21 сентября 2002 года Белый дом опубликовал документ в тридцать три страницы, озаглавленный «Стратегия национальной безопасности Соединенных Штатов»; этот документ представляет собой кодификацию идей, высказанных президентом Бушем в Вест-Пойнте. Взаимоотношения со странами-изгоями, стремящимися приобрести оружие массового уничтожения, должны, по этому документу, строиться в полном соответствии со следующим положением из выступления Буша: «Мы живем в новом мире, где единственным путем к миру и безопасности является путь действия... Мы будем действовать в одиночку, если придется, осуществляя свое право на самозащиту через предупредительные акции». Почему против Кубы, Ливана, Сирии, Ирака, Ирана и Северной Кореи нельзя использовать ту же политику сдерживания, к которой США прибегали в отношении сталинского СССР и маоистского Китая? В документе о стратегии национальной безопасности (далее для краткости СНБ) говорится: «Сдерживание с меньшей вероятностью окажется эффективным против лидеров стран-изгоев, готовых рисковать, играющих жизнями своих подданных и богатствами своих государств... Наши враги рассматривают оружие массового уничтожения как "оружие отбора". Для стран-изгоев это оружие служит средством запугивания и военной агрессии против соседей. Данное оружие позволит этим странам шантажировать Соединенные Штаты... дабы помешать намя сдерживать агрессивное поведение стран-изгоев и принимать иные адекватные меры». Но ведь политика сдерживания доказала свою эффективность! Исключение лишь одно — Корея, где Сталин и Ким Ир Сен посчитали, что мы не будем вмешиваться: во всех остальных случаях эта тактика себя оправдала. Ни одна страна-изгой никогда не нападала на Соединенные Штаты, опасаясь неизбежного и, скажем так, массированного возмездия. Из вышеприведенной цитаты вытекает, что администрация Буша опасается следующего: если страна наподобие Ирана завладеет ядерным оружием, она воспользуется им не для нападения на нас, но для ограничения нашей свободы действий и постепенного вытеснения нас из региона (подобно тому, как в годы «холодной войны» ядерный арсенал Москвы не позволял США вмешаться в дела Восточной Европы и сменить находившиеся у власти режимы). СНБ практически дословно воспроизводит предостережение Буша: всякое государство, стремящееся к соперничеству с нами, рискует оказаться в состоянии войны с Америкой. «Наши силы достаточно велики для того, чтобы убедить потенциальных противников в бесперспективности наращивания военной мощи в надежде превзойти военную мощь Соединенных Штатов или хотя бы сравняться с ней». Это имперский эдикт сверхдержавы, кичащейся собственным превосходством и стремящейся стать вечным лордом-протектором вселенной. Но против кого направлена эта угроза? Единственные сверхдержавы, претендующие на соперничество с США, — это Китай и Россия. Можно предположить, что СНБ тщательно изучили и в Пекине, и в Москве. По мнению обозревателя газеты «Christian Science Monitor» Гейл Рассел Чэддок, СНБ представляет собой черновой набросок Рах Americana, «радикальнейшее изменение концепции национальной безопасное- ти США за минувшие полвека». Для Тима Райха из «Washington Post» СНБ есть «водораздел в американской внешней политике», документ, который «отвергает фундаментальные принципы, на протяжении пятидесяти лет служившие путеводной звездой сменявших друг друга президентов, — принципы устрашения и сдерживания». Историк из Йельского университета Джон Льюис Гэддис пишет в статье, опубликованной в журнале «Foreign Policy»: «Не было ничего подобного этой дерзости, этому размаху, этой перспективе с тех самых пор, как американцы • более полувека назад приняли на себя бремя демократизации Германии и Японии, тем самым запустив процесс, остаться в стороне от которого сумели лишь немногие, в том числе мусульманский Ближний Восток». Эндрю Бацевич, специалист по международным отношениям из Бостонского университета, рассуждая о стратегии национальной безопасности, восхищается «...