А. С. Майорова Саратовская ученая архивная комиссия в поисках высочайшего покровительства
Необходимость преодоления этого двойственного положения стала ясна уже со времени начала их организации, а в конце XIX в. Д. Я. Самоквасовым был разработан первый вариант проекта архивной реформы, который обсуждался на XI археологическом съезде в Киеве в 1899 г. Самоквасов считал необходимым создать главное архивное управление, общее для учреждений всех ведомств, для решения всех вопросов архивного дела. Предусматривалась также организация центрального исторического архива для сосредоточения документов центральных учреждений и архивов в губерниях на базе фондов, собранных архивными комиссиями2. Однако ни этот первый вариант реформы, ни следующий, созданный в 1902 г., не нашли воплощения в законодательстве, хотя и были одобрены археологическими съездами. Как отметил крупный современный теоретик архивного дела, В. Н. Автократов, «потребовались революционные потрясения для изменения позиции русской общественности в этом вопросе»3, имея в виду события, связанные с подготовкой декрета Іиюня 1918 г. о реорганизации и централизации архивного дела.
Исследователи много раз обращались к освещению состояния крупнейших ведомственных архивов и ученых архивных комиссий в начале XX в.
Но данные вопросы обычно рассматриваются сквозь призму подготовки проектов архивной реформы, которые создавались учеными и практиками-архивистами. В частности, этому посвящены статьи Н. И. Химиной и С. В. Акимова’, в которых сравниваются различные проекты законов, созданных в конце XIX— начале XX в. и посвященных реформированию системы ведомственных архивов и образованию крупных государственных архивохранилищ. С той же точки зрения В. Н. Автократов изучил деятельность Союза Российских архивных деятелей5, в связи с чем он и пришел к отмеченному выше заключению о консерватизме представлений русской научной общественности относительно реформирования архивного дела. Вероятно, более справедливо было бы говорить о том, что общественность, и, прежде всего, сами архивисты осознали необходимость реформ еще до революции. Данная необходимость ясно виделась не только в столичных кругах, но и на периферии, в губерниях. Однако этот аспект подготовки архивной реформы обычно не привлекает внимания исследовате-Хіімина Н. И. Отечественное архивное строительство: идея централизации на рубеже XIX- XX вв. II Отечественные архивы. 1998. № 4. С. 12. 3
Автократов В. Н. Указ. соч. С. 11. 4
Химича Н. И. Указ. соч.; Акимов С. В. Последние шаги к реформе 1918 г (проекты Е. Н. Квашнина-Самарина, А. И. Лебедева. К. Я. Здравомыслова. Н В Го
лицына, Ф. А. Ниневе) // Отечественные архивы. 2001. № 5.
Автократов В. Н. Указ. соч.
лей. Так же можно сказать и о попытках ученых архивных комиссий решить назревшие вопросы в рамках существовавшего законодательства.
Среди деятелей, связанных с учеными архивными комиссиями, вопросы изменения законодательства по архивному делу считались очень актуальными. Ведь отмеченная выше двойственность в положении комиссий негативно отражалась на их существовании. Это довольно ярко можно продемонстрировать на примере Саратовской комиссии. Уже первый ее историограф В. П. Соколов подробно осветил попытки местных любителей истории создать научное общество, которые привели к появлению новой ученой архивной комиссии — шестой по счету из открытых в России6.
Хлопоты саратовцев по поводу открытия общества натолкнулись на противодействие органов государственного управления. Ученый комитет Министерства народного просвещения так пояснил преимущества ученой архивной комиссии перед историческим обществом: «...Учреждение архивных комиссий предполагает взаимодействие правительства и общества»7. Понятно, что комиссии, контролируемые министерством, были намного желательнее с точки зрения государственной власти, чем общественные организации, меньше поддающиеся контролю. Зависимость комиссий от местных властей выражалась в том, что, во-первых, для открытия каждой из них требовалось согласие начальника данной губернии, а во-вторых, губернатор являлся непременным попечителем комиссий.Положение ученых архивных комиссий оказалось двойственным не только по правовому статусу, но также в связи с особенностями их внутреннего состава и целевых установок деятельности. По принципам формирования они являлись общественными организациями. Согласно Положению о губернских исторических архивах и ученых архивных комиссиях (утверждено ! 3 марта ! 884 г.), в их состав могли входить как служащие, так и «не состоящие в службе в губернии» лица, полезные «своими познаниями и усердием к делу»4. Расходы, необходимые для обеспечения деятельно-
Соколов В П. 25-летие Саратовской ученой архивной комиссии. Саратов. 1911.
