Современные исследования мифа

С ростом знаний о мире и человеке интерес к мифологии не только не уменьшился, а наоборот, по мере развития науки, постоянно растет. Мифы принадлежат не только к далекому прошлому или бесписьменным культурам, они продолжают оставаться актуальными и в настоящее время, так как мифическое мышление свойственно не только архаическому человеку, но также присуще и современному человеку, является фундаментальным свойством его природы.

Слово «миф» имеет греческое происхождение. «Мифы (от греч. Mythos - предание, сказание) архаические повествования о деяниях богов и героев, за которыми стояли фантастические представления о мире, об управляющих им богах и духах. В первобытной мифологии обычно рассказывалось о картине мира, о происхождении его элементов. Генетически и структурно мифы тесно связаны с обрядами» [232, 370]. Под термином «мифология» понимается форма общественного

сознания, совокупность сказаний о богах и героях, фантастическая система представлений о мире, а также наука, исследующая мифы. Мифотворчество рассматривается как важнейшее явление в культурной истории всего человечества. Так, П. Бергер и Т. Лукман утверждают, что «мифология представляет собой архаичную форму легитимации вообще» [21, 180]. Поэтому они определяют мифологию как «концепцию реальности, которая полагает непрерывное проникновение священных сил в мир повседневного опыта» [21, 180]. По их мнению, между космосом и повседневным миром существует непрерывная связь, которую как раз и фиксирует в себе мифы и кроме этой связи, они ничего иного не содержат.

При всем многообразии мифов у различных народов мира, во всех из них повторяется целый ряд одних и тех же тем и мотивов, несмотря на то, что уровень развития этих народов и условия существования различны.

Мифы этиологические («причинные», т. е. объяснительные) - это мифы, объясняющие появление различных природных и культурных особенностей и социальных объектов. Подобные мифы распространены у первобытных народов, они часто слабо сакрализированы. 2.

Мифы космогонические (по большей части менее сакрализирован-ные, чем этиологические) повествуют о происхождении космоса в целом и его частей, связанных в единой системе. В них непосредственно отражаются представления о структуре космоса, превращении хаоса в космос, выделения основных стихий (огонь, земля, вода, воздух), отделении неба от земли, появлении земли из океана. К космическим мифам принадлежат антропогенные мифы о происхождении человека, первых людей или племенных предков. К космогоническим мифам примыкают мифы астральные, солярные и лунарные, отражающие архаическое представление о звездах, солнце, луне и их персонификации в мифах. 3.

Мифы близнечные - о чудесных существах, представляемых в виде близнецов и часто рассматриваемых в качестве основателей племени или культурных героев. 4.

Мифы тотемические составляют непременную часть комплекса тотемических верований и обрядов. 5.

Календарные мифы связанные с циклом календарных обрядов, как правило, с аграрной магией, в их основе наблюдения связанные со сменой времен года. 6.

Мифы героические строятся вокруг биографии героя и могут включать его чудесное рождение, испытания, подвиги, смерть героя. 7.

Мифы эсхатологические - рассказывают не о возникновении мира и его элементов, а об их уничтожении - о гибели суши, наступлении хаоса, о конце мира.

К наиболее часто встречаемым образам в мифах относятся: иерво-предки - к ним принадлежат прародители родов и племен, жившие в ранние времена (золотое время), во времена, когда все было другое; культурные герои - мифические персонажи, которые создают различные предметы культуры, учат добывать огонь, охотиться, возделывать землю и т. п.; рухи - мифологические существа, находящиеся в постоянном контакте с человеком, рассматриваются как положительные - родовые духи, духи предков, помощники и покровители человека, так и злые духи -духи болезней, духи мертвых, все они представляют силы природы, с которыми незримо связан человек;' боги - могущественные сверхъестественные существа, появляющиеся в развитых религиозных мифологиях.

Как правило, мифы на ранних стадиях развития архаической культуры - примитивны, просты по содержанию. Но позднее, с развитием общественной отношений, постепенно создаются более сложные и развитые мифы и мифологические системы, в которых обобщается весь накопленный человеком опыт в познании природы и самого себя. Миф является синтетической системой, в которой находятся в нерасчлененном виде все представления человека о мире. Постепенно из мифологии выделяются отдельные идеи, которые затем превращается в самостоятельные отрасли знаний - то, что сегодня называется философией, искусством, этикой, эстетикой, правом и наукой. К основной загадке мифа относится рассказанная в мифе история, которая является или прямым описанием некогда случившихся событий, или зашифрованным посланием, для понимания которого необходимо сначала разгадать код - только тогда мифическая история может быть понята; или миф - это система правил для конструирования сознания.

Во времена Древней Греции мифы уже утратили свое первоначальное значение, природа их происхождения была неясна и они понимались как вымыслы, нелепые представления, фантазии. Стоики и эпикурейцы рассматривали мифы как аллегории. Мифические истории трактовались ими как аналогии и персонификации природных сил, с которыми сталкивается человек в процессе освоения и осознания мира и, как следствие, стремление интерпретировать непостижимое по аналогии с самим

собой.

10

Другой подход к пониманию мифов предложил Эвгемер (Ш в. до н. э.). Его понимание мифа основывается на том, что миф есть, помимо всего прочего, обожествление предшествующих царей, героев, которое начинается по мере их ухода в иной мир и превращения в прошлое.

Платон определяет миф как ступень знания, которое соответствует определенной сфере предметов; языку мифа подвластен мир становления. Таким образом, миф становится у Платона необходимой, хотя и ограниченной функцией понимания мира.

В эпоху Возрождения проявился новый интерес у европейцев к античной мифологии, которая рассматривается как аллегорическое выражение некоторых религиозных, моральных, поэтических, научных или философских истин.

В век просвещения появились работы Ф. Бэкона, Ж. Ф. Лафито, Б. Фонтонеля и Дж. Вико. По отношению к мифологии просветители заняли негативную позицию. Очень резко к мифологии отнеслись французские просветители Вольтер и Дидро, считавшие такие представления обманом жрецов.