синтезом утопизма, от которого захватывает дух, и едва замаскированной machtpolitik. Документ читается так, словно он составлен не трезвомыслящими, закосневшими в своем консерватизме республиканцами, а неким гибридом президента Вудро Вильсона и фельдмаршала фон Мольтке-старшего». Трумэн ввел политику сдерживания в употребление 12 марта 1947 года: именно в этот день он заявил, что Соединенные Штаты придут на помощь Греции и Турции, где произошли инспирированные Москвой мятежи. Свою речь он завершил знаменитой фразой: «Я полагаю, что Соединенные Штаты должны поддер живать свободных людей, которые сопротивляются попыткам отобрать у них свободу со стороны вооруженного меньшинства или давления извне». Такова была доктрина Трумэна: сдерживать распространение коммунизма, оказывая помощь воющим народам на границах коммунистической империи. Опираясь на доктрину Трумэна, мы отправились в Корею. Эйзенхауэр использовал эту доктрину на Ближнем Востоке. Та же доктрина усилиями Джона Ф. Кеннеди и Линдона Б. Джонсона привела нас во Вьетнам. Доктрина Рейгана представляла собой стратегию «отбрасывая»; применяя эту стратегию, США помогали антикоммунистическим режимам и сражались с вассальными режимами Советов на рубежах империи — в Никарагуа, Анголе и Афганистане. Консерваторы считают, что Рейган и его доктрина сыграли решающую роль в победе Америки в «холодной войне». Тем не менее Рейган никогда не присваивал Америке права наносить превентивные удары или вести предупредительные войны с государствами, не нападавшими на Соединенные Штаты. Советники Буша верят в то, что право превентивных ударов и предупредительных войн коренится в исконном праве каждого государства на самооборону. Во время Карибского кризиса, утверждают они, Кеннеди был готов уничтожить советские ракетные установки на Кубе, пока те не привели в состояние боеготовности. Что ж, верно; однако советские ракеты на Кубе представляли собой прямую, непосредственную угрозу территории США. Эти ядерные ракеты могли долететь до Вашингтона всего за двадцать минут. Антанта вторглась в Россию в 1918 году, после того как Ленин, с ведома и одобрения германского Генерального штаба, пересек в опломбированном вагоне всю Германию и прибыл на родину, сверг Керенского и за ключил сепаратный мир с кайзером. Поскольку немцы лишили коалицию одного из ее участников, западные государства были вправе вмешаться, дабы восстановить законное правительство. На помощь противникам большевиков были направлены американские, английские, французские и японские войска. Но уже год спустя единственным, кто настаивал на продолжении интервенции, оставался Черчилль. Прислушайся союзники к Черчиллю и перебрось они в Россию ветеранов с Западного фронта, коммунизм, возможно, удалось бы задушить в колыбели и мир не ужасался бы миллионам жертв Сталина, Мао, Ким Ир Сена, Кастро, Хо Ши Мина и Пол Пота. История как будто оправдывает превентивные удары и предупредительные войны. Однако подобного рода политика чужда американским традициям. Полк дождался, когда мексиканская армия прольет «американскую кровь на американской земле», прежде чем попросил Конгресс объявить войну. Линкольн дождался нападения на форт Самтер, прежде чем призвать добровольцев к маршу на Юг. В 1917 году мы не вступали в войну с Германией до тех пор, пока ее подводные лодки не начали топить наши корабли. Японии мы не объявляли войну до Перл-Харбора. В Корее и во Вьетнаме мы вмешивались только тогда, когда само существование этих государств оказывалось под угрозой. К превентивным ударом часто прибегали государства-агрессоры — например, Япония в 1904 году в Порт-Артуре и в 1941 году в Перл-Харборе или гитлеровская Германия в 1939 году в Польше. Либо подобная тактика становилась уделом государств, которые не могли позволить себе проиграть войну, — например., Израиль в Шестидневной войне 1967 года. Но американцы никогда превентивными ударами не пользовались. Специалист по международной политике Уолтер Рассел Мид сказал о стратегии национальной безопасности Джорджа У. Буша, что она «в нашем мире после “холодной войны”, вероятнее всего, сохранится в качестве основополагающего элемента американского мышления». Все возможно; но, на мой взгляд, Рах Americana, вытекающий из этой стратегии, окажется той самой эпохой, которую историк Гарри Элмер Барнс назвал «эпохой перманентной войны за перманентный мир».