О. В. ХАВАНОВА ТОМАС ЭРИКСЕН: КАТЕГОРИЯ ЭТНИЧНОСТИ В СОВРЕМЕННОЙ СОЦИАЛЬНОЙ АНТРОПОЛОГИИ

Книга «Этничность и национализм: Антропологические перспективы»1 была заказана норвежцу Томасу X. Эриксену издательством «Плуто» для серии «Антропология, культура и общество», адресованной широкой читательской аудитории, интересующейся актуальными проблемами современной социальной антропологии.

Категория этничности не всегда была в центре внимания с°Ииальных антропологов. На рубеже XfX-XX вв. большинство ^еных были убеждены, что капиталистическая модернизация, йнДустриализация, дух индивидуализма уменьшат и в конечном

Ск°бк 'Ссылки на эту КНИГУ Далее даются в тексте указанием номера страницы в

175

итоге сведут на нет притягательную силу и влияние этничности и национализма. К чему хранить верность своей этнической группе в мире, где капитализм устранит культурные различия? Ни один из ведущих антропологов и социологов той эпохи, за исключением, пожалуй, М. Вебера, не удостоил проблему этничности своим вниманием. Первые серьезные попытки изучения сложных межэтнических взаимодействий, предпринятые в 20-30-е гг. нашего столетия учеными Чикагской школы, также привели к выводу о постепенном уменьшении роли этничности в современном мире.

Однако выводы и прогнозы ученых не подтвердились. После второй мировой войны наступил новый всплеск этнического самосознания. Те самые «племенные» общества, которые классическая антропология изучала как изолированные статичные структуры, вступили во взаимодействие друг с другом, с государством и внешним миром. На фоне крушения колониальной системы, роста национально-освободительных движений и межгосударственных конфликтов на этнической почве, развернувшихся в 50-60-е гг., категория этничности оказалась в центре внимания антропологов. Наконец, в начале 90-х ученые имели возможность наблюдать, как на территории бывшего СССР образовались новые государства, в основе которых лежал этнический принцип, а в Западной Европе зазвучали голоса тех, кто усмотрел в европейской интеграции угрозу собственной этнической идентичности.

«Современное увлечение этническими процессами, — пишет Эриксен, — отражает перемены в господствующем в антропологии образе мышления: вместо изучения «обществ» или даже «культур» как более или менее изолированных, статичных, гомогенных единиц как это раньше старались делать структуралисты- функционалисты, многие антропологи сегодня, анализируя социальные структуры, стараются отметить текучесть и процесс, неоднозначность и сложность. В этой ситуации термин

итоге сведут на нет притягательную силу и влияние этничности и национализма. К чему хранить верность своей этнической группе в мире, где капитализм устранит культурные различия? Ни один из ведущих антропологов и социологов той эпохи, за исключением, пожалуй, М. Вебера, не удостоил проблему этничности своим вниманием.

Однако выводы и прогнозы ученых не подтвердились. После второй мировой войны наступил новый всплеск этнического самосознания. Те самые «племенные» общества, которые классическая антропология изучала как изолированные статичные структуры, вступили во взаимодействие друг с другом, с государством и внешним миром. На фоне крушения колониальной системы, роста национально-освободительных движений и межгосударственных конфликтов на этнической почве, развернувшихся в 50—60-е гг., категория этничности оказалась в центре внимания антропологов. Наконец, в начале 90-х ученые имели возможность наблюдать, как на территории бывшего СССР образовались новые государства, в основе которых лежал этнический принцип, а в Западной Европе зазвучали голоса тех, кто усмотрел в европейской интеграции угрозу собственной этнической идентичности. />«Современное увлечение этническими процессами, — пишет Эриксен, — отражает перемены в господствующем в антропологии образе мышления: вместо изучения «обществ» или даже «культур» как более или менее изолированных, статичных, гомогенных единиц как это раньше старались делать структуралисты- функционалисты, многие антропологи сегодня, анализируя социальные структуры, стараются отметить текучесть и процесс, неоднозначность и сложность. В этой ситуации термин

эпичность” оказался как никогда кстати, поскольку он подразумевает динамическую ситуацию многообразных контактов «ежяу группами, их взаимного приспособления друг к другу», (с.

