<<
>>

Социальный контекст

Помимо исторического и интеллектуального происхождения, есть еще один вопрос: на чем базируется современный интерес к социологии познания? Общеизвестно, что в качестве отдельной дисциплины социология познания культивировалась прежде всего в Германии и во Франции.

Американские социологи стали проявлять интерес к проблемам в этой области только в последние десятилетия. Рост количества публикаций и — решающее свидетельство академической респектабельности — докторских диссертаций в этой области отчасти свидетельствует о возрастающем интересе.

Непосредственное и явно неадекватное объяснение этого развития событий указало бы на постоянно происходящий в настоящее время перенос европейского социологического мышления в Америку теми социологами, которые недавно приехали в эту страну. Несомненно, эти ученые входили в число носителей и распространителей социологии познания. Однако это обстоятельство просто обеспечивало наличие этих концепций и не больше объясняло их действительное признание, чем сам факт наличия чего-либо в любом другом примере диффузии культур. Американское мышление оказалось восприимчивым к социологии познания главным образом потому, что она имела дело с такими проблемами, понятиями и теориями, которые становились все более уместными в нашей современной социальной ситуации, так как наше общество обрело некоторые черты тех европейских обществ, в которых эта дисциплина развивалась первоначально. Социология познания становится уместной в определенных социальных и культурных условиях[606]. С углублением социального конфликта различия между групповыми ценностями, установками и образами мыслей до

стигают такого пункта, где ориентация, которая у этих групп раньше была общей, затемняется из-за несовместимых с ней различий. Такое развитие событий не только создает различные дискурсивные миры, но существование любого из этих миров бросает вызов валидности и легитимности остальных.

Сосуществование этих конфликтных перспектив и интерпретаций в одном и том же обществе приводит к активному и взаимному недоверию между группами. В контексте недоверия больше никто не исследует содержание мнений и суждений, чтобы определить, валидны они или нет; больше ни кто не сопоставляет суждения с их релевантным обоснованием; зато вводится совершенно новый вопрос: как происходит, что придерживаются именно этих взглядов? Мышление становится функционализированным; оно интерпретируется с позиций его психологических, экономических, социальных или расовых источников и функций. В общем, этот тип фун- кционализации встречается тогда, когда суждения подвергаются сомнению, когда они кажутся так явно неправдоподобными, абсурдными или противоречивыми, что уже не нужно больше исследовать доказательства «за» и «против», а нужно только выяснить, почему это суждение вообще возникло[607]. Такие «чуждые» утверждения «объясняются» особыми интересами, случайными мотивами, разрушенными перспективами, социальным положением и т.д. (или приписываются им). В обыденном мышлении эта позиция влечет за собой взаимные нападки на честность оппонентов; в более систематическом мышлении она приводит к взаимному идеологическому анализу. На обоих уровнях она подпитывается за счет нарушений коллективной безопасности и подпитывает их.

В этом социальном контексте широкое распространение получает множество интерпретаций человека и культуры, которые имеют некоторые общие исходные предпосылки. Не только идеологический анализ и социология познания, но и психоанализ, марксизм, се

мантический и пропагандистский анализ, концепция Парето и в ка- кой-то мере функциональный анализ имеют сходные воззрения на роль идей, несмотря на свои различия в других отношениях. С одной стороны, есть область вербализации и идей (идеологии, рациональности, способы выражения чувств, искажения, фольклор, словопроизводство), каждая из которых считается способом выражения, словопроизводства или обмана (себя самого или других людей) и функционально связана с каким-либо субстратом.

