, но она носит в себе все черты годвиновского индивидуализма. Проявления сознания классового антагонизма мы у него еще не находим. От идеи борьбы классов Годвин далек или к ней равнодушен, так как не в социальной борьбе видит он возможность изменить общественную систему частной собственности и неравенства, а во внутреннем перерождении индивидуальной психики, индивидуального сознания, — перерождении, которое может наступить в результате мирного убеждения, путем просвещения. Годвин видит социальное расслоение общества, видит в нем два основных класса (класс богатых и «класс тех, которые всегда голодны и живут в нужде, не имея времени для каких-нибудь менее грубых и менее материальных потребностей»), но социальных выводов отсюда он не делает: он враг частной собственности, но он индивидуалист; он стоит за полное равенство, но в то же время он враг даже общественной организации на принципах социального сотрудничества; в последнем он видит опасность для свободы личности. В развитии идеи классов заслуга Годвина, таким образом, лишь в установлении факта классового расчленения общества и в определении отношений между классами как отношений господства и подчинения, командования и исполнения, как отношений, построенных на эксплуатации слабого сильным. Идея социального антагонизма, проявляющегося в форме борьбы между классами, Годвину еще не ясна, хотя он смутно и подходит к ней, говоря о борьбе всех против всех, о столкновениях, о войнах между народами. Более ясно выраженную идею классов вместе с идеей классового антагонизма и борьбы между классами мы находим у Холла, который после Годвина уже делает значительный шаг вперед по пути к социальной точке зрения в исследовании фактов социального неравенства и социального расслоения. Холл выступает с чрезвычайно интересной для исторического освещения многих теоретических вопросов социализма книгой, носившей название «Влияние цивилизации на народы европейских государств»(1805)265. В своей книге он развивает ряд положений, легших в основу социализма, которые нередко приписываются Рикардо. В книге Холла мы находим специальную главу, носящую название «Раздел населения страны на два порядка» (глава II, section II). В этой главе Холл устанавливает существование двух основных классов, на которые разделяется, по его мнению, общество цивилизованных государств. Но такой раздел имеет значение для Холла лишь методологическое. «Народонаселение в каждом цивилизованном государстве, — говорит он, — может быть разделено на множество различных порядков (orders); но в целях исследования того, каким образом одни наслаждаются, а другие лишены самого необходимого для поддержания жизни, необходимо разделять население только на два класса, т. е. на богатых и бедных»266. В этом положении, устанавливаемом Холлом, уже ясно проглядывают зачатки того основного метода социального исследования, который лег в основу всех теоретических построений позднее развившегося исторического материализма и который сыграл главнейшую роль в развитии проблемы общественных классов. В особой главе о различных интересах богатых и бедных267 Холл говорит о постоянном столкновении, борьбе и антагонизме между двумя классами и ищет основы этого антагонизма. «Каждый из класса богатых, — говорит Холл, — может рассматриваться как покупатель; каждый бедняк как продавец и именно продавец труда. В интересах первого получить как можно больше труда от бедного, а дать последнему за этот труд лишь ничтожную часть продукта его труда. Отсюда в классе бедных — дух противодействия, дух сопротивления; отсюда борьба классов». Силы борьбы и условия этой борьбы Холл считает, однако, далеко не благоприятными для бедного класса, так как в руках богатого класса и земли, и сырье для производства, и машины, и все создаваемые блага268, — словом, все предметы, обладание и совокупность которых составляет богатство. Холл считается и с машинным производством, уже проявившим свое действие на факте социального расслоения и на классовых отношениях со времени промышленной революции. Тот машинизм, говорит он в предисловии к своей книге, который в правильно организованном обществе являлся бы общественным благом, при существующей хозяйственной системе лишь увеличивает борьбу и интенсивность конкуренции и тяжело отражается на трудовом рынке, вызывая, в конце концов, таким образом, две крайности: избытка и лишения269. Рисуя положение рабочих, класса трудового населения, ухудшающегося по мере роста цивилизации и обогащения немногих, Холл предвидит, что дух противодействия со стороны обделен- н ы х может вылиться, в конце концов, в открытое восстание; «приводится принимать, поэтому, — говорит он, — ряд принудительных мер, издавать ряд новых, более суровых законов, которые бы могли защитить собственность; приходится содержать большую поенную силу, — короче