МАЛЕНЬКАЯ НАДГРОБНАЯ РЕЧЬ У КОЛЫБЕЛИ КОСМОПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭПОХИ

Великие идеи европейского модерна — национализм, коммунизм, социализм, а также неолиберализм — исчерпали себя. Следующей великой идеей мог бы стать самокритичный космополитизм, если бы эту исконную традицию модерна удалось открыть для вызовов XXI века.

Для этой цели, однако, необходимо обосновать грезы о космополитическом обновлении политического и государственности, исходя из кошмара, таящегося в этих грезах.

“человечестве” — лжет» — нужно сделать основным методическим ключом в обсуждении непредвиденных побочных последствий космополитического режима еще до его осуществления.

В эпоху побочных последствий не может быть триумфального обоснования того или иного, есть только мучительный путь критики, максимально возможной критики собственного утверждения. Так обязана действовать Новая самокритическая теория. Теперь, в конце книги, применим этот методический принцип следующим образом.

На первом этапе мы будем защищать идею космополитизма от грубейшего непонимания, поместив ее в поле соперничающих описаний глобализма, универсализма, мультикультурализма. 1

В данной главе я использовал следующую литературу: Archibugi/Held/Kohler (1995);

Arndt (1845); Assheuer/Perger (2000); Beck 2001; Beetham 1995, 1999; Boyarin/Boyarin (1993); Butler/Laclau/ Zizek (2000); Brunetier (1895); Brunkhorst/ Kohler/ Lutz- Bachmann (1999); Benhabib 1992; Cheah/Robbins 1998; Connolly 1995; Coulman 1990; Cwerne 2000; Dworkin 1986; Falk 1995; Forsythe 2000; Habermas 1996, 1998, 2001; Harvey 2000; Held 2000, a, b; Horstmann 1976; Linklater 1998, a, b; Nufbaum 1996; Ottmann 2001; McCarthy 1999; Kuper 2000; Waldron 2000.

На втором этапе развернем в противоположном направлении онтологический пессимизм Европы, превратив его в поразительную гипотезу позитивной диалектики Просвещения на повороте к глобальной эпохе, — ненадежный, непостоянный дух космополитизма, стирающий границы и смешивающий их, торжествует над нападками своих врагов с силой, сметающей все различения.

На третьем этапе эту прямую противоположность господствующим в настоящее время чаяниям, а именно победу космополитического режима (т.

1. КОРНИ И КРЫЛЬЯ. КОСМОПОЛИТИЗМ В СООТНОСИТЕЛЬНЫХ РАМКАХ СОПЕРНИЧАЮЩИХ РАЗЛИЧЕНИЙ

Существует ли более точная, более невероятная сказка о Золушке в истории философии, чем то, что последует далее? Разумеется, нет. Космополитизм, исконно цивилизационная философия, древняя, как само политическое мышление, должен в начале третьего тысячелетия выйти победителем из вавилонского смешения политических понятий и отношений. Никогда еще утверждение «Я знаю, что ничего не знаю» не было столь верным диагнозом эпохи, как сегодня.

Что только ни ставили в вину космополитизму, что только ни прилипало к его ризам! Каких только упреков, насмешек и издевательств ни приходилось ему сносить! «Тот, у кого дома все благополучно, или тот, кому дома уже не нравится, или тот, у кого нет родины, — стань космополитом, а став им, держись подальше от своего отечества! Всеобщий гражданин — как всеобщий друг, это ничейный друг». Исключение другого по национальному признаку считалось универсальным образцом для дружбы! У кого нет национального чувства, тот «холоден как снег». Его мораль — отсутствие корней; отречение от своего происхождения возводится им в моральный принцип. Так Эрнст-Мориц Арндт [Arndt 1845, 37б] чернил отсутствие связи с народом у космо политов: «Они становятся всеобщим народом, всеобщими людьми — тем, что окрестили хвастливым именем космополитов; но они, с подобной путаницей в головах и слабым чувством своеобычности, идут прямиком к тому, чтобы сделаться такими всеобщими людьми, как те, которых называют рабами и иудеями».

