УЧЕНИЯ ОБ ОБЩЕСТВЕННЫХ КЛАССАХ НА ОСНОВЕ БОГАТСТВА
Все рассмотренные до сих пор теории общественных классов исходят, как мы видели, из основы неэкономического или не чисто экономического характера. Все они строят учения о классах или на биологической основе, или этнической и антропологической, или технической, психологической и т. д. Ближе к экономической основе подходит Зомбарт-Ганзен, а также д’Эт и Декамп. Но последние, во- первых, ограничиваются только описательной стороной вопроса, во- вторых, как мы видели, разумеют под «уровнем жизни» далеко не одни только экономические условия жизни, не один лишь расходный частнохозяйственный бюджет, типичный для различных групп населения. Что же касается Зомбарта—Ганзена, то и у них основой социальных классов является не хозяйственная система сама по себе, а лишь «воплощение» идеи этой системы и «носительство» ее тем или другим слоем населения. Если поэтому все рассмотренные учения об общественных классах в теоретическом отношении были далеко не удовлетворительны, в смысле научного разрешения проблемы классового расчленения, то причины этого лежали, в значительной степени, в их неэкономической основе, из которой эти учения исходили в своем объяснении чисто экономических категорий, какими являются категории классов. Много научнее и ближе к действительности учения и теории общественных классов, опирающиеся на экономическую основу. К таким учениям мы относим: 1) учения об общественных классах на основе богатства (потребительно-меновая основа), 2) учения на основе распределительных отношений и 3) учения об общественных классах на основе производственных отношений. Начнем с первых. Теория общественных классов на основе богатства едва ли не самая распространенная. Среди представителей этой теории мы находим Лоренца Штейна, Шеффле, Бюхера, Оверберга, Визе, Гобло, Или, ( мола и многих других. Лоренц Штейн был одним из первых, кто пытался поставить ис- i ледование проблемы общественных классов на путь самостоятельного исследования. Лоренц Штейн развивает свое учение об обще- с I венных классах, главным образом, своей «System der Staatswis- senschaft» (II-ой том, 1856 г.), где в учении об обществе вся первая часть посвящена исследованию о «Понятии общества и учении об общественных классах»451. Но идею классов Лоренц Штейн впервые мграгивает еще в 1842 году в своей первой большой работе «Der Sozialismus und Communismus des heutigen Frankreichs»452. В этой последней работе Лоренц Штейн высказывает уже ряд тех главнейших идей, которые он развивал в дальнейшие годы. В «Der Sozialismus und Communismus» Лоренц Штейн находится под влиянием французских социалистов, в особенности же под влиянием Рейбо, Консидерана, Люи-Бланаи Кабэу с которыми он был близко знаком, во время своего пребывания во Франции453. Характеризуя условия, при которых развивался во Франции социализм начала XIX нека, Лоренц Штейн останавливается на описании особенностей двух различных исторических эпох социальной жизни Франции: эпохи дореволюционной Франции и пореволюционной эпохи. Характеристика последней и приводит его к идее общественных классов. Если, говорит Л. Штейну в конце прошлого столетия против государства иступало сословие, то теперь выступает класс в своем стремлении изменить общество; и если прежде революция была политической, то теперь время чисто политического движения уже прошло и ближайшая революция может быть уже только социальной454. Противополагая классы нового общества сословиям старого общества, Л. ШтейНу таким образом, противопоставляет государство обществу. Эта идея противопоставления государства и общества составляет предмет особенного внимания Л. Штейна; он возвращает- ся к этому вопросу и в «Истории социального движения во Франции», и в «Системе государственной науки», где эта идея находит свое наибольшее развитие. В дореволюционной Франции Л. Штейн находит три сословия: дворянство, духовенство и третье сословие. Лишь французская революция, говорит Л. Штейн, привела Францию к новому обществу, в котором на место сословий выступало новое деление; вся масса народа разделяется теперь на владеющих и невладеющих, или на таких, которые с своей рабочей силой соединяют капитал, и таких, которые ничем не владеют, кроме своей рабочей силы; первые — это буржуазия, вторые — пролетариат. Пролетариат, по определению Л. Штейн, — это класс тех, кто не владеет ни образованием, ни собственностью, в качестве базы своего положения и значения в общественной жизни, но кто, однако, считает за собой право не оставаться совершенно без такого количества благ, которое обеспечивало бы личности ее ценность. Этот пролетариат нового времени Л. Штейн считает существенно отличным от пролетариев древнего Рима: плебеи, говорит он, жили только на счет государства; не таковы современные пролетарии, которые выявились впервые во Франции лишь во время великой революции, а сложились в класс лишь только после июльской революции. Вместе с этим Л. Штейн пытается дать и характеристику двух основных социальных классов нового французского общества после революции. Эта характеристика не отличается, правда, определенностью и ясностью. Последней мешает Л. Штейну форма той старо-гегелевской метафизики, с ее «противоречиями» в развитии явлений жизни, под сильным влиянием которой находились мысль и манера изложения у Л. Штейна. В этой характеристике, однако, ясно просвечивает основа, на которой возникают и развиваются, по его мнению, общественные классы. Эта основа — факт владения. «Всякое равенство, — говорит Л. Штейн, — к которому стремится труд, в собственности (владении) встречает вечного врага, благодаря чему стремления труда делаются напрасными и в обществе укрепляется неравенство, покоящиеся непосредственно на владении... Идея владения такова по своему значению, что она, с одной стороны, способствует образованию классов и дальнейшему разграничению между ними, с другой стороны — вызывает глубокую противоположность между буржуазией и народом»1. Как мы видим, Л. Штейн, говоря о владении как основе классового образования и расчленения, в идее владения видит и основу противоположности между классами, которая приводит его в дальнейшем к признанию идеи неизбежной борьбы классов. Эта идея классовой борьбы довольно определенно выступает у Л. Штейнауже в первом издании его «Der Sozialismus und Communismus». После революции, говорит Л. Штейн, тотчас же стала проявляться борьба принципов, сводившаяся к противоположности материального индивидуализма и коммунизма; эта противоположность привела к расчленению общества на владеющих и невладеющих, буржуазию и пролетариат; в этих двух классах вообще скрыт принцип противоположности; начинавшееся сильное и глубокое расчленение между ними продолжает медленно развиваться, входя в силу по мере развития материальной жизни; оно то затихает, встречая на своем пути препятствия, то, напротив, находит в себе более благоприятные условия и делается более решительным и более обостренным, наполняясь материально вырастающим и входящим в сознание противоречием455. В новом издании своего «Социализма и коммунизма», появившемся в 1848 году, Л. Штейн еще более углубляет свои взгляды относительно общественных классов456. К этому времени, помимо учения французских социалистов, он имел возможность располагать уже более значительным материалом, чем прежде. В числе упоминаемых им источников мы встречаем и Маркса «Нищету философии», и Энгельса «Положение рабочих классов в Англии», точно так же Карла Грюна «Социальное движение во Франции и Бельгии», Бензена «История пролетариата», Люи Блана «Histoire de dix ans» и других. Общие рамки вопросов остаются у него прежние, но мысли расширяются и в некоторых пунктах углубляются: более резко подчеркивается различие между сословным расчленением в обществе и классовым; точнее выясняется экономическая сущность пролетариата, в отличие вообще «невладеющих»; выясняется индивидуалистический характер интересов буржуазии и буржуазного общества457; идея взаимоотношений между обществом и государством находит себе дальнейшее развитие. Таким образом, уже в 40-е годы у JI. Штейна складываются следующие идеи в вопросе о социальных классах: 1) идея необходимости выяснения сущности общества и его законов, в отличие от идеи государства; законы развития классов есть законы развития общества; 2) идея двух общественных классов, ясно обозначившихся во Франции после июльской революции: буржуазии (капитал) и пролетариата (рабочая сила); 3) основа классового расчленения — владение; буржуа — обладатель капиталом как средством производства; пролетарий — ничего не имеет, кроме рабочей силы; 4) идея противоположности классовых интересов; 5) идея борьбы классов, вытекающей из их противоположных интересов. В 50-е годы Л. Штейн настолько расширяет свое учение об общественных классах, что в «System der Wissenschaft» оно занимает у него уже большой отдельный том, вышедший в 1856 г. под заглавием «Понятие общества и учение об общественных классах». Исходным пунктом учения о классах является здесь у Л. Штейна его давняя мысль о противоположности между государством и обществом. Эта противоположность, по его мнению, составляет содержание всей внутренней истории народов и государств мира; она является жизненным принципом внутренней истории вообще; в ней сходятся все радиусы развития; без нее невозможно понять внутреннего хода жизни. Вместе с тем проблему классов Л. Штейн считает составной и неразрывной частью проблемы общества. В обществе он видит такой порядок, такую организацию общения между людьми, которая возникает вместе с появлением собственности (владения) и ее распределением и является в результате действия интереса личности; но в собственности же этот последний, по мере своего пробуждения и развития, встречает себе определенного рода противодействие, что приводит к появлению классового интереса со всеми его противоречиями, противоположностями; на почве классового интереса развивается далее общественная борьба со всеми своими серьезными, положительными и отрицательными, последствиями. Все это рисуется Л. Штейну как проявление законов, действующих на почве распределения собственности. Содержание этих законов, по мнению Л. Штейна, и составляет в своей совокупности учение об общественных классах1. В то время как задача статистики, говорит Л. Штейн, доказать действительное существование общественных классов, их отно шение к другим классам и их объем, сущность этих классов может представить лишь учение об обществе. Но само общество, общественный строй, общественное развитие, общественные законы Л. Штейн строит на хозяйственной базе, сводит к «народно-хозяйственному строю», на котором зиждется, по его представлению, неизбежно и необходимо «классовая система»458. «Процесс образования классов, — говорит Л. Штейн, — есть прежде всего, конечно, хозяйственный процесс и подлежит поэтому общим законам, действующим в хозяйственной жизни. Отсюда же следует, что этот процесс (образрвание классов) в сущности своей проходит те же стадии, какие проходит и хозяйственный процесс распределения благ»459. В процессе распределения, в факте владения, в доходе Л. Штейн и видит основу классового расчленения общества.'