С. 7-23.
'Гам же. СЮ. і 8
Там же. С. 5. 9
Там же. С. 5.
сти комиссий, государство не предполагало брать на себя полностью. В Положении о комиссиях было сказано, что частично они должны покрываться из средств, предоставляемых Археологическому институту (т. е. из государственного бюджета), частично — из местных пожертвований10. Как показала жизненная практика уже вскоре после открытия первых комиссий, им приходилось больше всего надеяться на пожертвования. В Саратовской губернии наибольшую долю этих пожертвований составляли средства, предоставленные земствами. Таким образом, и принцип обеспечения комиссий денежными средствами сближал их с общественными организациями.
Цели же их существования тесно соприкасались с интересами государственных учреждений, т.
к. комиссии должны были отобрать для хранения документы ликвидированных в ходе реформ 1860— 1870-х гг. учреждений (это была первоочередная задача в момент возникновения комиссий), а затем работа по экспертизе материалов ведомственных архивов стала одним из основных направлений их деятельности. Это требовало постоянных контактов комиссии с местными учреждениями, а также с вышестоящими органами управления. Последние обеспечивались Петербургским археологическим институтом, перед которым отчитывались комиссии, и Академией наук, которой институт подчинялся".Согласно Положению 13 марта 1884 г., одной из основных обязанностей комиссий был не только «разбор дел и документов», но и передача их в исторические архивы12. (Предполагалось, что такие архивы возникнут в результате деятельности комиссий, но их правовое положение нигде не оговаривалось.) Следовательно, все учреждения, у которых была необходимость обращаться к своим документам прошедших лет и к архивам своих предшественников, должны были поддерживать деловые отношения с учеными архивными комиссиями. Кроме того, собирание местных археологических материалов и организация музеев, с одной стороны, создавало интерес к ним со стороны существовавших тогда ученых обществ и научных учреждений всероссийского масштаба, а с другой — I
® Там же. С. 6. II
Там же. 12
Там же.
ставило комиссии в зависимость от местных властей. В целом, положение с сохранностью архивных и музейных фондов комиссий по всей России, как в начале их существования, так и позднее, оставалось практически не обеспеченным. Это было связано с отсутствием правовой основы решения вопроса о помещениях для комиссий, а точнее — для их фондов. Каждая комиссия выходила из положения по-своему, в зависимости от местных условий и от отношения губернских властей к ее нуждам.
Это очень ярко демонстрируют результаты исследования, которое провел А. А. Гераклитов. Он разослал в комиссии анкеты с вопросами об условиях хранения документов и получил очень интересный фактический материал, на основании которого сделал обобщения.
Во-первых, выяснилось, что «далеко не все архивные комиссии владеют историческими архивами». Гераклитов приводит в качестве примера Полтавскую комиссию, которая ко времени рассылки анкеты (1913 г.) уже существовала десять лет, но архива у нее не было13. Специальных помещений для хранения документов, как показали материалы анкетирования, не было нигде". Саратовская ученая архивная комиссия была в этом отношении исключением, но только отчасти — у нее был собственный дом, подаренный ее почетным членом А. А. Тилло в 1911 г. В подвальных помещениях этого дома и находился архив. Однако перед этим ей, по свидетельству современников, пришлось претерпеть долгие мытарства.В первое десятилетие своего существования комиссия помещалась в здании присутственных мест рядом с новым собором. Здесь ей была выделена одна комната, разделенная аркой, в которую и свозили документы архива комиссии. Очень скоро комната оказалась тесна для архива, и его частично «переселили» под лестницу. Но в начале 90-х гг. XIX в. комиссия вынуждена была по приказу губернатора вообще освободить выделенное ей помещение. Архив разделили и перевезли в два частных дома, однако такая мера не могла обеспечить сохранности документов — у обоих домовладельцев они подвергались опасности от пожаров. Князь Л. Л. Голицын, яв-
1 Гераклитов А. А. Исторические архивы при ученых архивных комиссиях //Труды
СУАК. Саратов. 1915. В 32. С. 57. 14
Там же. С. 65.