Не менее остроумно выразился Жозеф де Местр: «В мире не существует человека.

о ^

зов, китайцев и аннамитов» .

Представление, приходящее людям в голову при упоминании слов «космополит» и «космополитизм», соответствует образу врага, который породил и внушил национализм в период своего расцвета. Поэтому так важно выяснить, чем разнится речь о космополитизме от нередко не отличимой по значению речи об американизации, неолиберальном глобализме, универсализме или мультикультурализме.

Универсализм и космополитизм

Космополитический вопрос таков: как ты относишься к инаковости другого ? Ответ, кажется, лежит на поверхности: космополитизм ее признает, а американизация и неолиберальный глобализм отрицают. Ответ поспешный, с ним надо разобраться. Во всех странах поднимается волна критики в адрес западной модернизации. Критики, прежде всего это голоса постколониализма, выясняют, как в европейский универсализм встроены различные конструкции, как европейский человек относится к своим культурно иным. Истоки проблемы далеко в прошлом. Открытие «человечества» как эмпирически доступной социальной единицы исторически совпало с открытием дикарей. Едва только прогресс навигационного искусства, а с ним и всемирная торговля посулили res publica mundana4 (Bodin), как genus humanum46 был разделен согласно антитезе «одинаковый — равноценный», «отли чающийся — неполноценный». В этом смысле можно, как показывает Тейво Тейвайнен, проследить параллель между конференцией в Вальядолиде в 1550 г., где дебатировался вопрос, в какой степени индейцы отличаются от европейцев и поэтому неполноценны, и сегодняшней политикой МВФ [Teivainen 1999, 84-116].

Тогда столкнулись две точки зрения, олицетворяемые филосо- фом-аристотеликом Хуаном Гинесом де Сепульведа и священником- доминиканцем Бартоломе де Лас Касасом.

Доминиканец защищал права индейцев. Они поразительным образом подобны европейцам, доказывал священник. Они воплощают идеалы христианской религии, не знающей различия в цвете кожи и происхождении. Индейцы весьма дружелюбны и скромны, уважают нормы межчеловеческих отношений, семейные ценности, свои традиции и поэтому более, чем многие другие нации в мире, подготовлены для того, чтобы внимать слову Божьему и на практике осуществлять Его Истину. Для христианского священника сущность индейца ничем не отличалась от сущности европейца и тем самым была ничуть не менее полноценной.

Часто подчеркивалась прогрессивность доминиканца и критиковались ранние проявления расизма у аристотелика. Но космополитический подход выделяет, как самое интересное, общность обеих позиций, причем в двух отношениях: ни одна из антитез у колыбели европейской цивилизации не допускает, что индейцы и отличаются, и равноценны. Кроме того, обе позиции ложно утверждали универсальный масштаб ценностей, который логически непреложно превращает различия в превосходство и неполноценность. Ведь в случае доброго человека, христианина Лас Касаса также неоспоримо, что равенство индейцев он принимал только потому, что они были способны признать универсальную истину христианства.

Речь идет о двух формах господства: как универсализм различности и неполноценности, так и универсализм аналогичности и равенства оправдывают, как показывает история, применение физического насилия. Христианская перспектива обращения, западная миссия, которая еще существует под лозунгами модернизации и политики развития, оправдывает господство с воспитательной целью. Это педагогическое измерение господства витало перед глазами у Грамши, когда он писал, что любое отношение господства непременно нуждается для своего оправдания в воспитательном начале и что это имеет место не только внутри наций и цивилизаций, но и между ними. Мишель Фуко называет это ритуалами истины. Они возникли из обязанности нормализовать истину, отрицать инаковость других и делать их кон- вертитами, т. е. обращенными в универсальную истину, обладателями которой являются Европа, США (короче, Запад).

Стоит также заметить, что обе позиции — представление, что человечество распадается на иерархии различных и неполноценных более или менее людей, точно так же как противоположное представление — что все люди по природе равны, — суть примеры метафизического реализма. Ведь оба образа человека ложно подаются как существующие вне времени для прошлого и будущего.