Эту основу классов Л. Штейн сводит не столько к самому процессу распределения хозяйственных благ в обществе, сколько к размерам владения этими благами. Если классовое расчленение общества и классовые различия Л. Штейн считает основой общественного строя, то «классовым строем, — говорит он, — мы называем такой общественный строй, который покоится на распределении размеров владения; этот строй находится в постоянном движении и изменении, но бесконечное разнообразие этого движения все же подчиняется действию определенных законов, соответствующих общественному развитию»460. Различие владения есть основа классового различия — это основное положение Л. Штейна, которое он всюду повторяет и развивает. Весь процесс образования классов так же, как и процесс образования классового строя, сводится у него к процессу развития владения, отношений этого владения и вытекающего отсюда общественного порядка461. С понятием общественных классов Л. Штейн соединяет, однако, не только одни различия в размерах владения хозяйственными материальными благами; в его представлении эти различия служат лишь материальной основой, на которой зиждятся и другие, нематериального уже свойства, различия, характеризующие понятие общественных классов; таковыми Л. Штейн считает «духовные блага, права и социальные функции», которые распределяются между сочленами общества также весьма различно, в зависимости и в связи с различиями в распределении материальных благ. Что это за духовные права, блага и функции, это Л. Штейн выясняет в первой части своего учения об общественных классах, где трактуется вопрос о возникновении классов. Эту часть Л. Штейн считает общей основой учения об общественных классов. Образование классов, говорит Л. Штейн, это такой процесс, в результате которого, вследствие разделения владения, возникает своеобразное распределение духовных благ, прав и функций между отдельными членами общества, которые, благодаря этому, создают себе и закрепляют за собой определенное общественное положение и определенные общественные задачи. Этот процесс Л. Штейн считает, как мы видели, прежде всего, хозяйственным, опирающимся на хозяйственный процесс распределения материальных благ; а так как последний имеет, по его представлению, три основных формы в своем развитии, то эти же три основные формы являются поэтому и тремя стадиями всякого общественного образовании классов1. По Л. Штейну, «общий принцип всякого образования классов нужно видеть в том, что различное распределение владения есть основа духовного разделения труда и вместе с тем основа развития вообще человечества». В каждой из трех стадий развития форм распределения, на которых Л. Штейн строит три стадии развития социальных классов, он находит ряд ступеней и промежуточных образований. Что же это за три стадии? Первая стадия или форма распределения, по Л. Штейну, такая, в которой совершенно еще нет никакого хоть сколько-нибудь определенного индивидуального владения (собственности) или же оно, хотя и имеется, но крайне незначительно. Вторая стадия— такая форма распределения, в которой размеры владения у каждого сочлена или совершенно одинаковы или так близки, что различия владения еще не порождают различий в общественном положении между сочленами. Третья стадия—это такая форма распределения, где уже определенно выступают наружу различия в размерах владения; здесь имеет место распределение уже в собственном смысле этого слова. Такой процесс развития Л. Штейн называет «органическим процессом образования классов», которому, в его представлении, следует в своем развитии любая общественная форма, не только классовые отношения: в своей первой стадии она не находится под влиянием владения, во второй — покоится на существенном равенстве владения, и, наконец, на третьей стадии развивает в себе заложенные различия, со всеми их последствиями. Л. Штейн думает, что научно познать сущность образования классов—это значит понять законы, по которым возникают и развиваются три отмеченные формы владения в их причинной связи с нравствен- пым порядком общественной жизни и распределением духовных благ и функций, с одной стороны, а также в связи с интересами каждой отдельной личности, с другой1. Первая стадия, по Л. Штейну, — это стадия естественного состояния, status naturalis; это период стадного существования, без всяких признаков общественного и государственного порядка; здесь нет еще сколько-нибудь определенного распределения владения; здесь пет даже в собственном смысле слова производства продуктов; последние берутся в готовом виде из природы; это — период хозяйственной и вместе также духовной бедности; здесь нет и тесного общения между индивидами; это — время разобщения (Vereinzelung); если же и может здесь проявляться общение на почве общего суда, общего поля брани, общего богослужения, то все это носит случайный характер; здесь нет различий между высшими и низшими, нет господства и зависимости; это период отсутствия, с одной стороны, организованного строя и, с другой стороны, отсутствие противоположностей; а это значит — отсутствие общественности; и, таким образом, это период отсутствия общества: здесь нет ни общежительности (социабильности, Geselligkeit), ни нравственности, ни права. Вторая стадия— стадия равенства владения; здесь человек находит под влиянием нужды основу, позволяющую ему выйти из состояния бедности; эта основа в том, чтобы предметом деятельности делать не плоды, не результаты сил природы, а сами эти силы природы; этого человек достигает, вкладывая свой труд впервые в землю; это ведет к оседлости, а отсюда — к собственности; этот переход и открывает собою вторую стадию после стадии естественного состояния; здесь каждый захватывает себе землю во владение в таком размере, который соответствует его силам; но трудовые сельскохозяйственные силы каждого, за немногим исключением, в среднем равны; отсюда все владения здесь одинаковы; отсюда, это — период равенства; но для несения и выполнения трех общественных функций (внешней защиты, суда и богослужения) здесь уже выбираются особые лица (начальники, старейшины); хотя они и выборные, но сами выборы ведут уже к образованию партий; здесь еще нет противоположности богатых и бедных, но уже есть противоположность личных партий, расслоение сторонников различных кандидатов; в результате, здесь уже возникает внутренняя борьба, ведущая к разложению общины равных. Третья стадия, по Л. Штейну, — стадия неравенства владения; это — стадия образования классов в собственном смысле; здесь действует такой порядок человеческого общения, где распределение общественных функций и духовных благ покоится на различии размеров владения, на неравенстве распределения; на этом же неравенстве владения покоятся и существующие здесь противоположные интересы; это стадия общественного строя, который можно назвать классовым строем; предметом стремлений каждого здесь является достижение наивысшего владения, так как та или иная степень размеров владения обуславливает собою здесь и соответствующую степень общественного положения462. Итак, образование и развитие классов, по мнению Л. Штейна, покоится на образовании и развитии различий владения. На чем же зиждится, по представлению Л. Штейна, различие владения и каковы причины происхождения этих различий? Происхождение различий владения у Л. Штейна троякое: первый вид происхождения их — в физических, естественных свойствах лица или семьи; например, в силу наследственного права владение может разделиться между многими членами семьи, но в другом случае — последних может и не быть; второй вид связан с личной силой и является в результате насилия; третий вид происхождения неравенства владений лежит в обмене и промысловой (торгово-промышленной и проч.) деятельности. В результате процесса развития владений и его отношений возникают более или менее значительные подразделения в обществе, сущность которых — в одинаковости положения в обществе, вызываемого одинаковостью владения. Эти подразделения Л. Штейн и называет классами вообще. Но, чтобы точнее уяснить понятие классов, Л. Штейн считает необходимым различать в понятии класса две различные категории: общественные классы и экономические («хозяйственные») классы. Смешивание экономических и общественных классов порождает, по мнению Л. Штейна, массу неясностей; покоится же оно на том, что хозяйственные классы являются основой общественных и постоянно стремятся к тому, чтобы сделаться общественными, как только возникают463. Различие между общественными и экономическими (или хозяйственными) классами Л. Штейн видит в следующем: если принимать во внимание только одно хозяйственное расчленение общества на неравные по владению группы или классы, не считаясь с тем, к чему ведет в общественной жизни это чисто экономическое неравенство владения, то перед нами будут экономические классы; если же считаться со всеми теми социальными последствиями, к которым приводит чисто экономическое расчленение общества, т. е. прини- мать во внимание то различное положение, которое занимают в обществе различные экономические классы, благодаря чисто экономическому неравенству владения, то в таком случае мы будем иметь общественные классы. Общественный класс — это «совокупность I ех, кто в силу одинакового хозяйственного положения занимает одинаковое общественное положение»1, причем необходимым условием появления общественного класса Л. Штейн считает предварительное появление сознания одинаковости хозяйственного положения; это сознание он считает первым шагом для перехода из различий чисто хозяйственного характера к различиям духовного порядка. В экономических классах Л. Штейн видит различия двух порядков: количественные и качественные. Количественные различия покоятся только на различии размеров имущества; здесь можно установить существование трех различных подразделений: группу недостаточных, достаточных и богатых; это три различных степени хозяйственных классов. Качественные различия, напротив, основываются на различиях труда и капитала и ведут к двум различным группам: капиталовладельцев и владельцев рабочей силой. Для появления общественных классов, как их понимает Л. Штейн, необходимо, чтобы чисто хозяйственные, материальные различия перешли в различия духовные, общественные. Если бы сознание и интересы не выходили за пределы хозяйственной области распределения материальных благ, то классовое расчленение общества никогда не поднялось бы до образования общественных классов. Что же способствует такому переходу от чисто экономической области в духовно-общественную жизнь? По мнению Л. Штейна, таким моментом, который толкает сознание и интересы за пределы «чисто хозяйственных отношений», является прибавочная ценность, или чистый избыток (Uberschuss, как его называет Л. Штейн, переводя на немецкий французское surplus). Эта прибавочная ценность дает индивидам возможность удовлетворять без труда свои чисто хозяйственные потребности и — что самое главное — дает возможность применять в области хозяйственной деятельности духовные блага; последние же в своем применении к жизни являются источником общественных благ. В этом и лежит, не говоря о классовом самосознании, зародыш того, что чисто хозяйственные различия переходят в общественные различия: те, кто обладает прибавочною ценностью, отличаются от тех, кто ею не обладает; здесь, следовательно, причина и различий между высшим и низшим классами: богатый класс не только владеет материальными благами, но и имеет вследствие этого данные для несения в обществе духовных функций; низший же класс не владеет ни богатством, ни тем «общественным доходом» (прибавочной ценностью), который ведет к благам духовного порядка. Отсюда Л. Штейн выводит и то, что богатый класс состоит во главе человеческого общества, являясь господствующим классом464. Итак, согласно Л. Штейну, основой экономических классов являются различия в размерах владения: основа общественных классов — различия в общественном положении и в общественных функциях; в то время как первые — экономические классы — в количественном отношении распадаются на подклассы: недостаточных (бедных), состоятельных и богатых, а в качественном — на капиталистов (владельцев капиталом) и рабочих (владельцев рабочей силы), — вторые, т. е. общественные классы, распадаются на высший класс и низший класс; первый из этих классов — господствующий класс. Различие между высшим и низшим общественными классами представляет, по мнению Л. Штейна, не что иное, как органическое стремление общества к разделению труда в духовной жизни. Весь смысл существования высшего класса Л. Штейн видит поэтому в выполнении им общественных функций, к которым он призван, благодаря обладанию прибавочной ценностью («общественным доходом»). Только на этом и может покоиться общественный порядок. «Отступление высшего класса от его нравственной задачи (“священной нравственной обязанности”) было бы потерей его духовных прав и притязаний на его более высокое общественное положение; превращение своей жизни в одно лишь наслаждение и одно лишь личное использование своего богатства для высшего класса было бы извращением его собственной нравственной сущности»465. Высший класс, благодаря владению, делается, по Л. Штейну, господствующим. В обществе с правовым строем этот господствующий класс закрепляет свое высшее положение и свое господство в действующем праве; право закрепляет это господство уже потому, что оно закрепляет и дает признание самой системе владения. Классовое образование на этом пункте заканчивает, по мнению Л. Штейна, свой круг. Но вместе с тем, однако, классовое образование не отмирает окончательно. Напротив, оно остается все время жизнедеятельным, благодаря среднему классу466. С реднему классу Л. Штейн уделяет особое внимание. Средний класс, в представлении Л. Штейна, опирается на среднее владение. 