говоря, приходится учреждать военное управление страной; а чтобы солдат принудить к выступлению против собственных отцов, матерей, братьев и сестер и к нарушению ими гс гественных и моральных связей и отношений, приходится значи- ггльно увеличивать им плату и содержать их отдельно от родных и шлкомых, в особых казармах, гарнизонах и т. д.»270 От анализа Холла не ускользает и то обстоятельство, что при противоположности между классами в классовой борьбе выгоды далеко не всегда на стороне трудового класса. Работодатели или хозяева, говорит он, стараются уменьшить долю трудового дохода, по- с гупающую рабочим; рабочие, наоборот, стараются эту долю увеличить; по так как стороны не равные, то рабочие редко достигают успеха: рабочим обычно приходится скоро же сдаваться, как гарнизону крепо- с ти, который ненадолго обеспечен запасом271. Холл в данном случае боль- 11 юй пессимист, так как он не видит еще среди рабочих своего времени таких организаций борьбы и защиты рабочих интересов, чтобы положение рабочих могло представиться ему в более радужном свете. Идея общественных классов у Холла, как мы видим, идет много дальше, чем у Годвина. Он не ограничивается простым лишь признанием двух классов, на которые, по его мнению, методологически следовало бы расчленять капиталистическое («цивилизованное») общество. Он определенно устанавливает и существование социального антагонизма между этими двумя классами, причину которого он видит не в политических правах и преимуществах, которыми мог быть наделен один класс в ущерб другому, но в экономических условиях, в хозяйственных отношениях, вытекающих из системы производства; Холл поэтому не придает особого значения тому обстоятельству, что, например, Соединенные Штаты отменили титул дворянства: они зато сохранили основной корень социального зла — постоянный прирост аристократии богатства. На той же экономической базе строит Холл и идею борьбы между классами как неизбежный результат противоположности классовых интересов — борьбы, все возрастающей и непримиримой272. Книга Холла, издавать которую автору приходилось с большим трудом, благодаря отсутствию денежных средств, не имела распрос транения в широких кругах английского населения, но она заботливо и ревностно штудировалась в тесном кругу современного Холлу критического социализма Англии первой четверти XIX-го века. Она являлась первым шагом к научному социализму и в развитии проблемы классов сыграла очень видную роль. Заслуга Холла лежала, главным образом, в том, что он, во-первых, резко подчеркнул антагонизм между классами, что, во-вторых, природу этого классового антагонизма он выводил не из потребления, а из социально-хозяйственных процессов производства и распределения; (производственный момент звучал, правда, еще слабо, но, хоть и смутно, он сознавался Холлом); что, в-третьих, он определенно развил идею борьбы классов как неизбежное следствие противоположности классовых интересов и поставил эту идею борьбы между классами под утлом социального метода, социальной точки зрения: во всем анализе социального вопроса у Холла мы не встречаем указаний на мотивы личных интересов, на индивидуалистические моменты, как у Годвина; напротив, Холл свой анализ ведет с точки зрения социальных отношений (противоположение доли труда и доли капитала в общественном продукте, закон обратной зависимости, идея пропорций, или отношений, раздел национального дохода между классами и т. д.)273. Характеризуя Холла и оценивая его «Effects of Civilization on the People in European States», Beep говорит, что «он (Холл) был первый английский критик-социалист, предпринявший попытку раскрыть влияние промышленной революции на рабочих, которых он — по терминологии своего времени —? называет “бедными”; он уже видел то классовое расчленение, которое вызвала капиталистическая система хозяйства; с неумолимой логикой и выразительностью он раскрывал классовые противоположности; в этом пункте он стоял даже много выше Риккардо, устанавливавшего три класса; Холл уже видел, что класс землевладельцев подпадал под власть промышленного и торгового капитала; в основе фоей критики он еще находился под влиянием идей естественного права* а кое-где и под влиянием идей утилитарной философии; у него, правда, еще отсутствовало совершенно историческое понимание, или понятие исторического развития, которое дало бы ему возможность смотреть на цивилизацию не как на таковую только, но как на необходимую ступень в историческом движении человечества»274. Анализ социальных классов и классового расчленения общества, сделанный Холлом в 1805 году, продолжает в 1821 году Равенстон, последователь школы Годвина. В своей книге «А few doubts as to the correctness of some opinions generally entertained on the subjects of Political Economy» («Несколько сомнений относительно некоторых ходячих мнений в