Космополитизм означает в своей сердцевине (и на этом настаивает автор) признание инаковости иного. Это уточняет приведенный выше пример. Имеется в виду то, что исключается в обеих позициях— признание иных как отличающихся и равных. Тем самым обе позиции отрицаются и как расизм, и как универсализм (в их различных формах проявления). Космополитизм лишает будущего расизм, якобы вневременной и тем самым имеющий шансы на будущее. Но это также означает, что космополитизм представляет этноцентрический универсализм Запада как преодолимый анахронизм, не попадая при этом в ловушку релятивизма47.

Мультикультурализм и космополитизм

Почему нельзя с таким же успехом выразить все это с помощью уже давно введенного понятия «мультикультурализм»? Кто-то сказал, что мультикультурализм — это литературное изложение ситуации, когда кошка, мышь и собака едят из одной миски. В самом деле, мультикультурализм утверждает (хотя и в сильно смягченном виде), сущностную идентичность и соперничество культур. Именно в университетах США политика мультикультурализма часто приводит к пустым репрезентациям меньшинств ради самих репрезентаций, к универсалистскому партикуляризму ради партикулярного.

Космополитизм, напротив, предполагает индивидуализацию и усиливает, утверждает ее. Индивид в своей личности, браке, родной семье, в своей трудовой жизни, своих политических концепциях и амбициях есть одновременно член различных, часто территориально разделенных сообществ. Человек в рамках одной жизни проживает разные, разделенные в национальном и территориальном отношениях жизни, истории, воспоминания. В предельном случае мировое общество осуществляется в микрокосме пространства собственного опыта.

Понятие «мультикультурализм» предполагает коллективные категории. Оно ориентируется на более или менее однородные группы, которые мыслятся как разнородные или однородные, во всяком случае отделенные друг от друга и объединяющие отдельных личностей. В этом смысле мультикультурализм — противник индивидуализации. Если верить мультикультурализму, то индивида вообще не существует. Это просто эпифеномен своей культуры и общества.

Поэтому от дуализма Европы ведет линия versus ее варварских иных через империализм, колониализм, этноцентрический универсализм, различие традиции и современности вплоть до мультикультурализма и «глобального диалога». Отдельный человек может мыслиться только в территориально-иерархических, этнополитических единицах, которые уже «поверх своих границ» вступают в диалог друг с другом.

Эта социальная предопределенность индивида, которой отмечены также большие части классической социологии, выявляется и снимается в рамках космополитического подхода. Различные самоидентификации в разнородности своих притязаний не детерминируют индивида, но несут ему освобождение, полное конфликтов, поскольку он вынужден осваивать (в качестве искусства выживания) наведение мостов и переход по ним. Для этого имеются радикально неравные ресурсы. Это ни в коем случае не предполагает веру в космополитический прогресс, ведь космополитизм вполне может привести к власти урода и политически поощрять все направления.

Космополитизм, таким образом, подразумевает не вневременное уравнивание или снятие всех различий (как это происходит в глобализме), а наоборот, радикальное восстановление и признание инаковости культурно иных (других цивилизаций и модернов), будущего, природы, объекта и других рациональностей.

В данной книге раскрытое таким путем многообразие тем живительной самокритики западного модерна (критической теории в космополитических целях) рассматривается и разворачивается весьма селективно, т. е. преимущественно в первом измерении — в признании инаковости культурно иных.

Перехожу ко второму вопросу этой главы. На чем основано предположение, что именно эта вялая и смутная идея космополитизма могла бы выступить в качестве преемницы великих идей XX века? В своей надгробной речи у колыбели космополитизма мне хотелось бы изложить четыре парадокса: 1.

Сопротивление, оказываемое глобализации, ускоряет и легитимирует ее. 2.

Глобализация продвигается вперед благодаря парадоксальному братанию ее противников. 3.

Подвергание риску самих себя заменяет демократию. 4.

