Военная стратегия России накануне и в ходе первой мировой войны

В начале XX в. Россия вновь столкнулась с целым комплексом сложнейших проблем как внутри страны, так и за ее пределами. Произошли размежевание и коренная перегруппировка военно-политических сил с одновременным объединением ведущих государств в противоборствующие союзы, в первую очередь военные.

Сколачивая свой военно-политический блок, западные державы торопили правящие круги России провести как можно быстрее серьезные преобразования в военной области. Особую настойчивость в этом отношении проявляла Франция. Многочисленные архивные документы наглядно свидетельствуют, что с ее стороны делалось все возможное для усиления военного могущества России. С этой целью Франция оказывала ей финансовую поддержку, выражавшуюся в многомиллиардных займах, львиная доля которых направлялась на военные нужды. На своих неоднократных встречах начальники генеральных штабов вооруженных .сил Франции и России

корректировали и согласовывали планы будущих совместных военных действий169. В конце 1907 г. к давлению на Россию активно подключается Англия. Как всегда преследуя собственные интересы, она стремилась ограничить проникновение России в Центральную Азию и на Ближний Восток, заставить ее повернуть свои силы против Германии в Европе.

Со своей стороны и российское правительство осознавало необходимость проведения военной реформы, особенно после русско-японской войны 1904—1905 гг., закончившейся политическим и военным поражением России. Опять ее внешнеполитические позиции оказались значительно подорванными, а влияние в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке, в Центральной Азии снизилось. Восстановить утраченную военную мощь страны, а следовательно, и позиции на международной арене, можно было только путем коренных военных преобразований.

Не в меньшей степени к этому же вынуждали внутриполитические противоречия. Разразившаяся первая русская революция (1905—1907) показала, что армия не в состоянии решительно выполнять свою внутреннюю функцию — защиту правящего режима.

Наконец, необходимость реформ вызывалась глубокими сдвигами в сфере материально-технической базы войны. Да и вообще Россия не могла оставаться в стороне от технического прогресса. Однако в силу ряда причин здесь она столкнулась со значительными трудностями. Прежде всего возник серьезный разрыв между обширными политическими целями Российской империи, ее традиционной ролью в мировой политике и реальными экономическими возможностями. Она не могла угнаться за ведущими государствами в области перевооружения и технического переоснащения вооруженных сил, а без этого она была не в состоянии проводить активную военную политику.

Русско-японская война вскрыла все слабые стороны российской армии и флота. Во «Всеподданнейшем докладе» по военному министерству за 1905 г. отмечалось' «Минувшая война с Японией подвергла нашу армию жестокому испытанию, выяснила и подчеркнула все недостатки и пробелы в ее комплектовании, подготовке, снабжении и проч. Откровенное, без всякого самообмана признание этих недостатков является первым условием для их устранения в будущем»170.

Война показала также, что многие положения русского военного искусства, особенно в области военной стратегии, уже не отвечают изменившимся требованиям. Более того, выяснилось, что понимание сущности военного искусства и военной науки давно устарело.

Так, в военной энциклопедии, изданной в 1912 г. давалось такое определение: «Военное искусство имеет задачей с возможно меньшей затратой сил, средств и времени достичь на войне победы над врагом. Это наиболее сложное и наитруднейшее из всех человеческих искусств... В области военного искусства все военные операции должны удовлетворять двум главным требования: 1) по мысли (замыслу) отвечать основным идеям военной науки; 2) по исполнению представлять законченное целое, в котором все частные эпизоды являлись бы необходимым следствием развития одной общей мысли, положенной в основание операции»171. А в статье «Военная наука» отмечалось, что «военная наука занимается всесторонним исследованием войны. Она изучает: 1) явление в жизни общества; 2) силы, средства и способы для ведения борьбы. Первая область исследований входит в социальную динамику, вторая — технически военная, теория военного искусства»172. Далее указывалось, что «военное искусство выражается в умении пользоваться различными силами и средствами (духовными и материальными) для достижения победы на войне. Оно имеет свои основы, принципы, выражающие сущность творчества в его области ... Задача теории военного искусства состоит в том, чтобы прочно установить основные

его принципы, изучить важнейшие элементы обстановки и указать, как под влиянием обстановки применяются принципы на войне»173. По мнению автора, и в этом он был не одинок, военное искусство включает в себя ряд «второстепенных (конкретных) военных наук»: военную администрацию, тактику, артиллерию, фортификацию, военную топографию, военную статистику, военную историю, историю военного искусства, военную психологию и др. «Все эти науки, — писал ведущий военный теоретик Н. П. Михневич, а именно он был автором статей «Военная наука» и «Военное искусство», — стремятся, конечно, к возможным обобщениям в своей области. Окончательная же сводка всех этих обобщений производится в стратегии, стремящейся выработать рациональную теорию искусства ведения войны...

Между тем изменения, происходившие в военно-политической, военно-экономи- ческой и военно-технической сферах, резко повысили роль именно военной стратегии, еще более усиливали ее связь с военной наукой и военной доктриной. Это отчетливо понимали многие русские военные теоретики. И не случайно, что в период военной реформы военно-стратегические взгляды начинают бурно развиваться. В 1906 г. выходит второе, а в 1911 г. — третье исправленное и дополненное издание труда Н. П. Михневича «Стратегия». В 1909 г. был издан капитальный труд А. Г. Елчанинова «Ведение современных войн и боя», в 1910 г. — «Основы современного военного искусства» В. А. Черемисова, а в следующем году — книга А. А. Незнамова «Современная война»175. Авторы стремились привести русскую военную стратегию в соответствие с новыми требованиями. К сожалению, не все выдвинутые ими теоретические положения были приняты на официальном уровне.

Стоило бы особо отметить, что в официальных документах того времени различались два основополагающих стратегических понятия: «общий план обороны государства», являвшийся концентрированным выражением военной доктрины и включавший комплекс мероприятий правительства, а отчасти и общественных органов по созданию и развитию вооруженных сил; и «план войны», в котором должны были содержаться чисто стратегические соображения, предусматривающие оперативное употребление вооруженных сил при той или иной политической комбинации176.

В более конкретном виде под планом войны понимались «все предварительные соображения относительно: 1) характера предстоящей войны, 2) определения сил и средств, необходимых для достижения преследуемой цели, и 3) создания того исходного положения, с которого войска должны начать действия...». Михневич утверждал: «План войны, — определяет все подготовительные стратегические операции (создание армии, подготовка театра военных действий в инженерном отношении — крепости и пути сообщения, мобилизацию, перевозку войск и запасов по железным дорогам —

и,              наконец, стратегическое развертывание армии, на проведение которых в жизнь требуются многие годы»177.

Как бы в развитие ранее существовавших взглядов Зайончковский отмечал, что «под планами войны правильнее было бы понимать не только распределение по разным театрам и фронтам вооруженных сил, но и установление тех общих оснований ведения войны, которые приводили бы к достижению поставленной политической цели»178. Соглашаясь с ним, другой военный теоретик В. А. Меликов писал: «План войны по своей сущности относится к области стратегии, которая охватывает собой все вопросы подготовки данного государства к обороне и ведению войны и руководства ею»179.

До начала русско-японской войны военное ведомство при составлении планов войны около 30 лет руководствовалось положениями, выдвинутыми военным

министром Д. А. Милютиным180. Разработанный им проект действий России на Европейском театре был направлен против возможной коалиции государств. И действительно, уже в 1879 г. сформировался Двойственный союз, превратившийся в Тройственный, куда вошли Германия, Австро-Венгрия и Италия. Предполагаемая коалиция превратилась в реальность. Это, как писал А. М. Зайончковский, «привело русский Генеральный штаб по крайней мере к трем следующим выводам: 1) что враждебный союз, и в особенности Германия, опередили Россию в деле боевой подготовки; 2) при современных условиях еще в мирное время должны быть составлены не только общие соображения об употреблении вооруженных сил в случае войны, но и тщательно разработанные расчеты о сроках и районах сосредоточения их, и 3) вследствие преимущества в быстроте сосредоточения войск враждебной стороны, наши соображения должны быть для начального периода кампаний приурочены к обороне, а наша военная подготовка направлена на усиление границ и на улучшение существующих крепостей»181.

С учетом указанных выводов в начале 1880 г. были разработаны и утверждены «Соображения о планах ведения войны», составленные начальником Главного штаба генералом Н. Н. Обручевым. Его предложения сводились к тому, чтобы, сдерживая противника на одном театре, готовиться к решительному наступлению на другом.

Столь подробно разработанный план войны в России появился впервые. Несмотря на превосходство противника в быстроте сосредоточения, он носил явно активный характер. Все последующие планы отличались от него лишь в частностях, а основная идея существенному изменению не подвергалась183.

Так, в принятом в 1900 г. и уточненном в 1902—1903 гг. плане общая идея развертывания оставалась прежней, но отвлечение сил и внимания России на восток заставило военное министерство во главе с А. Н. Куропаткиным ввести в группировку войск некоторые изменения. Для противодействия Германии Неманская армия перемещалась в район р. Бобр, а фронт ее развертывания сокращался. Численность войск, направленных против Австро-Венгрии, увеличивалась. Для этого 4 пехотные и кавалерийская дивизии переводились в виде частного резерва с Кавказа На западной границе общие силы были доводены до 1 524 батальонов, 1 078 эскадронов и 4 802 орудий, не считая технических войск. Предполагалось, что противник выставит на театре от 926 батальонов, 487 эскадронов и 2 972 орудий до 1 327 батальонов, 682 эскадронов и 5 092 орудий. Это зависело от того, 5 или 18 корпусов направит Германия против России184. Для ведения войны русские войска развертывались в Северный фронт, состоявший из 3 армий, против Германии и Южный фронт — в количестве 4 армий — против Австро-Венгрии. Кроме них создавались общий ре

зерв и группировка для обороны побережья. В целом рассмотренный план войны исходил из следующих основных установок военной стратегии.