Наличие и характер межэтнических контактов определяет для индивида важность его принадлежности к этнической группе. Еще в 30-е гг. ученые Института Родса-Ливингстона в Лусаке исследовали межэтнические отношения в горняцких поселках Коппербелта (совр. Замбия). Хотя жители поселков не были организованы по этническому принципу, оказалось, что вступая в контакты с представителями иных этнических групп, они «вспоминали» о своей этнической принадлежности. Здесь, пишет Эриксен, можно вести Речь о своеобразных «этнических картах», т.е. стандартных моделях поведения в незнакомой, культурно иной среде (с. 21). Особая роль пРи межэтнических контактах принадлежит этническим стереотипам, которые помогают индивидам упорядочить йпечатления об исключительно сложном окружающем их мире. Стереотипы создают у человека иллюзию, что он понимает ^Щество, дают информацию о достоинствах собственного •^общества и пороках других (с. 23-24).

Этничность предполагает как «дихотомизацию» или создание *°нтрастов по принципу «мы»-«они», так и ^омплементаризацию», т.е. признание различий по принципу «вы». Если отсутствует достаточное пространство для к°мплементаризации, контакт будет затруднен или сведется к ассимиляции. Сочетание этих двух процессов означает, что ^этнические отношения не всегда предполагают конфликтность 4 Могут основываться на взаимном признании различий (с.

Таким образом, этничность и социальные идентичности вообще относительны и до некоторой степени ситуативны. Даже в типично полиэтничных обществах, где этнические различия довольно сильны, этничность может не играть никакой роли. Что касается носителей идентичности, то они могут ею успешно манипулировать, и, порой, решать, какое значение ей придать. Например, проживающие в Норвегии саамы в общении в представителями господствующего норвежского этноса могут сознательно принижать значение этничности, а могут выставлять себя носителями подлинно норвежской идентичности (с. 30).

Долгое время «этнические группы» приравнивали к «культурным группам», а «общая культура» считалась основой этнической идентичности. Однако культурные границы, как правило, весьма размыты и не обязательно совпадают с этническими, поскольку этничность — это всего лишь аспект взаимоотношений, а не культурная собственность группы. В конце 60-х гг. антрополог Ф. Барт3 предложил сосредоточить внимание на границах, очерчивающих группу, а не культурном наполнении, которое они очерчивают, (с. 37) Этническая группа в этой модели определяется через свое отношение к другим, проявляет себя через границы, а сами границы могут иметь разное значение и меняться во времени. Иными словами, не этнические границы заключают в себе «культуры», но культурные различия начинают соотноситься с этничностью тогда и только тогда, когда эти различия становятся важны при социальных взаимодействиях.

Современные антропологи отмечают, что роль этничности как формы социальной организации не всегда одинакова. Этничность может быть просто критерием классификации людей, а может регламентировать мельчайшие стороны жизни индивида. Д Хандельман выделяет четыре степени этнической инкорпорации: категория, сеть, ассоциация и сообщество. Членство в этнической категории предполагает простое разделение на «своих» и «чужих». Для этнической сети необходимы регулярные, организационно оформленные контакты между членами этнической категории.

Ряд антропологов, например А. Коэн5, предлагают рассматривать этничность с точки зрения пользы и смысла. С одной вороны, этническая идеология дает ответы на «вечные вопросы {цтия* (происхождение, судьба, цель в жизни), с другой - выполняет определенную утилитарную функцию — помогает индивиду вести успешную борьбу за доступ к жизненно важным ресурсам. Этнополитолог Э. Рузенс даже утверждает, что люди готовы сменить свою этническую идентичность, если это принесет им выгоду6. Однако подобная позиция, по мнению Эриксена, имеет два недостатка: во-первых, она не учитывает символическую ! сторону этнической идентичности, а во-вторых, концентрируясь на , конкуренции и межличностных отношениях, упускает из виду соотношение сил в обществе.