области политической экономии») Равенстон говорит также о двух классах общества—производительном и непроизводительном —и с вопросов распределения переводит свое внимание на производство. Основными силами в обществе он считает «человеческоеи хозяйственное производство» и останавливается на анализе капитала; последний, по его мнению, есть не что иное, как сбереженный труд, «между тем он делается фетишем, становится метафизическою сущностью; ему приписывают весь прогресс социальной жизни, в то время как труд, создающий действительный капитал, рассматривается как нищий, живущий и кормящийся по милости метафизической сущности». Каким же образом непроизводительный класс забирает в свои руки и удерживает за собой этот накопленный труд? Только силой — отвечает на это Равенстон, причем он пытается дать историческую картину процесса присвоения общественного продукта непроизводительным классом: нынешние узурпаторы и присваива- тели накопленного и сбереженного труда первоначально были лишь избранные народом начальники и должностные лица: люди, по-ви- димому, слишком слабы, чтобы могли жить без начальства; но с течением времени они узурпировали жизненные источники страны и приобрели политическую силу; экономическая и политическая сила всегда идут рука в руку; завладев же политической силой, властители начали больше и больше давить на труд. Отсюда Равенстон выводит противоположность между трудом и капиталом, которая стала теперь непроходимой пропастью. Отсюда борьба труда и капитала, производительного и непроизводительного классов. Но эту борьбу он считает безнадежной для рабочего класса; это, говорит он, борьба между оседланной лошадью и снабженной шпорами всадником, борьба между слабыми и сильными. Только путем революции может освободиться стана от ига капитала275. У Равенстона мы находим, таким образом, такой же пессимизм, какой мы видели и у Холла. В 1822 году заканчивает и через два года после этого выпускает в свет свое известное исследование «О принципах распределения богатства применительно к человеческому счастью» Вилъям Томпсон («Ап Inquiry into the principles of the Distribution of Wealth most conductive to hapiness»). У Томпсона мы находим уже более определенное указание, чем это было сделано до него, на класс капиталистов и класс рабочих. Подобно Холлу, Томпсон равным образом стоит на признании резко противоположных интересов между этими двумя классами, которые ему представляются как собственники капитала, с одной стороны, и собственники рабочей силы («труда», по выражению Томпсона) — с другой; та и другая масса интересов, по его мнению, не только взаимно противоположны, но и враждебны. Томпсон точно так же, как и Холл, обосновывает эту противоположность и враждебность классовых интересов экономическими отношениями; он видит основу ее в факте обратной зависимости, существующей в образовании доходов от труда и капитала. Самый размер этих доходов Томпсон сводит к классовой борьбе, к взаимоотношению социальных сил между двумя классами. Он говорит о двух тенденциях, капиталистической и рабочей, которые действуют при установлении долей труда и капитала в противоположных направлениях. И весь свой социальный анализ современного ему общества и классов, на которые последнее распадается, Томпсон производит исключительно на основе распределения; распределение и система распределения для него составляет тот важный базис, от которого зависит все счастье и благосостояние человечества276. Последним обстоятельствам объясняются и некоторые противоречия, которые попадаются в «Исследовании» Томпсона. Так, например, отмечая существование двух социальных классов, собственников капитала и собственников рабочей силы, которых он нередко также соответственно называет классом «праздным», или «непроизводительным», и классом «производительным», а первый класс также и классом «правящих» (the governing classes), Томпсон говорит вместе с тем и о «средних классах», вводя, таким образом, наряду с формулой двухчленного раздела, идею трех классов, которую развивали физиократы и за ними Л. Смит, а позднее Смита-Рикардо. «Относительно богатства, — говорит Томпсон, — существует такая тенденция в действующей социальной системе, что немногие обогащаются на счет массы производителей; что бедность бедных становится еще более безнадежной; что средние классы вовлекаются в ряды бедных; что эти немногие являются в состоянии не только накоплять до опасных и гибельных размеров массу капитала нации, представляющего сумму капиталов отдельных индивидов, но и, кроме того, распоряжаться, благодаря этому накопленному капиталу, результатом годового труда общества»277. Томпсон в данном случае категорию «средних классов» противопоставляет «высшим» классам (капиталистам) и низшим (рабочий класс). Этот раздел общества на три класса у Томпсона стоит в противоречии