11оследнее же родственно как низшему классу, так и высшему; пер- иому потому, что среднее владение предполагает вместе с владением и собственную трудовую деятельность владельца; второмуже потому, что среднее владение предполагает в себе существование капитала. Такое положение среднего класса обрекает его, по мнению /. Штейна, на своеобразную роль в классовом обществе: средний класс выступает защитником как труда, так и капитала; он «покоится па примирении противоположности между двумя крайними обще- с гвенными классами». Такая роль падает, однако, на общественный средний класс, а не на экономический; существование же средних владений далеко еще не означает существования среднего общественного класса; история древнего мира, как известно, не знала среднего класса; древний мир был не способен образовать из средних владений средний класс. Появление и образование среднего общественного класса Л. Штейн соединяет с возникновением лишь буржуазии. Общественную задачу среднего класса Л. Штейн видит в том, «чтобы он в своем владении воплощал идею общественного труда». Дело в том, что, в силу владения, средний класс является носителем существующего права; в то же время он является носителем и идеи труда; следовательно, по положению своему средний класс защищает право каждого из классов против попыток нарушения его со стороны каждого другого. В этом Л. Штейн и видит общественную задачу среднего общественного класса, считая средний класс «естественной базой общественного развития». Но в столкновении классовых интересов эти задачи среднего класса находят себе, по мнению Л. Штейна, самое решительное противодействие. Интересы господствующего класса, покоящиеся на стремлении к исключительному господству, сводятся к тому, чтобы низвести средний класс из положения общественного к положению чисто экономического класса. Отсюда — всякое ограничение общего права прежде всего, по мнению Л. Штейна, чувствуется средним классом, который всегда оказывает поддержку низшему классу в борьбе против ограничения свободы1. Л. Штейн заканчивает свое учение об общественных классах учением об общественной борьбе классов. Одинаковость отдельных индивидуальных интересов создает, по мнению Л. Штейна, классовый интерес, покоящийся на отношениях распределения благ: в интересах каждого класса удержать за собой наивысшую долю, чтобы обеспечить себе наивысшее положение в обществе. Учение о классовых интересах, следовательно, сводится у Л. Штейна к учению о классовом господстве, которое и приводит к борьбе классов1. Изложенное учение Л. Штейна об общественных классах, развитое им в 1856 году, содержит в себе лишь немного нового, сравнительно с теми идеями, какие высказывал Л. Штейн по вопросу о классах в своей первой работе, в 1842 году. Среди новых мыслей мы встречаем: 1) идею экономических классов в отличие от общественных классов; 2) идею средних классов, стоящих между буржуазией и пролетариатом, и 3) идею прибавочной ценности, служащей связью между экономическим классом и общественным. Но вместе с тем это учение о классах развито Л. Штейном с такою полнотой и стройностью, содержит столько богатства мыслей и такую глубину их, что приходится удивляться, почему учение о классах Л. Штейна оставалось забытым как у социалистов, так и у экономистов. Единственный историк учений об общественных классах, бельгийский социолог ван Оверберг в своей книге «La classe sociale» не упоминает о Л. Штейне ни единым словом. Равным образом на заседаниях парижского социологического общества, посвященных специально вопросу о «социальных классах», учение о классах трактовалось так, как будто это учение только-только зарождается, как будто не были намечены еще к 50-м годам XIX-го столетия основные пункты и рамки проблемы классов и притом с такой полнотой и широтой взглядов, как это мы видим уже у Л. Штейна. Не менее удивительным представляется и то, что после теоретического исследования проблемы социальных классов, предпринятого Л. Штейном, ни одним социалистическим теоретиком не было сделано сколько-нибудь обстоятельной попытки такого же теоретического исследования по данному предмету, в котором социалистическая мысль всегда ощущала сильную нужду, при всех вопросах выступая со своей основной идеей борьбы классов. Сущность учения Л. Штейна по вопросу о социальных классах можно свести вкратце к следующему: классовый строй в обществе явился на смену сословного строя еще со времени великой французской революции; с этого момента общество стало распадаться на два различных класса: буржуазию и пролетариат; основой образования этих классов в обществе является факт владения; с появлением соб- ственности и развитием индустрии возникают различия в размахах владения, которые и приводят к противоположности интересов, а отсюда — к классовой борьбе; классовая система покоится, таким образом, на народно-хозяйственном базисе; но материальные различия и материальное неравенство приводят к различию и другого порядка: к различию в области «духовных благ, прав и социальных функций»; отсюда — мы имеем классы общественные и экономические; переход последних в первые — результат действия прибавочной ценности; капиталисты и рабочие — это экономические классы; класс высший и низший, господствующий и подчиненный — классы общественные; между высшим и низшим общественными классами лежит глубокое социальное противоречие, но между ними стоит средний класс, который берет на себя, к общему благополучию, роль примирителя; причина такой примирительной социальной функции, выпавшей на долю среднего общественного класса, в том, что этот класс носит в самом себе как идею труда, так и идею капитала. Учение Л. Штейна поражает богатством мысли и постановкой вопроса, особенно если принять во внимание то далекое прошлое, когда Л. Штейну приходилось прокладывать пути в исследовании проблемы классов. Само по себе, однако, учение Л. Штейна открыто для критики во многих отношениях. Общий недостаток его — в неопределенности многих положений Л. Штейна, их неясности, их противоречивости. В самом понятии «класса» у Л. Штейна мы видим двойственность; для него класс в одном случае — социально- экономическое образование, покоящееся на народно-хозяйственной основе, на владении в различных размерах материальными благами; в другом случае — это социально-политическое образование, покоящееся на различиях правно-политического характера. Различие между общественными и экономическими классами страдает у Л. Штейна полнейшей неопределенностью. С какого момента экономический класс превращается в социальный, установить этого Л. Штейну не удается. Такое деление классов неправильно уже чисто методологически: всякая экономическая группа (например, капиталисты или рабочие), в том смысле «народно-хозяйственных образований», в каком разумеет их Л. Штейн, является и социальной группой. Можно думать, что под категорией «общественных» классов, в отличие от классов «экономических», Л. Штейн разумеет социально-политические образования: его высший и низший общественные классы — классы, возникшие на основе отношений господства и подчинения, на почве различия социально-политических прав и привилегий. Но в таком случае Л. Штейн уже составляет свой народно-хозяйственный базис и вводит другую основу — различие правно-политических отношений. Отсюда—двойственность, противоречивость. В качестве признака, устанавливающего различие между экономическими классами и общественными, J1. Штейн, как мы видели, не прочь считать психологический момент — классовое сознание, которое у «экономических» классов, по мнению Л. Штейна, почему-то отсутствует. В этом случае мы видим у Л.Штейна еще новую основу для классовых различий, на этот раз уже психологическую. Но еще больше противоречий у Л. Штейна с категорией среднего общественного класса, которую устанавливает Л. Штейн наряду с категориями высшего и низшего классов: пока труд и капитал представлены отдельно друг от друга, пока носителями того и другого являются различные классы (высший и низший), до тех пор Л. Штейн считает эти категории непримиримыми; при слиянии же своем в руках среднего класса труд и капитал неожиданно теряют, по Л. Штейну, свою непримиримость и свою противоположность. Почему происходит такое перерождение, остается неясным. Несомненно лишь одно, что все симпатии Л. Штейна — на стороне среднего класса и что роль среднего класса у Л. Штейна так же чрезмерно идеализирована и переоценена, как и у некоторых социалистов-утопистов (Сисмонди, Томпсон). Видя основу образования социальных классов главным образом в размерах владения, Л. Штейн нередко близко подходит и к распределительному моменту. Но его интересует не самый момент распределения, не процесс распределения, а лишь количественный результат распределения, лишь размеры владения. Учение Л. Штейна нельзя поэтому смешивать с учениями, строящими понятие классов и процесс их образования на основе распределительных отношений. К представителям рассматриваемого учения можно отнести и Шеффле, являющегося столько же и экономистом, сколько социологом. Мы уже говорили, что позиция Шеффле по вопросу об общественных классах двойственная. Социологическое обоснование процесса классового строения общества он дает в духе естественно-органической школы. Но в то же время Шеффле на классовую категорию смотрит как на экономическую категорию, ставя классовое образование на экономическую почву. Шеффле видит, таким образом, в проблеме классов как бы две стороны: экономическую и социологическую — и каждой из этих сторон дает различное освещение. В общественной жизни Шеффле различает сложный ряд массовых образований: естественно-органические (семья, род, раса), земляческие или национально-территориальные, народно-хозяйственные, религиозные, партийные и прочие. Народно-хозяйственные групповые образования он разлагает на классовые и сословные. Уже отсюда мы видим, что образование классов и сословий Шеффле отрывает от естественно-органической почвы. Классовое и сословное расчленение Шеффле ставит на особую почву. Народно-хозяйственными образованиями, говорит Шеффле, являются, главным образом, расслоения по владению и по профессиям, или классовые и сословные467. Классовое расслоение вытекает, согласно Шеффле, из различий хозяйственных отношений владения; оно коренится в различии величины и рода обладания источниками