лявшийся в то время председателем комиссии, долго пытался «пристроить» архив. Сначала ему удалось упросить членов Дворянского депутатского собрания временно разместить документы прямо в зале собрания, где проходили заседания. В 1901 г. комиссии повезло — все ее коллекции, включая архив, библиотеку и музей, перевезли в одно место, в здание городской публичной библиотеки. И только к началу 1911 г. комиссия получила в подарок целый дом с усадьбой109. Характеризуя условия хранения документов в других губернских комиссиях в 1913 г., Гераклитов пишет: «Очень немногие из них имеют право смотреть на отводимые под исторические архивы помещения, как на более или менее постоянные.
Большинство же постоянно имеет в виду необходимость по той или иной причине подыскивать под архив другое место». Сами условия хранения документов были далеко не подходящими: «...архивы и темны и сыры, они тесны, помещаются в ветхих зданиях, опасных от огня, грызунов и хищений»110.О том, что представляли собой помещения архивов комиссий, можно судить на основании данных, полученных Гераклитовым. В Нижнем Новгороде большая часть документов хранилась в трех башнях кремля, которые были отданы комиссии бесплатно и бессрочно. Эти сооружения считались достаточно удобными, поскольку они были из камня, имели окна для проветривания и не страдали от сырости, но в башнях стоял холод. Тверская ученая архивная комиссия тоже имела помещение, которое было предоставлено бесплатно и бессрочно, но гораздо менее романтического происхождения, и далеко не такое надежное как крепостные башни — это было здание бывшего рабочего дома. В Пензе и комиссия, и ее архив располагались в здании бывшей гауптвахты, что считалось чуть ли не самым желательным выходом из положения (Саратовская комиссия тщетно пыталась добиться для себя выделения здания того же самого заведения, пока у нее не было собственного дома). В Оренбурге часть документов архива была свалена в каменной лавке гостиного двора, временно предоставленной городом111.
Вопрос об обеспечении сохранности документов и музейных ценностей, вероятно, довольно быстро после создания комиссий был осознан их членами как один из ключевых моментов их существования. Пока они не были обременены материальными ценностями, ученые архивные комиссии, возможно, представляли себя в качестве более или менее не зависимых от власти организаций. Однако, став хранителями архивных и музейных коллекций, затратив труд и собственные средства на их создание и поддержание, члены архивных комиссий оказались в состоянии постоянной озабоченности дальнейшей судьбой собранных сокровищ. Тем более что научная их ценность осознавалась в полной мере только лишь самими представителями комиссий, а отнюдь не губернскими властями и не чиновниками из Министерства народного просвещения. Эта озабоченность губернских архивистов заставляла их искать защиты от возможного расхищения коллекций, пытаться решить проблемы их сохранности, прибегая к помощи высшей государственной власти. Благоволение губернских властей оказалось слишком зыбким и неверным средством к достижению этих целей.
