ГРОМОВА Л. П. «МАЛАЯ ПРЕССА» В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ РОССИИ XIX ВЕКА

Принято считать, что «малая пресса» XIX века — это массовые газеты (Петербургский, Московский и др. «листки»), рассчитанные на обывателя с невзыскательным вкусом и невысоким образовательным уровнем.

Юмористическая и сатирическая журналистика, являясь значительной составной частью российской «малой прессы», которая представляла в XIX веке новое социокультурное явление, изучена историками журналистики весьма фрагментарно и односторонне. Специально этой темой занимался лишь И.

Юмористические журналы последующих десятилетий — «Маляр» (СПб., 1871—1878: с 1878 издаётся под названием «Шут»), «Стрекоза» (1878—1918), «Осколки» (1881—1916), «Свет и тени» (М., 1878—1884), «Фаланга» (1880—1881), «Гусли» (1881—1882) и многие другие — ещё не стали предметом системного анализа исследователей, хотя их рассмотрение было бы чрезвычайно актуально в свете сегодняшнихпредпо-чтений читательской аудитории. Правда, к «Оскол­кам» в связи с продолжительным сотрудничеством в них А. П. Чехова исследо­ватели обращаются чаще, чем к другим журналам. Обзор части из них был представлен в «Очерках по истории русской журналистики и критики» (Л., 1965) в статье М. И. Приваловой и В. И. Ганшина, но, к сожалению, с очень заметным идеологическим акцентом, характерным для исторических исследо­ваний советского времени.

Даже обзорное знакомство с этими журналами (изученными и вовсе не изученными) показывает, какой богатый материал для осмысления хранят юмористические издания: своеобразие типологической модели, особый авторский круг, яркость оформления, богатство иллюстраций, тематическая актуальность, жанровое многообразие. Некоторые из них напоминают совре­менные комиксы (много рисунков, мало текста, сходство вёрстки). Например, журнал «Маляр» — «еженедельный журнал сатиры и юмора с карикатурами». Он состоял из четырёх полос и представлял собой скорее альбом карикатур с краткими комментариями. Примерно раз в год издавались приложения кжурналу: «Петербург 100 лет спустя, или один день из жизни Ивана Ивановича» (1872), «Записки сумасшедшего» (1873), «Буря» (1874), «Барышни» (1875), «Листки из курса физики» (1876).

Начало массовому появлению юмористических изданий положил ежене­дельный иллюстрированный журнал «Весельчак», выходивший в Петербурге с февраля 1858 по февраль 1859 года, издателем которого был А. Плюшар, редакторами Я. И. Григорьев, Н. М. Львов, А. А. Козлов. Благодаря талантливым авторам (литераторы П. И. Вейнберг, Н. М. Львов, О. И. Сенковский, А. С. Суворин и др., художники В. С. Крюков, А. И. Лебедев, М. О. Микешин), журнал быстро приобрёл популярность у самого широкого круга читателей и достиг тиража 8 000 экземпляров. Его можно было приобрести в книжных магазинах, на станциях железной дороги, в трактирах, у разносчика; в листы «Весельчака» лавочники заворачивали товар (папиросы, свечи, книги и т. д.). Основная цель издания — развлечь читателя, но он не избегал и журнальной полемики как с «Современником», так и уличными листками. Во время редакторства Козлова (№ 17-44) журнал заметно «полевел»: в нем зазвучали обличительные ноты, либеральные рассуждения о прогрессе. Именно в это время появились неодобрительные отзывы цензурного ведомства об отдельных публикациях «Весельчака». Так, в № 6 за 1859 год редакция сообщала, что «продолжение “Похождений Мазурика”, приготовленное для настоящего нумера, должно быть отложено до № 7-го совершенно противу ея воли».

Журнал был интересен не только для невзыскательной публики, но и для интеллигентного читателя талантливыми текстами и иллюстрациями, обращён­ностью к социальным проблемам, за что нередко получал замечания отцензуры. За пропусккпечати в «Весельчаке» (№ 6) шутки, задевающей изменение формы в армии, цензору был объявлен выговор [1]. В рапорте чиновника особых поручений Волкова на имя министра народного просвещения сообщалось, что в № 7 журнала помещено стихотворение под названием «Современным людям», в котором «под предлогом критики настоящего направления нашей литературы высказывается мысль, что пока у нас не будет полной печатной гласности, пока нам не позволят называть вещи их собственными именами, то есть задевая личности, называть каждую из них по имени, — до тех пор не только не будет у нас никакого прогресса, но мы рискуем попятиться лет на десять назад» [2].