дохода. «В сущности, —говорит Шеффле, — класс есть расслоение по различию владения или невладения». Исходя из этой основы, Шеффле различает три общественных класса: класс богатых, средний класс и пролетариат, или класс неимущих. Но, замечает Шеффле, это образование трех классов исторически не всегда носило одни и те же черты и поэтому не всегда одно и то же название; в различное время оно то усиливалось, то смягчалось некоторыми моментами иного характера, чем различия во владении; но равенство и неравенство хозяйственных отношений владения всегда при образовании классов имело силу468. Трехчленную формулу деления общественных классов Шеффле особенно подчеркивает, придавая среднему классу большое значение и находя, что в некоторые моменты исторического развития народов слои средних классов имели в обществе преобладающее значение469. Отмечая двоякого рода различия в собственности или владении, различия как в величине или размерах собственности, так и в виде собственности, Шеффле признает значение, однако, только за первого рода различиями, т. е. за различиями, которые лежат в размерах обладаемого имущества; лишь последние, по его мнению, имеют влияние на образование классов. Это обстоятельство и дает нам право относить Шеффле к теоретикам богатства в вопросе об образовании социальных классов. В классовом строении общества Шеффле видит столько же разрушающих элементов, сколько и укрепляющих существо социального тела. В данном случае он имеет в виду то обстоятельство, что среди членов одного и того же социального класса совершается при классовом расчленении процесс возрастающего сплочения и объединения, но что, с другой стороны, классовое расчленение сопровождается в то же самое время столкновениями между классами и взаимной ненавистью. «Богатые, — говорит Шеффле, — сплачиваются общими интересами владения, одинаковыми привилегиями господства; невладеющие же объединяются солидарностью борьбы за заработную плату и общей ненавистью против собственности; и тот и другой класс организуются в этой борьбе как классы, и никогда эта организация не была методичнее и грандиознее, чем в настоящий момент; это есть, однако, соединение воюющих масс для борьбы внутри общественного тела, соединенные в боевые дружины в войне за существование»470. Эту борьбу между классами Шеффле видит на протяжении всей истории человечества. Даже, говорит он, в счастливые времена преобладания в общественной жизни мелкопромышленного и мелкокрестьянского среднего сословия не было прочного и полного мира между классами. И в это время, например, массы городского сословия с переменным успехом боролись с привилегированными сословиями, выступавшими в лице светского и духовного дворянства. Шеффле не принадлежит, как мы видим> к сторонникам социальной гармонии в общественных отношениях. Вместе с классовым расслоением общества он устанавливает и идею социального антагонизма. Классовая противоположность коренится, по его представлению, в самой организации общественного хозяйства, этого «обмена веществ». Эту противоположность между классами Шеффле особенно резко подчеркивает в первом издании своей книги. «Классовую противоположность интересов, — говорит он, — вытравить из истории, где она так резко проявляется, и в то же время желать, чтобы народное хозяйство сохранило принцип частнохозяйственной конкуренции, — теоретически является внутренним противоречием, а практически — совершенно безнадежным»471. Вместе с тем Шеффленаходит, что с новой социальной организацией общественно-хозяйственного строя возможно полное исчезновение как социального антагонизма, так и классового расслоения вообще. «Классовая противоположность, — говорит Шеффле, — исчезнет, когда общество перейдет от частной организации общественного обмена веществ к социальной организации... В этом случае лишь общество избежит судьбы Спарты, Афин и Рима. К счастью, есть признаки, указывающие на то, что такой переход возможен»472. Шеффле различает, как мы видели, классовое расслоение от сословного. Основу классового строя он видит в различиях владения и особенно в различиях размеров обладания имуществом; сословное же расчленение общества он сводит к различию в профессии, или занятиях. «Сословные расслоения, — говорит он, — коренятся в принадлежности к одной и той же определенной профессии». На первом плане Шеффле ставит «хозяйственные» сословия, которые различаются по виду трудовой деятельности в общественном хозяйстве для каждой профессии. Но все разнообразие этих видов-профессий хозяйственного порядка он сводит к трем общим видам сословий: 1) сословие крестьянское, занятое первичным производством, т. е. главным образом в земледельческо-добывающей хозяйственной деятельности; 2) сословие фабрично-промышленное; 3) сословие торговое473. Кроме хозяйственных сословий, Шеффле различает профессионально-политические сословия, военное, либеральные (ученые, художники и пр.) и другие различного рода профессии-сословия нехозяйственного порядка. Как в установлении основы классов, так и попыткой различения классового строя от сословного Шеффле, как можно думать, находится под влиянием учения Лоренца Штейна. Последний, как мы видели, так же считает основой классового образования различия владения. Но как у Штейна связь между сословным и классовым строем оставалась, в конце концов, недостаточно ясной, так и у Шеффле понятие сословий страдает большою неопределенностью. По- видимому, Шеффле отождествляет сословное разделение общества и разделение на профессии. Об этом, по крайней мере, заставляет думать перечисление различных видов сословий, которое делает Шеффле и которое ничем не отличается от обычного перечисления видов различных профессий. Чем же отличается собственно деление на профессии от деления на сословия, у Шеффле нигде мы не находим. Эта неопределенность понятия профессии и сословия у Шеффле увеличивается еще тем, что организацию профессионально-сословную он тесно связывает с классовой организацией, точно не указывая границ той и другой. «Внутри всех хозяйственных профессий, — говорит, например, Шеффле, — вырастает классовая противоположность между владением и невладением, а вместе с тем вырастает и организация борьбы между противоположными друг другу классами, борьбы, происходящей изо дня в день. Помимо уже этой двойной организации борьбы, внутри хозяйственных сословий, в силу необходимости, создается еще масса раскалывающих общество противоположностей, благодаря конкуренции»474. Самый процесс всякого рода расслоений, совершающихся в обществе, в том числе и расслоений классовых и сословных, Шеффле представляет, как процесс совершающегося социального подбора в человеческой борьбе за существование. Все эти расслоения в обществе ему представляются результатом борьбы за существование и борьбы интересов. Социальный подбор Шеффле с читает социологической формой социального прогресса1. С точки зрения этого социального подбора Шеффле и рассматривает весь процесс происхождения и исторического развития социальных образований, каковому вопросу он уделяет большое внимание особенно в первом издании своего «Bau und Leben»2. Постоянное действие естественного подбора, говорит Шеффле, с одной стороны, дает населению все больше и больше взаимной связи, единения и единства, но, с другой стороны, образует все новые и новые своеобразные расслоения в развитии взглядов, чувствований и интересов среди различных слоев многосторонне расчлененного общества. При этом в каждый исторический момент такая взаимная связь и такие расслоения образуются своеобразно. Но, несмотря на это своеобразие, они всегда представляют собою результат давящей, подчиняющей, расчленяющей борьбы за существование. Выяснение на основе этой борьбы генетического происхождения сословий и классов Шеффле считает, однако, проблемой весьма трудной3. Классовое расчленение, по мнению Шеффле, есть последний пережиток (Uber), оставшийся от тысячелетий юридической и фактической несвободы народных масс и являющийся цепью бесконечно длинного историко-мирового движения, начинающегося исторически закономерно с расслоения на классы господ и несвободного населения, чтобы, в конце концов, возвести уже свободное расслоение на высокую ступень цивилизации; между этими двумя крайними историческими моментами лежат бесконечно многообразные переходы сословных и классовых расслоений4. В этом длинном процессе исторического развития общества сословное образование, с точки зрения Шеффле, является результатом принципа разделения труда, различного приспособления на почве этого принципа народных масс. Вместе с классовым, сословное расчленение вело всюду до сих пор к образованию господствующих выс- ших сословий и классов и подчиненных низших. Всюду и всегда 1 См.: ibid., первое издание, т. II, стр. 47, 56 и др. 2 См.: ibid., первое издание, III. Band. Spezielle Sozialwissenschaft, erste Halfte, Tubingen, 1878. 3 CM.: ibid., первое издание, III. В., стр. 83. 4 См.: ibid., первое издание, III. В., стр. 90-91. такое расслоение на господствующих и зависимых, высших и низших, являлось в результате двух сил: с одной стороны — оно было результатом победы и поражения во вне, и с другой стороны — борьбы за существование внутри; в то же время, раз образовавшись, это расслоение удерживалось и закреплялось организацией власти, превосходством образования, богатством и всем тем вообще, что вело к превосходству силы. В стремлении же к привилегированному существованию, замечает Шеффле, среди господствующих сословий и классов недостатка никогда не было. То же обстоятельство, что это стремление могло быть осуществлено немногочисленною частью населения над массами народа, Шеффле объясняет духовным и материальным бессилием народных масс, их нищетой и бедностью, недостатком средств борьбы в их руках, закреплением неравенства, узурпацией власти475. Расслоение населения на свободных и несвободных Шеффле находит еще ранее образования рабства, когда женщины, дети и все, кто не мог охотиться или воевать, должны были служить и выполнять работу, неприятную для господствующих слоев. Затем, с появлением рабства, неравенство и расслоение на свободных и несвободных продолжало развиваться, усложняясь и принимая различные виды в разные исторические эпохи, совершаясь все на одном и том же базисе — борьбе за существование. В отношении к последнему «высшее сословие, —говорит Шеффле, —явилось в результате превосходства силы в социальной борьбе за существование, которая есть борьба сильного, а не борьба по договорному соглашению или из-за конкуренции;... было бы совершенно неисторическим приемом исследования — признавать происхождение светской и духовной аристократии за результат злой воли и обмана народа и обесценивать эволюционно-историческую роль дворянства; его господство так же, как и господство духовенства, произошло в силу превосходства знания, вооружения, власти и владения»476. В противоположности свободных и несвободных Шеффле видит основу «сословного» расслоения, и до сих пор, после многих тысячелетий, сохраняющего свои следы. В данном случае, однако, у него окончательно исчезает граница между сословным и классовым расслоениями. Говоря о несвободном расслоении, Шеффле устанавливает постепенный, но неуклонный прогресс в сторону роста к более свободному социальному расслоению. В истории развития социальных отношений он видит неуклонный путь к эмансипации: вместе с организацией власти, совершается процесс концентрации народных масс; спаивание населения городов с населением деревень; организация народного войска и образование правого государства; капитал, концентрирующийся в крупных хозяйствах, ведет за собою необходимо и пролетариат; сам капитал требует роста народного образования, так как без последнего невозможно быть сильным в мировой конкуренции; отсюда — тенденция к эмансипации «четвертого сословия»; сами «господствующие и владеющие скопляют теперь во все большую и большую внутренне связанную силу коллектив народа и разбивают последние остатки несвободы, делая это быстрее и самоубийственнее, чем было раньше перед эпохой освобождения»477. В конце концов, находит Шеффле, благодаря обобществлению труда и хозяйства, произойдет полное исчезновение неравенства и господствующих классов; правда, «социальные различия руководителей и руководимых», по его мнению, сохраняются и при общественном производстве; но это будет, говорит он, делом привилегии и аристократии образования; эти руководители будут людьми, облеченными доверием, выборными. 