ДИАЛЕКТИКА ГЛОБАЛЬНЫХ И ЛОКАЛЬНЫХ ВОПРОСОВ, ИЛИ КРИЗИС ЛЕГИТИМАЦИИ НАЦИОНАЛЬНОГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКИ
«Глобальные трансформации» [Held u.
а. 1999] в этой области следует понимать как революционное развитие в двояком смысле — как смену научной и политической парадигм. Но именно этот диагноз вызывает ожесточенные споры. Вообще глобализация часто понимается как глобальное переплетение и взаимосвязанность, т. е. как процесс, в котором для глобального охвата должны создаваться или увеличиваться только технические предпосылки. «Механизмы всеобщего переплетения и взаимосвязанности сами по себе не так уж и новы, как считают некоторые “глобализаторы”, суть необходимые, но недостаточные условия глобальной трансформации в полном смысле слова,— возражает Мартин Шоу. — Глобализация — это или осознанный процесс, или ее нет вовсе. Ключ к ней — охватывающее весь мир осоз нание человечеством глобальности не как абстрактного морального или интеллектуального вопроса, а как проблемы, глубоко укорененной в социальной борьбе и связанной с социальным развитием, как демократическое развитие, которое обычно рассматривается изолированно. В этом смысле действительно можно наблюдать диффузную, неодновременную и незаконченную глобальную революцию, как и многочисленные проявления антиглобалистической контрреволюции» [Shaw M. 2000, 230].В этой связи можно уточнить теорию метавласти. Она исходит не из того, что глобализация сама по себе насаждает всеобщее осознание глобальности. Скорее, глобальность следует истолковывать как конфликт метавласти, связанный с определением глобальности. Стратегии капитала, государственные стратегии и стратегии адвокатских движений открывают не только конфликтное пространство, в котором пограничные конструкции национально-государственной политики становятся объектом торговли.
Они, таким образом, порождают глобальность как систему отношений, в том числе как self-fulfilling prophecy12.С этим связаны три последствия. Во-первых, глобальность нельзя рассматривать как глобальную общность судьбы. Во-вторых, глобальность (в смысле теории метавласти) следует понимать как производство глобальных конфликтов и тем самым как фабрику глобальной рефлективности. В-третьих, это значит, что теория метавласти не претендует ни на определение направления, ни на результат глобального развития; тем более она не подчиняет космополитизации существование всемирно-исторического субъекта. Скорее, она дает и выдвигает во главу угла теоретические и эмпирические ответы на глобальные проблемы. В то же время теория метавласти указывает на собственную динамику глобальных процессов, которые производят минимальный политически действенный, нормативный горизонт ожидания результатов транснационального управления. Главные проблемы, волнующие людей, — это мировые проблемы не только в том смысле, что они по своему происхождению и последствиям вырастают из национальной политической схемы, но и потому, что повсюду — в данном селении, в данном городе — поднимают бытовые вопросы, например продовольственного снабжения, строительства, инвестиций. Эта новая транснациональность повседневных и политических проблем растет вместе с победным шествием неолиберальной политики. За последние годы либерализированы зависевшие от государственного управления отрасли; главный пример — телекоммуникации, другие примеры — энергетика, продовольствие и финансы. Освобожденная благодаря этому мировая конкуренция привела к конфликтам между национальными нормативными инстанциями. Эта проблема тем временем стала глобальной из-за свободного обращения товаров. Но это только начало. Уже сегодня вырисовываются новые источники конфликтов — глобальное нормирование окружающей среды, финансов, рынка труда, т. е. договоренности по пространствам деятельности, где регулирование еще важнее и труднее, так как это связано с высокой политической чувствительностью.
Здесь проявляется обратная сторона неолиберальной политики.
Первая волна национального де-регулирования порождает вторую волну транснационального ре-регулирования. Тем самым обесценивается то, что в 80-х годах хх века поднималось на щит, — государство и политика. Требуется прямая противоположность неолиберальной деконструкции — сильные государства, необходимые для продвижения внутри них и за их пределами транснационального рыночного регулирования. Уже сейчас внутри Севера (например, между США и Евросоюзом) противоречия, связанные с качеством и безопасностью продовольственных товаров, почти необозримы. Но подобные трудности становятся все значительнее вместе с ростом противоречий в культуре, сфере доходов и системных политических условий сопричастных государств. В то же время ясно, что пока приходится выторговывать, находить, выдумывать такие договоренности, глобализация остается постоянно действующим источником конфликтов не только в политике и экономике, но и в повседневной жизни людей. Это ускоряет работу названного механизма: глобальные проблемы вспыхивают, как молнии, в повседневной жизни людей и приводят к смене приоритетов, но в национальном масштабе не решаются совсем или решаются в недостаточной мере.В этой связи встают следующие вопросы:
Кто, собственно, уполномочен и имеет право принимать решения и создавать институты, которые в состоянии регулировать международные финансовые потоки?
