3.3. Аналитическая характеристика некоторых философских концепций антропосоциогенеза

Опирающийся на диалектический материализм, Ф. Энгельс в своей работе «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» (1883) предположил существование сложного маятникообраз- ного движения от биологических закономерностей к социальным и обратно в процессе антропосоциогенеза. Согласно этой версии, в силу изменения природных условий, будущий человек стал чаще использовать продукты природы в своей деятельности: камни, палки. Эти предпосылки привели к развитию простейших трудовых навыков, которые, в свою очередь, явились стимулом для изменения руки. Это дало возможность расширить круг предметов воздействия на природу - орудий труда, что, по мнению Энгельса, является процессом коллективным. В процессе же коллективной деятельности у людей возникает «потребность что-то сказать друг другу. Потребность создала себе свой орган: неразвитая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась, а органы рта постепенно научились произносить один членораздельный звук за другим»280. Это в свою очередь стимулировало развитие мозга. «Сначала труд, а затем и вместе с ним членораздельная речь явились двумя самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезьяны постепенно превра-

w А w

тился в человеческий мозг. А параллельно с дальнейшим развитием мозга шло развитие его ближайших орудий - органов чувств» . Таким образом, трудовая деятельность, по Энгельсу, является стимулом жизни по новым общественным законам.

Основная слабость этой гипотезы в том, что невозможно установить причинно-следственную связь между появлением человека и возникновением трудовой деятельности.

Однако остается неясным вопрос, в чем причина, заставившая трудиться предков человека. По этому вопросу философы высказывали и продолжают высказывать самые различные гипотезы.

В.М. Вильчек считает, что человек, являясь биологическим природным существом, в то же время живет по искусственной, неприродной программе и, следовательно, эволюционизм, как гипотеза природного творчества, не может ответить на вопрос, как природа могла создать неприроду. По Вильчеку, «причиной происхождения человека, общества и культуры является отчуждение, обусловившее переход от существования по видовой, заданной природой программе к существованию по чужому образу и подобию»283.

Согласно гипотезе антропосоциогенеза З. Фрейда, социальность человека основана на чувстве вины и раскаяния при совместно совершенном преступлении. Это могло произойти, по мнению Фрейда, когда молодые самцы объединились, убили и съели старого вожака, реализовав свои желания: стать сильнее, уничтожить его, как препятствие. Впоследствии они оказались во власти чувства торжества и горя, а затем - в состоянии «позднего послушания», превратив убитого отца-вожака в предмет поклонения - тотем284.

Отечественный генетик В.П. Эфроимсон полагает, что биологическую эволюцию человека сопровождала эволюция нравственная. Его позиция заключается в том, что естественный отбор в процессе развития человека отобрал особей с «генами альтруизма». Это генный компонент, обусловливающий ту группу эмоций, которые побуждают человека совершать поступки, возможно, лично ему невыгодные, однако приносящие пользу сообществу проживающих с ним людей. Эфроимсон обращает внимание, что в ходе антропогенеза в наследственной программе современного человека заложено нечто, влекущее его к справедливости, самопожертвованию, подвигам во имя других. Как известно, уже в стаде обезьян существует забота и охрана потомства, дележ пищи . Однако, говоря о «нравственной эволюции» человека, неясно, когда исторически к нему можно применить понятие нравственности. Нам представляется достаточно произвольным делегирование нравственных свойств современного человека предполагаемым предкам людей. Кроме того, забота и охрана потомства существуют не только в стаде обезьян, но и у многих других млекопитающих (слоны, волки, гиены), почему данная концепция и оспаривается многими антропологами.

Напротив, по мнению В.Р. Дольника, - главного научного сотрудника зоологического института, в основе антропогенеза лежат агрессивность, доминирование и иерархия - начало всех начал. На примерах человекообразных обезьян он показывает, что та иерархия, которая имеет место в стаде горилл и шимпанзе, скорее всего, была и у австралопитеков, живших 3-4 млн лет назад.

Б.С. Шалютин в качестве основной предпосылки антропосоциогенеза выдвигает идею формирования «предкультуры», которая постепенно превращается в культуру. Таким образом, возникают новые, генетически не запрограммированные формы поведения, что ради- кально меняет систему взаимоотношений в группе приматов. В результате конфликт животной и социокультурной адаптации организма становится неизбежен. Происходят антибиологические изменения: наши предки претерпевают регресс. В качестве животного человек стал неконкурентоспособен и оказался обречен нести социокультурный крест287.

Н.Н. Моисеев представляет историю становления вида Homo sapiens как некоторый фрагмент естественного процесса самоорганизации материи, при котором формирование общественных структур отражало его синергетический характер: «Можно себе представить, какая борьба развернулась за право сделаться предком современного человека. Слабые претенденты, обладавшие худшей родоплеменной организацией, и, следовательно, худшей техникой, худшими достижениями, стирались с лица земли»288.