Во-первых, характер будущей войны представлялся как столкновение России с союзом двух или более государств. Предусматривался и такой вариант: Россия в союзе с Францией против Тройственного союза. Война рассматривалась как кратковременное столкновение, к которому и должны были готовиться вооруженные силы. В качестве основного довода о неизбежности быстротечной войны приводилось господствовавшее в ту пору в Европе мнение о финансово-экономической неспособности государств выдержать затяжную войну. Правда, некоторые русские военные теоретики перспективы войны и роль экономики оценивали несколько по-другому. Так, в 1898 г. А. А. Гулевич писал, что именно массовость армии и наличие подготовленного запаса «заставляют ожидать не быстрого завершения будущей войны громовыми ударами на полях сражений, а наоборот, долгой, упорной и продолжительной борьбы. А потому вопрос о материальных средствах, имеющихся в распоряжении сторон для ведения войны на возможно продолжительное время, получает ныне особенно важное значение»185. Но это утверждение официальными кругами не воспринималось всерьез.

Во-вторых, целей войны предполагалось достичь одним мощным стратегическим усилием в одной или в двух кампаниях. Исходя из этого, война представлялась как ряд непродолжительных по времени столкновений пехотных масс при содействии конницы и поддержке артиллерии, причем преимущественно средних калибров.

В-третьих, перед вооруженными силами ставилась стратегическая цель — добиться решающих успехов в первом же столкновении с главными силами противника, которые нужно либо в короткий срок уничтожить, либо лишить возможности дальнейшего сопротивления. Соответственно считалось необходимым сосредоточить основные усилия на разработке методов энергичного ведения военных действий, в основном опираясь на опыт военного искусства Наполеона и Мольтке. И не случайно все учебники и труды по стратегии были насыщены в то время примерами из наполеоновских походов, а также выведенными из их опыта принципами военного искусства. Например, Г. А. Леер писал: «...по отношению к сущности стратегического искусства в целом после Наполеона I нечего его и совершенствовать, а можно и должно совершенствовать его только в частном»186. Тем самым принято было считать, что общий характер предстоящих военных действий будет немногим отличаться от того, каким он был в войнах XIX столетия.

В-четвертых, военно-стратегические интересы России были прикованы в основном к западноевропейской границе, и лишь отчасти к Кавказу и Туркестану, но главенствующим признавался Европейский театр военных действий. В соответствии с этим первостепенной задачей русской армии считалось возможно быстрое развертывание на западной границе главных сил. Общая продолжительность их сосредоточения определялась в 32 дня, В то же время Австро-Венгрия заканчивала сосредоточение на 16-ый день, а Германия, по предварительным расчетам 1902 г., могла начать наступательные действия на 12-ый день187. Такое, запаздывание в сосредоточении войск русское командование пыталось компенсировать изменением в дислокации их. В западной приграничной полосе располагалась большая часть полевых, т. е. самых боеспособных войск. Например, из 25 имевшихся в 1902 г. корпусов в Виленском, Варшавском и Киевском военных округах находилось 16, что составляло около 43% всего личного состава русской армии мирного времени. Хотя подобная дислокация позволяла несколько сократить сроки перехода в наступление, она создавала большие организационные сложности в проведении мобилизации, так как требовала крупных и дорогостоящих перевозок.

В-пятых, так как русское командование признавало в общем-то только наступательную войну, оно стремилось использовать для ее ведения выдвинутое на запад положение Привислинского района, особенно его левобережный участок, для нанесения ударов на Вену и Берлин. Однако опасность охвата сосредоточенных здесь войск неприятелем недооценивалась.

В-шестых, инженерная подготовка театра войны, особенно выдвинутого вперед польского мешка, осуществлялась с двойным расчетом: обеспечить прикрытие сосредоточения войск, а вместе с тем и свободу маневра, кроме того, — оборудовать исходную позицию для перехода в наступление188.

В-седьмых, невозможность наступательных действий сразу против двух государств заставила выбрать в качестве главного объекта наступления Австро-Венгрию, а против Германии вести оборону. Тем не менее, силы и средства между северным и южным фронтами распределялись практически равномерно.

Что касается Азиатского и Кавказского театров, то характер действий на них предполагался один и тот же. Операции намечалось вести по немногочисленным долинам, избрав Эрзерум в качестве главного объекта начальных действий.

Большое внимание уделялось также планированию Босфорской десантной операции, или, как ее тогда называли, «Экспедиции на Босфор». Общая численность войск, мобилизованных для нее к 6-му дню, определялась в 94 тыс. человек. На 9-ый день мобилизации эти войска должны были сосредоточиться в черноморских портах, а к концу 11-го дня им предстояло начать высадку у Босфора. К 14-му дню собирались мобилизовать еще 78 тыс. человек. Планировалось, что к 19-му дню с начала мобилизации в операции примет участие уже около 170 тыс. человек. Проведенные детальные расчеты вселяли надежду на ее успех, тем более, что турки могли выставить для защиты Босфора к 16-му дню не более 215 тыс. человек, из которых свыше 60% были редифы (запасные), совершенно необученные189.

Реализация намеченного плана требовала срочного проведения реформ, однако их осуществление не всегда было последовательным. Особые затруднения возникли в 1905—1909 гг. Дело в том, что в условиях снизившегося военного потенциала после проигранной русско-японской войны России трудно было рассчитывать на решительные действия своих войск. Поэтому все планы несли на себе отпечаток осторожности, исходили из превосходства вероятного противника.

Больше всего в России опасались Германии. Австро-Венгрия не считалась серьезным противником, ибо для русского Генерального штаба военная слабость этой «лоскутной империи», раздираемой к тому же острейшими внутренними противоречиями, не была тайной. Зато германские вооруженные силы, одержавшие блистательную победу в войне с Францией (1870—1871), на фоне проходившей болезненную реорганизацию русской армии рассматривались в высших военных кругах как грозный и опасный враг. В докладе Генштаба от 30 сентября 1908 г., отмечалось, например, что сухопутные силы Германии включают 46 корпусов (из них 23 резервных) и 19 кавалерийских дивизий, в том числе 8 резервных. Указывалось далее, что из этих сил подавляющую массу войск Германия направит против главного противника190.

Поскольку главный удар ожидался против Франции, то считалось, что на русском фронте Германия выставит 18 корпусов, из них, по мнению составителей доклада, от 10 до 13 корпусов могут быть сосредоточены между Млавой и юго-восточным выступом Мазурских озер, 1,5 корпуса — на Среднем Немане, а остальные — рассредоточены по линии Бромберг—Познань—Бреславль.

Имевшиеся в распоряжении Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) документы позволяли судить и о возможном развертывании австро-венгерской армии. Вероятнее всего считалось, что 4 корпуса будут развернуты на участке Тернополь—

Красное, а 9 корпусов — на фронте Львов—Соколов. Готовность к наступлению противника определялась к 19-му дню мобилизации, а полная готовность — к 18— 19-му дню. Но готовность боевых войск к действиям оценивалась не ранее, чем через 15 дней191. Такой расчет был явно завышенным: во всяком случае 18—20 корпусов, то есть почти половину армии, германский генеральный штаб, следуя замыслу А. Шлиффена о молниеносной войне на западе, никак не мог оставить на второстепенном направлении. Поэтому в Восточной Пруссии можно было ожидать максимум 4—5 корпусов, что в 4—4,5 раза меньше, чем предполагали в Генеральном штабе России.

На основании проведенных расчетов обер-квартирмейстер Главного управления Генерального штаба полковник Ю. Н. Данилов192 представил доклад по новому стратегическому развертыванию русских войск193. Определив количество развертываемых соединений в военное время в европейской России и на Кавказе в 30 корпусов, отдельную дивизию, 7 стрелковых бригад и 32 резервные дивизии, Данилов включил в боевое расписание на западную границу 28 корпусов, пехотную и 32 резервные дивизии. Расположенные в Закавказье 2 корпуса, резервная дивизия Северного Кавказа и корпуса в Средней Азии в боевое расписание им даже не включались. В окрестностях Петербурга и Финляндии предполагалось оставить 3 корпуса и пехотную дивизию на случай высадки противником десанта. 18 резервных дивизий планировалось разместить по крепостям взамен полевых войск, а оставшиеся 25 корпусов и 13 резервных дивизий распределить по армиям, сосредоточенным на западной границе.

Исходя из завышенных данных о численности германских войск было решено оттянуть сосредоточение формируемых армий с линии рек Висла и Нарев в глубь страны, на фронт Белосток, Брест, и эшелонировать их в две линии. По мысли Данилова, отнесение районов сосредоточения должно было снять опасность выхода германских войск в тыл передовым войскам. В первой линии он предлагал развернуть 16 корпусов и 44 резервные дивизии, т. е. две трети вооруженных сил, предназначенных для действий на западе. Оставшуюся треть — 7 корпусов и 7 резервных дивизий — намечалось развернуть на второй линии. В их задачу входил не разгром противника, а опять-таки только прикрытие своих флангов. Лишь после этого допускалась возможность наступления, причем «действуя по обстановке»194

Анализируя предложения обер-квартирмейстера, Зайончковский отмечал, что план 1908 г. «показывает психическое воздействие увлечения гаданием за противника и стремлением все прикрыть и предвидеть на характер стратегического мышления... Мы всюду видим тот же тенденциознооборонительный, осторожный и склонный даже к отступательной стратегии взгляд и нигде не видим намека на проявление какой-либо наступательной тенденции, на желание навязать свою волю противнику»195. Эта критика, во многом справедливая, вместе с тем игнорировала реальные возможности русских войск. Впоследствии и сам Данилов писал: «Я не могу охарактеризовать иначе период времени с 1905 по 1910 гг. включительно, как назвав его периодом полной военной беспомощности»196.

И хотя благодаря серьезным преобразованиям боевой потенциал русской армии к концу 1909 г. несколько возрос, утвержденное 26 июня 1910 г. мобилизационное расписание № 19 вместе с прилагаемыми к нему указаниями на случай войны отличалось еще большей осторожностью. А из директивы Генерального штаба за подписью его начальника генерала Е. А. Гернгросса следует, что в основных вопросах «Германия, Австро-Венгрия и Румыния, являясь главными противниками, находятся в неизменно лучшем положении... то есть по быстроте мобилизации и сосредоточения, вооружению и боевой подготовке... Пользуясь этим обстоятельством, они, вероятно, начнут войну быстрым вторжением в пределы нашего отечества. Такой способ для

них возможен даже в случае, если Германия разделит свои силы для одновременной войны с нашей союзницей Францией»197.