Какой вид консенсуса необходим и кто должен привлекаться к участию, чтобы соответствующим образом встретить катастрофическое изменение мирового климата?
Можно ли в частной сфере с ее заданной невменяемостью решать вопросы борьбы со СПИДом (или с непринятием мер), когда речь идет о жизни миллионов людей?
Какой тип политического актора или политической организации был бы идеальным, на каком уровне и с каким мандатом?
Как связаны друг с другом глобальные, транснациональные, национальные и локальные полномочия для принятия решений и как они обособляются друг от друга?
Кто через головы национальных государств принимает обязательные для них решения, устанавливает нормы и способы регулирования, словно имея на это право?
Растет понимание того, что необходимы новые глобальные институты, способные заниматься вопросами глобального разрушения окружающей среды, контроля за вооружением, финансовыми проблемами, миграционными потоками, бедностью и справедливостью, соблюдением прав человека. При этом каждое мероприятие или каждый институт должны учитывать, что мировые проблемы имеют региональную, т.
е. национальную, и локальную стороны. Кто должен контролировать этих акторов? Кому они подотчетны? только национальным государствам? каким парламентам? какой общественности? Организации Объединенных Наций? нпо?Возьмем для примера сообщение ООН о том, что климатическая катастрофа надвигается быстрее и будет сокрушительнее, чем предполагалось ранее. Вероятно, первой реакцией на это сообщение будет враждебное отношение к данному прогнозу; возможно, голос Кассандры — ООН будет тем громче, чем сильнее окажется общественное давление ее критиков. Разве тепличного эффекта не было еще в Средние века? Но эта попытка уйти от проблемы пресекается. «Вывод отчета ООН ясен и одобрен больше чем сотней государств», — заявляет Роберт Уотсон, президент группы ООН по защите климата. Нам грозят наводнения и засухи (сошлемся только на два последствия), которые будут иметь неожиданные и непредсказуемые синергетические эффекты.
Научно обоснованное заключение о том, что будущее человечества находится под угрозой, обращено не только к правительствам, к менеджерам соответствующих промышленных предприятий, но и к людям земли. От всех требуется немедленно и кардинально изменить свое поведение. Мировые проблемы суть научно сформулированные моральные максимы с космополитической целью. Выдвигаются аргументы и ведутся споры об озоновой дыре, климатической катастрофе, коровьем бешенстве и т. д. на языке науки. Но смысл ясен: мы должны действовать!
Собака зарыта в этом «мы». Кто это — мы? государства? международные организации? Европа, США, третий мир? автомобильная промышленность? ученые? потребители? средства массовой информации?
Речь идет о правовых вопросах? о вопросах передвижения людей? о расширении строительства автомобильных дорог? о конкурентной стратегии производителей катализаторов на европейских рынках? об азиатском сельском хозяйстве? о возможных войнах? о дефиците питьевой воды в отдельных районах Африки и Южной Америки?
Будут затоплены морем Нидерланды и Бангладеш или речь идет о вместимости гостиниц баварской индустрии отдыха?
Проблема проблем вот в чем: речь идет обо всем этом понемногу, поэтому никто не может с уверенностью сказать, что в действительности имеется в виду.
Во всяком случае, не вызывая возражений со стороны других промышленных отраслей, соседних государств, пограничных научных дисциплин или стран третьего мира.«Мы» этой неразрешаемой проблемы не способно действовать, его просто не существует. Эту дилемму выдвигают такие мировые проблемы, как грозящая климатическая катастрофа. Не существует ни глобального консенсуса, ни действенных глобальных институтов. Поэтому обостряется чувство настоятельной потребности в действии без шансов на успех.
В Европе уже появляется политика, которая собирается всерьез заняться такими транснациональными проблемами, как климатическая катастрофа, отказ от ядерной энергетики, правовое регулирование генетики человека, а также иммиграцией, правами человека и другими сложными вопросами. Все эти вопросы являются чрезвычайно актуальными и одновременно не разрешимыми в национальном масштабе. Они побуждают к квантовому переходу политики, а именно к отказу от национальной автономии ради создания космополитического суверенитета для решения национальных проблем. Но против этого легко организовать успешное национальное сопротивление. Если эта транснациональная открытость национальной политики не состоится, то доверие к действенности национально-государственной политики будет надолго поставлено под сомнение. 6.