Наиболее интересной была позиция Дж. Вико. История предстает в виде циклического процесса: божественная, героическая и человеческая эпохи выражают детское, юношеское и зрелое состояние общества и общего разума. Он полагал, что мифы складываются как игра фантазии, вызванная интуитивным ощущением присутствия божеств и страха перед ними, связанные с мощными и непонятными явлениями природы; ему принадлежит мысль о том, что различного рода мифы возникают на разных уровнях общественного развития.

Д. Юм мифические аллегории понимал лишь как выражение страха и надежды. Судьба человека находится в руках некого загадочного существа, с которым человек должен договориться с помощью просьбы и жертвы.

Для Гегеля миф был необходимой ступенью развития абсолютного духа и поэтому явлением, в рамках априори необходимого природного процесса самого себя постигающего мышления. Тем самым миф понимается не просто как предрассудок или иллюзия, но он содержит частицу истины, пусть даже на низшей ступени понятия, которое впервые, согласно Гегелю, полностью высвечивает скрытое в. созерцании.

Во взглядах представителей другого направления, Винкельмана и Гете, миф интерпретируется как поэзия; согласно этому представлению миф не является аллегорией, он не прозаическая истина, представленная в образном сравнении, но миф есть поэзия.

11

Подобно Гердеру, изгнавшему принцип аллегории из философии языка, Шеллинг отказывается от аллегорического толкования мифа и заменяет его «тавтегорическим», т. е. понимающим миф как нечто автономное и могущее быть осмысленным лишь из собственной специфики.

Важный вклад в изучение мифов внесли романтики, братья В. и Я. Гримм. Они показали, что ключ к изучению мифотворчества лежит в понимании народного творчества всех народов вообще. Так, И. Гер-рес и Ф. Крейцер, использовали в толковании западноевропейских мифов, ведические мифы Индии, так как в те времена Индия рассматривалась как прародительница всех индоевропейцев.

Мюллером была создана лингвистическая концепция возникновения мифов. Язык им объявляется первичным, а миф вторичным и производным образованием, а связующим членом выступает метафора. Источник мифа - в двусмысленности языка (паронимии), поэтому миф есть не что иное, как «болезнь языка». Первоначально каждый предмет обозначался через множество принадлежащих ему свойств (поли-номия), тогда как позже из этого многообразия было выбрано одно имя (синомия). Другие свойства стали применяться к различным другим предметам (древо, например, стала применяться не только к деревьям, но и к столу, дому, скульптуре и т. п.), что дало им некую абстрактную самостоятельность. Возможно, что со временем некоторые из них утратили самостоятельное значение и стали существовать лишь в идиоматических оборотах и т. п., что и привело к возникновению мифов. В качестве доказательства своих взглядов Мюллер приводит примеры, ставшие классическими. Греческое слово, обозначающее лавр, восходит к санскритскому корню ЛЬапа, обозначающему утреннюю зарю, миф о Дафне, преследуемой Аполлоном и превращающейся в лавровое дерево, является по самой своей сути лишь изображением солнечного бога, который гонится за своей невестой, утренней зарей, спасающейся от него в недрах своей матери, земли.

Более глубокую разработку языка и мифа продолжил Г. Узинер в книге «О божественных именах». По Узинеру, мифология есть морфология религиозных представлений; ключ к ее пониманию заключа- 12

ется в именах богов и в истории этих имен. Поэтому необходим знаковый анализ мифа; миф не сводится к языку, как и язык не сводится к мифу, связь их в имманентной активности знака. Символически-романтическая интерпретация мифа достигла развития в полной мере в работах И. И. Бахофена. Он сделал попытку увязать отдельные типы и группы мифов с историческими стадиями развития человечества, сменой матриархальной стадии, патриархатом. Бахофен был убежден, что фундаментальный мифический опыт человека состоит в том, чтобы видеть в Земле свою мать-прародительницу, которая порождает жизнь и затем вновь принимает ее обратно в свое лоно. В силу этого он отождествлял материнский культ и культ мертвых. Внутренняя логика развития мифа шла, согласно Бахофену, от изначального хтонического к гомеровскому мифу, жизнь обратилась от тьмы свету. Бог окончательно превратился в Духа; прогресс в мифе не означает, что его изначальные формы окончательно канули в прошлое и сошли на нет. Антропологическая или эволюционистская (Э. Тайлор, Э. Лэнг, Г. Спенсер и др.) теория сложилась в Англии и была результатом первых шагов сравнительной этнографии. Представители этой школы проводили сравнительный анализ между архаическими племенами и цивилизованным обществом. Э. Лэнг рассматривает миф как ошибочное объяснение мира, поэтому мифический рассказ - это нередко простая бессмыслица, которой лишь позже в результате деятельности жрецов и поэтов придавался аллегорический смысл, который в наше время доживает свой век в виде всяческих суеверий. Г. Спенсер полагал, что дух первобытного человека не отличал естественного от сверхъестественного, возможного от невозможного. Первобытный человек не обладал жаждой познания, ему не хватало слов для аналитической мысли, он не умел логически мыслить. Миф - это ошибочное объяснение явлений мира при недостаточных средствах и возможностях для познания.

Представители французской социологической школы (Э. Дюрк-гейм, М. Мосс) ориентировались на социальную психологию. Эта школа сформировала концепцию, согласно которой миф развивался постепенно из ритуалов, которые характеризуются скорее магическим содержанием, и затем слился с ними в некое единство. Данные ритуалы истолковывались, однако, в терминах тотемизма, в основе которого лежала якобы вера первобытного человека в одушевленность всего сущего и в наличие кровнородственных связей между некоторыми видами животных и определенными человеческими родами.

13

Психологическое направление в исследовании мифа (Вундт, 3. Фрейд, К. Юнг). Согласно взглядам Вундта, существует мифологическая апперцепция, которая присуща человеку изначально и которая создает мифические предметы; миф рассматривается им как творение народной фантазии, а не одного человека.

В настоящее время мифология продолжает свое бурное развитие. Исследованием мифов занимаются не только традиционно занимавшиеся этой проблематикой этнографы, но и представители различных отраслей знаний: философы, социологи, психологи, лингвисты, культурологи, политологи, антропологи и др.