Статус ученых архивных комиссий как общественных организаций имел еще ряд последствий и для них, и для их коллекций. Они проявлялись не всегда, а только в периоды обострения социальных отношений, когда комиссии оказывались в чрезвычайно сложном положении. В таких случаях происходило резкое сокращение поступлений денежных пожертвований и оскудение материальной базы комиссий. Но кроме этого, общественные кризисы оказывали негативное воздействие и на их «внутренний климат». Превратности судьбы обрушились на комиссии, так сказать, старшего поколения, уже в период кризиса, начавшегося в 90-е гг. XIX в. /Для Саратовской ученой архивной комиссии особенно тяжелыми годами, как считает В. П. Соколов, были 1905-1907 гг. — эпоха первой русской революции. Соколов вспоминает: «В это время даже истинные очаги науки — высшие учебные заведения — подвергались переоценке и найдены были чуть ли не подлежащими уничтожению. ...Такие общественные настроения не могли не отразиться и на деятельности ученых архивных комиссий... и отразились как крайним оскудением у них материальных средств, так и моральной поддержки со стороны местного общества и учреждений разного рода»18. 1908 г. автор очерка отмечает как год переломный, когда заметно изменилось отношение общества к ученой архивной комиссии, и благодаря этому к концу года она получила достаточную материальную поддержку, что отразилось и на результатах ее деятельности19.
Соколов писал именно о внешних неблагоприятных для комиссии обстоятельствах, характеризуя ситуацию 1905-1907 гг. По о том, что происходило внутри комиссии, он не упоминал. На основании изучения ее официального делопроизводства и отчетов мы не можем делать какие-либо наблюдения по данному вопросу. Однако некоторые косвенные данные позволяют предполагать, что противоречия внутри комиссии существовали. Это связано с неоднородностью состава комиссии. Если обратить внимание на социальное положение и уровень обеспеченности ее членов, то мы увидим, что к началу XX в. среди них были очень разные люди. В состав комиссии входили и землевладельцы-аристократы (кн. Л. Л. Голицын, гр. Д. А. Олсуфьев), и земские деятели-разночинцы (С. С. Краснодубровский, В. Г. Еланский) и малообеспеченные чиновники (А. А. Кроткое, Б. В. Зайковский).
Политические взгляды членов комиссии тоже были различны. Известно, что среди них были почитатели Н. Г. Чернышевского, которые начали собирать материалы для его биографии и мемориальные предметы, переданные в музей комиссии в 1904-1911 гг. Все они поступили в качестве даров от членов комиссии — Н. Ф. Хованского, Г. Г. Дыбова, А. О. Жеребцова Б. В. Зайковского,
А. Ф. Садовникова. Хованский был лично знаком с Чернышевским и ездил навещать его в Астрахань в 1887 г.20 Демократическая направленность взглядов была характерна для С. С. Краснодубровского, в одном из писем которого, написанном около 1903 г., положение в саратовских земских организациях характеризуется следующим образом: «Что у нас делается в земстве!.. Уму не пости-
1 й Соколов В. П. Указ. соч. С. 120.
'ч Там же. С. 128.
Майорова А. С. Первый литературный музей в Саратове и Саратовская ученая архивная комиссия // Материалы Международной конференции «Литературный музей в XX веке: Итоги развития и ориентиры движения вперед». М., 2001. С. 72-73.
жимо. Топчут в грязь все, что осталось хорошего от 60-Х-70-Х годов, воры и неведомые разбойники вертят земской копейкой»112.
Вполне естественно, что подобные взгляды разделяли не все члены Саратовской ученой архивной комиссии. И если в периоды нормального течения жизни различия в политической ориентации между ними могли не оказывать заметного влияния на жизнь комиссии, то в кризисной ситуации 1905-1907 гг. они стали ощутимы. Мало того, последствия своеобразного политического раскола в ней сказались в дальнейшем, поскольку ведущее место здесь стали занимать члены радикального направления. Прежде всего, результатом разногласий по важнейшим политическим вопросам стал факт ухода с поста председателя комиссии гр. Д. А. Олсуфьева. На заседании комиссии 24 сентября 1905 г. правитель дел комиссии И. А. Покровский доложил, что председатель уполномочил его заявить о том, что он не может присутствовать на заседании «и вместе с тем слагает с себя полномочия по званию председателя комиссии». Сам Покровский сообщил, что он также «слагает с себя звание товарища председателя комиссии». В связи с этим потребовалось избрать нового председателя и его заместителя. Ими стали В. Г1. Соколов (председатель) и А. А. Штейн (товарищ председателя)113.