Самообоснование заменяет демократию.

СОПРОТИВЛЕНИЕ, ОКАЗЫВАЕМОЕ ГЛОБАЛИЗАЦИИ,

УСКОРЯЕТ И ЛЕГИТИМИРУЕТ ЕЕ

30 января 1996 г. запатистская армия национального освобождения в штате Чьяпас (Мексика) выступила с призывом провести всемирное собрание против неолиберализма и за гуманизм7. Было предложено организовать серию встреч, на которых оппоненты обсудят стратегию борьбы против глобализации. В призыве подчеркивалось, что власть денег попирает достоинство людей, затрагивает их честь и разрушает надежды. «Неолиберализм есть новейшее имя в истории преступлений, в ходе которых громоздятся привилегии и богатства и демократизируются нищета и безнадежность. Имя глобализации — это имя со временной войны капитала, сеющей разрушения и забвение. На место гуманности этот неолиберализм ставит индексы фондового рынка, на место достоинства человека — глобализацию нищеты, на место надежды — пустоту и на место жизни — интернационал террора». Против интернационала террора необходимо мобилизовать интернационал надежды — таков вывод этого призыва.

В этом смысле глобализация действительно порождает пеструю толпу абсолютно разных противников — анархистов, профсоюзных деятелей, неонационалистов, защитников окружающей среды, поджигателей лагерей для иностранцев, мелких предпринимателей, учителей, священников, католических епископов, папу, коммунистов, фашистов, феминистов, ультраправославных, мусульманских фундаменталистов, любителей птиц и секса. Все они — охотно или неохотно, сознательно или неосознанно — действуют согласно девизу запатист- ского движения: «С глобализацией надо бороться с помощью. глобализации!», т. е. на глобализацию террора надо отвечать глобализацией надежды.

Сопротивление глобализации завершает глобализацию средствами сопротивления. «Глобализация» есть название странного кругового процесса, продвигающегося вперед двумя радикально противоположными путями — поддержки и протеста. Краткая формула: «сопротивление ускоряет!» или, по словам Рихарда Фалька, «сопротивление глобализации сверху через глобализацию снизу!»

Это своеобразное принуждение практиковать и оправдывать сопротивление глобализации только при целеполагании другой, т. е. хорошей, подлинной, глобализации проявляется во многих формах. Тот, кто протестует против глобализации на улицах, не есть «противник глобализации» — какое словесное жульничество! Просто противники поддержки глобализации в противовес другим противникам поддержки глобализации в глобальном властном пространстве хотят утвердить другие нормы. Противники поддержки наперегонки выдвигают глобальные целеполагания и, таким образом, все дальше и быстрее гонят процесс глобализации кнутом сопротивления и противоречия.

Все противники глобализации не только делят со своими противниками глобальные средства массовой коммуникации (тем самым расширяя возможности применения последних для целей транснациональных протестных движений и их организации). Они также оперируют на основе глобальных рынков, глобального разделения труда и глобальных прав. Только так и становится потенциально и актуально осуществимой их переходящая все границы вездесущность. Они также мыслят и действуют в глобальных масштабах и категориях, привлекая к ним внимание общественности своими поступками. Их борьба имеет целью укрощение финансовых рынков. Таким образом, они выступают за всемирно действующие соглашения и за организации, которые контролировали бы эти соглашения. Глобализированной экономикой можно управлять только глобально в урегулированных колеях; лишь тот, кто глобально за это борется, имеет шанс на успех. И глобализация протеста, в свою очередь, снова обретает динамику самоосуществляющегося пророчества успеха.

Пример из области профсоюзных прав. Право в рамках профсоюза реализовать права рабочих, зачастую существующие только на бумаге, сегодня ни в коей мере не глобализировано. В отличие от торговых правил ВТО, нарушения существующих конвенций ООН о свободе профсоюзной деятельности или о запрете детского труда санкциями не наказываются. Поэтому в США многие тысячи активистов приняли участие в кампаниях против неограниченной эксплуатации на текстильных фабриках в Мексике, Никарагуа и Индонезии, где швеи за несколько центов в час шьют дорогие фирменные джинсы. Любая попытка самоорганизации подавляется силами полиции.