Следствием подобных умозаключений явился перенос рубежа развертывания главных сил в глубь империи. Всем армиям ставилась задача: сосредоточиться в избранных районах с этой целью, чтобы, задержав наступление австрийцев активными действиями войск, собранных к югу от Полесья, к северу от него создать возможно более благоприятную обстановку для перехода совокупными силами в общее наступление. Лейтмотивом последовавших затем директивных указаний войскам было стремление Генерального штаба провести сосредоточение предназначенных для Европейского театра военных действий русских сил и их развертывание в полной безопасности. Достигалось это ценой отвода русских войск с передового театра, где, в единственной крепости Новогеоргиевск, оставались всего лишь 2 пехотные ди- визиии. Таким образом, противник получал прекрасную возможность объединить войска, действовавшие из Восточной Пруссии, с австрийскими войсками, наносившими удар из Галиции, а следовательно, наступать единым фронтом.

Так как план 1910 г. противоречил требованиям франко-русской конвенции, все командующие и начальники штабов военных округов, нелицеприятно высказались против него. Вот что по этому поводу писал В. А. Меликов: «В то время когда го- генцоллернская Германия «посмела» в сотнях тысяч экземплярах распространить по Европе карту будущей Германии, в которой Курляндия, Литва, русская Польша и ряд областей Франции и Бельгии были окрашены под цвет германской территории: в это время Гернгросс и Данилов составили капитулянтский план войны со стратегическим развертыванием царских армий назад, с оставлением передового театра... Получив этот план, все военные округа забили тревогу, заговорили о политическом неблагополучии в Генеральном штабе, который как бы подготавливал этим планом удар в спину «сердечному согласию» с Францией»198.

Тем не менее, военные реформы 1905—1912 гг. позволили существенно укрепить военное положение в России. Подвергались пересмотру и планы по мобилизационному расписанию № 19. Начальником Генерального штаба вместо Гернгросса был назначен генерал Я. Г. Жилинский. Под его руководством началась работа по подготовке нового плана стратегического развертывания. 23 февраля 1912 г. военный министр В. А. Сухомлинов провел в Москве совещание, на котором присутствовали начальник Генерального штаба, командующие войсками и начальники штабов военных округов, руководители отделов Главного управления Генерального штаба.

Особое внимание заслуживает выступление на совещании начальника штаба Киевского военного округа генерала М. В. Алексеева. В записке, предложенной вниманию присутствующих под названием «Общий план действий»199, он подчеркнул, что современная политическая и военная обстановка подсказывает необходимость пересмотра общей идеи военных действий в будущей войне. По его мнению, прежде всего надо было отказаться от системы стратегического развертывания и инженерной подготовки театра военных действий, принятой в 1910 г., перенести район развертывания русских войск западнее, что позволяло придать передовому театру и крепостям на Висле первостепенное значение. Алексеев предложил два варианта действий: нанесение главного удара или по австрийским, или по германским войскам, но с четким указанием способа нанесения таких ударов. Однако в любом случае он настаивал на отказе от фронтальных ударов, которые по плану 1910 г. считались неизбежными при развертывании, и предлагал заменить их глубоким охватом из правобережного района Вислы, который, по его расчетам, должен был привести к более решительным результатам200.

Подготовленный с учетом этих соображений проект нового плана обсуждался

марта 1912 г. в Петербурге на совещании командующих войсками округов под

Военная стартегия России накануне и в ходе первой мировой войны              1 председательством самого Николая II. Наконец, 1 мая план был утвержден. В соответствии с ним предусматривались два варианта развертывания, причем в зависимости от обстановки, которая могла сложиться к началу войны. Первый — с направлением большей части войск против Австро-Венгрии (план «А»). Второй — с направлением их против Германии (план «Г»). По плану «А» 3 армии в составе 45 пехотных дивизий, 18,5 кавалерийских дивизий и 3 стрелковых бригад сосредоточивались против Австро-Венгрии, а остальные 2 армии в составе 29 пехотных, 9,5 кавалерийских дивизий и 2 стрелковых бригад — против Германии. По плану «Г» 3 армии в составе 41 пехотной, 13,5 кавалерийских дивизий и 2 стрелковых бригад наносили главный удар против Германии, остальные 2 армии в составе 33 пехотных, 14,5 кавалерийских дивизий и 3 стрелковых бригад выставлялись против Австро- Венгрии.

Такой план давал возможность главнокомандующему не позднее 11-го дня мобилизации решить, по какому из вариантов лучше действовать и в каком направлении наносить главный удар. Зайончковский по этому поводу писал: «Если анализировать в деталях весь проект 1912 г., то можно усмотреть, что полководцу при подвозе главных масс войск к театру войны легко было комбинировать в деталях ту или иную группировку по фронтам в зависимости от его оперативной идеи. Развертывание войск на широком фронте с охватом флангов двух вдавшихся в русскую территорию неприятельских клиньев не только облегчало перегруппировку войск в смысле лучшего использования рельсовой сети, но и давало в руки полководцу более широкие возможности в смысле разнообразного применения его оперативных идей»201.

В отличие от предыдущих план 1912 г. ставил общей задачей стратегического развертывания «переход в наступление против вооруженных сил Германии и Австро- Венгрии с целью перенесения войны в их пределы»202. Словом, несмотря на превосходство противника в сроках мобилизации и развертывания, решено было сразу поставить перед войсками активные задачи.

При этом имелось в виду, что русские армии первыми начнут наступление и в кратчайший срок перенесут свои боевые действия на территорию противника. Далее предполагалось разгромить 8-ю немецкую армию в Восточной Пруссии, а на юге, окружив и уничтожив основные силы австро-венгерских войск, овладеть Галицией, после чего развернуть наступление на Берлин, Вену и Будапешт. Намечалось, что основные цели войны будут достигнуты уже через 1,5—2 месяца, поскольку Германия окажется зажатой в тисках двух фронтов.

Основные положения плана и директивных указаний от 1 мая 1912 г. сохранили свою силу вплоть до начала первой мировой войны, так как уточненное мобилизационное расписание № 20 от 1913 г. к началу войны оставалось в Генеральном штабе лишь на бумаге и до войск не дошло. Сравнивая планы 1910 и 1912 гг., нельзя не отметить, что первый из них исходил из состояния военной системы России на первом этапе военной реформы, когда о каких-то серьезных наступательных операциях в самом начале войны и думать не приходилось. В свою очередь план 1912 г. был основан не только на реальных результатах второго этапа военной реформы, но и на совершенствовании всей военной организации России, что соответствовало перспективному плану государственной обороны. «Русский оперативный план 1912 г. был как бы нацелен на будущее, исходил из приращения в ближайшие два-три года необходимых сил для осуществления обеих наступательных операций»203.

Тем не менее к 1914 г. возможности для одновременного наступления на двух направлениях еще не были созданы. К тому же русское правительство России под давлением союзников обязалось начать наступление на 16—19-й день мобилизации, тогда как для завершения стратегического развертывания ей требовалось не менее двух месяцев.

Таким образом, стратегические взгляды в России коренным образом изменились всего за два года. Конечно, это потребовало не только громадной творческой, но и исключительно объемной практической работы. Касаясь этой проблемы, В. А. Меликов ставил такой вопрос: «Что значит составить план стратегического развертывания армии данного государства на случай войны?». И сам отвечал: «...это значит — надо рассчитать, подсчитать, проверить большую сумму данных в отношении политико- экономической конъюнктуры, вооружения, снаряжения, людского запаса, провозоспособности железных дорог, транспортных и перевозочных средств, инженерной подготовки театра военных действий и т. д. и пр., как у себя, так и у противника. Ибо без этой работы можно лишь расставить на картах красно-синим карандашом кружки и кружочки различных диаметров, которые ни уму, ни сердцу ничего говорить не будут»204.

Новый стратегический план исходил из уточненных представлений о возможном характере предстоящей войны. Теперь она рассматривалась не просто как коалиционная, а как европейская, то есть с участием большинства государств Европы Изменились взгляды и на возможный пространственный размах войны. Если до этого было принято считать, что главные цели ее будут достигаться вооруженной борьбой на одном театре военных действий, то к 1912 г. было признано возможным ведение военных действий сразу на 2—3 театрах, хотя и в пределах одного евроазиатского континента. Наконец, Генеральный штаб в своих планах и других документах признавал, что в будущей войне дело не ограничится только столкновением армий и флотов, в нее неизбежно будет вовлечена вся страна. Считалось, что войну государствам придется вести многомиллионными армиями. С достаточной достоверностью были определены вероятные группировки противоборствующих сторон, созданных и вполне сформировавшихся к тому времени военных блоков. Вместе с тем, несмотря на предупреждения ряда отечественных военных ученых, официальная русская военная стратегия в оценке возможной войны продолжала допускать серьезные ошибки. В первую очередь это относится к определению ее продолжительности. Как и до русско-японской войны, так и после нее теоретически обосновывалась кратковременность войны. Поэтому все планирование проводилось с расчетом ее завершения в течение нескольких месяцев.

В соответствии с такой оценкой решались и все практические задачи, связанные, в частности, с проведением мобилизации, инженерной подготовкой театра военных действий, определением целесообразных способов военных действий и организацией стратегического руководства.

Хотя система войсковой мобилизации в те годы была значительно усовершенствована, она все еще оставалась довольно громоздкой. В пределах европейской части России и на Кавказе вводилась территориальная система комплектования вооруженных сил по мобилизации. На этих территориях определялись особые районы пополнения войск: корпусные, дивизионные и полковые. Пехотные полки вместе с формируемыми при них резервными полками и этапными частями укомплектовывались из своих полковых районов; артиллерийские бригады совместно с развертываемыми при них второочередными бригадами — из дивизионных районов соответствующих пехотных дивизий; саперные батальоны, мортирные дивизионы и все части, входившие в состав корпусов, — из корпусных районов; армейские тыловые части — из района всего округа.