С другой стороны, имеются ставшие понятными гораздо раньше субстраты (производственные отношения, социальное положение, базисные импульсы, психологический конфликт, интересы и чувства, межличностные отношения и т.п.). Через все это проходит сквозная основополагающая тема — тема спонтанной детерминации идей субстратом, подчеркивающая различие между реальностью и иллюзиями, между реальностью и видимостью в сфере человеческого мышления, мнений и поведения. И каковы бы ни были намерения аналитиков, их анализ имеет ярко выраженную тенденцию — обвинить, секуляризировать, иронически высмеять, сатирически изобразить, сделать чуждым, лишить всякой ценности внутреннее содержание любого общепринятого убеждения или точки зрения. Рассмотрим только, какие скрытые намеки содержатся в терминах, отобранных в связи с этими контекстами применительно к мнениям, идеям и мыслям: ложные жизненные представления, мифы, иллюзии, словесное творчество, фольклор, рационализация, идеология, вербальный фасад, псевдопричины и т.д. Общей для всех этих схем анализа является только практика обесценивания парадной стороны заявлений, мнений, идей вследствие того, что они рассматриваются в новом контексте, который позволяет раскрыть их «реальное значение». Каково бы ни было намерение аналитика, высказывания, обычно рассматриваемые с точки зрения их очевидного содержания, разоблачаются благодаря соотнесению этого содержания со свойствами того, кто делает эти высказывания, со свойствами общества, в котором он живет. Профессиональный бунтарь, подготовленный разоблачитель, аналитик в области идеологии и, соответственно, свойственный им образ мыслей процветают в обществе, где большие группы людей уже отчуждены от общих ценностей и где отдельные «дискурсивные миры» связаны взаимным недоверием. Идеологический анализ систематизирует недостаток доверия к главным символам, получившим широкое распространение; отсюда — его уместность и популярность. Аналитик в области идеологии не создает своих последователей, так как он обращается к таким последователям, которым его анализ помогает осмыслить происходя

щее, то есть подтверждает их опыт, который раньше не подвергался анализу[608].

В обществе, где взаимное недоверие получает выражение в популярном обороте «ему-то какое до этого дело?»; где слова «трескучие фразы» и «пустословие» стали идиоматическими выражениями почти для целого столетия, а «разоблачение» — для целого поколения; где реклама и пропаганда вызвали активное неприятие любого высказывания по его парадно-ценностной внешности; где псев- дообщественному поведению, рассматриваемому в качестве приема для улучшения экономического или политического положения индивида, обучают с помощью бестселлера, описывающего, как завоевать друзей, на которых можно оказывать влияние; где социальные отношения все больше инструментализируются, так что человек начинает думать, что другие стремятся прежде всего управлять и манипулировать им, эксплуатировать его; где растущий цинизм влечет за собой прогрессирующее отчуждение от значимых групповых связей и высокий уровень отчуждения от самого себя; где неуверенность в своих собственных мотивах озвучена в нерешительном обороте «я могу дать рациональное объяснение, но...»; где защита от болезненного разочарования может состоять в том, чтобы всегда оставаться разочарованным, не рассчитывать на честность других и заранее сомневаться в их мотивах и компетентности, — в таком обществе систематический идеологический анализ и производная от него социология познания обретает социально обоснованную уместность и последовательность. И американские академики, которым представили аналитические схемы, по-видимому, упорядочивающие хаос культурного конфликта, подвергающего сомнению ценности и точки зрения, быстро поняли и усвоили эти аналитические схемы.

«Коперниканская революция» в этой области исследований состояла в появлении гипотезы, согласно которой не только ошибка, или иллюзия, или недостоверное мнение, но и открытие истины социально (исторически) обусловлено. До тех пор, пока внимание концентрировалось на социальной детерминации идеологии, иллюзии, мифа и моральных норм, социология познания не могла возникнуть.

И без нее было совершенно ясно, что объяснение ошибочного или

несертифицированного мнения включает в себя действие некоторых внетеоретических факторов, что иногда требуется специфическое объяснение, так как реальный объект не дает возможности объяснить ошибку. Однако в случае подтвержденного или сертифицированного познания долгое время считалось, что его можно адекватно объяснить сточки зрения непосредственного отношения объекта и его интерпретатора. Началом социологии познания послужила замечательная гипотеза, согласно которой даже истины следовало считать социально обусловленными, связанными с историей общества, в котором они возникли.