Эта прямая связь протестной культуры в метрополиях с профсоюзниками в развивающихся странах придает движению противников поддержки глобализации глобальную мощь. В этой странной закономерности следует разобраться: сопротивление ускорению глобализации ускоряет само ускорение.

Даже если согласиться с тем, что глобализация утверждает себя силой своих врагов, то уже давно нельзя признавать, что все приводит к одному и тому же: не глобальная свобода капитала, но глобальная несвобода жертв глобализации является мотором протеста. Сопротивление неолиберальной программе глобализации форсирует космополитическую программу глобализации. Все кризисы, конфликты и катастрофы, порожденные глобализацией, имеют один и тот же эффект: они усиливают призыв к космополитическому режиму, открывают (вольно или невольно) пространство для глобального властного и правового порядка. Конфликты вокруг глобализации глобализируют космополитический мыслительный горизонт и горизонт ожиданий, понимание необходимости цивилизовать национальные кусательные рефлексы. Существование круга, в котором конфликты и кризисы глобализации ускоряют глобализацию, можно подтвердить многообразно. Поскольку противники глобализации свои протесты на саммитах организуют транснационально, контрмеры полиции в свою очередь транснационализируются. Итак, наднациональный протест требует наднациональной полиции, соответствующей наднациональной информационной системы, наднационального правопорядка и т. д.

Глобальное властное пространство действует как самоподтвер- ждающееся пророчество о космополитизации мира. Ведь еще Ницше доказывал: «Тысяча целей были до сих пор, ибо были тысячи народов. недостает единой цели. Еще нет у человечества цели. Но скажите же мне, братья мои: если человечеству недостает еще цели, так не недостает ли, пожалуй, и. самого человечества?»^ [Nietzsche, 1966, 2. Bd., 323 f.]. Все происходит ровно наоборот: космополитический подход к фактическому единству человечества становится предпосылкой постепенной ликвидации расхождения между притязанием на глобализацию и ее осуществлением. Конструируется фиктивная реальность глобализации с целью осуществления ее фикции. Постулированная, достигнутая цель «человечество» становится средством для ее осуществления.

Если таким способом сторонники и противники сливаются воедино, образуя разновидность противников глобализации, то неясно, кто и на чьей стороне стоит. Правда, противники, выступающие на улицах, противоречат противникам, заседающим в правительстве. Обе стороны, однако, постоянно стремятся перещеголять друг друга формальными заверениями в верности глобальным нормам и правилам, так что в конце концов уже возникает сомнение, не являются ли протестующие на улице противники глобализации в конечном счете лучшими главами правительств, а правящие противники — лучшими протестующими? Или почему все противники не могут образовать всемирную коалицию со всеми другими противниками глобализации, чтобы перестроить и переоформить космополитический режим в единый, охватывающий все фронты протестный фронт?

Пример — «бегство от налогов». Налоговые оазисы, такие как британские Каймановы острова, нидерландские Антильские острова или Лихтенштейн, все больше превращаются в черную дыру мировой экономики, в которой, по оценкам МВФ, зарегистрированы частные состояния в объеме свыше 5 трлн долл., что дает возможность получать доходы без уплаты налогов. По мнению немецкой налоговой службы, из Германии уплывают мимо казны по меньшей мере 10 млрд евро ежегодно. Но все инициативы, направленные на прикрытие так называемых оффшоров, терпели крах, поскольку правительства не применяют силу, чтобы затронуть эту привилегию богатых. Противники поддержки на улице подхлестывают, таким образом, противников поддержки в правительствах, чтобы, в конце концов, провести необходимые действия.