Ниже рассмотрим более подробно (насколько позволяют рамки данной работы) наиболее интересные мысли и теории, выдвинутые разными авторами, принадлежащими к различным научным школам и традициям в исследовании мифологии (Э. Тайлор, Л. Леви-Брюль, Б. Малиновский, Э. Кассирер, А. Ф. Лосев, Р. Кайуа, Р. Бультман, Р. Генон, Г. Гадамер, К. Хюбнер, 3. Фрейд, О. Ранк, К. Г. Юнг, М. Элиаде, К. Ле-ви-Строс, Р. Барт, Ю. М. Лотман и Б. А. Успенский,

Н. Н. Вашкевич), отражающие разнообразные современные взгляды по данному вопросу. Социокультурные исследования мифов

Рассмотрим знаменитую работу Э. Тайлора «Первобытная культура». В «Первобытной культуре» (1871) анализируются происхождение и развитие мифов и религиозных представлений. Именно в анализе религии Тайлор оставил очень заметный след, им была создана первая развернутая теория

происхождения и развития религии. Тайлор ввел в этнографию понятие «анимизм» (от латинского «анима» - душа), назвав им веру в духовные существа. Свою анимистическую теорию происхождения религии он проиллюстрировал этнографическим и историческим материалом, и привел немало свидетельств о связи анимизма с другими первобытными представлениями - фетишизмом и тотемизмом, указав на то, что различные виды первобытной религии не изолированы, а тесно переплетаются между собой.

Изучение мифов и легенд низших племен привело Тайлора к мысли, что необходимо относиться к дикарю как к представителю человеческой расы, находящемуся в период ее детства. «Ребенок - отец будущего человека, и в мифологическом выражении это имеет еще более глубокий смысл, чем мы обыкновенно придаем ему» [208, 129]. Для примитивного человека вся окружающая его природа населена личными одушевленными существами, которые живут наподобие животных и людей. Такие одушевленные Существа представлены в мифе,

14

исполняют свои функции, рассматриваются как соперники или как враги, с помощью которых человек осуществляет свои действия. «Идеи эти опираются на широкую философию природы, правда, первобытную и грубую, но полную мысли и понимаемую вполне реально и серьёзно»

[208, 130]. Весь окружающий мир пронизан и наполнен различными существами, с которыми по необходимости примитивный человек вступает в отношения и пытается заручиться их поддержкой во всех сферах быта: охоте, рыбной ловле, изготовлении орудии, войне и т. п. действиях, положительный исход которых немыслим без их помощи. Подобного рода опыт, полагает Тайлор, появляется в ранних понятиях ребенка о внешнем мире, так как его с самого детства окружают другие люди. Этим объясняется то, что окружающие предметы: стулья, игрушки и т. п. управляются действием личной воли, и это обстоятельство является первым шагом к мифологии. Если дикарь, споткнувшийся об камень или раненый стрелой, пытается их укусить, то ум дикаря воспроизводит состояние детского ума, который считает, что эти вещи причинили ему боль по собственной воле, т. е. они являются не вещами, а живыми существами.

В происхождении и образовании мифов язык играл значительную роль. Язык действует не только совместно с воображением, но и творит сам по себе, считает Тайлор, так что рядом с мифическими идеями есть и такие, в которых речь шла впереди воображения, а воображение следовало по готовому пути, но их необходимо различать.

Различие между мифом, основанном на факте, и мифом основанном на слове, по мнению Тайлора, достаточно очевидно, и основывается на недостатке реальности в словесной метафоре. Но, несмотря на это, привычка придавать реальность всему, что может быть выражено словами, крепла и процветала в мире.

По словам Тайлора, творчество поэта нашего времени имеет еще множество сходств с мышлением нецивилизованных племен, находящихся на мифологической стадии. Фантазии примитивного человека и вымыслы поэта, облеченные в изящные формы, схожи в ощущении реальности идей. «От начала культуры и поныне у человека работает фантазия, но где дикарь видит фантасмы, цивилизованный человек наслаждается мечтами» [208, 148]. Наука изучает природные явления и дает их объяснение на специальном языке, который понятен только тем, кто прошел школьное обучение и совершенно не понятен детям и малокультурным людям. В основе подобного мировоззрения лежит правило, что «человек есть мера всех вещей». И, как полагает Тайлор, если отыскать ключ к мифу, то станут прозрачными его сложные и

15

изменчивые термины и что рассказанная в нем история о войне, любви, и судьбе несет в себе вечную историю обыденной жизни мира. «Мифы, выработавшиеся из тех бесконечных аналогий между человеком и природой, которые составляют душу поэзии, и вылившиеся в эти сказания, все еще не утратившие для нас своей неувядаемой жизни и красоты, являются мастерскими произведениями искусства, принадлежащие более прошлому, чем настоящему» [208, 150]. Аналогиями между жизнью природы и жизнью человека на протяжении многих веков пользовались поэты и философы. Но следует считать, что многие совпадения могут быть сведены к одной теории и могут быть объяснены с ее помощью. Так ученый, использующий само собой напрашивающиеся аналогии, может найти объяснение, где только вздумает искать. В качестве примера может быть рассмотрена известная сказка о волке и семи козлятах, которых волк находил и съедал по очереди, а седьмого козленка так и не смог найти, так как он спрятался в стенные часы. Если искать аналогии с природой, то волка необходимо рассматривать как ночь, а семерых козлят как семь дней недели, которых ночь поглощает по очереди, а седьмого не может найти, так

как он спрятался в стенные часы, т. е. он является текущим днём.

Создание классификации мифов - дело преждевременное, полагает Тайлор, но последовательное овладение одним за другим типом мифов - возможно и необходимо. Но, тем не менее, Тайлор предлагает общую классификацию мифов и делит мифы на «мифы философские, или объяснительные; мифы, основанные на реальных, но неправильно понятых, преувеличенных или искаженных описаниях; мифы, в которых предполагаемые происшествия приписываются легендарным или историческим личностям; мифы, основанные на реализации фантастической метафоры; мифы, созданные или применяемые для распространения нравственных, социальных или политических учений» [208, 178]. Таковы основные направления грубой, детской мысли человечества, воплощенные в мифотворчестве.