Изучение цензурных дел Исторического архива (РГИА) показывает, что, несмотря на кажущуюся безобидность юмористических изданий, цензур­ный надзор за ними был очень пристальным.

Особый интерес в этом смысле вызывали у цензуры уличные листки — издания юмористического и сатирического характера, во множестве появив­шиеся в Петербурге весной 1858 года и ставшие характерным фактом стремле­ния общества к гласности и обличительству. Оживление общественной жизни, возрастающая потребность в чтении угородских низов создали благоприятные условия для успешного развития этого типа изданий. Они представляли собой своеобразные газетки, как правило, без определённой периодичности выпус­кавшиеся предприимчивыми издателями. Листки были разными по тематике, различного литературного достоинства, но все они имели развлекательный характер, некоторые не чурались свойственного предреформенной эпохе либе­рального обличительства. Массовое возникновение юмористических листков было настолько заметным явлением, что в сентябрьском номере журнала «Со­временник» за 1858 год Н. А. Добролюбов посвятил ему специальную статью «Уличные листки», в которой рассмотрел нравственные и литературные черты вышедших изданий.

Рыночный характер этих массовых изданий предопределил их литератур­ные достоинства. В условиях конкуренции и борьбы за читателя и за «пятачки», издатели листков не пренебрегали никакими методами: мелкая грызня, грубая брань, оскорбительные намёки, откровенная клевета друг на друга. Более всего доставалось сильным конкурентам—«Весельчаку» и «Смеху». КакпишетДобро- любов, «по принципу, изъявленному самими издателями, литературная сторона во всех весёлых листках этих должна исчезать пред торговою». И, таким обра­зом, вопреки здравой логике, когда ожидалось, что «литературные достоинства листков должны возрастать по мере того, как конкуренция увеличивается», новые издания, появившиеся в числе последних («Фантазёр», «Бардадым» и др.), когда рынок подобной продукции был уже занят другими, стали состя­заться между собой в пошлости и бездарности.

Учитывая их широкое распространение и склонность некоторых из них к обличительству, они подвергались строгой цензуре, и даже в довольно безо­бидных листках цензурные чиновники находили «предосудительные» мысли. Правительство всегда зорко наблюдало заизданиями для народа. В 1850 году вышло «высочайшее повеление», которым должно было руководствоваться цензурное ведомство при их рассмотрении. В 1857 годувозникло дело о «Бала­гурном листке», в результате которого цензору В. Н. Бекетову было сделано за­мечание. Главное управление цензуры обратило внимание на то, что листок по содержанию и языку предназначен для «обширного круга необразованных читателей», что «обязывает цензуру быть осмотрительнее и строже в нравст­венном отношении». Петербургский митрополит Г ригорий в обращении кпастве заявил, что в «Весельчаке», «Смехе», «Пустозвоне» и других уличных листках проявился «злой дух времени», что такие издания «развращают волю, искореняют христианские чувствования и производят совершенное забвение об обязанностях святой веры». Петербургский военный генерал-губернатор П. Н. Игнатьев 18 мая 1858 года обратился к министру народного просвещения Е. П. Ковалевскому с просьбой либо запретить уличные листки вовсе, либо подвергнуть их более строгомурассмотрению цензуры. Цензорам было предпи­сано ужесточить контроль за листками, руководствуясь «высочайшим повеле­нием» 1850 года по поводу цензуры книг для «простого народа»; запрещалось «придавать сим листкам наружную форму, исключительно принадлежащую периодическим изданиям, а в особенности газетам». Поэтому власть в мае­июне 1858 года предприняла ряд мер по сокращению их влияния: сначала им было запрещено выходить в формате газетных листков, вследствие чего с се­редины мая они издавались в виде брошюр, что в значительной мере ограничи­ло ихраспространение; но самой болезненной мерой было запрещение уличной продажи.