ГЛОБАЛИЗАЦИЯ ПРОДВИГАЕТСЯ ВПЕРЕД БЛАГОДАРЯ ПАРАДОКСАЛЬНОМУ БРАТАНИЮ ЕЕ ПРОТИВНИКОВ

В отношении развития групп игроков и стратегий игроков во властной метаигре действует постулат: ни один из акторов — ни капитал, ни адвокатские движения, ни государства—не может осуществить цели во властной метаигре в одиночку. В достижении тех или иных целей все зависят от коалиций. Возникает динамика переплетения, в результате чего размываются и сливаются границы между «за» и «против» и завершается образование круга противников поддержки.

Цели нпо — реализация миропорядка гражданского общества—ну- ждаются в авторитете государств, чтобы отлить этот порядок в формы, обязательные в правовой и политической сферах. Без дееспособных государств плюралистический миропорядок немыслим. И стратегии капитала, преследующего только свои интересы, остаются, в конечном счете, зависящими от государств, с одной стороны, и моральных установок гражданского общества — с другой; только так могут быть обеспечены культурные и политические предпосылки необходимой для капитала свободы инвестиций. В самом деле, противники поддержки, принадлежащие к разным лагерям, все больше сближаются в этой всесторонней инструментализации всех за или против всех.

Концерны берут на себя роль нпо, обязуются бороться за соблюдение прав человека во всем мире и повышают свой голос, когда американский президент Джордж Буш, выступающий якобы от их имени, отказывается подписать Киотский протокол о глобальной защите климата. В 1998 г. кампания, которую вели глобальные группы защитников окружающей среды против многостороннего соглашения за свободу инвестиций, завершилась тем, что государства ОЭСР отвергли это настоятельное желание глобально оперирующего капитала. Почему? Разве правительства теперь перешли в лагерь неправительственных организаций? Нет и да одновременно. Неправительственные организации в своем протесте представляли, так сказать, государственные интересы «идеального всеобщего правительства» против интересов пресыщенных национальных правительств. В той мере, в какой правящие круги (прислушиваясь к протестам гражданского общества) понимали, что необходимое мировой экономике соглашение по обеспечению глобальной свободы инвестиций в самом деле противоречит элементарным государственным интересам, они брали сторону неправительственных организаций.

Эту игру в смену фронтов можно иллюстрировать бесконечным множеством примеров. Именно это парадоксальное братание противников продвигает космополитический режим. Экологические протест- ные группы «Urgewald» и «Greenpeace», а также «Attac» и Всемирная организации помощи голодающим требуют списания долгов беднейшим странам и радикального изменения курса в политике относительно климата. На этом же настаивает Федеральный канцлер Германии в согласии с другими главами правительств. Слова часто радикально расходятся с реальной политикой. Делается меньше того, что было во всеуслышание обещано и обнародовано в коммюнике после встреч на высшем уровне, или вовсе ничего не делается. Но это просто означает, что неправительственные организации являются лучшей совестью правительства, возможно, они были бы даже лучшим правительством. Их протест нацелен на то, чтобы заставить правительства реально делать то, что они якобы делают, т. е. управлять. Так, все более популярным в среде непарламентских противников поддержки в США и Европе становится предложение, разработанное и пропагандировавшееся еще в начале 1970-х гг. экономистом Джеймсом Тобином. Всеобщий налог на совокупные валютные сделки должен, с одной стороны, всыпать песку в коробку передач спекуляций, а с другой — в то же время пополнить налоговую казну государств. Расчеты показывают, что эта выплата принесла бы (даже при минимальной налоговой ставке 0,2 %) более 100 млрд евро — деньги, которые потом можно было бы инвестировать в развитие наднациональных организаций помощи или в базовое социальное обеспечение. И в этом предложении, которое все больше привлекает политический истеблишмент в Европе, неправительственные организации представляют подлинные интересы государств и правительств, хотя и выступают против последних, точнее, интересы будущего транснационального космополитического государства вопреки его сохраняющейся национальной ограниченности. Может быть, освобождение правящих кругов от иллюзии своих национальных и неолиберальных оков и осуществление ими плечом к плечу с неправительственными организациями насущных интересов есть только вопрос времени.