Отсутствие Олсуфьева на заседании, скорее всего, было своеобразной демонстрацией несогласия с мнениями политических противников в комиссии. Нужно иметь в виду, что во время русско-японской войны, с апреля 1904 по сентябрь 1905 г. Олсуфьев вообще отсутствовал в Саратове, находясь сначала на театре военных действий во главе санитарного отряда, затем — в плену, вместе с ранеными, и на пути домой114. Однако, уезжая на войну, он не сложил с себя полномочий председателя ученой архивной комиссии. Настоящие неприятности ожидали его по прибытии в Саратовскую губернию. В конце сентября 1905 г. в губернском городе началась стачка типографских рабочих (а в окгябре—всеобщая стачка). Одновременно возросли масштабы крестьянских волнений, которые начались еще летом. Губернатор П. А. Столыпин в это время счел необходимым принимать самые жесткие меры против крестьян, вплоть до применения огнестрельного оружия115. Следует учитывать, что попытки Столыпина «водворить порядок» должны были встречать горячее сочувствие Олсуфьева — саратовский губернатор проявлял к нему благоволение (так, Столыпин принимал активное участие в торжественном отбытии санитарного отряда Олсуфьева на фронт)116.
В то же время, земские служащие Саратовской губернии, к числу которых принадлежали многие члены ученой архивной комиссии, оказались в оппозиции к правительству. С мая 1905 г., поданным, приведенным А. В. Воронежцевым, в губернии начался процесс создания профессионально-политических союзов земских служащих. Они выступали в защиту материального и правового положения своих членов и одновременно требовали демократизации страны, как подчеркивает исследователь117. Очевидно, Олсуфьеву, когда он вернулся в Саратов, пришлось услышать о позиции служащих Саратовского губернского земства, которые считали необходимым принимать «деятельное участие в общем освободительном движении России»118. Это не могло обрадовать председателя Саратовской ученой архивной комиссии, поскольку саратовские земские служащие были его коллегами по комиссии, а сам Олсуфьев придерживался иных взглядов на происходившие события. Об этом свидетельствует тот факт, что осенью 1905 г. он стал одним из учредителей и активных деятелей «Партии правового порядка» (саратовские октябристы)-8.
Очевидно, после его ухода с поста председателя в собирательской деятельности комиссии появилось новое направление, в котором видны политические пристрастия служащих губернскою земства. (Не исключено, что это направление появилось и до возвращения Олсуфьева в Саратов). Результаты его отразились в протоколах комиссии 1908 г. На общем собрании от 22 ноября было доложено, что правление комиссии с 1905 г. открыло «секретный отдел по литературе, относящейся к освободительному движению». (Таким образом, в названии отдела отразилась терминология, выражающая оценку событий, из текста решения собрания служащих губернской земской управы, которое состоялось в октябре 1905 г.)24. В отделе были сосредоточены материалы, относящиеся к Саратовской губернии, причем комиссия хотела расширить этот отдел не только за счет печатных изданий, но и документов. Интересно, что это предполагалось осуществить с помощью органов суда и прокуратуры, но не в тот период, когда наблюдался наибольший размах событий, а тогда, когда жизнь вошла в спокойное русло. Осенью 1908 г. ученая архивная комиссия обратилась к прокурору Саратовской судебной палаты с просьбой о передаче на хранение в названный секретный отдел документов, которые выступали в качестве вещественных доказательств «по политическим делам». В тексте протокола комиссии указаны материалы, которые имелись в виду: «прокламации, газеты, книги, фотографии и т. п.».