Тайлор последовательно рассматривает примеры мифов и легенд различных народов и выделяет в них процессы одушевления и олицетворения природы, приводит примеры образования легенды за счет преувеличения и искажения фактов, превращение метафоры в миф, превращение вымыслов и теорий в исторические события, переход мифа в чудесную легенду, приписывание топографическим и человеческим именам фантастического содержания, использование мифа как нравственного регулятора поведения и непрерывную кристаллизацию сказки в историю. В основании этих действий, считает Тайлор, оши-

16

бочных по своей природе - лежат два принципа. Первый заключается в правильности построения легенды, которую нельзя объяснить простым вымыслом, поэтому в её основе лежит определённый закон и причины появления. «И это развитие в действительности так однообразно, что мы вправе смотреть на миф как органический продукт человечества вообще, продукт, в котором индивидуальные, национальные и даже расовые отличия являются подчиненными общими для всего мира свойствами человеческого ума» [208, 204]. Во втором принципе отражаются отношения между мифом и историей. Исторические события, вплетенные в ткань мифа, настолько искажены, что не могут отражать реальных исторических фактов. И, несмотря, на такие искажения, их создатели бессознательно вплели много различных исторических свидетельств.

Они влагали в мифическое жизнеописание богов и героев свое прадедовское наследие мысли и речи, они обнаруживали в построении своих легенд ход собственных мыслей, они сохранили, таким образом, искусства и обычаи, философию и религию своего времени. Миф есть история его авторов, а не действующих в нем лиц. Он есть воспоминание о жизни не сверхъестественных героев, а создавших его своим поэтическим-воображением народов» [208, 204]. Поэтому можно развить мысли Тайлора и сказать, что он в мифе видит дальнейшее развитие воспринимаемого мира по правилам языка, а не сам реальный мир. Миф как языковая форма уже отражает не столько реальность, сколько языковые структуры, описывающие эту реальность.

Коллективные представления и мышление в бесписьменных культурах, являются основным предметом, который исследует французский философ Л. Леви-Брюль в книгах «Мыслительные функции в низших обществах», (1910) «Мышление примитивов», (1922) «Сверхъестественное в первобытном мышлении» (1935). Леви-Брюль не рассматривает индивидуальное сознание, а предметом его исследования являются формы коллективных представлений, сравниваемые с мышлением западного человека. Нельзя сказать, что современное западная цивилизация не имеет своих коллективных представлений. К ним можно отнести все религиозное, магическое, суеверия и т. п. Поэтому подлежали сравнению не коллективные представления представителей бесписьменных культур с логическим мышлением современного западного человека, а коллективные преставления бесписьменных культур с коллективными представлениями современного общества. Если бы подобные исследования были проведены, их то результаты были бы совсем не такими противоречащими здравому смыслу, а

17

более скоромными. Современное западное общество, несмотря на всю свою рациональность, продолжает черпать творческие идеи из прошлого. Прошлое включает в себя наследие разных культур и традиций, как продолжающих существовать в настоящее время, так и исчезнувших. Чем более древним является культурное наследие, то тем больше оно пронизано коллективными представлениями как древними, так и своей эпохи и, не смотря на этот факт, ценность его нисколько не снижается, а наоборот даже возрастает. Человек хочет видеть мир логичным, но мир не логичен, у него своя логика. Логицизмом пронизано только научное знание, для которого такая форма является существенным отличительным признаком, а вот что касается культурных традиций, искусств, то они как раз и опираются на коллективные представления создавших их народов.

Для того чтобы выделить черты свойственные мышлению бесписьменных народов, как они представлялись Леви-Брюлю, начнем с рассмотрения во всех отношениях важного для него понятия - коллективные представления. «Представления, называемые коллективными, если определять только в общих чертах, не углубляя вопроса об их сущности, могут распознаваться по следующим признакам, присущим всем членам данной социальной группы: они передаются в ней из поколения в поколение...они не зависят в своём бытии от отдельной личности» [114, 9]. Такие черты проявляются только потому, что невозможно осмыслить и понять индивида, только исходя из его самого, так как любой индивид является членом социального коллектива.

Для того чтобы понять механизм социальных институтов, считает Леви-Брюль, необходимо избавится от предрассудка, что коллективные представления могут быть объяснены законами психологии, полученными при анализе субъекта. «Коллективные представления имеют свои собственные законы, которые не могут быть обнаружены, особенно если речь идёт о первобытных людях....Напротив, лишь изучение коллективных представлений, их связей и сочетаний в низших обществах сможет, несомненно, пролить некоторый свет на генезис наших категорий и наших логических принципов» [114, 9]. Коллективные представления в бесписьменных культурах скорее говорят не о природе логических принципов, а об отношении к непроявленному миру, который оказывает на видимый мир мощное влияние.

Реальность, с которой сталкиваются и живут в ней первобытные люди, является для них мистической. Все то, с чем сталкиваются они в своей жизни: явления природы, живые существа, растения, различные предметы - имеет другой смысл в их коллективных представлениях,

18

чем для нас - говорит Леви-Брюль. Весь окружающий мир обладает мистическими свойствами и эти свойства более важны, чем наблюдаемые с помощью органов чувств. Поэтому любое событие во внешнем мире, например: полёт птиц, появление каких-то животных, природные явления, имеет очень большое значение, так как с ним связаны возможные последствия мистического характера. Поэтому первобытные люди очень плохо относятся к всякого рода переменам и изменениям в их личной жизни и в быту. Например, индейцы английской Гвианы «обнаруживают поразительную ловкость в изготовлении некоторых предметов: они, однако, никогда их не улучшают. Они делают их точно так же, как делали их предки до них» [114, 33]. Такое отношение к предметам связанно с тем, что их форма обладает мистическими свойствами и для того, чтобы их не утратить, они изготавливают точные копии этих предметов и не стараются их улучшать. Любое даже самое незначительное изменение может принести новые опасности, вызвать действие враждебных сил и навлечь гибель на новатора или членов его семьи. ЛАышление первобытных людей, по словам Ле-ви-Брюля, представляет собой непреодолимые трудности для его понимания и усвоения в силу его мистического характера.