Общие потребности армии для перевода ее на военное положение исчислялись следующем количестве: 2 291 780 солдат, 912 840 лошадей, 51 654 повозок и 79 117 комплектов упряжек. В европейской части России потребность укомплектования удовлетворялась на 97% за счет введения территориальной системы205. В округах

Азиатской России территориальная система из-за недостаточного числа запаса так и не была введена.

В отношении инородцев, то есть людей нерусской национальности, распределение запаса планировалось так, чтобы в Варшавском округе состав польского элемента не превышал 25—30% общего состава каждой части. В прибалтийских губерниях и в Закавказье местные жители не должны были превышать трети всего состава части. Что касается евреев, то их предельная норма была не свыше 6% военного состава каждой части, в крайнем случае не должна была превышать 10%.

На основе неудачного опыта русско-японской войны, показавшей все недостатки прежней системы мобилизации в случае малой войны, были разработаны варианты частных мобилизаций. Конечным результатом внесенных в мобилизационное расписание изменений стало то, что сроки готовности войск и тылов несколько сократились. Предполагалось, что в пограничных округах (Виленском, Варшавском, Киевском и Одесском) пехота с полевой артиллерией, мортирными дивизионами и обозами будет готова к 4—6 дню мобилизации, тылы — к 6—10 дню, Кавказский округ — только к 7—12 дню, а Приамурский — к 5—10 дню. Внутренние округа отмобилизовывались за 5—8 дней, резервные — за 16—36 суток. Половина второочередных дивизий доукомплектовывалась за 14 дней, а остальные — за 28 дней. В то же время в Германии полевые дивизии могли быть готовы уже на 7—9-ый день, а резервные — на 9—11-ый. В Австро-Венгрии готовность полевых войск устанавливалась на 6—8- ой день, ландверных частей — на 9—10-ый день, а маршевых бригад — на 14-ый день.

Одновременно с этим была проведена передислокация русских войск с таким расчетом, чтобы 60% их можно было сосредоточить в сроки, приближенные к отмобилизованию войск противника. Темпы мобилизации и стратегического развертывания в огромной степени зависели от подготовленности театра военных действий в инженерном отношении. В первую очередь для этого требовалось дальнейшее развитие дорожной сети и увеличение пропускной способности железнодорожных направлений. Состояние железнодорожной сети считалось важнейшим критерием готовности и способности вооруженных сил осуществить быстрое развертывание, так как большинство отмобилизованных частей и соединений предполагалось перебрасывать в районы боевых действий только по железным дорогам.

Другой не менее важный элемент подготовки театра военных действий — модернизация крепостей, служивших опорными пунктами и базами снабжения для уже сосредоточившихся и развертывающихся войск. На это особое внимание высшего руководства страны обратил еще генерал Ю. Н. Данилов в своем докладе от 14 августа 1909 г.: «Ввиду настойчивых указаний законодательных учреждений (Государственной Думы — Ред.) придется, однако, приступить к выработке общего плана постройки сети стратегических путей и притом для полноты вопроса на всех вероятных театрах военных действий206.

И такая программа была выработана. Осуществить ее предполагалось в 1911 — 1914 гг. Суть состояла в том, чтобы за этот срок преодолеть отсталость России в развитии железнодорожной сети. В то время со стороны России к германской границе подходили всего 10 колей, к австрийской — 7, к румынской — 2 колеи, со стороны вероятных противников к границе соответственно выводили 18, 14 и 4 колеи. Конкретные меры, предпринимавшиеся военным ведомством для достижения поставленной цели, сводились к следующему. Во-первых, постройка новых дорог и прокладка вторых путей, в первую очередь на северо-западной границе, в районе Вильно, Лида, Белосток, Бельск. Во-вторых, развитие узловых станций, в особенности Минска, Ба- рановичей, Брянска, Малкина, Гомеля и Белостока. В-третьих, улучшение пропускной способности этих дорог. Наконец, развитие станций и разъездов, постройка высадочных

платформ, устройство связи и т. д. Разрабатывались также меры по совершенствованию железнодорожной сети на Кавказе, в Туркестане, Сибири и на Дальнем Востоке. Однако намеченная программа по различным причинам была выполнена лишь частично.

Изменение плана войны потребовало серьезной корректировки всей системы имевшихся крепостей. В соответствии с планами 1908 и 1910 гг. об отводе линии стратегического развертывания в глубь страны сохранялись и переустраивались крепости Свияжск, Выборг, Кронштадт, Усть-Двинск, Ковель, Осовец, Новогеоргиевск, Брест-Литовск, Очаков и Севастополь. Подлежали упразднению крепости Варшавского района: Ивангород, Зерж, Ломжа, Остроленка, Рожаны, Пултуск и Керчь, т. е. на передовом театре сохранялась лишь одна крепость — Новогеоргиевск. С введением плана 1912 г. на линии развертывания должны были укрепляться Ковно, Гродно, Осовец и Брест. Но их переустройство завершено не было, а упраздненные крепости восстановить не успели. Вот так и случилось, что к началу первой мировой войны Россия на своем Западном театре военных действий практически имела лишь одну современную крепость.

Наконец, были существенно уточнены взгляды на способы стратегических действий вооруженных сил. Главным их видом всеми однозначно признавалось наступление. Однако военное командование не совсем точно представляло себе реальные условия и возможности наступательных действий. Причина состояла в том, что недостаточно глубоко был изучен опыт русско-японской войны. Несмотря на многочисленные исследования, ей посвященные, многие поучительные выводы остались вне поля зрения Главного управления Генерального штаба, не говоря уже о других ведомствах военного министерства. Разница в размахе боевых действий, в плотности насыщения фронта личным составом и артиллерией, особенно в продолжительности операций в русско-японской войне, по сравнению с войнами даже недавнего прошлого, была столь велика, что было величайшей ошибкой не обратить на это внимание207

К сожалению, в высших военных кругах укоренилась точка зрения не отечественного, а германского военного теоретика Ф. Бернгарди, труды которого не раз издавались в тот период. Он писал: «Последняя русско-японская война носит совершенно особый характер; хотя во время ее и произошел ряд боев, веденных целыми армиями, нет никаких оснований предполагать, что то же самое повторится и в будущем»208. В итоге сложилось вполне конкретное мнение, будто боевой опыт таких войн может иметь отношение только к неевропейским условиям и совершенно неприемлем к большой войне на Западноевропейском ТВД. Исходя из этого, не учитывалось в полной мере значение появившихся в русско-японской войне позиционных форм борьбы.

В целом, военная стратегия оценивала ход предстоящих военных действий не по характеру, целям и средствам войны, а по району, размаху и соотношению огня и удара, то есть, в сущности, по критериям тактики. Считалось, что военные действия будут носить ярко выраженный маневренный характер. Наступательные операции предполагалось вести отдельными группировками войск, путем нанесения фронтальных ударов, которые будут сочетаться с обходом флангов противника для его последующего окружения Основное поражение ему намечалось нанести на линии боевого соприкосновения в пределах досягаемости огня полевой артиллерии, то есть на глубину 4—5 км. Так называемую стратегическую конницу собирались использовать для разведки и преследования отходящего неприятеля. Что касается стратегической обороны, то она предполагалась только на второстепенных направлениях, причем в течение относительно короткого времени.

С учетом таких установок совершенствовалась вся система стратегического руководства и управления войсками. Уже в первые годы XX столетия, именно в

России, а не в других странах, намечалось создание фронтовых управлений, которые должны были объединять по 2—4 армии. И это совершенно естественно, потому что в условиях борьбы одновременно против нескольких противников при такой значительной протяженности западной границы главнокомандующий был бы не в состоянии один направлять операции всех подчиненных ему армий, в случае перехода их в наступление, когда им придется действовать по расходящимся направлениям. Потому-то и было решено создать промежуточную командную инстанцию — фронты209. Предполагалось, что главное командование будет управлять действиями фронтов, а фронты — армиями.

Вследствие увеличения размаха военных действий значительно возросла роль штабов. На них планировалось возложить более широкий круг задач: сбор данных об обстановке, организацию операции, разработку директив и приказов войскам, анализ донесений из войск и на их основе подготовку предложений старшему начальнику, установление и поддержание связи с подчиненными войсками и вышестоящими штабами. Все эти обязанности довольно полно расписаны в «Положении о полевом управлении войск в военное время»210. Однако, как всегда в России, принятие этого положения неоправдано затянулось.

Впоследствии генерал Данилов так писал по этому поводу: «Венцом всех работ по реорганизации армии должна была послужить переработка «Положения о полевом управлении войск в военное время». Этим положением должны были определяться: организация высших войсковых соединений, управление ими, устройство тыла и служба всякого рода снабжений. Действовавшее положение было издано в 90-х годах прошлого столетия (в 1894 г. — Ред.) и при современных условиях являлось совершенно неприменимым. Это показала еще война 1904—1905 гг., в период которой пришлось внести массу коренных изменений. Несмотря на ряд комиссий, работавших над новым проектом, дело не клеилось, и только к январю 1913 г., когда составление проекта по ходатайству отдела генерал-квартирмейстера было изъято из тормозивших его комиссий и сосредоточено при названном отделе Генерального штаба, работу удалось закончить. Проект встретил, однако, много возражений, преимущественно со стороны ведомств, занимавших привилегированное положение и желавших видеть своих представителей более самостоятельными, нежели это было определено общей схемой. Рассмотрение его затянулось на срок свыше года, и только надвинувшиеся события 1914 г. ускорили благополучное разрешение дела. То, что казалось неразрешимым при мирных условиях жизни в течение многих месяцев, было разрешено в предвидении войны в одном ночном заседании. Только 29 июля 1914 г., то есть всего за три дня до начала войны, было утверждено верховной властью одно из самых важных для военного времени положений»211.

Союзники России свою стратегию ведения будущей войны основывали на пассивно-выжидательных действиях. Франция заведомо предполагала уступить инициативу противнику, а в наступление перейти только после того, как русские войска отвлекут на себя основные силы Германии. Англия главной целью своих стратегических действий ставила сохранение и укрепление господства на море, а содействие Франции на сухопутном театре планировала оказывать силами одной экспедиционной армии. Что же противопоставили своим предполагаемым противникам страны — участники Тройственного союза?