Наиболее ценным достижением современной антропологии, по мнению Эриксена, можно считать осознание того, что этничность относительна и ситуативна. Текучий характер этничности был описан еще Р. Парком, который показал, как смена социальной среды может повышать или понижать важность этнической принадлежности в глазах индивида. При всем разнообразии современных подходов к изучению этничности большинство антропологов согласно с тем, что этнические идентичности — формируются на стыке субъективного выбора и ограничений, налагаемых извне. Таким образом, не существует простой корреляции между культурным разнообразием и образованием этнических групп. Осознание культурных различий и процессы образования границ не имеют ничего общего с «объективными культурными различиями» и связаны с социальной организацией (с. 57-58).

Эриксен анализирует наиболее интересные с его точки зрения антропологические исследования, в которых рассматриваются с°Циально-политические аспекты этничности, роль этничности в пРоцессе формирования корпоративных групп и конкурентной б°рьбе за ресурсы. Например, антрополог JI. Депре в исследовании, Освященном этнической конкуренции в Гвиане, соединяет анализ с°отношения социальных сил с анализом этничности на Ме*личностном уровне7. В гвианском обществе индейцы вставляют большинство, живут в деревнях и заняты Неимущественно в сельском хозяйстве, в то время как относительно малочисленное чернокожее население (потомки

рабов) живут главным образом в городах и удерживак ведущие позиции в политике. С одной стороны, в Гвиане наличествует этническая дихотомизация: политические партии и неформальные объединения строятся по этническому принципу, а напряженность в отношениях между этническими группами не раз принимала форму «расовых бунтов». С другой стороны, на межличностном уровне большинство гвианцев строят отношения на основе комплементаризации, подчеркивая важность гражданского равенства по сравнению с этническими различиями. Так лишний раз подтверждается вывод современных антропологов о том, что этничности двойственны, относительны и ситуативны (с. 47-48).

Другая дискуссионная проблема — это соотнесенность социального статуса с этнической принадлежностью. Вопрос исключительно сложный уже потому, что положение в обществе неразрывно сопряжено с такими дополнительными критериями, как пол, возраст, образование. Чей социальный статус в современной Великобритании будет выше, спрашивает Эриксен, чернокожей женщины-хирурга или белого мужчины-садовника? Наиболее высокая степень зависимости социального статуса и этничности наблюдается сегодня в так называемых «плюральных» обществах, т.е. обществах с этнически гетерогенным населением, сложившихся в эпоху колониализма. Но даже в ЮАР эпохи апартеида были белые пролетарии и чернокожие предприниматели.

Антрополог П. Ворсли8 выделяет три плоскости соотнесения классовых различий с этническими границами. Во-первых, этничность и социальный статус могут дополнять и усиливать друг друга, когда, например, все рабочие на отдельном заводе или в целом регионе принадлежат к одной и той же этнической группе. Во-вторых, этничность может рассекать общественный класс по вертикали, если представители той или иной этнической группы можно одновременно обнаружить среди рабочих, управляющих и предпринимателей. Наконец, этничность может сегментировать общественный класс, когда высококвалифицированные рабочие рекрутируются из той же этнической группы, что и управленцы а рабочие низкой квалификации — из другой этнической группы (с. 50).

Попытки исследовать природу этнических идентичностей долгое время вызывали скептицизм социальных антропологов- поскольку предметом этой науки традиционно были лроцессьЬ

происходя лИе между людьми, а не в сознании индивида. Тем не gt;(Сйее в рядах; антропологов крепла убежденность, что непреходящая й0 этничности не может быть понята без углубленного изучения „рироды этнической идентичности.

А. Эпстайн, один из исследователей этнических отношений в районе Коппербелт, пришел к выводу, что представители многочисленных племен при общении друг с другом были 5ынуждены группировать чужаков по нескольким общим категориям9. Это означает, что этнические классификации можно считать практическим способом упорядочивания окружающего пира. Ту же логику можно проследить в расовой теории, которая, по сути, была не чем иным, как попыткой свести многообразие людей к четырем однозначным категориям. Таким образом, этнические идентичности тесно связаны с социальными условиями, могут меняться вместе с меняющимся обществом, и они не так субъективны и неизменны, как это считалось ранее (с. 61 -62).