Так как коллективные представления занимают очень большое место в восприятии первобытных людей и имеют мистический характер, то у них восприятие иначе ориентировано. Все предметы, окружающие первобытного человека, имеют как видимое, так и невидимое существование. Например, изготовленные человеком предметы являются живыми, как растения, животные, погруженные в зимнюю спячку, заснувшие люди. И, тем не менее, такая жизнь обладает могуществом и может проявиться не только пассивно, своим сопротивлением, но и действовать активно и производить добро и зло тайными путями. Изображения людей, животных и растений первобытные люди считают живыми. Так, один вождь был сфотографирован и через некоторое время заболел. Болезнь была приписана тому факту, что что-то случилось с фотографической пластиной, которая была послана в Англию. То же самое можно сказать и по отношению первобытных людей к собственным именам. Для них собственное имя - это не просто какой-то звук, для них имя является частью вроде глаза или зуба. И поэтому они верят в то, что злоупотребление их именем может им принести вред, и они будут страдать, так же, как и от раны, нанесенной телу. Такая вера в имена позволяет проводить магические операции с именами: воздействовать на имя жертвы и наносить ей этим телесные страдания и даже смерть. Почему это происходит? «Имя является мис-

19

тическим так же, как мистическим является изображение, потому что мистическими являются восприятие предметов, совершенно иначе, чем наше, направляемое коллективными представлениями» [114, 43]. Поэтому существуют всяческие предосторожности при произнесении своих и чужих имен, а особенно имен покойников. Чтобы избежать отрицательного действия

имени, его заменяют другим словом. При посвящении или вступлении в тайные общества индивид получает новое имя.

Сновидения занимают очень важное место в жизни практически всех примитивных народов. События, происходящие во сне, несут в себе предсказания будущего, в них происходит общение с духами, душами и божествами, через сон происходит общение с дружественными силами и отрицательное воздействие злых, недружественных сил. Вера в реальность сновидений настолько сильна, что сновидец считает необходимым выполнить все то, что было указано во сне. «Для первобытного мышления существует только один мир. Всякая действительность только мистична, как и всякое действие, следовательно, мистично и всякое восприятие» [114, 55]. Для них сновидение является таким же достоверным, как и реальное восприятие. «Но сновидение, кроме того и главным образом, служит в глазах первобытных людей предвидением будущего, общением с духами, душами и божествами, способом установления связи с личным ангелом-хранителем и даже обнаружения его» [114,45]. Такое отношение ко сну наделяет их уверенностью в том, что они узнают во сне. Несмотря на такое странное поведение, первобытные люди прекрасно отличают восприятия, полученные ими во сне, от полученных наяву, даже когда во снах как бы продолжаются события, происходившие реально. Они даже различают отдельные категории снов, приписывая им разную ценность «сновидения первобытных людей - такое же восприятие, как и всякое другое. Это комплекс, в который входят те же элементы, который пробуждает те же чувств, и он так же толкает к действию» [114, 48]. Поэтому Леви-Брюль считает, что сновидения для первобытных людей вместе с их коллективными представлениями являются чем-то совершенно иным, чем для западного человека. Такая вера в реальность сновидений объясняет поиски средств, позволяющих видеть пророческие сны. С этой целью используются различные растения, а так же различные практики, позволяющие видеть пророческие сны, общаться с духами и богами.

Наше мышление отличается от мышления первобытных людей, по мнению Леви-Брюля и чем больше накапливается фактов, то тем более

20

это становится очевидным. Анализируя многочисленные факты, Леви-Брюль приходит к заключению, что мышление первобытных людей не подчинено законам нашей логики, возможно, что оно подчинено законам, «которые не целиком имеют логическую природу» [114, 57]. Такое утверждение подтверждается множеством наблюдаемых фактов. Например, если рыбак возвращается с рыбалки с пустыми руками и при входе в свою деревню видит человека из соседнего и дружественного племени, направляющегося к кому-либо с визитом, то свою неудачу в рыбалке он свяжет с тем, что этот человек и является колдуном, а из-за его колдовства была неудачной рыбалка и при удобном случае постарается напасть и убить этого человека. Объяснение этих фактов сводится к следующему: «здесь налицо неправильное применение первобытными людьми закона причинности, они смешивают предшествующее обстоятельство с причиной. Это просто частный случай весьма распространенной ошибки в рассуждении, которой присвоено название софизма Post hoc, ergo proter hoc («После этого, - значит, вследствие этого»)» [114, 59]. Например, туземец, проходя по дороге, видит, как на него с дерева падает змея и если через некоторое время где-то умрет его родственник, то он свяжет эти два разные события между собой в одно. Такое мышление связывает между собой различные предметы и наделяет их собственным существованием, способностью вступать в отношения друг с другом. «Ассоциация заключается в мистической связи между предшествующим и последующим, которую представляет себе первобытный человек и в которой он убежден, как только он себе ее представил: предшествующее, по представлению первобытного человека, обладает способностью вызывать появление последующее» [114, 60]. То, что рассматривает Леви-Брюль, является одним из способов прогнозирования будущих событий. Человек ищет знаки, связывающие прошлое с будущим на основе анализа именно прошлых событий, которые уже состоялись и по аналогии пытается предсказывать будущее. Первобытное сознание, безразлично относящееся к объективной связи явлений, проявляет особую внимательность к мистическим связям этих явлений. Последовательность явлений, в которую верят первобытные люди, как правило, очень редко подтверждается практикой, а та последовательность, с которой совершаются явления, очень часто остаётся для них незамеченной. Опыт не в состоянии их обучить чему-то, считает Леви-Брюль. Следовательно, для первобытного сознания важными являются очевидные или скрытые мистические связи, а не объективные связи между явлениями. Такие отношения опирается не на лич- 21 ный опыт, опыт для них совершенно бесполезен, а на коллективные представления. Для того чтобы лучше понять первобытное мышление, Леви-Брюль не старается его свести к низшей форме нашего мышления, а предлагает рассматривать эти ассоциации, которые улавливаются в отношении между существами и предметами, чтобы установить, не зависят ли они от общего закона. В этих отношениях всегда присутствует один элемент. «Все они в разных форме и степени предполагают наличие партиципации (сопричастности) между существами или предметами, ассоциированными коллективным представлением. Вот, почему за неимением лучшего термина, я, говорит Леви-Брюль, назову законом партиципации» [114, 62], который управляет ассоциациями и представлениями в сознании. По словам Леви-Брюля, достаточно сложно дать формулировку данного закона и все то, что им выражается, с достаточно большой натяжкой вмещается в рамки обычного мышления. Например, члены племени бороро считают себя красными попугаями. Это не значит, что они становятся ими после смерти, между ними существует тождество по существу. Мышление, подчинённое законам партиципации, в этом не видит ничего необычного. Во всех тотемических обществах существуют коллективные представления, предполагающие подобные тождества между членами группы и их тотемом.