Стратегический план Германии, известный под названием «плана Шлиффена», заключался в том, чтобы стремительными и сокрушительными ударами разгромить сначала Францию, а затем Россию, избежав тем самым войны на два фронта. Для осуществления этого замысла первоначально намечалось сосредоточить главные усилия (7 полевых армий) на Западном театре войны. Причем главная ударная группировка войск, развернутая на правом крыле, должна была нанести внезапный удар

во фланг и тыл французской армии, отбросить ее к крепостям Лотарингии, после чего окружить и уничтожить в одной быстротечной операции.

На Восточном фронте предусматривалось прикрыть Восточную Пруссию силами одной 8-й армии. Лишь после победы над Францией планировалось в короткий срок перегруппировать сюда главные силы и уже совместно с Австро-Венгрией нанести поражение русским войскам. Войну намечалось закончить за два-три месяца.

Стратегический план Австро-Венгрии был, по существу, составной частью германского плана. Вначале она, пока Германия вела активные операции на западе, должна была обороняться, а затем объединеными с союзником силами обрушиться на Россию и победоносно завершить войну.

Но, как известно, разработанные накануне войны стратегические взгляды проверяются реальной практикой в огне сражений.

С самого начала войны выявились крупные недостатки в подготовке всех государств к ее ведению. В России уже 24 июля в ответ на военные приготовления Германии и Австро-Венгрии, последовавшие после убийства в Сараево австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда, на заседании Совета министров было решено объявить мобилизацию четырех военных округов — Киевского, Одесского, Московского и Казанского, а также флота. На следующий день это решение было подтверждено, однако с такой оговоркой: «...пока не объявлять мобилизации, но принять все подготовительные меры для скорейшего ее осуществления в случае надобности»212.

Указ о всеобщей мобилизации Николай II подписал 29 июля после совещания, на котором была признана неизбежность войны с Германией. Неожиданно в тот же день император получил телеграмму от Вильгельма II с заверением выступить посредником между Россией и Австрией, а главное — с просьбой не ускорять военных приготовлений. Николай II принял решение отменить всеобщую мобилизацию и провести лишь частичную в четырех военных округах, причем только против Австрии.

Ввиду того, что таких планов не существовало, а проведение частичной мобилизации лишь в четырех округах нарушало стройность общего мобилизационного плана, Генеральный штаб принял все меры к тому, чтобы эти мероприятия не состоялись. 30 июля министр иностранных дел С. Д. Сазонов после совещания с военным министром и начальником Генерального штаба вполне резонно доказывал императору: «Лучше, не опасаясь вызвать войну нашими к ней приготовлениями, тщательно озаботиться последними, нежели из страха дать повод к войне быть застигнутым ею врасплох»213. На другой день Николай II согласился ввести в действие указ о всеобщей мобилизации. До начала войны оставались сутки. Такая непоследовательность в принятии решений отнюдь не способствовала эффективности проведения мобилизации, а тем более стратегического развертывания, и без того протекавших в более сложных по сравнению с противником условиях.

Количественное превосходство в силах и средствах на северном крыле Восточного фронта было за Россией. Русские полевые армии Северо-Западного и Юго-Западного фронтов (6 армий) имели одну общую задачу: перейти в наступление и перенести военные действия в пределы Австро-Венгрии и Германии. Однако, хотя страна давно готовилась к войне, войска не смогли начать наступление сразу же после официального объявления Россией войны. Из-за недостатка транспорта и низкой пропускной способности железных и шоссейных дорог войска сосредоточивались медленно. Так, в Восточной Пруссии развертывание германских сил (без части подразделений тыла) было закончено уже 10 августа, тогда как в России лишь 8 августа начались оперативные перевозки войск. Полностью русская армия (без ополчения) завершила мобилизацию только на 45-ый день.

В таких условиях резко возросла роль оперативного прикрытия. Однако оно было организовано недостаточно умело. Авиаразведка в силу малочисленности авиации

alt="" />alt="" />

Таблица /. Соотношение сил сторон на Восточно-европейском театре к началу

военных действий

не могла вскрыть сосредоточение и развертывание неприятельских войск. Огромное превосходство в коннице, которое имел Северо-Западный фронт (9 кавалерийских дивизий и около 12 полков войсковой конницы против кавалерийской дивизии немцев), казалось, позволяло русскому командованию организовать активные разведывательные операции, однако и эта возможность не была использована214.

Не лучше обстояло дело и в полосе Юго-Западного фронта. Мало того, отрывочные данные разведки на этом стратегическом направлении убедили Ставку и командование фронта, что австро-венгерский штаб развертывает свои армии по тому варианту плана, что имелся у русского Генерального штаба, тогда как в действительности развертывание было отнесено глубоко назад.

В период приграничных сражений на ту же конницу возлагался срыв стратегического развертывания противника нанесением внезапных ударов, рейдовыми действиями и налетами. Но несмотря на благоприятные условия и с этим справиться ей в полной мере не удалось. Поэтому русский Генеральный штаб и Ставка вынуждены были принимать решение наугад. Так, согласно плану войны 1912 г. уже к 10 дню мобилизации Главковерх должен был располагать вполне достоверными разведданными, которые позволили бы ему определиться, к какому из вариантов развертывания («А» или «Г») приступить. Хотя таких всеобъемлющих данных собрать не удалось, в Ставке к 7 дню мобилизации было доподлинно известно, что главные силы Германии брошены против Франции. А если учесть, что 2-я армия австро-венгров двинулась на юг, то в качестве основного плана обстановка почти

однозначно выдвигала вариант «А», то есть нанесение главного удара на юго-западом направлении.

Тем не менее директивы Ставки от 10 и 12 августа свидетельствуют, что Верховное командование русской армии все еще колебалось с принятием решения, но больше склонялось ориентироваться на вариант «Г». В связи с этим, а также учитывая просьбу французского генерального штаба было решено наряду с выдвижением в Восточную Пруссию наступать в направлении Познани, а далее на Берлин. Для этого начала формироваться новая 9-я армия, потом и 10-я, из корпусов, выделенных 1-й армией генерала П. К. Ренненкампфа. Стоит напомнить, что предвоенные планы такого наступления даже не предусматривали. Стремление везде наступать и одновременно все прикрыть привело лишь к распылению сил и средств. В результате в начале войны так и не была создана определенная группировка, которая готовила бы главный удар на решающем направлении. Вместо этого войска растягивались вдоль границы с немалой долей импровизации.

Ко всему этому не лишне добавить стремление русского командования во что бы то ни стало начать наступление, причем мало заботясь о том, что развернувшемуся противнику противостоят разрозненные корпуса и дивизии, лишенные обозов и тылов. Особенно усердствовал в этом плане генерал Я. Г. Жилинский — командующий Северо-Западным фронтом, чья подпись стояла под франко-русской военной конвенцией. 10 августа 1914 г. он предложил Ставке направить уже 15 августа в Восточную Пруссию 3-й корпус. Жилинский утверждал, что этим «мы хоть отчасти выполняем наши обязательства в отношении Франции...»215. Ставка не утвердила предложение ретивого генерала, справедливо полагая, что разгром этому корпусу обеспечен еще до подхода других корпусов, которые в то время только сосредоточивались.

Первые две-три недели войны составили ее начальный период. Основным содержанием его стало проведение мобилизации, стратегического сосредоточения и стратегического развертывания главных сил воюющих сторон. Лишь войска прикрытия и передовые части для вторжения вели тогда боевые действия в приграничных районах с ограниченными целями. На Западном фронте Германия стремилась захватить переправы на р. Маас, чтобы создать благоприятные условия для наступления главных сил. Здесь в 580-километровой полосе она развернула 7 армий (почти 88 пехотных и кавалерийских дивизий) общей численностью 1 600 тыс. человек. Им противостояли 5 французских, английская и бельгийская армии (100 пехотных и кавалерийских дивизий) — около 1 600 тыс. человек.

На Восточно-европейском театре военных действий против России были развернуты 1 германская, 3 австро-венгерские армии и 2 армейские группы (приблизительно 65 пехотных и кавалерийских дивизий) численностью свыше 1 млн. человек. Как уже указывалось, Россия против них выставила 6 армий (73 пехотные и кавалерийские дивизии), в составе которых было 850 тыс. человек.

Здесь уместно поведать об оперативно-стратегической игре, состоявшейся в Киеве с 20 по 24 апреля 1914 г. Показательна она в том отношении, что на ней были допущены, по существу, те же просчеты и ошибки, которые выявились в августе 1914 г., причем совершали их одни и те же лица из числа высшего командования. Речь идет о генералах Я. Г. Жилинском, П. К. Ренненкампфе, В. А. Орановском, Н. И. Иванове, М. В. Алексееве, Н. В. Рузском. По итогам игры они заслужили в лучшем случае благодарность за «решительные действия». На практике же это вылилось в авантюрное наступление не до конца сосредоточенными корпусами, да еще без тылов, приведшее к трагедии 2-й армии генерала А. В. Самсонова. Так русская армия поплатилась за политические и стратегические промахи своего военно-поли- тического руководства, за упрощенческий подход к важнейшим вопросам ведения

войны, недооценку значения материального обеспечения войск, игнорирование реальных расчетов соотношения сил и сроков развертывания. Ссылка на устраивавшую многих формулу, будто «перевозки и весь тыл фронтов и армий работают без задержек и перебоев» не помогла216. Из-за нежелания заниматься скучными, по их собственным словам, вопросами материального обеспечения главный интендант генерал Шуваев, начальник Управления военных сообщений генерал Добрынин и главный военно-санитарный инспектор генерал Евдокимов оказались на той самой игре просто-напросто в роли безмолвных наблюдателей. Правда, Алексеев в докладных записках пытался доказать необходимость соотношения темпов наступления с вопросами работы тыла, но, к сожалению, его толковые мысли остались без должного внимания со стороны руководителей военной игры.

Несмотря на очевидность результатов, эта военная игра так и была похоронена в сейфах русского Генерального штаба, а ее выводы затушеваны. Однако первые же дни войны не только напомнили о ее поучительных выводах, но и подвели им своеобразный итог. На сей раз русский генералитет не в игре, а на полях сражения получил жестокие уроки.