с его же двухчленным разделом на капиталистов и рабочих. Очевидно, идея трех классов уже ко времени Томпсона начинает прочищать себе путь, хотя она и преломляется в другой несколько форме, чем она была установлена А. Смитом и Риккардо. Эти экономисты, как известно, учили о трех классах — класс капиталистов, класс землевладельцев и класс рабочих. У Томпсона эта трехчленная формула принимает несколько иную форму: класс высший, средний и массы народа (низший). Последняя формула идеи трех классов, по-видимому, была более распространенной, чем смитовская, во всяком случае, в первой половине XIX-го столетия. По крайней мере, в предисловии к новому (сокращ.) изданию (1850) книги Томпсона, его издатель ВилъямПэр (William Раге) говорит о влиянии существующей капиталистической системы хозяйства на три большие класса (масс, средних и высших) как о предмете исследования Томпсона и замечает при этом, что эти три класса представляют самое распространенное (usually) деление общества278. Со времени Томпсона идея трех классов начинает все больше и больше занимать социалистическую мысль и выставляться наряду с идеей двух классов. Основа возникновения ее лежит в различного рода обстоятельствах. Во-первых, от старой системы феодализма в Англии оставалась старая категория лэндлордов как аристократического слоя населения страны, обладавшего благодаря сильному росту земельной ренты большими богатствами. Эта категория могла составлять собою высший «класс» и противопоставляться промышленной и торговой буржуазии как уже среднему классу, в отличие от низшего, или рабочего, класса. Во-вторых, в 20-х годах XIX-го столетия политическая жизнь Англии выдвинула необходимость для рабочего класса борьбы за парламентскую реформу в сторону расширения избирательных прав для рабочего представительства в парламенте. К этому времени избирательное право в Англии было весьма ограниченно, простираясь лишь на земельную аристократию и на более состоятельную часть английского общества и оставляя без прав не только рабочих, но и многие категории средних слоев населения и, главным образом, слоев средней буржуазии. У рабочих поэтому легко выдвигалась идея, хотя и не всеми рабочими разделяемая, — добиваться применения парламентской реформы в союзе со средними слоями; отсюда идея о среднем слое превращается в идею средних классов. В-третьих, наконец, идея трех классов могла вырасти на основе идей распределения, лежавшего в центре социалистического мировоззрения того времени. Томпсон передвигал, как мы видели, центр своего внимания с производственного момента на распределительный, видя в распределении основу социального развития и существующих в обществе отношений. Это логически неизбежно и приводило его к идее трех классов. Если идея двухчленного общества базировалась на производственной основе, то идея трех классов вытекала всецело из распределительной основы. Это обстоятельство так же, как и причина его, не ускользали из внимания некоторых наиболее вдумчивых писателей-экономистов уже рассматриваемой эпохи. Так Джеймс Милль в «Elements of Political Economy» (1821) говорит, что «в производстве участвуют собственно два класса лиц, именно класс рабочих и класс капиталистов»; один класс — тех, кто вкладывает в производство свой труд; другой — тех, кто распоряжается произведенным продуктом, в котором нуждается общество. В дележе этого продукта, в распределении долей его участвуют уже три класса — землевладельцы, капиталисты и рабочие. Землевладельцы — собственники, по мысли Джеймса Милля, в производстве продукта страны не участвуют; но «земля является одним из орудий производства»; поэтому, когда дело доходит до распределения, некоторая доля создаваемых в стране благ идет и земельным собственникам; в процессе раздела этот класс земельных собственников, таким образом, и выявляется279. Книгу Джеймса Милля социалисты штудировали в Англии весьма тщательно; поэтому она и не могла остаться без влияния и на Томпсона. Но последний трехчленную формулу классового раздела в распределительном процессе перевел в формулу чисто количественного порядка: высший класс, средний и низший — под влиянием складывавшихся политических отношений и выдвигавшихся практических задач борьбы за парламентскую реформу. Во всяком случае, идея средних классов начинает уже с этого времени занимать социалистическую мысль, и позднее она вырастает в сложную проблему средних классов уже с иным содержанием. Пока же под средним классом обычно разумелась буржуазия, в отличие от земельной аристократии (высший класс) и рабочих (низший класс). Идея трех классов, в какой бы форме она ни входила в общественную мысль, мало способствовала уяснению проблемы социальных классов и вела к постоянному колебанию между нею и идеей цвухчленного раздела, которое заметно у многих представителей раннего английского