Существование естественной причинной зависимости между событиями и явлениями для первобытного менталитета имеет минимальное значение или даже не улавливается совсем. Основное место в таком мышлении занимают различные виды мистической партиципации. На основании таких специфических характеристик Леви-Брюль называет мышление первобытных людей как пралогическим, так и мистическим. «Первобытное мышление, если рассматривать его с точки зрения содержания представлений, должно быть названо мистическим, оно должно быть названо пралогическим, если рассматривать его с точки зрения ассоциаций. Под термином «пралогический» отнюдь не следует разуметь, что первобытное мышление представляет собой какую-то стадию, предшествующую во времени появлению логического мышления» [114, 64]. Такое мышление не антилогично и не алогично, оно подчинено закону партиципации и не чувствительно к логическим противоречиям, потому что основывается на несколько иной логике, чем логическое мышление.

Такими свойствами обладают все коллективные представления с их ассоциациями. Если же рассматривать, как индивидуально мыслит первобытный человек независимо от коллективных представлений, то 22

его рассуждения и поведение будет достаточно рациональным, с нашей точки зрения, и его можно будет объяснить и предугадать. Но мышление первобытного человека не тождественно нашему мышлению, по словам Леви-Брюля, оно имеет свои собственные законы. Наши понятия, являясь материалом наших логических операций, служат результатом предшествующих операций того же рода - так, например, понятия человек, животное, организм заключают в себе большое количество суждений, устанавливающих отношения между понятиями. «А коллективные представления первобытных людей не являются, подобно нашим понятиям, продуктом интеллектуальной обработки в собственном смысле слова. Они заключают в себе в качестве составных частей эмоциональные и моторные элементы, и, что особенно важно, они вместо логических отношений (включений и исключений) подразумевают более или менее четко определённые, обычно живо ощущаемые партиципации (сопричастия)» [114, 65]. Закон партиципа-ции, говорит Леви-Брюль, который управляет образованием коллективных представлений, также управляет всевозможными сочетаниями, которые устанавливаются между ними. Сюда можно отнести всевозможные отношения и обряды, связанные в тотемизме, а также мистические свойства чуринг у австралийских аборигенов. Пралогическое мышление по своей сути является синтетическим мышлением, но в отличие от логического мышления, оно не предполагает анализа, на котором фиксируются понятия. «Синтезы в первобытном мышлении являются в первую очередь и оказываются почти всегда...неразложенными и неразложимыми» [114, 89]. Именно по этой причине такое мышление не чувствительное к противоречиям и непроницаемо по отношению к опыту. Коллективные представления в таком мышлении даны в «предвосприятиях, предпонятиях, предассо-циациях,...в предсуждениях» [114, 90]. Мистический характер такого мышления делает его, по словам Леви-Брюля, пра-логическим. Такое мышление начинает развиваться только тогда, когда «первоначальные синтезы, предассоциации коллективных представлений мало-помалу распадутся и разложатся» [114, 91], когда партиципации будут заменены логическими построениями. Прогресс в развитии мышления Леви-Брюль видит в формировании логического механизма, и тогда оно становится свободным.

К продуктам первобытного мышления Леви-Брюль относит и мифы. Чем примитивнее общество, тем оно имеет более бедные, неразвитые мифы, развитие которых происходит тогда, когда оно осуществляет сопричастность. Современного человека в мифе интересует со-

23

держание рассказа, сцепление фактов, приключение мифического героя и т. д. Такое прочтение мифа привело к возникновению классической теории, согласно которой в мифе символически отражены явления природы или результат болезни языка. Но совершенно забывается, что пралогическое мышление иначе направлено, чем логическое. «Мистические элементы, окутывающие положительное содержание мифа, - вот что целиком захватывает человека, поглощает его внимание, порождает эмоции. Лишь эти элементы придают мифу ценность, социальное значение и, я бы сказал, силу» [114, 356]. Напрашивается вывод, что мифы, дошедшие до нас, представляют собой искусственные образования, которые утратили свою первоначальную форму и подверглись более поздним наслоениям. Поэтому, полагает Леви-Брюль, если общество относится к более высокому типу, то толкование мифов становится рискованным занятием, так как первоначальный смысл может быть утрачен, а сам миф приспособлен к другой традиции. Это может быть связано с изменением мышления, когда старый миф становится непонятным и требует дополнительной корректировки, либо с изменением условий обитания и т. п. Соответственно, что возникает вопрос, может ли какой-нибудь тип анализа восстановить первоначальный смысл мифа, устранить последующие наслоения? То же самое касается обрядов и ритуалов, когда они приспосабливаются к новым ситуациям и приобретают новые символы.

Английский антрополог Б. Малиновский в эссе «Миф в первобытной психологии», рассматривает различные функции мифов в первобытных культурах.

У туземцев в Меланезии существуют самые разнообразные истории, которые Малиновский разделяет на историческое описание событий, легенды, сказки и сакральные истории - мифы. Чтобы понять смысл дошедших для нас мифов, которые были неоднократно искажены переписчиками, Малиновский предлагает обратиться к первобытной мифологии, «дабы познать её тайну путём исследования мифа, который все ещё жив, - пока он, будучи мумифицированным и превращен в жреческую мудрость» [135, 291]. Изучаемый миф в «живом» виде оказывается непосредственным выражением своего содержания, а не символическим. В первобытной культуре миф выполняет незаменимую функцию: «он выражает, упрочивает и кодифицирует веру; он обеспечивает и укрепляет нравственность; он подтверждает эффективность ритуала и заключает в себе практические правила, задающие человеку поведенческие ориентиры» [135, 291]. Поэтому миф необходимо рассматривать как жизненно необходимый элемент цивилиза-

24

ции. Миф - это не интеллектуальное объяснение или художественный вымысел, а «прагматическое правовое основание первобытной веры и моральной мудрости» [135, 292]. Мифы, несмотря на свою простоту, содержат в себе достаточно много очень важной информации для жизни общества.

