Первое опровержение буквального смысла слов: сЗаставь их войти», посредством довода, что такой смысл противоречит самым отчетливым идеям естественного света
После предварительных замечаний, которые я считал необходимым представить взору читателя в образе всеобщности, перехожу к частному предмету и специальной теме моего комментария на слова: «Заставь их войти».
И вот как я рассуждаю.Буквальный смысл этих слов противоречит самым чистым и отчетливым идеям разума.
Следовательно, он ложен.
Дело сводится лишь к тому, чтобы доказать первое положение, ибо то, что из него вытекает упомянутое заключение, я полагаю, уже достаточно доказано в главе I. Итак, я говорю:
I. Посредством самых чистых и отчетливых идей разума мы знаем, что есть в высшей степени совершенное существо, которое управляет всеми вещами, которому человек должен поклоняться, которое одобряет и вознаграждает известные поступки и осуждает другие поступки и наказывает за них.
ТІ. Тем же путем мы узнали, что поклонение, тсакое человек обязан воздавать этому существу, заключается главным образом в актах ума. Ведь мы понимаем, что король не станет считать выражением почтения к нему тот факт, что устанавливают изображающие его в различных позах статуи, которые опрокидываются ветром в тот момент, когда король проходит мимо них; король не усмотрит этого почтения и в коленопреклоненной позе, в какую ставятся обычно марионетки. С тем большим основанием следует полагать, что бог, самым верным образом судящий обо всем, отнюдь не считает актом подчинения и культа то,* что делается для него лишь чисто внешним образом. Нужно, следовательно, сказать, что все внешние акты религии, все издержки, затрачиваемые на жертвоприношения, на жертвенники и храмы, одобряются богом лишь в той степени, в какой они сопровождаются внутренними актами души. III.
Из этого ясно следует, что сущность религии состоит в суждении, какое наш ум составляет себе о боге, и в душевных движениях почтения, страха и любви, испытываемых нашей волей в отношении бога.
Так что возможно, что лишь этим человек выполнил бы свой долг перед богом без каких бы то ни было внешних актов. Но так как эти случаи отнюдь не обычны, то лучше сказать, что внутреннее расположение [души], в котором заключается сущность религии, проявляется вовне в телесном смирении и в знаках уважения, какое душа испытывает к величию бога. Как бы там ни было, всегда остается верным, что внешние знаки в человеке, ничего в отношении бога не чувствующем, я хочу сказать в человеке, не обладающем ни суждениями, ни желаниями, приемлемыми' для бога, не в большей мере представляют собой почитание, воздаваемое богу, чем опрокидывание статуи случайным порывом ветра представляет собой почитание лица, в честь которого воздвигнута эта статуя. IV.Таким образом, ясно, что единственный правомерный путь возбуждения религии в душе заключается в том, чтобы вызвать в ней определенные суждения и определенные движения волн по отношению к богу. Но поскольку угрозы, тюрьмы, штрафы, ссылки, палочные удары, казни и вообще все, что содержится в буквальном значении принуждения, не может породить в душе суждений и желаний, обращенных к богу и образующих сущность религии, то ясно, что этот путь установления религии ложен, а следовательно, Иисус Христос не приказывал идти этим путем.
Я не отрицаю, что путь принуждения помимо внешних движений, являющихся обычно знаками внутренней религии, производит в душе также суждения и волевые движения. Но эти суждения и желания не обращены к богу, они обращены лишь к тем, кто. совершает принуждение. Считают, что их нужно бояться, и в действительности их боятся. Но те, кто до того, как они подверглись принуждению, не имел надлежащих идей о божестве или не чувствовал почтения, любви и страха, которые следует испытывать по отношению к богу, не приобретают ни этих идей, ни этих чувств, когда принуждение заставляет их обнаружить внешние знаки религии. Те, кто прежде имел определенные суждения о боге и считал,, что бога следует почитать лишь неким определенным образом, противоположным тому способу, во имя которого совершаются насилия, отнюдь не изменяют своего внутреннего состояния в отношении бога,.