Вопреки всем предвоенным прогнозам война растянулась на долгих 4 года.

Кампания 1914 г. связана с провалом стратегии быстротечной войны и переходом от маневренных к позиционным формам борьбы. На западе она началась оккупацией Люксембурга (2 августа), вторжением германских войск в Бельгию (4 августа) и последующим приграничным сражением между германскими и англо-французскими армиями (21—25 августа). На востоке 17 августа русские войска вступили в Восточную Пруссию.

На Западноевропейском театре ударной группировке германских войск удалось вторгнуться в Северную Францию и развернуть наступление на Париж. Однако в связи с возникшей угрозой на востоке немецкому командованию пришлось срочно перебросить в Восточную Пруссию 2 армейских корпуса и кавалерийскую дивизию. Воспользовавшись этим, французская армия предприняла сильный контрудар и в сражении у р. Марны (5—12 сентября) нанесла серьезное поражение германским войскам, отбросив их на 50—60 км к северу. В дальнейшем обе стороны стремились обойти открытый северный фланг противника («бег к морю»), что привело к образованию сплошного фронта от Северного моря до Швейцарии. Исчерпав наступательные возможности и не имея резервов, противостоящие войска перешли к жесткой позиционной обороне.

А на Восточно-европейском театре войска Северо-Западного фронта генерала Жилинского во встречном сражении под Гумбинненом нанесли крупное поражение 8-й германской армии генерала П. Гинденбурга, но достигнутый успех не был использован. Между двумя русскими армиями, которые вторглись в Восточную Пруссию и наступали на Кенигсберг, образовался разрыв. Используя это и введя в сражение подошедшие резервы, германское командование сосредоточило превосходящие силы против 2-й армии генерала Самсонова и в сражении у Мазурских озер (26—31 августа) разгромило ее. Затем немцы всеми силами обрушилась на бездействовавшую 1-ю армию генерала Ренненкампфа и отбросили ее за Неман.

Более успешными были действия войск Юго-Западного фронта, которым командовал генерал Иванов. В ходе Галицийской битвы (19 августа—21 сентября) они нанесли ряд поражений австро-венгерским войскам, отбросили их на 200 км к западу, овладели Галицией и вышли в предгорья Карпат. Но и этот успех развить не удалось.

Наряду с главными театрами военных действий вооруженная борьба развернулась на Балканах, в Закавказье, на Ближнем и Дальнем Востоке. Образовались Кавказский, Балканский, Сирийский, Месопотамский и другие фронты, но в общем ходе войны они играли вспомогательную роль. Активные операции начались на морских и оке-

Линия фронта к концу 1914 г Действия "сторон

а Восточио - Прусской операции 17 VIII - 14. IX окружение аауж корпусов 2-й русской армии 29-30. VUI

р Галицийской битее 19 VIII — 26, IX • Варшааско-Иааигороаской операции 28 IX — 8- XI а Лодэинской и Ченстохоао-Кракоаской операция* 11-24. XI

анских театрах военных действий. При этом Англии удалось сохранить свое господство на море и установить морскую блокаду Германии.

В целом, военная кампания 1914 г., вследствие крупных обоюдных ошибок с обеих сторон, завершилась крушением исходных стратегических планов. Армии понесли огромные потери, а заранее накопленные мобилизационные запасы оказались полностью израсходоваными. В военных действиях образовалась длительная оперативная пауза, которую каждый из участников пытался использовать для перестройки экономики страны на военный лад, мобилизации новых людских и материальных ресурсов для продолжения войны.

Военная кампания 1915 г. характеризовалась дальнейшим наращиванием стратегических усилий сторон и образованием позиционного тупика. Германия перенесла свои главные усилия на восток с целью вывести из войны Россию и избавиться от необходимости вести войну на два фронта. В результате Горлицкого прорыва, предпринятого германской армией в ходе августовского наступления, наступления в районе Вильно и последовавшего затем Свенцянского прорыва, а также ряда других операций русские войска вынуждены были оставить Галицию, Польшу и Литву. Однако попытки вывести Россию из войны провалились. Русские армии сумели избежать окружения, приковав к себе главные силы германско-австрийского блока; а на Кавказе, в ходе Алашкерской наступательной операции, стабилизировать линию фронта и создать хорошие предпосылки для дальнейшего наступления в пределы Турции. В этой кампании русско-германский фронт стал главным фронтом войны.

На Западноевропейском театре Англия и Франция вначале ограничивались стратегической обороной. Проведенные частные операции у Ипра, в Артуа и Шампани, а также Дарданеллская десантная операция успеха не имели.

На второстепенных театрах бои шли с переменным успехом. К германо-австрийскому блоку примкнула Болгария, а к Антанте — Италия. Попытки стран Антанты вывести из войны Турцию не удались.

Кампания 1916 г. тоже не выявила решающего преимущества ни одной из воюющих сторон. Германия оказалась вынужденной продолжать войну на два фронта, да еще в тисках морской блокады Страны Антанты должны были искать новые способы решения возникших перед ними сложных военно-политических и стратегических задач.

1916 г. отмечен дальнейшим развитием и ужесточением позиционной войны, хотя обе стороны пытались найти выход из позиционного тупика. Германия вновь перенесла основные усилия против Франции. Главный удар был нанесен в районе Вердена. Верденская операция началась 21 февраля после 9-часовой артиллерийской подготовки. Но, несмотря на всю мощь первоначального удара, осуществить оперативный прорыв не удалось. Наступление приняло затяжной характер. По сути, оно вылилось в борьбу на истощение с методическим прогрызанием обороны. За шесть с половиной месяцев германские войска продвинулись всего на 7—10 км и в конце концов вынуждены были перейти к обороне. В осенних боях они были отброшены на исходные позиции.

1 июля 1916 г. войска Антанты после 7-дневной артиллерийской подготовки начали крупную наступательную операцию возле р. Сомма (июль—ноябрь). В ходе ее английское командование впервые применило танки. Вначале союзники имели успех, но вскоре наступление захлебнулось. Ожесточенные позиционные бои продолжались вплоть до глубокой осени, но опять безрезультатно. Обе стороны понесли огромные потери* англо-французские войска — 800 тыс., германские войска — 500 тыс. человек.

На Восточно-европейском театре важнейшим событием кампании 1916 г. стало наступление русского Юго-Западного фронта под командованием генерала А. А Бру-

силова, вошедшего в историю под названием Брусиловского прорыва (июнь—август). В ходе его русские войска, прорвав оборону противника на фронте около 550 км, продвинулись на глубину 80—120 км. Германские и австро-венгерские войска потеряли свыше 1,5 млн. человек, в том числе 450 тыс. пленными. Противник был вынужден перебросить сюда с Западного и Итальянского фронтов 34 дивизии, что существенно облегчило положение англо-французских армий, а итальянские войска спасло от разгрома в Трентинской операции.

На Кавказском направлении русские армии успешно провели несколько наступательных операций против Турции. На Балканском и Месопотамском фронтах войска Антанты активизировали военные действия. Важное значение имело Ютландское морское сражение — самое крупное за всю войну. В итоге британский флот закрепил свое господствующее положение в Атлантике, а германскому командованию пришлось расстаться с надеждой прорвать морскую блокаду. В целом кампания 1916 г. закончилась потерей Германией стратегической инициативы и поворотом войны в более благоприятную для Антанты сторону.

Военную кампанию 1917 г. характеризуют попытки сторон перейти к новой стратегии ведения войны. План Антанты предусматривал нанесение по противнику ряда частных ударов с последующим переходом в общее стратегическое наступление. Германия решила вести стратегическую оборону на всех фронтах с тем, чтобы, накопив резервы, только на следующий год возобновить военные действия. Россия предполагала провести ряд операций, нацеленных на улучшение ее стратегического положения. Вступление в войну Соединенных Штатов Америки окончательно изменило соотношение сил в пользу Антанты.

Однако апрельское наступление союзников, предпринятое с целью разгрома противника на Западноевропейском театре, не привело к успеху. Не изменили существенно обстановку и частные операции в районе Ипра, Мессина, под Верденом и у Камбре, хотя в последних применялись новые средства борьбы — танки и авиация.

Организованная Временным правительством России Митавская операция и июньское наступление Юго-Западного фронта тоже закончились провалом. Перешедшие в контрнаступление германские и австро-венгерские войска ликвидировали первоначальный успех русских и отбросили их на восток.

Таким образом, германо-австрийский блок на сухопутных театрах сумел отразить удары Антанты, некоторого успеха Германия добилась в предпринятой ею тотальной подводной войне.

На дальнейшие планы и действия сторон серьезно повлиял выход России из войны. Потерю столь важного стратегического союзника Антанта лишь частично компенсировала осенью 1917 г., когда на Западноевропейском театре появились американские войска. Но решающее значение имело то, что силы Германии и Австро- Венгрии уже иссякали.

Завершающая военная кампания 1918 г. проходила в сложной и напряженной военно-политической обстановке. В первой половине года инициативой временно овладела Германия. Перейдя в наступление в Пакардии, на реках Эн и Марна, немецкие войска с марта по июль на ряде участков прорвали оборону противника и продвинулись на глубину 30—40 км, однако из-за отсутствия резервов развить успех не смогли.

Отразив германские удары и используя свое подавляющее превосходство в силах и средствах, войска Антанты провели несколько частных наступательных операций в районе Амьена (август), Сен-Миель (середина сентября), у р. Марна (июль—август). 26 сентября они перешли в общее наступление. Германии пришлось признать себя побежденной. Вслед за ней капитулировала и Австро-Венгрия

alt="" />alt="" />

В целом первая мировая война продолжалась 1 568 дней и ночей. В ней приняли участие 38 государств с населением 1,5 млрд. человек. В ряды вооруженных сил были мобилизованы около 73,5 млн. человек. Протяженность фронтов превысила 4 тыс. км. Потери сторон убитыми и умершими от ран составили более 9,5 млн. человек, не говоря уже о 20 млн. раненых, что превысило потери всех европейских стран за тысячу лет.

Результаты войны оказали огромное влияние на весь последующий ход мировой истории.