Таким образом, перед нами вырисовываются две противоположные позиции по вопросу антропосоциогенеза: с одной стороны, гипотеза В.П. Эфроимсона и Б.С. Шалютина, которую условно можно назвать культурно-альтруистической, с другой - точки зрения В.Р. Дольника и Н.Н. Моисеева, или конкурентоиерархическая. Первая гипотеза может быть объяснена с позиции теории генно-культурной коэволюции, предложенной в 1981 г. Ч. Ламсденом и Э. Уилсоном. Согласно этой теории, возникновение человеческого рода произошло в результате переплетения двух линий наследственной информации - генетической и культурной. Культура формируется когнитивными механизмами на генетическом уровне в виде некоего «культургена» - условной единицы культурной информации, которая передается следующим поколениям, и для которой Р.

Ученые-антропологи всегда интересовались питанием древних антропоидов, поскольку это в значительной степени позволяло приоткрыть тайну их умственного развития. Анализ данных раскопок показал, что переход от чисто растительного рациона к мясной пище благотворно повлиял на развитие головного мозга. На это указывал в своей работе «Диалектика природы» Ф. Энгельс (с. 138). Об этом же пишет американский антрополог У.Р. Леонард в своей статье «Пища для мышления». Его коллеги подсчитали, что австралопитеки, жившие 2-4 млн лет назад (с объемом мозга 450 см ), тратили на питание мозга примерно 11% общей энергии, а Homo erectus, живший 1 млн лет назад (с объемом мозга 900 см ), - уже 17% энергии. По мнению У. Леонарда, «мозговая экспансия не могла произойти, если бы не мясная пища, богатая энергией, белками и другими питательными веществами»289. По поводу австралопитеков-парантропов высказывался еще У. Хауэлс: «Парантроп довольствовался тем, что пережевывал своими большими челюстями грубую растительную пищу до тех пор, пока окончательно не вымер»290.

Кроме вышеупомянутой гипотезы становления человека, существует еще одна, непосредственно связанная с питанием наших предполагаемых предков.

Большой оригинальностью и непохожестью на другие отличается версия Б.Ф. Поршнева, согласно которой животные - полезные спутники человека и что в основе человеческой рефлексии лежит логическая взаимосвязь с окружающим животным миром, поскольку для животных изначально характерна «врожденная совместимость с человеком»291. По мнению Поршнева, троглодитов, или гоминоидов, нельзя предположительно причислять ни к хищникам, поскольку они не имели никаких органов нападения, ни к жертвам хищников, так как они не имели каких-либо особых средств к обороне. В то же время археология и антропология показывают колоссальную связь палеоантропов со всем животным миром. Это объясняется якобы древней адаптацией приматов к другим видам, в том числе хищникам. Он развивает мысль о возможном приручении и воспитании троглодитами детенышей других животных с детского возраста. Свои доводы Поршнев подтверждает примерами врожденной биологической совместимости животных и человека в настоящее время: дрессировка, приручение хищников, проживание с хищниками на одной территории (Ф. Моуэт и др.). Став взрослыми, прирученные особи сохраняли контактность, тормозимость и редуцированность некоторых инстинктов и могли служить буфером между себе подобными и палеоантропами. «Таким образом, палеоантроп занял совсем особое место в мире животных. Этот эврибионт, даже убиквист, то есть обитатель неограниченно разнообразных биотопов, был абсолютно безопасен для всех зверей и птиц, ибо он никого не убивал. Но зато он как бы отразил в себе этот многоликий и многоголосый мир и смог в какой- то мере управлять поведением его представителей благодаря опоре на механизмы высшей нервной деятельности» . Кроме этого Поршнев открыто высказывается за решительное укорочение человеческой истории, не превышающей, по его мнению, восьми тысяч лет: «Предполагается, что был только один скачок - акт возникновения человека и истории развития общества, скачок, связанный со стремительным появлением кроманьонцев, который знаменует становление готового человека и общества. История людей - взрыв. В ходе ее сменилось всего несколько сот поколений»292.

При всей оригинальности вышеизложенных концепций антропо- социогенеза остается неясным главный вопрос: как все это осуществило самосознание человека, то есть в какой момент человек перестал быть животным и стал человеком? Ведь еще К. Линней сказал о человеке Homo sapiens nosce te ipsum - Человек разумный познай самого себя. Среди современных ученых-философов, в противовес мнению Ф. Энгельса, идет полемика о том, что происхождение человека нужно переносить с креатора предметно-орудийной деятельности на креатор социальности: «Социально-деятельностная природа человеческой разумности несомненна, но попытки эволюционным образом увязать биологические и антропологические эпифеномены и вывести из них разум, обречена в своей основе. Разум не выводим из социальности и деятельности, хотя бы потому, что они нуждаются в нем»293. Кроме того, необходимо отметить, что все вышеизложенные нами концепции антропосоциогенеза являются по своей философской направленности материалистически ориентированными. Поэтому для формирования целостного представления о биологическом и социальном статусе человека ниже нами будет рассмотрен ряд альтернативных философских гипотез антропогенеза.