Прокурор в ответ на эту просьбу сообщил, что вещественные доказательства подобного рода после судебного решения об их уничтожении отсылаются в губернское жандармское управление и в департамент полиции. Такой ответ не смутил саратовских архивистов, и они постановили добиваться пополнения своего секретного отдела, действуя через губернатора, «чтобы через его посредство как жандармское управление, так и департамент полиции доставляли в комиссию документы по освободительному движению в Саратовской губернии»30. К сожалению, текст письма с такой просьбой на имя губернатора пока не найден, но было бы интересно знать, какими терминами воспользовалась ученая архивная комиссия в официальном документе для определения сущности событий 1905-1907 гг. Ходатайство архивистов, как и следовало ожидать, потерпело неудачу. Губернатор ответил, что оно не может быть удовлетворено, о чем и было доложено на собрании комиссии 1 февраля 1909 г. Любопытна реакция архивистов на такой результат попытки найти официальную поддержку для пополнения своего секретного фонда. Они решили обратиться к комиссиям других
Воронсжцсч А. В. Указ. соч. С. 77. 30
Труды СУАК. Саратов. 1909. В. 25. С. 47.
губерний, чтобы выяснить, поднимался ли вопрос «о собирании нелегальной литературы, относящейся к освободительному движению, и какое направление получило это дело»51.
Данный эпизод из истории Саратовской ученой архивной комиссии очень важен для ее характеристики. Здесь видны результаты политического размежевания внутри комиссии в период первой русской революции, в связи с чем уместно обратить внимание на высказывание А. А. Гераклитова об изменениях в социальном составе комиссии, которые произошли с начала XX в. А. А. Гераклитов писал о том, что в начале ее деятельности в комиссии были представители «поместного дворянства и высших членов администрации», но с начала нового столетия в нее «стал проникать и другой элемент». По мнению Гераклитова, к моменту Октябрьской революции «комиссия по составу своему была наиболее демократичным из всех саратовских обществ»32. Конечно, автор этих слов мог и преувеличивать (особенно, если учитывать, что они были опубликованы в 1923 г.). Но доля истины в высказывании Гераклитова была — это подтверждается изложенными выше фактами из жизни комиссии периода первой русской революции.
Следует особо отметить попытку саратовских архивистов создать секретный фонд материалов, отражающих острое социальное противостояние ^современную для архивистов эпоху. Это говорит об их высоком профессионализме. Забота о будущих историках, способность оценить масштаб и значимость событий, свидетелями которых они были, и необходимость строгого ограничения доступа к материалам об этих событиях — свидетельство верного понимания своих задач саратовскими архивистами. Но этот же эпизод показывает, как им пришлось в очередной раз столкнуться с недостатками в правовом положении ученых архивных комиссий. Члены комиссии пытались обратиться за содействием в вопросе о концентрации документов к губернатору и получили отказ. Проблема законодательного регулирования передачи документов комиссиям на хранение была одной из самых важных в их существовании.
Подобных сложностей в деятельности губернских архивистов, вызванных недостатками в законодательстве о них, как уже говорилось, было немало. Поэтому архивные комиссии стремились содействовать изменению положений, которые определяли их статус. Это заставляло архивистов обращаться в Археологический институт, в Академию наук, в Министерство просвещения с просьбами относительно решения назревших проблем. Когда же вышестоящими организациями намечались конкретные шаги в этом направлении, комиссии стремились им содействовать. Так, саратовская комиссия, в начале 1909 г. принимала участие в обсуждении проекта нового «Положения о губернских ученых архивных комиссиях», в который саратовцы предлагали внести ряд изменений и дополнений119. Конечно, и сама Академия, и Археологический институт, также проявляли заинтересованность в улучшении положения комиссий во всех отношениях.
Известно, что с 1904 г. крупнейший историк А. С. Лаппо-Дани- левский ио поручению Академии наук проводил анализ отчетов научной деятельности ученых архивных комиссий. В 1911 г. при Императорском Русском историческом обществе была создана «особая комиссия для приведения в ясность положения местных правительственных архивов и находящихся в них исторических материалов», а в мае 1914 г. состоялся первый съезд представителей ученых архивных комиссий в Петербурге120. Сам по себе факт созыва этого съезда очень значителен, поскольку в предшествующий период представители комиссий встречались только на археологических съездах. На съезде присутствовал председатель Императорского Русского исторического общества великий князь Николай Михайлович {который стал впоследствии покровителем Саратовской ученой архивной комиссии). Несмотря на то, что вопрос об осуществлении архивной реформы в том плане, как его понимал, например, Самоквасов, на съезде не рассматривался, но по его итогам были предприняты конкретные шаги к повышению юридического статуса комиссий. Известно, что материалы съезда и его заключения были доложены императору, в результате чего он решил принять под свое покровительство все существовавшие к тому времени губернские архивные комиссии55.