478 Считая социальное развитие продуктом «естественного» подбора в борьбе за размножение и существование и ставя в то же самое время образование социальных классов на экономическую основу, Шеффле не может избежать противоречий. С одной стороны, социальные образования как проявления социального развития ему представляются продуктом естественного подбора. С другой стороны, те же социальные образования, сами по себе взятые, — продукт народно-хозяйственных отношений. В борьбе за существование, на принципе которой совершается процесс социального развития, по словам Шеффле, «нет для науки никакой общей и планомерной руки»479. Но в таком случае нелогично искать экономической закономерности и ставить на экономическую основу важнейший элемент социального развития — социальное расслоение. Характеризуя в общих чертах учение Шеффле об общественных классах, мы можем вывести следующие положения: 1) Шеффле определенно устанавливает и развивает как идею классового антагонизма, так и идею борьбы классов; но социальное значение и закономерность антагонизма и борьбы классов у него затушевываются тем, что он процесс социального развития подчиняет действию «естественного подбора и размножения» (Zuchtwahe); 2) различая классовое расслоение общества от сословного, Шеффле недостаточно ясно проводит, однако, это различие, смешивая сословный раздел с делением общества на профессии; понятий профессии, сословия и класса Шеффле не выясняет себе с достаточной определенностью; 3) устанавливая экономическую основу классового образования, Шеффле видит таковую в различиях владения, разумея под последними различия, главным образом, в размерах дохода и имущества, г. е. богатства; такое обоснование классов страдает всеми недостатками теории богатства (см. ниже); 4) Шеффле развивает идею трехчленного классового расслоения; но три класса его — богатый, средний и бедный — имеют лишь чисто количественное значение; качественное значение их и их взаимоотношения остаются невыясненными; в этом последнем смысле категория среднего класса остается у Шеффле бессодержательной. Одним из видных защитников разбираемого учения, в смысле определения основы происхождения общественных классов и классового расчленения общества размерами богатства, является также лейпцигский профессор Бюхер. Вопросу о классах он посвящает особый очерк в своем «Entstehung der Volkswirtschaft»480. К сожалению, проблему классов Бюхер затрагивает лишь в своей полемике, направленной против учения об общественных классах Шмоллера, самостоятельно не исследуя этого сложного предмета, а критикуя лишь некоторые из основных взглядов Шмоллера. В очерке «Организация труда и образование общественных классов» Бюхер ставит вопрос: имеется ли соответствие между определенной системой организации труда и определенным строем общества? Каково влияние первой на второй? С одной стороны, Бюхер видит, как от одного поколения к другому вместе с одинаковым трудом передается и одинаковый образ мыслей; как угнетаемые, например, развивают в себе одинаковые чувства по отношению к своему угнетателю; как, в свою очередь, угнетатели, или господствующий класс, резко отличаются от угнетаемого и в умственном, и в физическом отношении. Но, с другой стороны, он находит причины и следствия в этом процессе спутанными в крайне беспорядочный клубок перекрещивающихся нитей, особенно для ранних ступеней хозяйственного развития. Несомненно одно, однако, по мнению Бюхера, что экономическая организация труда, дифференцируя людей, тем самым влияет и на все общество. Но, спрашивает Бюхер, подвергаются ли наследственной передаче из поколения в поколение, от отца к сыну, индивидуальные различия между людьми, вызванные разделением труда. Шмоллер отвечает на этот вопрос утвердительно, полагая, кроме того, что все социальное расслоение общества, все различия каст, сословий, классов — все это покоится на разделении труда и что в современном обществе каждый выполняет ту или иную общественно-профессиональную функцию, благодаря своему умственному и физическому складу, своим нервам и мускулам, предопределенным к исполнению этой функции, в силу именно наследственной передачи из поколения в поколение, и что, далее, различия в имуществе, почет и доход являются лишь вторичными последствиями разделения труда. Решительно выступая против взглядов Шмоллера, Бюхер доказывает обратное." Что касается возникновения каст, жреческого сословия, древнейшего дворянства — поразительный вывод Шмоллера, говорит он, можно было бы без труда перевернуть: различие в имуществе и доходах есть не следствие, а главная причина разделения труда. Для истории древних веков и средневековья Бюхер считает последнее положение вполне доказанным. Как в древней Греции и Риме, так и у германских и романских народов в средние века, основу сословных различий он видит в неравенстве размеров и характере землевладения. Дворянство, крестьянство и рабы, по утверждению Бюхера, являются, прежде всего, различными в имущественном отношении сословиями, которые лишь со временем превращаются в «профессиональные классы». Появление в средние века профессий, по мнению Бюхера, также имеет свои корни в распределении имуществ. Словом, говорит Бюхер, каждый шаг, сделанный разделением труда в средневековой промышленности, зависел от размеров имущества. То же видит Бюхер и по отношению к торговле: торговый класс средневековья образовался благодаря тому, что городские землевладельцы, путем операций по закладу домов, кредита и благодаря быстрому росту ренты, стали обладать значительными движимыми капиталами. Точно так же и образование класса неимущих рабочих Бюхер сводит к процессам обезземеления крестьянства, росту безработных ремесленников, благодаря проникновению капитала в производство, т. е. к процессам имущественного характера. Ъюхер приходит к выводу, что современная социальная дифференциация покоится на различиях в распределении имущества: не профессия создает различные по имущественному состоянию классы; наоборот, выбор профессии обусловливается имущественным состоянием; если сын рабочего не может в наше время стать не чем иным, как только рабочим, то это объясняется не его унаследованной профессиональной приспособленностью, а его бедностью. Бюхер решительно восстает против шмоллеровской теории наследственности дифференцированных разделением труда индивидуальных качеств и склонностей. Всякая социально-профессиональная группировка совпадает, по мнению Бюхера, с поимущественной и подоходной; имущество же и доход определяют высоту социального уровня в каждом классе как в умственном отношении, так и физическом, и вырабатывают особый образ жизни. Поэтому, говорит Бюхер, необходимо различать между тем, что является следствием общего уклада жизни, и тем, что может быть приписано на счет наследственной передачи. Бюхер насчитывает 6-8 социально-профессиональных классов в современном обществе, но точно не разъясняет своего понятия «социально-профессионального» класса, не делает более точного указания на то, какие именно эти классы481. Как ни отрывочны замечания Бюхера по вопросу об общественных классов, мы все же можем установить с несомненностью основной взгляд Бюхера на классовое расслоение общества. Основу классового деления и классовых различий Бюхер видит в имуществе и доходе, т. е. в богатстве. Из имущественных различий он выводит и различия классов. Но как ни отгораживается Бюхер от шмоллеровской основы (профессии и разделение труда) и как ни протестует против шмоллеровского положения о причинном взаимоотношении между профессией и классом, он все же сближает то и другое понятие, создавая понятие социально-профессионального класса. Последнее делает позицию Бюхера в выяснении понятия общественного класса и его основы крайне неопределенной. Эта неопределенность объясняется тем, что Бюхер нигде не провел достаточно резкого разграничения между профессией и социальным классом. Вся заслуга Бюхера в учении об общественных классах лишь в его основательной критике наиболее слабых положений шмоллеровской теории классов. Среди защитников теории богатства как основы классового расчленения мы встречаем также профессора Визе, который развивает учение о классах в ряде работ: впервые в лекции, прочитанной в «Союзе индустриально-технических служащих», на тему о «Развитии сословий и образований классов»; затем в «Основах учения об обществе» и, наконец, в «Введении в социальную политику»1. В «Standesentwicklung und Klassenbildung» Визе пытается провести различие между «классом» и «сословием»; показать, что между ними общего и что эти понятия разделяет, а вместе с тем и выяснить, какое положение в проблеме классов занимают частно-служащие. Как же разрешает Визе эти вопросы? Сословие, в представлении Визе, означает совокупность лиц, которых связывает одна и та же профессия и общий труд в одной и той же области социальной и хозяйственной жизни. Классы же, говорит он, покоятся на отношении владения: класс — это совокупность лиц, которых связывают одинаковые размеры владения. Чтобы обосновать это различие между классом и сословием, Визе делает попытку проследить ход общественной дифференциации, начиная с родового периода. Неравенство в размерах владения как основу социального дифференцирования Визе находит не для всех периодов общественного развития. Самая ранняя дифференциация общества на свободных и несвободных произошла, по его мнению, не на основе отношений владения, но на основе «биологического различия расовой принадлежности»; свободные и несвободные в этом периоде — это раса победителей и раса побежденных. Дальнейшая стадия дифференциации начинается, как думает Визе, с выделением из группы свободного населения духовенства и воинов; — они образуют собою первую аристократию. Здесь выступают на первый план уже различия в земельной собственности. Дворянство, народ и несвободные — это градации населения в связи с объемом земельного владения или не- владения. В новой стадии общество начинает выделять ремесленников и купцов; совершается дифференциация между городом и деревней; происходит расчленение по профессиям; развивается обмен, укрепляющий ремесло и торговлю; складываются мало-помалу городское «среднее сословие»; деревня также продолжает рассматриваться, разбиваясь на господ-землевладельцев, полусвободных крестьян (из свободного раньше, но слабого мелкого крестьянства) и зависимых (Horige). Вместе с тем, как представляет себе ход эволюции сословий и классов Визе, растущее разделение труда создает новые деления. Из духовенства возникают либеральные профессии; появляются врачи, 1 1. L. von Wiese. Standesentwicklung und Klassenbildung. Vortag, gehalten im Bunde der technisch-industriellen Beamten. Berlin, 1906, 2. Auflage. Verlag von Karl Sohlich — 2. L. von Wiese, Zur Grundlegung der Gesellschaftslehre. Jena, 1906. 3. L. von Wiese. Einfiihrung in die Sozialpolitik. Handels-Hochschule-Bibliothek, Band 9. 