Этнические идентичности приобретают особое значение в моменты, когда этничности грозит опасность (например при массовых миграциях, при угрозе ассимиляции и т.п.). Поскольку этничность представляет собой аспект межличностных взаимоотношений, важность границ может зависеть от того имения, которое на них оказывается. С другой стороны, этническая идентичность может использоваться как символическое оружие в политической борьбе. Следовательно, социальное Иачение этнических идентичностей особенно велико, когда два зтихусловия совпадают, (с. 76)

Важной дискуссионной проблемой остается вопрос о Дичинах и исторических условиях возникновения этничностей. Цитологам до сих пор не удалось показать, как в том или ином №гИоне нозн икают этнические различия, как изначально ^генные группы исторически распадаются на две или более °собленные этнические группы. Барт предполагает (скорее ’^Чески), что разделение труда и развитие некоторых форм Типовой взаимозаменяемости постепенно ведут к созданию и Деиию в действие отличительных признаков и, в конечном счете, ^никновению отдельных групп, с собственными генеалогиями, (С^Я из которых считает себя культурно отличной от других

Когда же начался этот процесс? Антрополог Э. Вольф10

утверждает, что прежде изолированные сообщества Старого Света вступили в активное взаимодействие уже к началу XV в., а с зарождением капитализма и складыванием колониальной системы и в этом с ним согласно большинство антропологов — этногенез начался в Африке и Северной и Южной Америке, Океании. Однако этот процесс очень трудно проследить эмпирически, поскольку он уходит корнями в прошлое. Возможно, поэтому антропологи предпочли сконцентрироваться преимущественно на изучении относительно новых явлений — политических организаций на этнической основе и массовых движений на основе общей этнической идентичности (с. 79-80).

Эриксен ссылается на антропологические исследования, посвященные возникновению этнических различий на Маврикии, в Тринидаде, Малайзии и Южной Африке. Пытаясь понять, как и почему возникли особые формы этнической организации, отмечает автор, не важно, каковы эти люди на самом деле, главное, как были созданы этнические идентичности и каким целям они служат. Если раньше современные этничности рассматривали как возрождение идентичностей и форм социальной организации доколониальной эры, то новейшие исследования показали, что «возрожденные движения» возникли недавно, хотя и претендуют на древность и прославляют считающиеся стародавними ритуалы и обычаи (с. 86).

Эриксен приводит пример типичной недавно сконструированной идентичности. Индейцы племени гуронов, проживающие в канадской провинции Квебек, располагают официальным статусом племени и в глазах общественного мнения представляют себя веками угнетаемым народом с уникальной и нуждающейся в сохранении культурой. На самом деле эти «жертвы колониализма» с XVII в. поддерживали добровольные и взаимовыгодные контакты с белыми переселенцами, служа посредниками между французами и охотниками за пушниной. Концепция «индейской культуры» (каноэ, вигвам, характерный орнамент и пр.) и идиллический образ, в котором можно усмотреть многие черты «благородного дикаря» (честность, неподкупность, гостеприимство, сдержанность) появились недавно и стали обобщающим понятием для не существующей в действительности общности североамериканских индейцев (с. 70-71).

Итак, этничности являются относительно недавними конструктами. Однако Эриксен справедливо критикует

^временную социальную антропологию за ее чрезмерный уклон в ,3учение дня сегодняшнего и абсолютизацию «искусственного» Характера этничностей. Если считать, что образование этнических групп является исторической случайностью и если история может дотьнаписана «как угодно», вне зависимости оттого, что случилось на самом деле, значит можно вообразить любую этническую идентичность, безотносительно к реально существующим культурным вариантам или реально имевшим место событиям, как эТ0 фактически делает А. Коэн, утверждая, что этничность не нуждается ни в культурных, ни в исторических объяснениях и может быть сведена к политике и культурным обстоятельствам (с. 92).