Для того чтобы понять значение данного события в жизни комиссий, нужно знать, как строились их взаимоотношения с властными структурами до этого. В самом начале существования комиссий вопрос о взаимодействии любой из них с местной властью был решен путем возложения на губернатора функции ее непременного попечителя, как уже отмечалось выше. Позднее комиссии стремились приобрести покровительство представителей царской фамилии. Это укрепляло не только их престиж, но и материальную базу, поскольку высочайшие покровители могли обеспечить получение субсидий из казны. Саратовская ученая архивная комиссия в 1911 г. была взята под покровительство великим князем Константином Константиновичем. Это произошло в результате ходатайства комиссии, которое поддержал академик А. А. Шахматов — уроженец Саратовской губернии. Члены Саратовской комиссии высоко оценивали отношение великого князя к их нуждам. Константин Константинович в мае 1914 г. даже посетил комиссию, но через два месяца он умер16. В 1916 г. Саратовская ученая архивная комиссия была принята под покровительство великим князем Николаем Михайловичем, о чем она получила сообщение 18 марта этого года121. Очевидно, хлопоты о новом высочайшем покровителе комиссия начала сразу же после смерти Константина Константиновича, но вопрос был решен положительно только спустя почти два года. Комиссия все-таки добилась своего, и сразу после получения известия о новом покровительстве комиссия получила 3000 руб. на свои нужды от казны.
Эти факты из истории Саратовской комиссии не были исключительными для России. Следует подчеркнуть, что роль и значение ученых архивных комиссий в глазах представителей высшей государственной власти к 1914 г. оценивались достаточно высоко, о чем свидетельствуют результаты их первого съезда. Помимо принятия комиссий императором под свое покровительство, очень важным было заключение съезда об открытии ученых архивных комиссий во всех губерниях России. Это означало признание необходимости создания целой сети архивов в масштабах государства. Вероятно, заключения съезда касались и такого важнейшего для всех комиссий вопроса, как обеспечение их специальными помещениями. Об этом свидетельствует упоминание в протоколах СУАК о том, что в ее распоряжении «скоро может оказаться дворец»3".
Крупная денежная субсидия, о которой сказано выше и которая была получена Саратовской комиссией только в 1916 г., судя по ее отчету за 1914 г., была выделена ей почти сразу после принятия всех комиссий под покровительство императора122. Однако обстоятельства военного времени привели к задержке с ее получением. Есть сведения о том. что денежные субсидии были предусмотрены не только для саратовских архивистов, но и еще для некоторых комиссий. Рассматривая материалы междуведомственного совещания о положении губернских ученых архивных комиссий, состоявшегося 11 июля 1917 г., В. Н. Автократов отмечает, что на совещании было решено ходатайствовать «по примеру прошлых лет» о субсидиях некоторым комиссиям123. Во всяком случае, Ставропольской ученой архивной комиссии в 1916 г. также было выделено единовременное денежное пособие в размере 2000 руб. для «собирания и дальнейшей разработки памятников старины»124.
Принятие ученых архивных комиссий под покровительство императора означало повышение статуса этих общественных организаций и одновременно — приближение комиссий к кругу государственных учреждений. И все же основных проблем, связанных с двойственным положением этих организаций, высочайшее покровительство разрешить не могло. Как видно на примере Саратовской комиссии, оно не снимало вопроса о необходимости индивидуального покровителя. Ведь выделенную ей субсидию, как уже подчеркивалось, удалось получить только после утверждения в роли ее покровителя великого князя Николая Михайловича. Отсюда можно сделать вывод, что вопрос о статусе ученых архивных комиссий продолжал оставаться актуальным. Забегая вперед, можно сказать, что для Саратовской ученой архивной комиссии даже ее преобразование в 1920 г. в ИСТАРХЭТ не разрешило всех противоречий ее существования, теперь уже в условиях нового государства42.
