4.3. Эволюция и систематика: академическая свобода и нравственный выбор

1 Современные философские проблемы. / под ред. В.В. Миронова.

161

биологии. По мнению известного философа биологии В.Г. Борзенко- ва, «хотя в биологии давно уже существует тенденция выделять теоретическую биологию как особое направление (Линней, Дарвин, Мендель, Берталанфи, Бауэр), до сих пор не ясно, существует ли такой раздел биологии, нужен ли он и каково его будущее»361. Вправе ли биология претендовать на звание фундаментальной науки? Этот вопрос считается спорным и пока нерешенным. Австрийский философ науки Дж. Смарт рассуждает по этому поводу так: «Аксиоматизация биологии предполагает существование универсальных, неизменных законов природы, подобных тем, которые мы имеем в физике»362.

Один из «самых яростных противников разумного замысла М. Рьюз (Ruse)» не оставляет надежды открыть и сформулировать такие законы и, прежде всего, всеохватывающий эволюционный закон363. Этот дарвинист всей душой стремится внушить научному сообществу свои представления об эволюции, провозглашая следующее: «Супертеоретическое построение под названием „синтетическая теория эволюции" полностью удовлетворяет наработанным в логике и методологии науки критериям теоретичности»364. Рьюз, разумеется, понимает нереальность претензий на величие супертеоретической роли эволюционной теории. И честно по этому поводу проговаривается: «Для полных объяснений с помощью охватывающего закона не хватает слишком многих данных, но, даже если бы эти данные и существовали, они просто подавили бы эволюционистов своей многочисленностью»365. Но если Рьюз сказал «А», то ему надо говорить и «Б». Эволюцию надо как-то защищать и, по мнению М. Рьюза, «свидетельства в пользу менделевской генетики являются свидетельствами и в пользу эволюционной теории»366.

Вопрос о том, как живая наука генетика должна вытягивать из полной несостоятельности мертворожденную и нежизнеспособную теорию макроэволюции, мы уже обсуждали в предыдущей главе.

На протяжении всего периода существования эволюционной теории ее сторонники ставили своей главной задачей «исключение элементов гипотетичности этой теории»367.

Если рассматривать «всеохватывающий эволюционный закон» с позиций постнеклассической рациональности, то становится очевидно, что он подходит под концепцию «приблизительной истины» постпозитивиста Л. Лаудана или «плюралистичной истины» Х. Пат- нэма369. Только на веру и никак иначе можно принимать такого рода высказывания, как: «Центральный стержень всего здания дарвиновской идеи естественного отбора не только сохранился, но и получил исчерпывающее доказательство»370. Или, повторяя Л. Лаудана371, как можно приблизиться к истине, если непонятно, что эта истина из себя представляет? Действительно, если понятия «наследственность» и «изменчивость» являются вполне конкретным понятийным аппаратом генетики, то «естественный отбор» с философских позиций есть понятие плюралистичное и размытое. Об этом пишут и сами эволюционисты: «Многочисленные, так называемые формы отбора: движущего, стабилизирующего, дизруптивного, поддерживающего, катастрофического и т.д. по механизму своего действия сводятся к одному и тому же естественному отбору; отличаются же они по апостериорным определениям»372.

Как известно, «механизмы действия» всех вышеперечисленных видов отбора весьма гипотетичны либо искусственно надуманы. Это мы уже анализировали ранее (см. п. 2.2). Определения «отборов» скорее априорны (доопытны), чем апостериорны (послеопытны). Сложно эволюционистам пытаться формулировать «всеохватывающий эволюционный закон», если они не в состоянии прийти к единому мнению об обосновании естественного отбора как ее «общего фактора»!

Следующее направление теоретической биологии, с помощью которого эволюционисты пытаются спасти макроэволюцию, - это систематика.

Разумеется, такая подмена систематики эволюцией - это свободная воля и нравственный выбор материалистически ориентированных ученых. Нам как естественникам очень понятен крик души честного биолога В.Н. Беклемишева: «Положение самое напряженное. Форма систематики как науки не осознана, актуально не существует. А между тем содержание уже готово, материал лежит, затисканный в чуждые ему формы генеалогии. Нельзя дольше терпеть состояние, когда имеется мнимая наука филогении (выделено нами), лишенная фактов, не объединенных в систему»375.

Такое эклектическое смешение разных наук в биологии в пользу «теории эволюции» началось с легкой руки Э. Геккеля, изобразившего плод своей фантазии - «филогенетическое древо», которое, как известно, повергло в ужас самого Дарвина376.

В.Н. Беклемишев высказывает обоснованное сомнение в том, что «филогенетика вообще является частью систематики»377. Этот крупнейший эволюционист пишет: «Систематика, в частности систематика линнеевских организмов, представляет самостоятельную проблему, которая и разрешаться должна независимо от вопроса о генезисе, об исторической преемственности форм»378.

Конечно же, систематика - это как раз то теоретическое направление биологии, которое отражает ее истинный научный статус. По словам В.Н. Беклемишева, «в биологии систематика составляет, может быть, главный господствующий элемент» (с. 80). С нашей точки зрения, систематика, как и всякая наука, по образному выражению осно- воположника эмбриологии К.М. Бэра, - только расшифровка одной несколько раз повторяемой фразы Творца: «Да будет» (Быт. 1, ст. 3-26).

На уровне дифференциации видов наука систематика почти всегда была объективна, как объективно и представление о виде. По определению Дж. Рея, «вид - это совокупность тождественных друг другу организмов, способных давать подобное себе плодовитое потомство»379.

Таким образом, такие теоретические науки биологии, как генетика и систематика, вполне адекватно расшифровывают творческие акты Создателя. А «эволюционное учение = филогения» цепляется к той и другой науке и пытается перемешать «зерна и плевелы» в одном сосуде. Напрашивается вывод, что современные эволюционисты (=филогенетики), пользуясь таким методологическим подходом, пытаются выжить сами как деятели науки и отстоять эволюционное учение как научное направление.