В эссе «Миф в первобытной психологии» Малиновский показывает роль одного мифа в структуре общественной жизни в Меланезии. На этом мифе основываются ритуалы, а также жизненные привычки, диетические предписания, короче, вся социальная структура, определенного клана. Этот миф рассматривается в качестве своего рода «священного писания», влияющего на судьбу людей этого племени.

Сначала все люди жили под землёй, они жили там, так же как и современные люди живут на поверхности. Затем они нашли выход на поверхность и обосновались там. Следуя данному мифу, все эти кланы ведут свое происхождение из некой пещеры под названием Обукула, которая находится неподалеку от места Лаба. Из этой пещеры один за другим вышли представители четырёх кланов. Вслед за этим событием произошло тривиальное событие: на поверхности вышли животные, представляющие эти четыре клана. Первым вышла на поверхность игуана, затем собака, свинья и самым последним вышел крокодил. Так, собака съела плод дерева ноку, о котором свинья отозвалась как о пакости, и сказала, что у собаки плохие манеры и она относится к простолюдинам и поэтому вождем будет она, а собака после этих событий, стала занимать низшее место в социальной иерархии.

С тех пор все вожди являются представителями клана свиньи. Этот миф влияет на все сферы социальной жизни, он также табуирует и ограничивает прием пищи, которую принимают различные представители кланов. Миф сообщает гораздо больше, чем в нем реально повествуется. «Абориген усваивает миф не путём восприятия фрагментарных мифических историй, а в ходе всей своей жизни в социальной ткани своего племени» [135, 305]. Прошлое, которое рассказано в мифе, является образцом для современного устройства общества. Все эти тонкости познаются постепенно, шаг за шагом, не в качестве рассказанного как-то мифа, а в реальном устройстве общества, в отношениях между людьми в

одном клане и между представителями разных кланов. Наблюдателю, для того чтобы понять жизнь в обществе недостаточно только одного ознакомления с мифом, который не передает всей важности общественных отношений, основанных на его содержании. Для проникновения в жизнь общества необходимо не только знание мифов, но и наблюдение, каким образом организовано общество и как

25

оно управляется различными кланами. Такие мифы выполняют в обществе очень важные функции по организации общества, отношений между людьми и кланами, о власти и т. п.

Культурная функция мифа объясняет связь мифа с верой и демонстрирует связь между ритуалом и традицией, говорит Малиновский. В первую очередь миф служит для установления социального правового обоснования, морального образца поведения и чуда магии, а также в нем проявляется интерес к природе. Миф действует не только тогда, когда рассказывается, он действует постоянно в социальном порядке, обычаях, обрядах, моральных правилах. Поэтому пересказ мифа направлен на некую корректировку или разъяснение текущих жизненных событий, а также служит для связи между различными поколениями и отношением человека к прошлому. Все рассуждения Малиновского о мифе можно выразить в следующих словах: «функция мифа состоит в том, чтобы укреплять традицию и наделять её большей ценностью и престижем, прослеживая её происхождение от более высокой, лучшей и более сверхъестественной реальности изначальных событий» [135, 332]. Такие выводы делает Малиновский, изучая туземные культуры и роль в них мифа, а не культурные мифы.

Историк религий и культуры Мирна Элиаде посвящает природе мифа многие свои работы, в которых сравнивает мифы различных культур - как древних, так и современных, и выделяет в мифах общий элемент - «циклическое время». Мифы является чрезвычайно сложным образованием культуры. Их интерпретация и изучение могут осуществляться в самых многочисленных и взаимодополняющих аспектах. «Миф провозглашает возникновение какой-то новой космической «ситуации», либо какого-то первичного события. Таким образом, это всегда рассказ о каком-то «сотворении»: о том, каким образом какая-либо вещь состоялась, т. е. начала существовать. Вот почему миф сродни онтологии: он повествует лишь о реальном, о том, что реально произошло, что в полной мере появилось» [276, 63]. Рассматривая такой сложный предмет, как миф, Элиаде старается дать ему определение, которое достаточно широко охватило бы тот смысл, который он в него вкладывает. «Миф излагает сакральную историю, повествует о событии, прошедшем в достопамятные времена «начала всех начал». Миф рассказывает, каким образом реальность, благодаря подвигам сверхъестественных существ, достигла своего воплощения и осуществления, будь то всеобъемлющая реальность, космос или только ее фрагмент: остров, растительный мир, человеческое поведение или государственное установление. Это всегда рассказ о неком «творении»,

26

нам сообщается, каким образом, что-либо произошло, и в мифе, мы стоим у истоков существования этого «чего-то». Миф говорит только о происшедшем реально, о том, что себя в полной мере проявило. Персонажи мифа - существа сверхъестественные. Они общеизвестны, так как они действуют в легендарное время «начало всех начал». Миф скрывает их творческую активность и обнаруживает сакральность (или просто сверхъестественность) их деяния» [274, 15-16]. В определении, данном Элиаде, подчеркивается тот факт, что миф рассматривается как сакральное повествование, как событие действительно произошедшее, так как оно всегда имеет отношение к определенным реальностям. Наблюдение луны вселяло в человека надежду, так как луна и весь окружающий человека мир и сам человек рождаются, растут, стареют и умирают, а затем начинается новый цикл и так продолжается бесконечно. Человек живет в циклическом времени. Лунные мифы способствовали оптимистическому взгляду на жизнь: все идет по кругу, за смертью неизбежно следует воскресение, за катастрофой - новое сотворение. Праздник встречи Нового года является наследием мифической традиции. «Новый год, представляет собой состояние космогонии в настоящем, предполагает возобновление Времени с самого начала, т. е. реставрацию первичного «чистого» Времени, существовавшего с момента Сотворения» [276, 53]. Цель и задача праздника состоит в том, чтобы возобновить время, убрать отживший год в прошлое, вернуться к истоку времени, начать новый цикл, тем самым отсчитывая следующий год.