Тем не менее, с начала XX в., как мы уже видели, усилились тенденции к «огосударствлению» комиссий. Сами комиссии занимали активную позицию в этом процессе, используя доступные им возможности. Несмотря на то, что план Самоквасова не был поддержан современниками, данная тенденция продолжала существовать. В основе ее лежала необходимость обеспечения сохранности памятников истории и культуры, сосредоточенных в комиссиях. Мы видели, что руководству комиссий приходилось искать тесные контакты с высшими органами власти, добиваться покровительства царствующих особ, пытаться обеспечить законодательную поддержку своей деятельности со стороны государства. Если говорить об успехах саратовских архивистов на этом поприще, то им удалось завоевать симпатии представителей царствующего дома и получить желанное покровительство, а вместе с ним — и субсидии. Этому способствовали, в первую очередь, впечатляющие результаты деятельности комиссии. Уже сам факт посещения комиссии ее покровителем свидетельствует об этом. Вероятно, именно архивный фонд комиссии вызывал наибольшее уважелие — в 1913 г. комиссия получила 2000 р. «на расширение архивной стороны ее деятельности», а упомянутая выше субсидия в 3000 р. была выдана в 1916 г. «на тех же условиях»45.
Внимание высочайших покровителей комиссии именно к ее архиву было явно не случайным. Для обычных, так сказать, рядовых посетителей представлял интерес не архив, а музей, выполнявший важную просветительскую функцию. Об этом свидетельствует содержание протоколов и отчетов комиссии. Но для лиц, стоявших на вершине власти, приоритетом было сохранение документов архива. Ведь в музее были сосредоточены материалы о давно
См.: Скиданов М. Е. Краеведческое движение 1920-х гг в Саратовской губернии как явление общественной и научной жизни региона. Дисс. на соиск учен.
ст. канд ист. н. Саратов, 2004 43
ГЛСО. Ф 407. Он. 2. Д. 289. Л. 1. ушедших эпохах, когда еще не было ни царствующего дома Романовых, ни даже Русского государства. А в архиве хранились свидетельства о политике предшественников Николая II на престоле. Для самой же комиссии была очевидна научная ценность и двух других ее собраний — библиотечного и музейного. Поэтому она обратилась к министру народного просвещения с просьбой о пособии, в результате чего получила в 1916 г. 1000 руб., которые и были предназначены комиссией на улучшение положения музея и библиотеки44. Неудивительно, что именно вопрос о сохранности собранных комиссией фондов оказался для нее самым важным после революции 1917 г.. наряду с другим вопросом — о необходимости сохранить максимально документацию ликвидированных учреждений и организаций.
В 1917 г. важное значение для решения архивных проблем, как показал В. Н. Автократов, имело создание весной этого года в Петрограде Союза российских архивных деятелей. Он отмечает, что возникновение Союза «вызвало радостное отношение и светлые надежды у многих провинциальных архивных деятелей и краеведов»45. Хотя губернские ученые архивные комиссии, согласно уставу Союза, могли входить в его состав, (Автократов пишет, что «многие из них так и поступили». —А. М), но реально не все они были связаны с Союзом. Саратовская комиссия, судя по всему, осталась в стороне от его инициатив. В делопроизводстве комиссии сохранилось только одно письмо Союза РАД — от 30 мая 1917 г. с предложением обсудить вопрос об обеспечении сохранности «частных семейных архивов»4*. Трудно сказать, почему саратовские архивисты не вошли в круг сотрудничавших с Союзом организаций. Но в их стремлении активно участвовать в решении назревших вопросов архивного дела сомневаться не приходится.
Там же.
Автократов В. Н. Указ. соч. С. 18. ГАСО. Ф. 407. Оп. 2. Д. 316. Л. 15.