Цензурная история сатирических журналов ещё более многострадальна. Только по «Будильнику» в архиве хранится девять цензурных дел ограничи­тельного и запретительного характера: «об особом наблюдении занаправлением журнала[3], о выговорахцензорам запропуски статей, стихотворений, карикатур и др. Цензурные мытарства журнала «Искра» представлены в 102 делах, многие из которых ещё ждут прочтения.

Но не только цензурная история сатирической и юмористической журна­листики нуждается в актуальном, глубоком рассмотрении. Этот сегмент прессы представляет интерес и как социокультурный феномен, являющийся отра­жением процессов массовизации журналистики как части культуры общества.

Думается, что при анализе этой типологической группы как представителя малой прессы особенно важно учитывать контекст, среду, — то, что литерату­роведы называют литературным бытом. Ю. М. Лотман определял это понятие как «особые формы быта, человеческих отношений и поведения, порождаемых литературным процессом и соста-вляющие один из его исторических контек­стов» [4]. Интересно также определение современного исследователя Э. Д. Орлова, рассматривающего литературный быт «как некий поведенчес­кий текст (в широком смысле), который может определять стиль писателя или существенно влиять на него». Поэтому, считает автор, невозможно по­нять Лейкина, Чехова, Билибина, Щеглова и других авторов «малой прессы» вне среды, нравов, этики и складывавшихся традиций в этом литературном и журнальном мире [5].

Среда «малой прессы» сложна и неоднородна. Уже к1880-м гг складывается определённая иерархия изданий, которая в значительной степени влияла на выбор автора, его репутацию. От того, в каких журналах дебютировал и за­креплялся автор, во многом зависела его литературная судьба. Для одних это сотрудничество становилось точкой роста, стимулируя развитие через отрица­ние и пародирование устоявшихся клише (какдля Чехова); для других — привыч­ной, комфортной средой, которая заставляет писать и жить по уже созданным поведенческим и текстовым шаблонам-клише, формирует писателя-маргинала. Происхождение автора-сотрудника «малой прессы», социальная среда, из кото­рой он вышел, его образовательный уровень являются важными факторами, определяющими лицо издания. Авторы, хорошо знавшие быт и потребности нового, массового читателя, вносили в свои тексты темы и язык знакомой им среды, определённые культурные ориентиры. Но в то же время «внутренняя жизнь» газетно-журнальной среды «малой прессы» также во многом определяла вектор развития самого автора, накладывала своеобразный отпечаток на его стиль, выбор тем, тип текстов. Сравнение журналов («Будильник», «Осколки», «Развлечение», «Стрекоза»), ориентированныхна развлечение читателя, и, каза­лось бы, на краткое «лёгкое» чтение, показывает разные подходы даже к форми­рованию текстов. Так, если петербургские «Стрекоза» и «Осколки» дают в ос­новном короткие журнальные жанры (сценка, фельетон, рассказ и прочие «мелочишки»—всё предельно лаконично), то московские издания («Будильник», «Развлечение») часто публикуют большие материалы, «сериалы» с продол­жением. Столь же очевидна разница междунабором жанров в газете и журнале.

Конечно же, не только авторы определяли лицо издания: оно зависело от издателя и редактора, цензурных условий и технологических достижений. Любопытна закономерность: какправило, большего успеха добивались те изда­ния, редакторами и одно-временно издателями или соиздателями которых являлись литераторы (Н. А. Лейкин, взявший в свои руки редактирование и издание «Осколков», хотя помимо него издателем-редактором был Р Р. Голике). Если же издатели были людьми, далёкими от литературы, то они часто пригла­шали редактора, который и определял лицо издания (это хорошо видно на примере журнала «Развлечение» после смерти издателя Ф. Б. Миллера).