Герои и боги жили во время Оно - это время имеет необыкновенную важность для человека потому, что - это время первотворений, первообразов, первопредков, перводействий. В те мифологические времена связь между Небом и Землей была значительно прочнее и много проще. Вследствие какого-то мифологического события человек стал таким, какой он есть сейчас. Но существовавшая некогда связь не утрачивается навсегда, при помощи определенных практик возможен возврат в те «золотые времена». «В первобытном, или архаическом, сознании предметы внешнего мира - так же, как и сами человеческие действия, не имеют самостоятельной, внутренней, присущей им ценности» [275, 34]. Для предания действию реальности необходимо, чтобы оно возобновляло некое прадействие. С целью раскрытия архаической онтологии Элиаде приводит классификацию рада элементов, выявленных им в

различных культурах: «1) элементы, реальность которых есть функция повторения, имитации небесного (са-

27

крального) архетипа, 2) элементы: города, храмы, дома - чья реальность является составной частью символики надземного центра, который уподобляет их себе и преображает в «центр мира», 3) и, наконец, значимые мирские действия и ритуалы, в которых воплощен смысл, им придаваемый, лишь потому, что они преднамеренно повторяют действия, совершенные от основания богами, героями или предками» [275, 33]. В мифах сообщается о важнейших событиях, после которых человек стал тем, кем он является в настоящее время, т. е. смертным существом, разделенным на мужчин и женщин, живущим на определенной территории, в определенных условиях и по определенным правилам. «Мир и человек существуют только потому, что сверхъестественные существа творили «в начале всего». Но после образования мира и появления человека произошли другие события, и человек, в его настоящем виде, есть прямой результат этих мифологических событий, он создан этими событиями» [274, 21]. Поэтому в отличие от современного человека, который рассматривает себя как продукт всеобщей истории и полагает, что знание ее во всей полноте не является обязательным, человек первобытного общества не только обязан знать мифическую историю своего племени, но время от времени он актуализирует ее значительную часть. И, как полагает Элиаде, в этом проявляется большое отличие между представителями этих различных обществ. «Отмена мирского времени и перенесение человека в мифическое время происходит естественно, только в существенные периоды времени, тогда когда человек является действительно самим собой: в моменты совершения обрядов или других важных действий (питание, рождение, охота, рыбная ловля, война труд и т. п.). Остальная часть его жизни проходит в мирском времени, лишенном значения, - в «становлении» [275, 57]. Знать мифы необходимо не только потому, что мифы объясняют мир и способ существования человека в этом мире, но, более важно, что с помощью, их воспроизводства в ритуале человек оказывается способным повторить действия богов или героев, существовавших «в начале всего». «Знать мифы значит приблизиться к тайне происхождения всех вещей. Иначе говоря, человек узнает не только то, каким образом все возникло, но также и то, каким образом обнаружить это и воспроизвести, когда все уже исчезнет» [274, 24]. Такое восприятие мифов позволяет восстанавливать во всей целостности забытое время и делает человека в некоторой степени «соучастником» воспроизводимых событий и их одновременно современником. «Вообще мифы показывают, что мироздание, человек и жизнь имеют сверхъестественное происхождение и сверхъестественную историю и

28

что эта история значима, обладает большой ценностью и является образцом для подражания» [274, 29]. Поэтому в таких обществах ребенка учат не тому, что сделал его отец или дед, а тому, что было сделано первопредками в далекие времена. Отец и дед только подражали предкам, от которых идет начало творения. Отсюда следует, что первое появление какой-либо вещи значимо, а все последующие ее появления несущественны.

Миф помогает человеку обрести уверенность в том, что он собирается сделать, так как это было уже сделано до него и ему нет необходимости сомневаться в своих силах относительно результатов, предпринимаемых действий. Нет необходимости колебаться совершить путешествие, если мифический герой его совершил в то первоначальное время. Нет необходимости испытывать страх на новой территории, так как миф расскажет, что надо делать. Необходимо лишь только следовать примеру. Существование такой модели, объясняющей поведение, по Элиаде, не мешает проявлению творчества. «Человек того общества, где миф - явление живое, пребывает в «открытом» мире, хотя и «зашифрованном» и полном тайны. Мир «говорит» с человеком, и, чтобы понять этот язык, достаточно знать мифы и уметь разгадывать символы. Через мифы и символы, связанные с луной, человек проникает в таинственную связь между временем, рождением, смертью и воскресением, сексуальностью, плодородием, дождем, растительным миром, и так далее» [274, 144]. Мир из безликого превращается в живой космос наполненный смыслом, он раскрывает себя как язык. Мир говорит с человеком своим собственным существованием, своими ритмами, всем тем, что окружает человека. Каждый космический объект имеет свою «историю», и эта история позволяет ему «говорить» с человеком о первоначальных событиях, в результате чего он появился, что он из небытия стал реальным, причастным к тому же миру, что и человек. Человек находится в мире бесконечного движения, полного загадок и тайн, которые человек старается раскрыть, усваивая язык мира. «Мифы рассказывают все то, что происходило ранее, начиная с космогонии и кончая созданием социальных и культурных установлений. Но эти открытия не составляют «значения» в прямом смысле этого слова, они не уменьшают неисчерпаемости тайны космической и человеческой реальности [274, 145].

Различные проявления мира (метеорологические явления, растения и животные, огонь, вода и т. п.) познаются человеком, и это познание сохраняется в мифах в своей первоначальной глубине и через миф можно вернуться к тому первоначальному восприятию реальности.

29

Мифы не следует рассматривать как плохие и хорошие и оценивать их с точки зрения морали, считает Элиаде, их функция - давать модели, придавать значимость существованию мира и человека. Во всем человеческом существовании роль мифа неизмерима. «Благодаря мифу, мир понимается как в совершенстве организованный, разумный и значимый космос. Рассказывая, как мир был создан, мифы рассказывают, как и почему, были созданы те или иные вещи и при каких обстоятельствах. Эти «откровения» более или менее непосредственно касаются человека и составляют «священную историю» [274, 147]. Становление человека отображается в мифах в тех самых важных моментах, которые оказали поистине неизгладимое впечатление на развитие культуры. В первобытных обществах мифы, по утверждению Элиаде, постоянно переосмысливаются и углубляются теми, кого можно назвать специалистами в области сакрального, а члены таких обществ ориентируются на ценности, открытые и распространяемые ими. С помощью мифа человек преодолевает границы своих возможностей.