Самое активное участие в войне принимала Россия, мобилизовавшая в общей сложности 15,7 млн. человек или 8,7% населения страны. Русский фронт, простиравшийся от берегов Балтики до Черного моря, оказался главным, а происходившие на нем события влияли на весь ход войны. К сентябрю 1915 г., т. е. через год после начала войны, число австро-германских дивизий на русском фронте уже достигало 166 пехотных и 24 кавалерийских, в то время как на Западном фронте действовали соответственно 86 и 10 дивизий. Во всех кампаниях русская армия вела активные боевые действия, не раз спасая от разгрома своих союзников. За свое участие в войне Россия заплатила дорогую цену: только убитыми она потеряла 2,3 млн. человек. За время войны русские войска на Восточно-европейском и Кавказском театрах провели свыше 25 фронтовых операций.

Первая мировая война заставила пересмотреть многие устоявшиеся положения военной стратегии. Прежде всего она окончательно вынудила отказаться от превалировавшей до сих пор стратегической концепции о возможности достижения победы в одном генеральном сражении. Опыт ее убедительно подтвердил, что, когда в противоборство вступают массовые армии, исход войны может решить только длительная, напряженная борьба при полном использовании всех экономических и моральных возможностей страны. Уже в конце 1914 г. всем стало очевидно, что расчетам воюющих сторон на победоносное завершение войны в течение нескольких месяцев не суждено сбыться. И не случайно ни одно государство в полной мере так и не смогло осуществить свой стратегический план как в начале войны, так и в последующие годы.

Достижение победы в войне стало возможным только в результате ряда последовательных военных кампаний, в каждой из которых вооруженные силы проводили по нескольку операций. Вместе с тем и цели военных кампаний приобрели принципиально новый характер. Теперь они представляли собой совокупность большого числа одновременных и последовательных операций различного вида и масштаба, проводимых на значительной территории по фронту и в глубину, связанных единством цели и замысла.

Не оправдались и установки предвоенной военной стратегии о маневренном характере войны. Участие многомиллионных армий, способных создать огромные сплошные фронты, мощная оборона и отсутствие средств для одновременного ее подавления, в то же время недостаток резервов, малая подвижность войск привели к тому, что вооруженная борьба непременно должна была принять упорный позиционный характер. Сложилась новая форма ведения военных действий на сплошных позиционных фронтах, сокрушить которые можно было лишь путем глубокого стратегического прорыва.

Для российской военной стратегии в этой войне основными задачами являлись определение важнейших фронтов, целесообразное распределение сил и средств, а также создание на главных стратегических направлениях необходимого превосходства над противником. Пришлось изменить сам подход к оценке соотношения сил и средств, определиться в критериях превосходства. Если в предыдущих войнах русское военное командование исчисляло соотношение сил и средств в основном

Линия фронта к началу кампании

Митавская операция 12-й русской армии 5-11.1

Июньское наступление русских еойск v/Z              и              район              прорыва

Тарнолольский прорыв русского Юго-Западного фронта в июле

Июльское наступление русских войск

^ Рижская операция 8-й германской /ЦП’'* армии 1-6. IX '*/

Моонзундская операция русского ^              \              и германского флотов 12-20.Х

100 * 200 ,

Схема 19. Кампания 1917 г. на Восточно-европейском театре

дивизиями, то теперь во внимание принимались не только войсковые соединения, но и артиллерийские, танковые, инженерные и другие части. Одновременно для каждой группировки войск стал необходим расчет потребного количества материальных средств и транспорта.

В зависимости от обстановки российское военное командование сосредоточивало основные усилия на Северо-Западном, Западном, или Юго-Западном фронтах. Поэтому приходилось перебрасывать крупные силы на большие расстояния, в частности: на завершающем этапе Восточно-Прусской и Варшавско-Ивангородской операций, при ликвидации Горлицкого и Свенцянского прорывов, при развитии июльского наступления, осуществленного Юго-Западным фронтом в 1916 г., при восстановлении Румынского фронта и в ряде других случаев. Однако масштабы маневра ограничивало слабое развитие фронтальных и рокадных коммуникаций, не говоря уже о хроническом недостатке транспорта. Поэтому нередко противник, имея возможность маневрировать по своим внутренним операционным направлениям, упреждал русские войска в перегруппировке сил, и те были не в состоянии своевременно наращивать усилия и развивать наметившийся успех.

Серьезные проблемы пришлось решать русской стратегии в связи с выбором целесообразных форм и способов стратегических действий. Следует напомнить, что Россия вступила в войну, полная надежд с самого ее начала проводить решительные наступательные операции вплоть до охвата флангов противника и окружения его основных сил. Именно это лежало в основе ее стратегического плана войны Однако очень скоро выяснилось, что добиться поставленной цели можно лишь путем проведения разнообразных видов операций, причем различного масштаба. Потребовалось также радикально пересмотреть способы их ведения.

Основными видами стратегических действий русских войск являлись стратегическая оборона и стратегическое наступление, где решающая роль принадлежала сухопутным войскам. В кампании 1915 г. было успешно осуществлено несколько контрнаступлений, а проведенное стратегическое наступление сорвало попытку германского командования окружить русские армии на левом берегу р. Вислы.

Чаще всего стратегические задачи решались группами армий. Следует сказать и

о              зарождении фронтовой операции. Правда, полного развития она не получила, продолжая оставаться, по существу, суммой ряда армейских операций, проведенных по общему замыслу и плану. Одновременно выявилась необходимость в организации более масштабных операций. Так, Галицийская битва развернулась на 400-километровом фронте и продолжалась около месяца. Она состояла из нескольких одновременных и последовательных операций групп армий. Многие операции приобрели комбинированный характер. Например, Восточно-Прусская операция начиналась как наступательная, а закончилась обороной. Горлицкая операция, наоборот, начиналась обороной, а закончилась контрнаступлением. Нередко операции начинались на одном направлении, а затем распространялись на смежные направления и т. п.

Наступательные операции групп армий, а затем и фронтов, преследовали, как правило, стратегические цели. Обычно они проводились в полосах протяженностью 300—400 км, в течение 20—30, а иногда и более, суток. В кампании 1914 г. наступательные операции обычно планировались на большую глубину. Так, перед Северо- Западным фронтом в 1914 г. была поставлена цель овладеть всей Восточной Пруссией с последующим наступлением на Берлин. Целью наступательной операции Юго-Западного фронта являлось вторжение в Венгерскую долину, с последующим овладением Веной и Будапештом. Однако действительность опрокинула все первоначальные расчеты Генерального штаба и командования фронтов. Возросшая мощь огневого воздействия противника, слабая подвижность войск, постоянный снарядный «голод» не позволили русским развивать наметившийся было успех. Наступавшие

войска несли большие потери, а потому быстро теряли боеспособность. Поэтому результативность почти всех наступательных операций оказалась значительно ниже расчетной, следствием чего явилась необходимость планирования большинства наступательных операций 1915—1916 гг. на сравнительно ограниченную глубину. Причем поставленные задачи выполнялись далеко не всегда.

В этот период стратегии пришлось решать такую важную проблему, как прорыв фронта обороны противника. Опыт показал, что позиционную оборону удавалось прорвать лишь при условии значительного превосходства над противником на направлении главного удара и надежного его огневого подавления. Сначала пытались осуществлять прорыв на узких участках фронтов на одном или нескольких направлениях путем фронтального удара. Причем полоса наступления дивизии постепенно сокращалась с 10—12 км до 5—6, а затем и до 2,5—3 км. Обычно прорыву предшествовала длительная артиллерийская подготовка с плотностью 40—50 орудий на км фронта. Для прорыва применялись дислоцированные боевые порядки типа «волна цепей». Это отвечало требованиям методического фронтального наступления, но сковывало маневр войск и вело к большим потерям.

С 1916 г. как на Западном, так и на Восточном фронтах стали предприниматься попытки выхода из позиционного тупика с помощью новых способов прорыва. При этом англо-французское командование делала главную ставку на дальнейшее массирование сил, увеличение продолжительности артиллерийской подготовки и применение танков. В русской армии особое значение придавалось достижению внезапности, совершенствованию организации огневого подавления противника, но прежде всего — действиям войск при прорыве, которые наносили одновременные и последовательные удары на широком фронте. Наиболее ярко это проявилось при организации наступления Юго-Западного фронта, так называемого Брусиловского прорыва. Тогда главный удар наносился на левом крыле фронта силами 8-й армии на участке 21 км; остальные три армии наносили вспомогательные удары, прорывая оборону противника на участках по 7—11 км. В целом прорыв осуществлялся на участках (4 армейских и 9 корпусных) в 450-километровой полосе. На направлении главного удара средняя артиллерийская плотность достигала 40—50, а на вспомогательных — 15—20 стволов на 1 км. Продолжительность артиллерийской подготовки составляла от 6 до 46 часов. Как уже отмечалось, в этой операции был достигнут крупный успех. И лишь запоздалое решение Ставки о переброске на это направление стратегических резервов с Западного фронта не позволило завершить разгром противника.

Большой прогресс в годы первой мировой войны был достигнут в организации и ведении стратегической обороны. По существу, оборона составляла основу военных действий. На Восточно-европейском театре, например, русские войска находились в большей частью в обороне (около 3/4 времени ведения боевых действий). Разумеется, это не могло не изменить самым коренным образом взгляды на характер и способ ведения обороны. Так, уже кампания 1914 г. показала, что оборона, опиравшаяся на удержание крепостей, полностью себя изжила. В результате обе противоборствовавшие стороны повсеместно перешли к организации полевой позиционной обороны с длительным удержанием занимаемых рубежей. Следствием этого явилось создание сплошных фронтов эшелонированной в глубину и оборудованной в инженерном отношении системой полос и позиций, основу которых составляла система траншей.