социализма. Самое понятие социального класса у них при этом расплывалось, теряло свой смысл и употреблялось для обозначения вообще любой группы населения, безразлично от того, на какой основе эта группа объединялась и различалась. К такого рода писателям-социалистам принадлежал Джон Грей, следовавший непосредственно за Томпсоном. В своей книге «А Lecture on human happiness», которую Г. Адлер считает «блестящим социалистическим манифестом своего времени»280, Грей продолжает социалистическую критику господствующей общественной системы, начатую еще Годвином и другими. Он отмечает существование собственно двух социальных классов, из которых один живет на счет другого: это класс богатых, или непроизводительный, и класс бедных, или класс производителей, т. е. рабочий класс. Если в обществе царит нищета и вырождение, если «все живут в рабстве и каждый видит в своем брате такого же раба, как и он сам», то причина лежит, по мнению Грея, в неравенстве распределения и в том, что продукт труда не принадлежит производителю, а вырывается у последнего собственниками. Отношения между производительным классом и непроизводительным Грей характеризует как отношения между работополучателями и работодателями. Положение первых он рисует весьма мрачными красками: это закованные в цепи рабы, которые могут завидовать зверям и птицам; которые живут в бедности, обреченные на вырождение. Грей рисует себе тот светлый день, «когда солнце правды бросит свои лучи на те многочисленные массы, которые терпеливо несут теперь свои цепи», и думает, что этот день настанет, когда исчезнет «конкуренция капиталов» и «противоположность интересов»281. Но наряду с этим Грей говорит и о торговом классе282, и о делении общества на высший, средний и низший классы283; классы производительный и непроизводительный он в свою очередь разбивает на ряд более мелких делений, называя эти деления также «классами». Словом, для развития учения о классах у Грея мы не находим ничего сколько-нибудь ценного для развития учения о классах. В развитии идеи общественных классов более плодотворно было учение следовавшего за Греем представителя школы раннего английского социализма — Ходжскина. Ходжскин примыкает по своим взглядам к Равенстону. Но в то время Равенстон, как мы видели, глубокий пессимист, Ходжскин смотрит на борьбу труда и капитала, наоборот, более оптимистически. В своей анонимно выпущенной книге «Labour defended against the claims of capital» (1825) он находится под влиянием незадолго лишь прошедшего в парламенте закона о праве рабочих союзов (1824)284. На борьбе между капиталом и трудом этот закон, конечно, не мог не отразиться. Он поднимал в рабочем классе классовое самосознание, что давало еще более благоприятную почву для развития идеи классов и классового самоанализа для представителей социализма. Анализом именно этой борьбы между трудом и капиталом, которая «происходит в настоящее время по всей стране», и занят Ходжскин в своей книге. Этот анализ несомненно способствовал выяснению понятий класса капиталистов и класса трудового, т. е. тех основных двух классов, между каковыми идет борьба. Ходжскин устанавливает историческую преемственность категории современного рабочего и категорий раба и крепостного в прошлом285. В современном обществе он находит две основные категории, между которыми ничего третьего, по его мнению, не стоит; это капиталисты и рабочие, борьба между которыми должна решаться поэтому их собственными силами. Труд и капитал для Ходжскина — это две главные и диаметрально противоположные силы. Подобно Холлу, Ходжскин ищет основы антагонизма интересов капиталиста и рабочего в экономических отношениях; он видит основу этого непримиримого антагонизма между ними в экономическом законе, по которому «прибыль на капитал или доля капиталистов в национальном продукте стоит в обратном отношении к заработной плате или доле рабочих»; если возрастает прибыль, падает заработная плата, и обратно286. Это положение Ходжскин рекомендует рабочим твердо запомнить, не допуская возможности для какой бы то ни было гармонии интересов между рабочими и капиталистами. Впоследствии, когда среди рабочих шла агитация за парламентскую реформу и за союз со средними классами, противники послед- пего всегда обращались к только что упомянутому положению Ход- жскина. Оно твердо вошло в экономику научного социализма и нередко цитировалось в рабочей прессе, когда речь шла о возможности слияния с теми или иными буржуазными группами. Далеко, однако, не все представители ранней английской социалистической мысли развивали идею трех классового расчленения общества. У Брея мы находим уже более последовательное проведение идеи двух классов и более строгое расчленение современного общества на капиталистов и рабочих. В «Labour’s wrongs and labour’s remedy» Брей различает два основных положения