1910. Verlag von G.A. Glockner in Leipzig. художники, юристы; возникают группы умственных (головных) работников, не создающих новых ценностей, а живущих на счет производительной части населения города и деревни. К концу средних веков Визе находит, таким образом, общество разделенным, с одной стороны, на ряд идущих одна за другой профессий (вертикальный раздел), ведущих более или менее обособленную жизнь; это сословное разделение общества; с другой стороны, все эти сословные ряды профессий расслаиваются на три различных слоя: аристократию, среднее сословие и несвободных, (горизонтальный раздел); эти последние слои и составляют классы. Сословие и класс Визе считает покрывающими до некоторой степени друг друга до появления городского патрициата, когда аристократия и крупное земледелие впервые переставали уже совпадать одна с другим. Толчком обособления сословия от класса послужило отчасти появление и образование движимого капитала (денежного). Деньги делаются новым средством для достижения силы. Различия владения становились все более резкими. С упразднением цеховых рамок и сословных привилегий стали обозначаться особенно резко расходящиеся два крайних слоя: стоящих на верху богатства, с одной стороны, и неимущих, с другой. Для современных отношений Визе находит еще остатки некоторых сословных различий в обществе. Больше того, он думает, что, за исключением налоговой системы, сословная организация играет еще заметную роль в современной жизни. Куда же относит Визе частно-служащих? Он сближает в данном случае частно-служащих с рабочими, так как и те и другие одинаково должны находить на стороне «применение» своим силам. Визе думает, что частно-служащих в конце концов отделяет от капиталистов глубокая социальная пропасть: обе группы стоят по своим интересам в антагонизме, по крайней мере, до некоторой степени. Единственно связующим элементом между капиталистом и служащим Визе считает образование: последнее делает возможным, по его мнению, взаимное понимание между ними. Все эти положения свои Визе развивает в «Einffihrung in die Sozial- politik», находя совершенно правильно, что все социально-политические исследования должны считаться с фактом образования социальных классов, так как поле социальной политики и составляют классы. Здесь Визе еще более укрепляется в своих взглядах на основу и происхождение социальных классов, причем взгляды его можно свести к следующим пунктам: 1) на самой ранней ступени человеческого общения первичные образования общественных групп покоятся на кровном родстве и отношениях пола; позднее выступает на сцену расовая основа, приводящая к классовому антагонизму и образующая, с появлением рабства, два социальных слоя: победителей-гос- под и побежденных-рабов; отсюда — «первая классовая противоположность — это различия расы и крови»; наконец, с момента оседлости и развитием земледелия, классообразующей основой выступают различия во владении и в обусловливающейся последним хозяйственной силе1; 2) вначале, однако, различия владения являются классообразующим фактором в связи с разделением труда и появлением профессий; (что является здесь примарным — профессиональное разделение или различия владения — этот спорный пункт оставляется без рассмотрения); но для позднейшего времени и особенно для современной культуры, различия в размерах владения выступают на первый план, имея теперь решающее влияние; 3) сословия, прежде всего, — результат общественного разделения труда; классы же покоются на отношениях владения; для сословий решающий фактор — профессия, для классов — собственность; сословное расчленение наиболее всего рельефно выступало в позднейшем периоде средневековья, группообразующий характер хозяйственно-технического труда толкает купцов к обособлению в гильдии, а ремесленника—в цехи; понятие класса и сословия здесь почти совершенно покрываются; 4) можно установить трехчленное деление общества на классы, а именно: на аристократию, средний класс и пролетариат; наиболее старой даты — образование аристократии (воины, жрецы, купцы), причем сущность аристократии покоится на процессе отбора, который «всегда соединяется с известным прогрессом социального развития»; без образования аристократии немыслим прогресс; 5) образование пролетариата идет параллельно с ростом аристократии; пролетариат — это все те, кто не смогли приобрести капитала или иметь доход от более высокого вида труда, а принуждены для обеспечения существования жить на заработную плату; 6) между аристократией и пролетариатом стоит средний слой; размер его относительно двух других слоев (классов) характеризует степень культуры каждой социальной эпохи; если число голов среднего слоя и его доля в национальном богатстве незначительны, стране грозит застой; 7) до образования патрициата городов и появления денежного капитала, общество распадалось на следующие классы: 1) аристократию составляли крупные помещики-землевладельцы, 2) пролетариат — крепостные крестьяне и зависимые с челядью, 3) средний слой — свободные крестьяне и горожане в городах, где средний класс составлял и среднее сословие; 8) с появлением капитала, падением крепостничества, развитием капиталистического производства и проч., выдвигается заметно двучленное расслоение общества на имущих и неимущих; с этого момента класс и сословие стали различаться, а различия в размерах владения приобрели решающее значение. Как мы видим, основа классового расчленения у Визе отличаются неустойчивостью. Она не выдержана в строгой последовательности и изменятся в зависимости от характера различных периодов исторического развития общества: некогда такой классообразующей основой, по Визе, являлось кровное родство, затем — раса, позднее — профессии и разделение труда и лишь для капиталистического хозяйства — богатство. Равным образом, такой же непоследовательностью и неустойчивостью отличается у Визе и идея 3-х классов, которая сменяется у него для капиталистического общества идеей 2-х классов. Последняя же идея противоречит идее среднего класса, которому Визе придает большое значение и без которого он не видит устойчивости общества. Все это сообщает учению Бизе характер незаконченности, непоследовательности и неполноты. Среди представителей теории общественных классов на основе богатства мы встречаем и такого видного бельгийского социолога, как ван Оверберг. В вопросе об общественных классах ван Оверберг занимает очень видное место. Это, собственно, первый из социологов, который попытался свести в систему различные учения о социальных классах и подвергнуть их критическому пересмотру и оценке. В «La classe sociale»482 ван Оверберг подверг тщательному разбору труды парижского социологического общества, обсуждавшего на своих заседаниях (в 1903 г.) проблему социальных классов. Кроме французских социологов, Оверберг излагает и разбирает учения некоторых из наиболее видных экономистов, занимавшихся проблемой классов, главным образом, учения катедер-социалистов (Шеффле, Бюхер, Шмоллер, Жид). Но наиболее всего внимания он останавливает научении о классах марксистской социалистической школы, главным образом — на учении Маркса-Каутского. Вместе с этим Оверберг пытается установить и собственный взгляд на проблему классов и классового расчленения общества. Сама по себе попытка Оверберга подвести итоги учению об общественных классах, как мы увидим, не отличается полнотой. Вопрос о социальных классах Оверберг считает вопросом, подлежащим ведению социологии и составляющим одну из самых важных частей последней. Впервые проблему классов в качестве грандиозного синтеза вводит в науку, по его мнению, Марка его теория классовой борьбы горячо обсуждается и критикуется. Но, говорит Оверберг', в своей полемике с марксизмом ученый мир не оставался на строго научной точке зренияг систему марксизма искажали, относились к ней с пренебрежением или же нападали на нее с пристрастием и с предвзятой точки зрения. Лишь недавно, когда «восторжествовала историческая школа», стало исчезать, как думает Оверберг, предубеждение против теоретической системы Маркса, и «проблема социальных классов, их происхождения, их определения, законов их развития и их исторической эволюции» стала находить себе научную атмосферу483. Оценивая споры в социологическом парижском обществе по вопросу о социальных классах и известную уже нам книгу Боэра «La classes sociales», Оверберг поражается тем, как мало французские социологи уделили внимания своим предшественникам и даже тем из современных писателей, которые занимались вопросом о социальных классах; во время дебатов в парижском обществе, если не считать Вормса, даже не были упомянуты имена мыслителей, с таким талантом развивавших идею классов (Маркси др.); только президент общества—Делъбе, говорит Оверберг, извлек главнейшую часть своей речи из марксистской теории, не называя, однако, источника484. Лишь Маркс, думает Оверберг, впервые придал социальному классу ту высокую историческую ценность, которая скрывается в этом понятии. По Марксу, говорит Оверберг, основа социальных классов — в факте собственности или отсутствии собственности на средства производства: класс буржуазии — это класс собственников капитала; класс пролетариата — это класс лиц, ничего не имеющих, кроме рабочей силы (труда); средний класс — это класс лиц, обладающих и небольшим капиталом, и собственной рабочей силой. По Овербергу, следовательно, в марксистском понимании, понятие социального класса покоится на владении, на собственности или отсутствии последней; тот, у кого таковая имеется, — буржуа; где ее нет — пролетариат. Этого мало: Оверберг полагает, что, согласно Марксу и его школе, современное общество расчленяется не по двухчленной формуле (буржуазия — пролетариат), а по трехчленной; но что марксова трехчленная формула не совпадает с формулой социального раздела на классы, устанавливаемого А. Смитом, (капиталисты — землевладельцы — рабочие); по мнению Оверберга, трехчленная формула Маркса и его последователей сводится к следующим классам: буржуазия — средний класс — пролетариат. Мысль Маркса Оверберг изображает образно так: есть два океана, разделенные небольшим мысом, который омывается водой то с одной стороны, то с другой; один океан — это буржуазия, другой — пролетариат; мыс — это убежище для средних классов, все более и более срывающихся, главным образом, в океан пролетариата. Представляя, однако, учение Маркса о социальных классах по формуле «буржуазия — средние классы — пролетариат», Оверберг не соглашается с Марксом в вопросе об исчезновении средних классов. Он думает, что, вопреки утверждению Маркса, «между капиталистическим и пролетарским классами со дня на день подымается и вырастает новый средний класс, очень многочисленный класс интеллигенции, который можно назвать интеллектуальным классом; его составляют: директора фабрик, инженеры, химики, техники всякого рода, даже некоторые из квалифицированных мастеров; кроме того — огромная армия чиновников, журналистов, художников, учителей, офицеров etc»1. Оверберг думает, что растущую силу интеллигенции нельзя игнорировать, что с «новым средним классом» приходится все более и более считаться. «Коммунистический Манифест», по мнению Оверберга, не предвидел силы и роста этого среднего класса: гигантский антагонизм буржуазии и пролетариата у Маркса отметал в сторону все остальные элементы общества, не считаясь с ними. В освещении учения Маркса и его школы Оверберг, однако, неправ: экономическая база социальных классов, по Марксу, вытекает не из факта владения или невладения средствами производства, как думает Оверберг, а из отношений в производстве; Оверберг не сумел формулировать правильно самой существенной стороны учения Маркса и его школы по вопросу о социальных классах; абстрактная формула разделения современного общества у Маркса не трехчленная, как ошибочно представляет это Оверберг, а двучленная; для Маркса, как это мы увидим ниже, социальный класс — категория экономическая, т. е. производственное отношение как таковое; у