Вновь возникшие у них (под действием принуждения.). мысли всецело сводятся к страху перед преследователями и к желанию сохранить мирские блага, которые преследователи угрожают отнять. Таким образом,, это принуждение, ничего, не совершает для бога. Ведь внутренние акты, порождаемые им, не относятся к богу. Что же касается внешних актов, то общеизвестна, чтр они могут относиться к. богу лишь постольку, поскольку, они сопровождаются тем внутренним расположением. души, которое образует сущность религии. Это .дает возможность;.суммировать все доказательство. m/v Природа релдаии состоит в определенном убеждении души по отношению к.ч(югу., убеждении, вызывающем любовь, почтение ji страх — [чувства], которые заслуживает высшее существо. А в членах тела это убеждение цр.одзводит знаки, соответствующие этому убеждению и расположению воли. Так что если внешние знаки не сопровождаются внутренним состоянием души, которое им соответствует, или сопровождаются внутренним состоянием души, противоречащим этим знакам, то они представляют собой акты лицемерия и недобросовестности или вероломства и бунта против совести.Следовательно, если мы хотим поступать сообразно природе вещей и порядку, который советует соблюдать здравый ум и верховный разум бога, то никогда не следует пользоваться для установления религии тем, что, с одной стороны, не способно убедить ум, запечатлеть в сердце любовь к богу и страх перед ним, а с другой — весьма способно произвести в членах тела внешние акты, отнюдь не являющиеся знаками религиозного расположения души или противоречащие внутреннему расположению души.
Но насилие, с одной стороны, не способно убедить ум и запечатлеть в сердце любовь и страх по отношению к богу, а с другой — оно весьма способно произвести в нашем теле внешние акты, не сопровождаемые никакой внутренней реальностью или являющиеся знаками внутреннего расположения, весьма отличного от того, какое на самом деле имеется, т. е. эти внешние акты суть либо лицемерие и недобросовестность, либо бунт против совести.
Следовательно, применять насилие, чтобы внушить религию тем, кто ее не исповедует, значит совершить дело, явно противоречащее здравому смыслу, естественному свету, всеобщим принципам разума,— словом, дело, явно противоречащее первоначальному и подлинному правилу различения истинного и ложного, хорошего и дурного.
Поскольку ясные и отчетливые идеи, которые мы имеем о сущности определенных вещей, неопровержимо убеждают нас в том, что бог не может открыть нам то, что этому противоречит (например, мы совершенно убеждены, что бог не может нам открыть, что целое меньше части; что поступает порядочно тот, кто предпочитает добродетели порок, а всем своим родным, друзьям и родине — свою собаку; что для того, чтобы проехать морем из одного места в другое, нужно пуститься по морю вскачь на лошади; что для того, чтобы хорошо подготовить землю для произрастания на ней обильного урожая, не следует к ней прикасаться), постольку очевидно, что бог не приказывал нам в слове своем насиловать людей, прибегая к палочным ударам или другим подобным средствам, чтобы принудить их приять Евангелие.
Таким образом, если мы находим в Евангелии изречение, приказывающее нам нечто противоположное, то необходимо считать бесспорным, что его следует понимать не в буквальном, а в метафизическом смысле. Это почти то же самое, как если бы мы нашли в Писании отрывок, приказывающий нам стать весьма учеными знатоками языков и овладеть знаниями всевозможных факультетов, ничего не изучая. Мы сочли бы, что это надо понимать в переносном смысле. Мы скорее поверили бы, чїо либо данный отрывок искажен, либо мы не понимаем всех значений выражений оригинала, либо это тайна, касающаяся не нас, а других людей, которые явятся после нас и не будут походить на нас, либо, наконец, это предписание дано по обыкновению восточных народов, т. е. посредством эмблем и символических и загадочных образов,— мы, говорю я, скорее поверили бы во все это, чем дали бы себя убедить в том, что бог, будучи таким мудрым, приказал буквально и доподлинно таким творениям, каковыми являются люди, чтобы они, ничего не изучая, приобрели глубокие познания.Мне можно было бы возразить лишь одним способом, а именно указав, что насилием пользуются не в качестве прямого и непосредственного пути установления религии, а в качестве пути непрямого и опосредствованного, т. е. согласившись со мной, что правомерным и естественным путем внушения религии является просвещение ума благими наставлениями и очищение воли любовью к богу, которая внушается людям, но [добавляя], что для того, чтобы осуществить этот путь, иногда необходимо совершать насилие над людьми, ибо без этих насилий они не дадут себя поучать и не освободятся от своих предрассудков, и что, таким образом, насилие способствует лишь устранению препятствий, мешающих поучению, а после применения насилия пользуются законным путем, возвращаются к порядку, поучают людей, поступают согласно первоначальному свету, который я так превозношу в качестве верховного трибунала или комиссара, который должен подвергнуть просмотру откровения, чтобы отвергнуть те из них, которые окажутся не соответствующими его требованиям.
Я сохраняю за собой право опровергнуть в другом месте это оставшееся возражение, которое, хотя оно и кажется весьма правдоподобным, есть продукт крючкотворства, искусная иллюзия. И я надеюсь опровергнуть его полностью, так что после этого оно сможет служить лишь низкопробным писателям, деревенским миссионерам, никогда не стыдящимся повторять одни и те же возражения, вовсе не считаясь с ответами, которые уже сто раз полностью сокрушали эти возражения,