в обществе: высшее и низшее; первое — положение хозяина, второе — положение рабочего. Образование того и другого Брей видит в институте частной собственности287. При сохранении существующего неравенства в области обмена ценностями капиталисты, думает Брей, вечно будут капиталистами, а рабочие — рабочими, одни — классом тиранов, а другие — классом рабов. Равенство в обмене, по мнению Брея, не может существовать, пока общество разделено на капиталистов и производителей, из которых последние живут на свой труд, тогда как первые жиреют от барышей, получаемых с этого труда. Противоречие это и антагонизм между капиталистом и богачом, с одной стороны, и бедняком (т. е. рабочим) — с другой, Брей считает неизбежным результатом господствующего социального строя, при котором, по мнению Брея, производители всегда будут столь же невежественны, столь же обременены работой, как и теперь288. Брей видит, таким образом, в современном ему обществе два основных социальных слоя, перед которым все остальное затушевывалось, расплывалось: капиталистов и рабочих, класс хозяев и работников, тиранов и рабов, распределителей и производителей, эксплуататоров и угнетенных. Выше мы говорили, что идеи социального антагонизма, классового расчленения и классовой борьбы, которая развивалась теоретиками раннего английского социализма первой четверти Х1Х-го столетия, должны были столкнуться с реальной действительностью во время демократического движения в Англии конца 20-х и начала 30-х годов, движения, происходившего на почве, главным образом, парламентской реформы, сводившейся к борьбе за право рабочих на представительство в парламенте. Эта борьба должна была провести еще более резкую грань между буржуазией и пролетариатом и закрепить в общественном сознании идею двух резко противоположных общественных классов. Борьба рабочих за равное избирательное право, закончившаяся в 1832 году полным поражением рабочей демократии, рассчитывавшей на «средние классы» и их поддержку, сыграла в Англии видную роль в смысле выяснения идеи классового обособления и классовой противоположности, раскрывши рознь между буржуазией и пролетариатом. Борьба за парламентскую реформу в Англии выдвинула ряд вож- дей-демократов, которые в рабочей прессе, в речах на митингах, в клубах и других разного рода рабочих собраниях, развивали идеи борьбы классов, давая социалистам-теоретикам богатейший материал для анализа существовавших в то время общественных отношений, толкая таким образом вперед учение о социальных классах. Среди представителей демократического движения этого времени, движения, в котором идея классов получила в той или иной форме свое выражение и развитие, останавливают на себе внимание имена двух вождей рабочего движения в Англии первой трети Х1Х-го века: это Томас Эттвуд и Джемс Бронтерр О’Бриэн. Первый стоял за союз рабочего класса со «средними классами» (буржуазией), в борьбе за парламентскую реформу. Второй отстаивал необходимость для пролетариата, не рассчитывая на поддержку «средних классов», полагаться на свои собственные силы. На стороне Эттвуда стояли овенисты28*. Под влиянием последних идея борьбы классов здесь заметно смягчалась, сглаживалась. На стороне О’Бриэна стояли вожди чартизма29*. Идейное разногласие по поводу отношений к «средним классам», несомненно, способствовало более строгому выяснению сущности классов, выдвигая уже одной практической стороной вопроса проблему классов на первый план. Рабочая пресса Англии этого времени, являясь в достаточной степени отражением рабочего самосознания, указывает нам, насколько подготовлено было предшествующим развитием сознание английских рабочих, по крайней мере, в крупных промышленных центрах к тому, чтобы отдавать себе отчет о совершавшихся процессах социального расчленения в английском обществе. В данном случае наиболее характерным являлся орган О’Бриэна, «Poor Man’s Guardian» и особенно в нем ряд анонимных корреспонденций, авторами которых одни считают самого О’Бриэна, другие, наоборот, простых рабочих. В этих корреспонденциях мы находим идею не только противопоставления интересов рабочего класса капиталистическим интересам, но и попытки теоретического обоснования классового антагонизма. «Те, кто сейчас законодательствуют в парламенте, — говорится в одной из корреспонденций от 29 апреля 1831 года, — равным образом как и те, кто будет законодательствовать после принятия билля, живут на прибыль. Поэтому они будут издавать такие законы, чтобы прибыль росла, а заработная плата падала. Если парламентские представители и те, кого они представляют, принадлежат к различным классам или, если эти представители живут на источники, противоположные интересам тех, кого они собой представляют, го такое представительство — жалкая комедия, а кто предлагает народу такое представительство, тот или идиот, или