Интересно проследить отношение автора к своей литературной работе. Его самосознание часто находилось, можно сказать, в конфликте между цинизмом и практициз-мом, с одной стороны, и неосуществлённой мечтой о высоком творчестве, с другой. Л. Е. Оболенский в статье «Обо всём» (Русское богатство, 1886, № 12) писал, что причиной гибели многих талантов была юмористика с её «спешным, ежедневным кропанием». Одни авторы «малой прессы» воспринимали литературу как источник дополнительного дохода, совмещая своё сотрудничество в издании с основной службой или работой в «большой прессе»; другие работали «на профессиональной основе», третьи видели в ней лишь начало литературной деятельности. Какпоказывает пример Чехова, «жестокая школа юмористического многописания к сроку, независимо от настроения, здоровья, условий, времени суток, выработала из него литературного профессионала высокого класса» (А. П. Чудаков). Большая же их часть, «литературные подёнщики», занимав-шиеся «многописанием», хорошо понимали своё место в литературной иерархии. «Сам себя за уши не вытянешь выше своего литературного роста», — утверждал В. В. Билибин. Ещё один из авторов юмористических изданий Леонтьев (Щеглов) признаётся: «...я ужасно необразован: я всё равно, что музыкант, который не знает нот и воспринимает всё на слух. Это очень опасно, и рождается неуверенность, а отсюда и малописание и прочая трагедия».

Многописание давало разные результаты. Так, Чехов, вынужденный много писать для малой прессы, т. к. нужны были деньги для существования семьи, спустя годы признается И. А. Бунину: «Писатель должен быть нищим, должен быть в таком положении, чтобы он знал, что помрёт с голоду, если не будет писать, будет потакать своей лени. Писателей надо отдавать в арестантские роты и там принуждать их писать карцерами, поркой, побоями. Ах, как я бла­годарен судьбе, что был в молодости беден» [6].

Но эта школа «многописания», работы на поток, рождала и профессиональ­ных штамповщиков и превращала их, по словам А. М. Скабичевского, в «легковесных барабанщиков». Плагиат и заимствование произведений извест­ных авторов (особенно в провинциальной прессе и непопулярных изданиях) допускались неписанной этикой «малой прессы». Часто в качестве исходного материала использовались тексты зарубежных писателей, которые подвер­гались вольной переработке или приспосабливались к российским реалиям.

И ещё одну особенность «журнального» (или журналистского ) быта «малой прессы» хотелось бы отметить: авторами «малой прессы» преимущественно становились представители той самой социальной, пёстрой среды читателей, для которой онаписалась, т. е. это те купцы, чиновники, мещане и др., знакомство которых с печатным словом начиналось с «Петербургского листка» или «Мос­ковского листка», таким образом усвоение ими норм и правил этого рода изданий происходило ещё задолго до начала сотрудничества авторов в них. Нередко именно из этой среды читателей и появились многие авторы «малой прессы», хорошо знавшие быт и потребности нового читателя, то есть каждый привносил в издание свой опыт и имел свою планку культуры, образования, таланта. Таким образом, взаимоотношения читательской аудитории и автора носят двусторонний характер. Авторы вносили в свои тексты коллизии и язык знакомой им среды, определенные культурные и эстетические ориентиры.

Конкуренция в этой среде была очень жёсткой. Возникавшие из-за посто­янной борьбы за существование зависть и недоброжелательство авторов друг к другу из-за более высокой платы, популярности — были обычным явлением.

Образ автора «малой прессы» запечатлен не только в письмах и мемуарах того времени, он нашёл отражение в рассказах-сценках И. И. Барышева (Мясницкого) «Горе-сочинители», В. В. Билибина «Литературное кладбище», И. Ф. Василевского «В редакции местной газеты», А. П. Чехова «Литературная табель о рангах» и др. Интерес к этой теме самих литераторов объясняется прежде всего потребностью в самоопределении авторов «малой прессы», а также необходимостью (характерной для литературы того времени) в осмы­слении новых социальных типов, одним из которых и был тип автора «малой прессы».

Вообще же изучение этой темы в целом и журналистского быта «малой прессы» даёт интересные и актуальные выходы на современную журналистскую среду. Многие процессы, происходившие тогда, не прекратились с переходом в другую эпоху. Меняют-ся формы, технологии, но общие схемы, матрицы человеческих отношений остаются практически неизменными.

1. РГИА. Ф. 772. Оп. 1. Д. 4756.

2. РГИА. Ф. 772. Оп. 1. Д. 4772.

3. Ф. 776. Оп. 2. Ед. хр. 2.

4. Лотман Ю. М. Литературный быт // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 194.

5. Орлов Э. Д. Литературный быт 1880-х годов. Творчество А. П. Чехова и «малой прессы» : автореф. канд. дис. М., 2008. С. 4.

6. ЛН. Т 68. С. 670-671.