Дать краткий очерк даже основных течений социологии познания — значит не дать адекватного представления ни об одном из них и исказить их все. Разнообразие формулировок — от Маркса до Ше- лера и Дюркгейма; разнообразие проблем — от социальной детерминации систем категорий до классового характера политической идеологии; огромные различия в сфере применения — от всеобъемлющих категорий интеллектуальной истории до социальной локализации мышления негритянских ученых за последние десятилетия; разнообразные пределы, приписываемые этой дисциплине — от всеобъемлющей социологической эпистемологии до эмпирических отношений частных социальных структур и идей; пролиферация концептов — идей, убеждений, позитивного знания, мышления, истины, суперструктуры и т.д.; разнообразие методов обоснования — от правдоподобных, но не подтвержденных документально обвинений, до тщательного исторического и статистического анализа — в свете всего этого сжатое до нескольких страниц описание одновременно и аналитического аппарата, и эмпирических исследований должно пожертвовать деталями ради целого.

Чтобы сделать сопоставимыми многочисленные и разнообразные исследования, появившиеся в этой области, мы должны следовать некоторой аналитической схеме. Нижеследующая парадигма задумана как шаг в этом направлении. Она, несомненно, является частной и, будем надеяться, временной классификацией, которую со временем заменит лучшая, более точная аналитическая модель. Но все же она обеспечивает основание для составления полного каталога выдающихся достижений в этой области; для выявления противоречивых, контрастных и совместимых результатов; для совершенствования применяемого в настоящее время концептуального аппарата; для определения природы тех проблем, которые занимают ученых, работающих в этой области; для оценки данных, с помощью которых они исследуют эти проблемы; для того, чтобы отыскать харак

терные пробелы и недостатки в современных способах интерпретации. Классификация, составленная на основании нижеследующей парадигмы, подготовит появление зрелой теории в социологии познания.

<< | >>
Источник: Мертон Р.. Социальная теория и социальная структура. 2006

Еще по теме Социальный контекст:

  1. 2.1. Проблема социальных субъектов в советской философской литературе 60—80-х годов
  2. § 2. Культура в социально-историческом контексте общественной жизни
  3. 3.5. Блага и социальный контекст
  4. Социальные аспекты жизни
  5. Важнейшие аспекты этико-социальной проблематики.
  6. Основные факты и социально-философские компоненты в мировоззренческом развитии Маркса и Энгельса.
  7. 5.2. Смысл и ЗНАЧЕНИЕ. ГРУППОВЫЕ СМЫСЛООБРАЗУЮЩИЕ КОНТЕКСТЫ И ПРЕДЕЛЫ ПОНИМАНИЯ
  8. Угроза релятивизма как результат «погружения» науки в контекст
  9. Социальная девиация
  10. Глава 4 Культура, бесформенность и символы: три ключа к пониманию быстрых социальных изменений
  11. История и институциональная деятельность: два типа социального равновесия
  12. Глава 3 Социальный контекст возникновения немецкой социологической классики
  13. Социальный контекст
  14. Генезис педагогических условий социально-педагогического проектирования деятельности молодежных общественных организаций
  15. Социальная справедливость в системе государственного проектирования: мобилизационный и инновационный контексты
  16. § 1. Допетровская Русь в исторической политике российского самодержавия и восприятии российского общества: источники формирования исторической памяти и социальный контекст
  17. § 1. Допетровская Русь в исторической политике советской власти и восприятии народа: источники формирования исторической памяти и социальный контекст
  18. § 1. Допетровская Русь в исторической политике власти и восприятии российского общества в постсоветские годы: источники формирования исторической памяти и социальный контекст
  19. Теневая занятость в системе трудовых отношений (социальный контекст) Белов Евгений Александрович старший преподаватель, кандидат социологических наук Казанский юридический институт МВД России, Казань, Россия E-mail: Belov@telecet.ru
  20. Формирование целостной гармоничной личности в социально-философском контексте Иванова Оксана Валерьевна аспирантка Забайкальский государственный гуманитарно-педагогический университет им. Н.Г. Чернышевского, Чита, Россия. E-mail:gala@zabspu.ru, onomax@mail.ru