Маркса социальный класс — это абстрактная категория, понять сущность которой можно, лишь изучая производственные отношения, рождающиеся в производственном процессе; производственное отношение для Маркса всегда являлось абстракцией; те же категории, которые составляют, по Овербергу, средний класс, не входят в производственный процесс, как он представляется в абстракции для капиталистического хозяйства; поэтому среднему классу Маркс, вопреки утверждению Оверберга, не мог давать место на ряду с буржуазии и пролетариатом; общей чертой всякого класса, по учению Маркса и его школы, является, как думает Оверберг, борьба за привилегии, за права, во вред своим соперникам и ради последнего рабочий класс и добивается политической власти в государстве; такое представление о содержании и мотивах борьбы пролетариата далеко не совпадает с действительным учением Маркса и его школы: со стороны пролетариата борьба идет, по учению Маркса, вовсе не за привилегии, а за уничтожение привилегий. В чем же состоят собственные взгляды Оверберга по вопросу об общественных классах? Изучение прошлого показывает, по мнению Оверберга, что классы не всегда существовали; в самую раннюю эпоху классов еще не было. Нелегко, правда, установить самый момент происхождения классов. Но в этом отношении, по мнению Оверберга, можно согласиться с положением, устанавливаемым марксизмом, — что вопроса о классах не могло быть, прежде чем человеческая рабочая сила не стала в состоянии создавать больше, чем необходимо, на содержание ее и на восстановление всех затрат при производстве. В частностях, однако, Оверберг не соглашается с Энгельсом, положение Энгельса о том, что необходимая для условий возникновения классов производительность труда наступила впервые с возникновением ткачества и плавления железной руды, по мнению Оверберга, не находит подтверждение в истории; первобытная техника вообще не настолько еще изучена, думает Оверберг, чтобы можно было установить момент зарождения общественных классов; но все же мы находим, говорит он, что, вопреки Энгельсу и Моргану, были народы, достигшие сравнительно высокого экономического развития, прошедшие даже хозяйственную систему рабства и, тем не менее, не знавшие никаких железных орудий; так, по Rougemont, пользование каменными орудиями и средствами защиты у германцев практиковалось вплоть до VI-VII-го веков нашей эры, в Ирландии до VIII-IX-го, в Богемии — до XV века1. Оверберг склонен скорее принять положение Шмоллера, который строит происхождение социального класса внутри племени и без соотношения с установлением рабства. Эту гипотезу Оверберг считает более вероятной, чем гипотезу Энгельса, полагавшего, что первый классовый антагонизм — это антагонизм между рабом и господином. Точно определить момент зарождения общественных классов; при современном состоянии научного знания, Оверберг считает невозможным. Для этого необходимы, говорит он, более глубокие монографические исследования. Сам Оверберг этих исследований, однако, не делает. Для него достаточно лишь того общего признания, что классы возникают с момента появления имущественного неравенства, что неравенство собственности внутри общества является достаточным источником для образования классов, безразлично, откуда бы это неравенство собственности ни исходило485. Раз зародившись внутри общества, общественные классы уже не исчезают, по мнению Оверберга: они могут принимать в различные исторические эпохи различные формы и иметь различные названия, выступать иногда ярче, иногда смягчать свои контуры, но остаются жить, пока живо общество. Хотя Маркс и Энгельс, говорит Оверберг, и преувеличивали роль классов в истории, но заслуга их в том, что они впервые отметили с такой выпуклостью и яркостью беспрерывность существования социальных классов в том обществе, где они родились. И Оверберг считает удивительным, что в наше время имеются еще писатели, утверждающие, что социальных классов в современном обществе нет. «Сознательно или бессознательно, они смешивают, — говорит Оверберг, — понятие “класс” с понятием “сословие”; что вместе со старым режимом исчезли сословия, это факт; но что классы существуют, растут и развиваются, этого ни один серьезный социальный исследователь не станет отрицать». Не считает возможным Оверберг отрицать в наше время и факт борьбы классов, «которая раздирает современный промышленный мир»486. В чем же видит Оверберг основу образования общественных классов? «Основа социальных классов, — говорит он, — экономической и юридической природы, каково бы ни было их происхождение»487. Такая основа настолько неопределенна, что Оверберг дает ряд пояснений к этому, которые, в общем, сводятся к следующему: каждый класс соответствует особому рангу, занимаемому им в обществе, и обладает особой степенью престижа в обществе; но и ранг, и престиж, в свою очередь, покоятся, как общее правило, на богатстве и доходах, которыми обладает каждый класс, независимо от того, каким путем эти доходы его и богатства приобретены; отнимите эту материальную основу, потеряет свою силу и престиж и ранг; вокруг этой материальной основы, как вокруг главного ядра, как вассалы вокруг сюзерена32*, группируются права и привилегии, которыми обладает каждый социальный класс, его нравы обычаи, его идеология — словом, все те второстепенные признаки, которые внешне отличают один класс от другого. Итак, база общественных классов — это факт владения или невладения богатством; и к этой основе не имеют прямого отношения, по мнению Оверберга, ни закон ценности Маркса, ни его теория прибавочной ценности. Отсюда Оверберг выводит существование трех классов; 1) класс собственников или капиталистов — предпринимателей; 2) класс пролетариев, лишенных богатств и живущих на долю в общественном доходе, получаемую в виде заработной платы, и 3) средние классы, т. е. крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы и лавочники, даже, пожалуй, частные служащие и чиновники1. Все эти общественные классы, говорит Оверберг, покоются на экономическом фундаменте; все они базируются на обладании богатством или на виде дохода; вся борьба между этими классами имеет в своей основе тот же экономический фундамент: все конфликты классов, в большинстве случаев, имеют экономическую подкладку; в основе борьбы классов — один общий мотив: увеличение своего материального благополучия, своей доли в доходе. Такой взгляд Оверберга в общем как будто сближает его с учением Маркса, но Оверберг спешит здесь сделать ряд оговорок по поводу влияния на ход истории и на общественную жизнь личности, личной инициативы отдельных индивидов, роли идеологических факторов вообще. Словом, принимая богатство за основу образования общественных классов, Оверберг не сторонник того положения, что вся история человеческого общества есть история борьбы классов. В истории средневековья и античного запада Оверберг находит подтверждение истинности устанавливаемой им основы классов. Война между богатыми и бедными, говорит он, — это трагический фон всей истории античных республик; к этому выводу приходят исследования Нитчьиа и Моммзена, Гиршфелъда и ДройзенаУ Эд. Мейера и Белоха, Пёлъмана и Вебера, Каутского и Шмоллера2. Установив основу образования и развития социальных классов, Оверберг считает необходимым строгое разграничение между понятием класса и понятием профессии, профессионального расчленения от классового; при этом особое внимание он останавливает на вопросе 1 См.: ibid., стр. 172-173. 2 См.: ibid., стр. 175. 0 I ех функциях, которые несут социальные классы, по его мнению, н общественной жизни. Оверберг не довольствуется простым лишь Vi гановлением классовой основы и факта классовой борьбы за долю в богатстве, как он понимает эту борьбу. Он полагает, что каж- н,ый класс выполняет особую «функцию». Каждый класс, думает ()верберг, в обществе выполняет особые «роли», только ему присущие. Таких классовых «функций» Оверберг различает два вида: функ- ции экономические и функции «социальные». Что же это за функции? Экономическая функция это такая, прежде всего, говорит ()верберг, которая покоится и вытекает из «природы богатства, со- 1 гавляющей основу класса и юридическое условие собственности»; i оциальная же функция класса такая, которая «находится в тесной свя- »и с экономической функцией»; она вытекает из последней, как следствие из причины. К чему сводятся та или другая функции? По учению ()верберга, экономическая функция капиталистического класса—орга- иизовывать и управлять фондом средств производства; экономическая же функция рабочего класса — вкладывать в производство свою рабочую силу. Оверберг приводит по этому поводу слова Гобло, согласно которому буржуазия несет регулятивные функции, а низший класс «предназначен» к оперативным функциям. Оверберг не оставляет без экономической функции и третий класс — «средние классы», т. е. класс тех, которые вкладывают собственную рабочую силу в собственные средства производства; их функция (экономическая) — «быть, если не необходимыми, то, во всяком случае, полезными посредниками между двумя крайними классами, и, кроме того, делать более интенсивным производительный труд»1. В чем состоит это экономическое посредничество среднего класса между буржуазией и пролетариатом и каким образом «средние классы» «интенсифицируют производительный труд», — этого Оверберг не раскрывает. В чем же, по Овербергу, «социальная» функция классов? Она вытекает, как мы видели, из экономической функции, являясь следствием последней, и состоит в руководительстве (diriger) социальной жизнью. Такова, по крайней мере, социальная функция «высшего класса»: опираясь на управление производством в общественной жизни, «высший класс» дает «направление» всему социальному развитию общества во всех отношениях: религиозному, моральному, юридическому, политическому и т. д. Каковы же социальные функции среднего класса и «низшего», — об этом Оверберг умалчивает. Очевидно, по его представлению, выполнять «социальные» функции — это удел только «высших» классов, «низшие» же классы остаются с одной лишь экономической функцией, без «социальной». Это учение о «функциях» классов является у Оверберга вообще чрезвычайно неудачным. Уже неудачно обособление понятий экономического от социального и признание самостоятельного существования одного отдельно от другого. В этом различении классов по их функциям мы узнаем уже знакомые нам идеи Л.Штейна. Оверберг повторяет попытку Штейна, делившего классы, как мы видели, на общественные и экономические. Эта попытка Л. Штейна воспроизводится Овербергом со всеми ее ошибками и недостатками. Приходится удивляться, что больше, чем полвека, отделяющего Л.