Постепенно менялись также представления о целях и содержании обороны. Вначале стратегическая оборона носила в основном пассивный характер и была рассчитана на выигрыш во времени. В последующих кампаниях ее стали применять для удержания занимаемых рубежей и стратегически важных районов, истощения

противника и нанесения поражения его наступающим войскам. Дальнейшее совершенствование обороны шло в направлении увеличения глубины ее эшелонирования, улучшения инженерного оборудования местности, повышения активности действий войск. При этом возросла роль маневра и контрударов для восстановления утраченного положения. В конце войны появились элементы противотанковой и противо- артиллерийской обороны. Стала применяться так называемая эластичная оборона. Суть ее заключалась в том, что допускалась возможность временной утраты передовых позиций и перенесения огня в глубину с тем, чтобы, когда наступление противника иссякнет, нанести ему поражение сильными контрударами с фронта и флангов

Повышению эффективности стратегического наступления и обороны способствовало развитие способов применения всех родов войск. Так, в годы войны были разработаны новые методы артиллерийской подготовки и поддержки наступления, в том числе путем последовательного сосредоточения огня, одинарного и двойного огневого вала. Стала применяться артиллерийская контрподготовка. Были разработаны основы боевого применения танков и авиации. Начала зарождаться войсковая противовоздушная оборона.

Первая мировая война внесла огромные изменения во взгляды на создание и использование стратегических резервов. Накануне ее преподаватель Академии Генерального штаба полковник А. А. Незнамов утверждал: «...Непосредственно в тылу держать общий резерв бесполезно...». Ему вторил его ученик Николаев: «...резерв в стратегии с боевой целью есть дело преступное...»217. Вряд ли стоит упрекать обоих в консерватизме, ибо такие установки вытекали из общепринятого представления о кратковременности будущей войны. Однако уже первые операции показали, что без планомерной подготовки, накопления, а главное — рационального использования стратегических резервов успешное ведение войны немыслимо. Именно отсутствие резервов явилось одной из причин трагедии русских войск, разыгравшейся в Восточно-Прусской операции.

В последующие годы стратегические резервы создавались в основном за счет новых формирований. Большие сложности, однако, возникали с их выдвижением в районы боевых действий. Тем не менее эта проблема, хотя и с трудом, успешно решалась. Уже в сентябре—октябре 1914 г. Ставка перегруппировала, частью по железной дороге, частью походным порядком 4-ю, 5-ю и 9-ю армии с краковского направления на Среднюю Вислу, а 2-ю армию направила из района р. Нарев под Варшаву218. В 1915 г. умелая переброска резервов спасла Северо-Западный фронт от сильного удара немцев. В 1916 г. с Западного и Северо-Западного фронтов были перегруппированы на Юго-Западный фронт 10 корпусов и 11 пехотных дивизий. Чаще всего резервы применялись для восстановления нарушенного стратегического фронта, усиления обороны и наращивания усилий в ходе наступления.

В ряде случаев на использование стратегических резервов влияли союзнические обязательства. Верные своему долгу русские нередко направляли резервы не туда, где того требовали собственные стратегические интересы, а с расчетом помочь союзникам выйти из затруднительного положения.

Особое значение в ходе войны приобрела задача восстановления боеспособности войск. Прежде всего — их комплектование людскими ресурсами. Известно, что в мирное время численность русской армии составляла 1 300 тыс. человек. В связи с мобилизацией были призваны еще 3 500 тыс., из них 2 200 тыс. предназначались для доукомплектования армии до штатов военного времени, а 1 300 тыс. потребовались для развертывания запасных частей и тыловых учреждений. Считалось, что из каждых 1 500 тыс. человек населения Россия сможет развернуть одну дивизию, тогда как Германия, впрочем, и Франция тоже, планировали из такого же расчета раз-

Петроградский —i              Северный

Схема 20. Организация руководства Вооруженными Силами России в первой мировой войне

вернуть по три дивизии219. Поэтому не случайно, что России пришлось в ходе войны мобилизовать военнообязанных в 4,5 раза больше. Часть их пошла на формирование резервов, а главная масса в виде маршевого пополнения — на восстановление боеспособности войск.

Очень остро встал вопрос об обеспечении действующей армии оружием, военной техникой и особенно боеприпасами. Уже к середине августа 1914 г., когда была завершена мобилизация, весь запас винтовок и револьверов (4 652 тыс. и 424 тыс. соответственно) пошел на вооружение 5-миллионной армии. К следующей осени полки имели всего четверть положенного им по штату оружия220. Возможности Тульского, Сестрорецкого и Ижевского оружейных заводов оказались весьма ограничены, а доставка из-за рубежа слишком затруднена. И хотя русская армия все же получила 1 800 тыс. винтовок из Франции, Италии, Англии, Японии и даже 650 тыс. винтовок из Америки, покрыть все возрастающие потребности армии эти поставки не могли. Только за 1914—1916 гг. потери в винтовках составили огромную цифру — около млн. штук221. Еще более тяжелая ситуация сложилась с обеспечением войск пулеметами, артиллерией и всеми видами боеприпасов.

Принципиальные изменения произошли в организации стратегического руководства вооруженными силами. Основным органом его стала Ставка Верховного главнокомандующего. Вначале ее функции сводились к оперативному планированию и применению войск. Однако вскоре ей пришлось взять на себя и другие задачи, связанные с ведением войны, в том числе военно-политического и военно-экономического характера. На более высокий уровень поднялось стратегическое планирование. В Ставке решались важнейшие вопросы стратегического взаимодействия, разрабатывались планы военных кампаний и стратегических операций, их тылового обеспечения. Однако своеобразие общественно-политических условий в России не позволило достичь полного единства политического, военного и экономического руководства. К сожалению, на деятельность Ставки большое влияние оказывали придворные круги, что не способствовало достаточной ее твердости в управлении войсками.

Тем не менее, уже к середине 1916 г. в Ставке и Генеральном штабе установилась определенная система оценки обстановки и принятия решений. Обычно, Ставка после анализа ситуации принимала предварительное решение и доводила его до главнокомандующих фронтами, а после анализа учета мнений командования фронтов отдавала окончательную директиву. При принятии особо важных стратегических решений Ставка проводила совещания с главнокомандующими фронтами. Такие совещания прочно вошли в практику деятельности Верховного главнокомандования.

По мере развития войны совершенствовалась система руководства: Ставка— фронт—армия. Хотя подобная система была принята еще накануне войны, на практике Верховное главнокомандование оказалось не готовым к ее реализации. Уже в первые месяцы войны, когда было развернуто всего два фронта, Ставка проявила полную неспособность руководить ими. Лишь с внедрением новых технических средств связи и приобретением соответствующего опыта ей удалось добиться большей централизации и оперативности в управлении фронтами и армиями, действовавшими на различных направлениях.

Первая мировая война, как и предполагалось стала войной коалиционной. Было совершенно очевидно, что успех ее во многом зависит от согласованных действий союзников и координации их военных усилий. Очевидно и то, что ни одно из государств не разработало перед войной теоретические основы коалиционной стратегии. Какие-либо договорные документы по военному сотрудничеству России с Англией накануне войны вообще не подготавливались. А военные отношения между Россией и Францией строились на основе военной конвенции 1892 г и военно-морской конвенции 1912 г., а потому предусматривали только взаимные консультации нача-

Органы Ставки ВГ, образованные после Октябрьской революции

Схема 21. Организация Ставки Верховного главнокомандующего

льников генеральных штабов. Надо отдать должное: консультации проводились ежегодно с 1900 по 1913 гг. Анализ протоколов совещаний показывает, что во взглядах военных руководителей было немало общего, что сыграло определенную положительную роль в согласовании стратегических планов обеих держав222. Однако они по-разному подходили к решению многих вопросов. Противоречия между союзниками, каждый из которых преследовал в войне свои цели и старался их достичь за счет другого, приводили к тому, что стратегические соображения зачастую подчинялись политическим задачам, а иногда они и вовсе игнорировались, что не могло не повлиять на общий ход войны.

Правда и то, что возникавшие проблемы союзники пытались решать на военнополитических конференциях в декабре 1915 и в ноябре 1916 гг., когда обсуждались планы кампаний 1916 и 1917 гг. Но оперативная координация действий союзных войск по-прежнему осуществлялась плохо. Объединенное командование союзными армиями Антанты было создано только в 1918 г., т. е. за несколько месяцев до конца войны223, и уже без России. Между тем, на всем протяжении войны она стремилась добросовестно выполнять взятые на себя обязательства. Так, в кампании 1914 г. наступление русских армий в Восточной Пруссии помогло сорвать стратегический план германского командования по разгрому Франции и выводу ее из войны. В кампании 1916 г. переход в наступление Юго-Западного фронта ранее запланированного срока позволил ослабить натиск немецких войск против Франции под Верденом и австро-венгерских войск против Италии в Тироле. По признанию самих союзников, русские «дали больше, чем обещали»224.

Что касается Англии и Франции, то они весьма часто пытались решать свои задачи за счет России. Отчетливее всего это проявилось в кампании 1915 г., когда Германия перенесла основные усилия на Восточный фронт с целью разгромить русскую армию и вывести Россию из войны. В то время как ее войска отражали натиск превосходивших сил противника, англо-французские армии особой активности на своем фронте не проявили. Союзники, как отмечал британский историк Б. Лиддел Гарт, «сделали мало, чтобы отплатить России за жертвы, понесенные для них последней в 1914 г.»225. В мае 1916 г. великий князь Николай Николаевич просил главнокомандующего французскими войсками Жоффра ускорить наступление. Дав свое согласие, англо-французское командование тем не менее слишком медленно готовило обещанную операцию. Наступление в Шампани и Артуа началось лишь в сентябре, когда русская армия вынуждена была под напором противника оставить Галицию и Польшу.

Непредвиденно сложный характер войны и изменение стратегических взглядов на ее ведение оказали большое влияние на строительство российских вооруженных сил, что в свою очередь вызывало необходимость уточнения и развития новых положений военной стратегии. Многие характерные черты военной стратегии, сложившиеся в те годы, стали базой для дальнейшего ее развития в советский период.

Первая мировая война выдвинула ряд видных военных деятелей России. Среди них генералы М. В. Алексеев, А. А. Брусилов, Н. И. Иванов, Н. В. Рузский, Д. Г Щер- бачев и др. К сожалению, многие имена героев оказались преданы забвению. Не сохранились и достойные по своему замыслу памятники, увековечивавшие подвиги русских солдат и офицеров в войне. Все они были разрушены после революции.