Но закон, который здесь намечается, крайне необычен и нуждается в более тщательном рассмотрении, ведь власть и контрвласть оказываются элементами (можно даже сказать: сообщниками) при осуществлении космополитического режима.

Эта абсолютистская имманентность космополитизма, вырастающего несмотря на всякое сопротивление, может быть истолкована в двух смыслах: космополитический режим — это режим врагов без врагов, т. е. режим, интегрирующий оппонентов посредством инклюзивного умножения их числа. Космополитический режим оказывается вполне способным порождать и обновлять консенсус-диссенсус, который гарантирует его собственное пространство власти. Осуществление космополитического режима и критика космополитического режима суть две стороны одного и того же. Попытка отвергнуть или преодолеть его становится мотором его осуществления.

Но это не значит, что космополитизм везде встречает одобрение, что против него нигде не борются. Абсолютистская власть дефиниции космополитического режима не в последнюю очередь выражается в том, что он снимает, утверждает, смешивает и по-новому комбинирует центральные различения. Все являются «противниками поддержки», все суть «как., так и». Этот принцип воплощен в фигуре профессионального биржевого спекулянта Джорджа Сороса, персонифицирующего как одичавший капитал, так и радикальное контрдвижение. С одной стороны, он своими инвестициями в игорный бизнес заставляет целые страны отбиваться от него, с другой — громогласно проповедует, что финансовые рынки несут опасность саморазрушаю- щего развития. Нечто тоталитарное заложено в этом господствующем принципе «как., так и», он переваривает в своем колоссальном желудке и деятелей, и их противников, отъедается и за счет сопротивления; он выбивает почву из-под ног сопротивления, упраздняя принцип противодействия. Что было бы «мыслимым другим», «после», «кроме» космополитического принципа? Этот вопрос обращен в пустоту. Снятие противоположностей, которое космополитизм возводит в принцип, абсолютизирует имманентность.

Это видно хотя бы из того, что все попытки продолжить игру в старое национальное государство и игру в государство «всеобщего благоденствия» последовательно лишаются основ. Несомненно, всегда будут существовать чрезвычайно мощные реакционные контрдвижения, которые постараются направить в свои паруса штормовой ветер антиглобализационных протестов, чтобы набрать скорость и влияние на политических аренах. Будут оплакивать гибель старого порядка и призывать к реставрации ценностей прошлого — религии, культуры, народа, национальной солидарности, рабочего класса и т. д. В этом смысле многое в современном мышлении на обоих флангах безнадежно инфицировано вирусом ностальгии. Это относится и к обращенным в прошлое видениям различных коммунитаризмов, которые гальванизируют для будущего политическую мифологию всегда прямолинейно протекавшего золотого века. В самом деле, ведь уже сегодня вырисовываются извращенные комбинации политики рынков, открытых миру, и пропагандируемой государством ксенофобии; вовне, в отношении мировых рынков ведут себя адаптивно, приспособленчески, внутри — авторитарно. С точки зрения выигравших от глобализации, все произошло благодаря неолиберализму; с точки зрения проигравших, из-за нее разжигаются фобии к чужакам и дозированно вливается яд реэтнизации.

Но даже в этом случае становится ясно, что модернизированный фашизм, если бы он и был возможен, не смог бы противиться принуждению к оппозиционной имманентности. И ему пришлось бы плыть в потоке глобализации, осмысляя это так, что он стремится не препятствовать глобализации, а по возможности ускорять ее. Классический фашизм поступил точно так же, ибо и он был модернизацион- ным движением, которое, с одной стороны, вещало о крови и почве, а с другой — продвигало модернизацию тоталитарными методами.

Это, разумеется, не означает, что ландшафт политических партий радикально не изменяется под воздействием цугцванга космополитизации. Можно дать очевидный прогноз для правопопулистской Европы: правый центр будет перемолот, причем в радикальную правую, которая попытается примирить противоречия, связывая глобализацию с рецептурой, заимствованной из замкнутого национально однородного общества. С другой стороны, правый центр будет поглощен центром, который открыт навстречу миру, экономически и политически чует и использует свои шансы в бегстве вперед.