Соглашаясь с английским социологом А. Д. Смитом", настаивающим на роли культурной преемственности с прошлым в формировании этнических идеологий, Т. Эриксен предостерегает от упрощенного взгляда на историю как на современный конструкт прошлого, (с. 93) Вслед за антропологом-африканистом Д. Пилом12 он повторяет, что «исторические свидетельства нужно воспринимать всерьез, будь то источники, более или менее точно документирующие реальные события, или попытки „местных11 историков понять прошлое». Трудно не согласиться и с другим замечанием Пила:              достаточно ли современные антропологи

компетентны, чтобы изучать историю как прошлое, а не как объяснение современных проблем (с. 96).

Категория этничности, по мнению Эриксена, стоящая сегодня в центре антропологических исследований, до сих пор оставалась вне поля зрения таких видных теоретиков национализма, как Э. Геллнер или Б. Андерсон. А ведь существует целый ряд общих черт и механизмов создания групповых идентичностей. И национализм, и этничность являются относительно недавними идеологическими конструктами, претендующими тем не менее на Древность происхождения. И этничность, и национализм используют символы как признаки культурной обособленности гРУппы. Наконец национализм требует, чтобы политическая °ргакизация была этнической по характеру и представляла интересы °пределенной этнической группы, а национальное государство обеспечивает себе политическую легитимность, убеждая граждан в Т°М, что оно представляет их интересы как культурной общности

(с. 101).

Эриксен предлагает рассматривать национализм и этнические

идентичности в целом как форму метафорического родства. Можно предположить, пишет он, что урбанизация и индивидуализм, ослабляя родственные связи, создают в жизни людей социальный и культурный вакуум. В этих условиях национализм обеспечивает безопасность и создает чувство преемственности. Как метафорический отец семейства национализм утверждает, что члены нации составляют большую семью, и порождает у каждого индивида сильные эмоции. Эту эмоциональную силу национализм переводит на государственный уровень, становясь наиболее удобной идеологией современного государства (с. 108).

Проблемы идентичности и проведения этнических границ обычно изучались применительно к этническим меньшинствам и иным группам, само существование которых находится под угрозой. Недавние исследования показали, что идентичность этнического большинства, даже если со стороны она выглядит сильной, если не сказать агрессивной, на деле оказывается двойственной и неоднозначной. Д. Форсайт13 проанализировала одну из наиболее мощных европейских идентичностей, немецкую, и показала, что для нее в не меньшей характерны аномалии, размытые границы и нечеткие критерии национальной принадлежности.

Прежде всего, нет однозначного ответа на вопрос, где начинается и заканчивается Германия. До 1990 г. нация была разделена между двумя этнически немецкими государствами, ГДР и ФРГ, и после объединения сохранилось культурное деление на западных и восточных немцев. Кроме того, многие немцы продолжают считать Германией территории, отошедшие после второй мировой войны к СССР и Польше. Прошлое с темным пятном нацистского режима затрудняет ностальгическое восприятие истории. Не менее трудно определить, что значит быть немцем в культурном плане, поскольку нацизм взял на вооружение многие «типично немецкие» элементы культуры. Наконец сложно сказать, кого же считать немцем. Австрийцы и швейцарские немцы говорят на немецком, но проживают за пределами Германии, в то время как миллионы этнических немцев, живущих в странах Центральной и Восточной Европы, могут даже не знать немецкого. Проблемы с определением немецкой идентичности, характерные едва ли не для всех национальных сообществ, иллюстрируют несовпадение идеальных моделей и социально-политическими реалиями. Требуя четкости и ясности определений, немецкая идентичность тем не

щенее допускает градации принадлежности к немецкой нации, поэтому можно быть «немного немцем» или «не совсем иНостранцем» (с. 115-116).