обманщик»289. Другой автор в корреспонденции «бедного человека» в «Poor Man’s Guardian» от 29 июня 1831 г. развивает идею права рабочего на полный продукт труда, — идею, весьма популярную в то время в английской социалистической литературе. «В каждом обществе, — говорится в корреспонденции, — земля, продукты земли так же, как продукт человеческой промышленности, принадлежат по непреложному праву рабочему народу. Тому, кто ничего не делает, или кто ничего не сделал, за то, что он имеет, ничего и не может принадлежать. Все богатство такого человека или его доход приобретены тем или иным путем посредством обмана других»290. В корреспонденции от 4 ноября 1831 года из Манчестера, подписанной «один из ничего не знающих», автор полемизирует с Карпентером, утверждавшим, что нет противоположности между интересами «среднего» или торгово-промышленного класса и интересами рабочих. Автор корреспонденции доказывает обратное, причем свое доказательство строит на экономическом анализе источников дохода, получаемых разными классами. «В той самой мере, — говорит автор, — как земельная рента, десятины и другие виды прибыли увеличиваются, заработная плата рабочего люда всегда должна падать... Следовательно, всякое увеличение какого бы то ни было вида прибыли равно уменьшению заработной платы в той же самой пропорции, в какой увеличивается прибыль. Я думаю поэтому, я ясно доказал, — прибавляет автор, — что не только интересы промышленников, торговцев, или людей среднего класса, но что интересы каждого, кто живет на ренту, десятины и другие виды прибыли,... прямо противоположны интересам тех, кто работает... Теперь спрашивается, — говорит автор корреспонденции, — будут ли те, кто живет на прибыль, стоять за удержание привилегий, ...или же они будут индивидуально или коллективно отстаивать уменьшение своих прибылей? Будут ли владельцы заводов и торговцы, избираемые от крупных городов, настаивать на уменьшении своей прибыли? Или же наоборот?.. Я указывал, что всякое увеличение прибыли отзывается уменьшением заработной платы на рабочих»291. «Между интересами рабочих и интересами живущих на прибыль — говорит тот же автор в другой корреспонденции — нет никакой гармонии. Ясно, как день, что в той самой мере, в какой увеличиваются капиталы, увеличивается и бедность... И если Вы, хотите знать, кто Ваш наизлейший враг, посмотрите на тех, кто получает наибольший доход»292. Во всех этих корреспонденциях рабочей прессы мы видим у рабочих тенденцию отмежеваться от буржуазии. Авторы их определенным образом проводят грань между категорией лиц, получающих заработную плату, и категорией тех, кто живет на прибыль. Количественным различиям в данном случае они не придают значения: средние ли это слои тех, кто получает прибыль, или верхние, от этого сущность дела не меняется в их представлении. Мы видим здесь, таким образом, факт признания рабочими расчленения общества на две классовые категории: буржуазии и пролетариата, рабочих и капиталистов. Мы видим здесь точно так же и попытки теоретического объяснения идеи противоположности и непримиримости интересов труда и капитала, — объяснения, которое мы находим у социалистических теоретиков этой эпохи: Холла, Томпсона, Ходжскина. В 1832 г. с принятием билля30* парламентской реформы пали последние иллюзии у тех из идеологов рабочего класса, кто еще верил в возможность согласования интересов рабочих и буржуазии. Беер пишет по этому поводу в своей «Истории социализма в Англии», что «рабочие уже в течение десятилетий чувствовали экономическую противоположность интересов между трудом и капиталом, но так как до 1832 года буржуазия в парламентском отношении была так же бесправна, как и пролетариат, то классовая противоположность до некоторой степени еще закрывалась пеленой, и оба класса выступали как союзники в борьбе за реформы. С 1832 года никакой альянс между ними уже не был возможен. Разделение классов открывалось теперь во всех областях»293. Таким образом, и учение теоретиков школы ранних английских социалистов, и сама жизнь, и непосредственные вожди и представители рабочего класса, к концу первой половины XIX-го века дали уже солидный материал для учения об общественных классах. И когда Энгельс и Маркс в 40-х годах создавали теоретические начала совре- мснного научного социализма, они нашли в Англии уже в значи- I сльно разработанном виде все основные предпосылки для более широкого учения об общественных классах. К нашему времени учение об общественных классах нашло себе выражение у авторов самых различных направлений и течений общественной мысли. Ввиду пестроты и разнообразия основ, принципов и исходных точек зрения, на которых строится у различных авторов это учение, оно нуждается поэтому в некоторой систематизации в целях его научного освещения и критической оценки. К этой последней задаче мы и переходим.