Противоречия, свойственные сопротивлению космополитическому режиму, можно проиллюстрировать на примере возможного сопротивления рабочих. Дело в том, что рабочим, если они захотели бы бороться с космополитическим режимом, пришлось бы обратиться против самих себя, против своей собственной традиции интернационализма, т. е. анти-национализма. Интернационализм рабочего движения был борьбой против национального государства и за создание

о о

транснациональной солидарности, справедливости, «связи народов» .

Парадоксальная победа глобального капитала над советским марксизмом открыла пространство власти для нового интернационализма «рабочих — без рабочих». И если бы оторвавшиеся от традиций, проигравшие от глобализации рабочие собрались именно под знаменем национального протекционизма, то это стало бы частью извращенного исторического поворота.

Тотальное правление по принципу «как., так и», порождаемое космополитическим режимом, проявляется также в фикциях консерватизма, в котором расцветают странные цветы. Эта интеллектуальная беспространственность оппозиции проявляется не в последнюю очередь в беспомощности пропагандируемых контррецептур. Того, кто, например, исповедует протекционизм в экономике, при котором каждый производит в своей родной стране и, в лучшем случае, экспортирует малую часть товаров, можно заподозрить, согласно ходячим мнениям, в искаженном восприятии действительности, которое уже сегодня грозит ему госпитализацией в психиатрическую клинику. Тот, кто требует радикальных национальных стратегий отгораживания, т. е. запрета на ввоз капитала и товаров, наталкивается на решительное сопротивление бедных стран, выступать от имени которых он сам себя назначил. Притчей во языцех стало то, что национальный протекционизм в длительной перспективе приносит больше вреда, чем пользы. Именно поэтому страны Африки, Центральной Азии и Латинской Америки настаивают на возобновлении так называемого миллениум-раунда ВТО10, того раунда переговоров о либерализации, который был остановлен протестными группами в Сиэтле.

В безграничном круге противников поддержки уже больше нет выхода из глобализации. Разумеется, остаются и обостряются внутренние противоречия. Ненависть, с которой эти противоречия разрешаются, растет, возможно, даже потому, что растет понимание непротивопо- ложности противоположностей. Неолиберальная и космополитическая программы для гражданского общества противоречат друг другу в главных принципах и проектах. Кроме того, ясно, что ни одна противоположность между мужчинами и женщинами, Севером и Югом,

ральных). Поначалу изменился лишь словарь. На место довольно утопического космополитического кредо «Все люди станут братьями» («Люди — братья меж собой!») выдвигается лозунг классовой борьбы «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» (Coulmas 1990, 485^).

10 Очередной раунд многосторонних переговоров, посвященный рубежу тысячелетий, в Сиэтле (США), на котором страны — члены ВТО обсуждали вопросы либерализации торговли сельскохозяйственными товарами. — Прим. перев. Западом и Востоком, старыми и молодыми, евреями и арабами, никакое выступление за или против неограниченного использования человеческой генетики не устраняется космополитическим режимом. Напротив: при его установлении стираются границы восприятия социального неравенства, отгораживающие чужие страдания от национального поля зрения и поля деятельности. Угрожающую пропасть, разверзающуюся между благоденствующими странами и прочим миром, уже нельзя больше игнорировать; она прорывается в политическое. Итак, «вечный мир» (Кант), по мере того как он придвигается, оборачивается вечным отсутствием мира. Никто не отрицает масштаба различий в малом: будь то либеральный, тиранический или космополитический режим, в нем всегда сохраняется принципиальное жизненное неравенство.

Но — и это «но» надо писать как можно крупнее — все эти противостояния, конфликты, неравенства остаются внутри горизонта космополитического режима, проясняя, таким образом, следующую ключевую мысль: визави космополитическому режиму, который бы поставил его извне под сомнение, немыслим и не предвидится. Эта тоталитарная теневая сторона космополитизма выступает наружу при его осуществлении. 4.