§ 1. Как это было

Во-первых, демьянова уха нашей пропаганды, назойливость которой тем больше, чем больше ее примитивность, невежество и элементарная неграмотность.

Во-вторых, с начала 1953 г. я стал сотрудником Института философии АН СССР и воочию увидел культурный, теоретический и нравственный уровень людей, возглавляющих советскую философию. В их руках (и в руках карьеристов помельче, несть им числа) «марксизм- ленинизм» стал своеобразным «Молотом ведьм», которым сокрушали все подряд: биологию, генетику, психологию, кибернетику, всех инакомыслящих, а также просто мешающих собственной карьере (и, — хочется продолжить по М.Е.Салтыкову-Щедрину, — «всех тех, кто унылым видом своим смущает благонамеренность обыва- телей»), Ложь, невежество, хамство, цинизм с помощью «марксизма-ленинизма» маскировались под принципиальность, преданность делу и тому подобные добродетели.

Благодаря этим двум обстоятельствам (они общеизвестны и упоминаются здесь лишь как факты моей биографии) мне, как говорится, «повезло», и сравнительно быстро я разделался в своем сознании с официальной философией.

В 1963 г., когда я работал в Институте истории естествознания и техники АН СССР над проблемой возникновения науки и научного мышления, мне вначале показалось, что в науке я нашел всеобщий предмет, адекватный всеобщему методу философии (так в свое время полагал А.И.Герцен). Но очень быстро я пришел к выводу, что наука — исторический феномен, ограниченный количественно рамками пространства и времени (Западная Европа, последние 350 — 400 лет), а также качественно — миром вещей и вещных отношений (вернее, видит мир не в его целостности, а в его «вещной проекции»).

При этом научное мышление есть систематическая разработка того специфически ограниченного (подходящим здесь мне кажется термин К.Маркса «вещное ограничение») типа отношения к миру и мышлению, который стал господствующим в Европе, начиная с конца XV в.

Об этом в 1965 — 66 гг., я написал книгу «Проблема творчества в современной науке», которая должна была публиковаться в 1967 г. в издательстве «Высшая школа», но верстка ее была рассыпана по приказу цензуры.

Располюсование сторон отношения «Субъект — Объект» в новоевропейском рационализме приводит к взаимоисключающим, противоречащим друг другу абстракциям субъекта («сознание», «дух») и объекта («бытие», «материя»). Субъект, абстрагированный от всего объектного (протяженности, причинности, инертности, единичности и т.д.), дает понятие «дух» (в новоевропейском рационализме приравниваемый к «сознанию») с характеристиками: непротяженность и, следовательно, независимость от пространственных отношений, свободное целеполагание, абсолютная активность, всеобщность и т.д. Абстрактный объект с противоположными характеристиками дает понятие «материя». Поскольку в вещной логике противоречие ведет к парадоксам, предпринимаются попытки его устранения путем объявления одной из противоположностей первичной, а другой — вторичной, производной. Эти попытки (материализм и идеализм) никому не удалось разработать последовательно (да это и невозможно логически: поскольку тот и другой являются определенными — хотя бы в их противопоставленности друг другу, — а всякое определение есть ограничение, каждый из них тем самым ограничен и не может выражать всеобщность и бесконечность мира и человека, а следовательно, и служить основанием философии), и потому фактически они остались только декларациями, хотя и сыграли большую роль в истории новоевропейской философии (как и вообще декларации в истории, из которых многие почитались даже осуществленными, и эта иллюзия разделялась не только их сторонниками, но и противниками).

Между тем большинство исследований по истории философии были написаны в период господства новоевропейского рационализма, что определило различение «основной» линии развития философии и «второстепенных», «побочных», «не научных», «реакционных» направлений.

Вначале задача казалась просто непосильной. Обширность и разнообразие материала пугали. Кроме того, это было затруднено условиями безгласности, запретом на литературу, свободное общение, идеологическим прессом, а для меня лично еще и незнанием языков. Книги приходилось доставать практически нелегально. Однако постепенно я начал замечать, что в источниках, совершенно различных по характеру — мифологических, религиозных, философских, оккультных и т.д., — разделенных различием культур и временем в сотни и тысячи лет, — некоторые основные исходные идеи повторяются, хотя и в разной культурной одежде. Я начал чувствовать, что их можно свести к какому-то общему истоку, и чем глубже идешь в исследовании этого истока, тем явственнее становится конвергенция. Таким образом, отпадает необходимость бесконечного набора материала и экстенсивного расширения сознания за счет эрудиции. Это расширение происходит теперь за счет качественного изменения видения и понимания мира.

Я пришел, наконец, к пониманию, что, в сущности, во все времена, во всех культурах разговор шел об одном и том же, что центральным, основополагающим (конституирующим также и само «Я» человека, его психику) был и остается один вопрос, одна проблема — проблема осознания Человеком своего бытия и места в Мире. Тайны своей единоприродности с Миром, своей причастности к Миру как бесконечному целому. Это и привело меня к полному перевороту в моем не только осознании, но и в восприятии Мира и Человека. Коренным образом изменился и мой взгляд на философию, ее предмет, проблематику, ее роль и задачи в современном мире.