Штейна от нашего времени, ни на шаг не подвинули в данном пункте социологическую мысль Оверберга. В тесной связи с основой и функциями классов стоит, по мнению Оверберга, и классовая иерархия с ее рангами. Эта иерархия покоится, как думает Оверберг, не столько на степенях богатства, сколько на важности функций, выполняемых тем или иным классом: высшая функция создает класс и соответствующий ранг; на верху иерархической лестницы находятся высшие классы, потому что они управляют общественным производством, функция же управления — более важная, чем другие функции. Почему собственно функция управления важнее, чем оперативные функции, этого, однако, Оверберг не разъясняет. Ранг он считает основной чертой, характеризующей понятие социального класса, и различает в данном случае классы: высший, средний и низший. Но и ранг, и функции Оверберг не считает классообразующими причинами, а лишь следствиями, вытекающими из основной причины образования классов — различий в богатстве. Вместе с этим он не хочет отнять классообразующего значения и у тех основ, на которых строил свое учение об общественных классах Шмоллер. «Имеются, — говорит Оверберг, — три главных причины образования классов: разделение труда, раса, обладание богатством; в порядке своего значения эти причины располагаются так: 1) обладание богатством (владение), 2) раса, 3) разделение труда»1. Итак, где же, в конце концов, причина образования социальных классов? В последнем утверждении Оверберга основа социальных классов, которую он раньше находил в богатстве, теперь сводится уже не к одному богатству, а еще к двум другим причинам, действующим наряду с богатством, хотя и идущим позади богатства. С полным основанием поэтому Шмоллер замечает в своей рецензии на книгу Оверберга, что его «расхождение с Овербергом не так далеко, как оно могло казаться», что, как и он сам, «Оверберг дает три причины образования классов..., а какая из них самая главная, при настоящем состоянии наших знаний, сказать трудно»488. Таким образом, как мы видим, Оверберг не везде в своем учении об общественных классах остается последовательным и строго не иыдерживает устанавливаемую им основу образования классов (богатство). Характеризуя социальные классы и устанавливая основы классоного образования, Оверберг дает и определение понятия социального класса. В своем определении класса Оверберг опять-таки не всегда последователен. В одном случае Оверберг определяет классы как «социальные органы, со строго определенными функциями, соответствующими определенным потребностям»489. Такое определение сближает учение Оверберга с учением органической теории классов. В другом случае, однако, Оверберг дает определение класса, более отвечающее сто учению о социальных классах: классы, говорит он, — это более или менее значительные по объему социальные группы, имеющие основой своей или факт владения, или невладения средствами производства, или виды средств производства, или же размеры собственности; в экономическом производстве и в социальной жизни они выполняют функции или регулятивные, или оперативные и иерархи- юваны в зависимости от степени значения тех услуг, которые они окалывают обществу; члены каждого из этих классов занимают в обществе одинаковое или близкое к равному экономическое положение490. В заключение своего учения о социальных классах Оверберг останавливается на вопросе об условиях, способствующих сохранению классов в общественном прогрессе. Силы, способствующие сохранению классов и классового расчленения, Оверберг представляет в виде «законов», действующих в обществе. Такого рода «законов», напоминающих нам схему подобных же «законов» классовых соотношений у Артура Боэра, у Оверберга мы находим целый ряд: закон единения, закон классовой беспрерывности и преемственности, закон приспособления, закон классовой солидарности, закон дифференциации и отбора, закон догматизма, закон разрастания и распространения и т. п.491 Так же, как и «законы» Боэра, все эти «законы» Оверберга имеют лишь весьма отдаленное отношение к проблеме классов: внутреннего соотношения общественных классов они не раскрывают. Вообще же, в области классовых соотношений и их дальнейшего развития, Оверберг как социальный политик ближе к взглядам римского папы Льва XIII, чем к взглядам научного социализма. Он всецело разделяет и поддерживает идеи энциклики Rerum novarum о том, что классы и неравенство никогда не исчезнут, но что противоположность и борьба классов — явление анормальное, патологическое. Подобно Пеьиу, Оверберг ищет исцеления от этого патологического явления в христианской морали1. Таково в общих чертах учение Оверберга по вопросу об общественных классах. Оценивая это учение, мы должны признать, что, несмотря на некоторые достоинства, оно обладает крупными недостатками. Прежде всего, историко-критическая часть учения Оверберга, составляющая основную задачу его исследования «La classe sociale», неполна: мы не находим у Оверберга ни намека на ряд учений, игравших несомненно видную роль в развитии проблемы классов: ни учения Гумпловича, ни учения Л.Штейна, ни учения органической школы, не говоря уже об учениях французских историков и французских и английских социалистов. В самом изложении различных учений Оверберг не всегда правильно их понимает; так, например, основные взгляды Маркса и его школы представлены у Оверберга в совершенно извращенном виде: Оверберг приписывает Марксу идею трехчленной формулы классового строения общества, что неправильно, и, кроме того, ставит учение Маркса и его школы на основу богатства, что также не соответствует действительным взглядам Маркса. Далее, устанавливаемая Овербергом основа общественных классов страдает невыдержанностью: вместе с богатством (фактом владения или невладения), Оверберг признает за классообразующие основы и расу, и разделение труда, являясь, таким образом, эклектиком в духе Шмоллера. Как социальный политик, наконец, Оверберг совершенно оставляет путь строго объективного исследователя: он верит в примирение труда и капитала и перерождение классового общества на началах католической церкви и христианской морали, являясь и верным сыном римской церкви, и идеологом среднего класса. Помимо отмеченных представителей теории классов на основе богатства, довольно близко к рассматриваемому направлению стоит и Эдмонд Гобло, затронувший проблему общественных классов в статье «Les classes de la societe» в 1899 году492. Правда, точка зрения I обло недостаточно определена и недостаточно ясна; в богатстве и неравенстве распределения Гобло видит лишь как бы первичную основу образования классов; он придает больше значения скорее производным от богатства, вторичным причинам, вызывающим классовые различия; но в конце концов он все же возвращается в последнем счете к богатству как классовой основе Положения Г'обло сводятся к следующему. Изучение проблемы общественных классов, думает Гобло, имеет большую важность для социальной науки. Чтобы хоть сколько-нибудь проникнуть в анализ социальных явлений и получить возможность точно формулировать законы этих явлений, нужно, говорит Гобло, научно осветить понятие социального класса, найти, как устанавливаются различия классов, как эти различия эволюционируют, при каких условиях эти различия усиливаются и при каких сглаживаются493. Эту важность изучения проблемы классов Гобло признает одинаково как для экономистов, так и для социологов. Социология различных мировоззрений, социология общественного мнения, социология брака никогда не могут быть изучены, по его мнению, без предварительного выяснения сущности классов. Еще важнее, по мнению Гобло, проблема классов для экономиста, так как вопросы о бюджетах, о доходах, спросе и предложении и т. п. могут быть разрешены, лишь когда будут приняты во внимание классовые различия. От чего же зависят общественные классы? Не зависят ли они, спрашивает Гобло, от профессий? Но стоит только внимательно проанализировать хоть одну профессию, взятую в целом, как придется ответить на этот вопрос, по мнению Гобло, отрицательно: в любой профессии мы находим ряд самых различных кругов, не смешивающихся между собою, несмотря на принадлежность к одной и той же профессии, которые никак нельзя отнести к одному классу. Что же образует класс? Что производит неравенство классов? Во всяком, говорит Гобло, обществе существует двоякого вида неравенство: неравенство богатства и неравенство ранга, и, вне сомнения, «различие классов тесно связано с неравенством в распределении богатств». Особенно это имело место с отменой привилегий после французской революции, когда различие между буржуазией и остальным «народом» стало сводиться лишь к неравенству богатства. Но случается, по мнению Гобло, что классы и не соответствует богатству. Это значит, что не одно неравенство богатства определяет класс, но и еще нечто иное. Прежде всего, это — ранг; затем воспитание и образование, соответствующее данному рангу; далее — престиж и влияние, которые зависят в наше время, главным образом, от богатства; наконец, социальные функции, которые выполняет тот или иной класс в общественной жизни; последние могут быть или направляющими и командующими, или исполнительными, оперативными; первыми обладает высший класс, вторыми — низший. Но и та и другая функция создаются обычно богатством или отсутствием его; конституция Сервия Туллия установила классы и функции последних, в зависимости все же от размеров владения. Отсюда — престиж, влияние, степень ранга и та или иная общественная функция — все это качественные стороны различия классов; сводится же они к богатству, которое является количественным различием. В связи с этим пониманием общественных классов, Гобл о различает лишь два больших класса: буржуазию и народ. Эти общественные классы он считает «открытыми», так как доступ в них никому не прегражден; если классы «закрыты» и обладают наследственными привилегиями, они превращаются в «касты». Между открытыми классами современного общества имеется, по мнению Гобло, «естественное равновесие», которое устанавливается свободной конкуренцией; последняя же есть борьба за существование, которая всегда была и будет. Таково в общих чертах учение об общественных классах, развиваемое Гобло. Мы видим, что Гобло довольно близок к представителям теории богатства, хотя его взгляды отличаются недостаточностью обработки, разбросанностью мысли и несогласованностью. Среди других представителей и последователей теории общественных классов на основе богатства можно упомянуть: проф. Или (Ely), Фурнъера, Смолла494. Из изложения учений различных отдельных представителей теории общественных классов на основе богатства мы могли уже убедиться в том, что рассмотренная теория классов страдает многи- ми недостатками. Главнейший из этих недостатков — непрочность и неустойчивость самой основы, на которой строится эта теория классового расчленения в обществе. Все теоретики богатства сводят факт существования классов, рост и развитие их, как мы видели, к основе (югатства. При этом одни из них исходят из различий в размерах доходов, другие — из факта обладания или необладания капиталом, особенно же — средствами производства. Такая основа приближает рассматриваемое направление в учении об общественных классах к теории классов на основе распределения. Но представители этого на- I травления сосредотачивают все свое внимание не на распределитель- ных процессах, а лишь на внешних результатах распределения. Их база, в сущности, больше количественная, чем качественная. Их основа — больше размеры владения, чем виды владения. Но и размеры владения и виды его так же, как и самые отношения капитала и дохода, суть явления производные, непервостепенные. Такой производный характер основы богатства ведет к тому, что теории богатства не выдержаны, не всегда последовательны: они близко подходят то к юридической основе (отношения собственности), то к политической основе (ранг, престиж, значение), то к технической основе (разделение труда), то к естественно-органической основе (функции). Отсюда некоторые из теоретиков богатства не прочь прибегнуть в своем учении о классах к эклектизму (например, Оверберг). Отсюда — некоторая поверхностность теории богатства; последняя не ищет разрешения проблемы классов в глубоких, первоосновных процессах общественно-хозяйственной жизни и отношений, а довольствуется лишь признаками второобразными, всплывающими на поверхности общественно-хозяйственных отношений. Отсюда, до некоторой степени, и утопизм представителей рассматриваемого направления, большинство которых верит в примирение труда и капитала и ищет этого примирения в религии, христианской морали, в духовном перерождении личности. Отсюда — идея среднего класса, наряду с буржуазией как владелицей средств производства и пролетариатом как обладателем только собственной рабочей силы. Отсюда же — и представление об особой роли и социальной миссии среднего класса. 8.