В целом, пишет Эриксен, национализм и этничность являются родственными понятиями, а большинство национализмов этнично по характеру. Различие между национализмом и этничностью в том, что националистическая идеология это по сути этническая идеология, требующая, чтобы государство встало на ; сторону этнической группы (с. 118). Оно может быть весьма размыто, как в случае с надэтничной, не отдающей предпочтения ни одной из этнических групп национальной идеологией на Маврикии. Напротив, в сообществах, где национализм является универсалистской идеологией, основанной на формальноюридически понимаемом принципе справедливости, этничность и I этническая организация может представлять угрозу национальной целостности и самому государству (бретонцы во Франции). В случаях, когда носителем национальной идеологии выступает господствующая этническая группа, национализм будет восприниматься скорее как партикуляристская, чем | универсалистская идеология, как идеология, в которой этническая дискриминация будет превалировать над формальным равенством.

Модернизация и создание системы национальных государств коренным образом изменили положение тех, кто не вошел в число I нациообразующих этносов того или иного государства и кого , сегодня именуют «этническими меньшинствами». В современной антропологии выделяют два их основных типа — туземное \ население (коренные для данной территории этнические группы, не связанные с капиталистическим способом производства) и городские меньшинства. Как и другие антропологические категории, понятие «этническое меньшинство» относительно и ситуативно. Формирование у них этнической идентичности связано с переменами, которые несет с собой модернизация. Иными словами, не культурные перемены сами по себе дают этническому меньшинству шанс на выживание, но способность этнического меньшинства использовать новые технологии и политические возможности в своих интересах (с. 127).

Государство в своей политике по отношению к национальным Меньшинствам может проводить политику ассимиляции, сегрегации или принять мультикультурную идеологию. Меньшинство со своей

стороны может пойти на ассимиляцию или, отказавшись, оказаться в подчиненном положении при разделении труда, наконец меньшинство может решиться на политическое отделение. Однако все эти стратегии представляют собой идеальные типы. На деле тактика государства и ответ меньшинства являют собой сочетание ассимиляции и сегрегации, а в рядах меньшинства может не быть единства по вопросу о достижении независимости. Сочетание политики ассимиляции и сегрегации (инкорпорации) традиционно именуется «интеграцией» Для меньшинства это означает одновременное участие в общих социальных институтах и воспроизводство групповой идентичности и этнических границ Таким образом, отмечает Эриксен, взаимоотношения между меньшинством и большинством наиболее продуктивно анализировать с точки зрения противоречия между равенством и отличием (с. 124).

Э. Геллнер писал, что современное общество одновременно более гомогенно и более диверсифицировано, чем предшествующие формы социальной организации14. Соглашаясь с ним, Эриксен подчеркивает, что именно антропологические подходы позволяют исследовать один из важнейших критериев этой диверсификации - этничность. Несомненно, одним из последствий модернизации является процесс все более тесного культурного сближения людей разных национальностей. Приметами этого сближения можно считать более тесную экономическую интеграцию, возросшую мобильность населения, распространение антенн спутникового телевидения и сверхзвуковых самолетов. Но одновременно люди становятся более отличными, поскольку именно модернизация создает необходимые условия для осознания и формулирования целей движений на этнической или региональной основе. Многочисленные примеры, приведенные в книге Эриксена, свидетельствуют, что этничность возникает в результате контакта, а не изоляции и что новые идентичности возникают в условиях динамичных перемен. Этничность, оставаясь принципиальным выражением человеческой уникальности, заслуживает более пристального внимания и углубленного изучения (с, 150).

Фокус на этнических процессах позволяет исследовать темы, которые исключительно важны в социальной антропологии: взаимоотношения между культурой, идентичностью и социальной организацией, многообразие символов, процессы социальной

дифференциации, преемственность и изменения. Изучение этничности открыло поразительные новые перспективы в социальной антропологии и все еще служит ориентиром для „ытливого исследователя. И все-таки, справедливо заключает Томас Эриксен, односторонняя фокусировка на этничности может не дать исследователю возможности увидеть социальные системы в других, не менее важных плоскостях. Поэтому мы должны быть весьма критичны, чтобы отказаться от концепции этничности в тот момент, «когда из генератора идей она превратится в смирительную рубашку» (с. 162).

Примечания Erikscn Т. Н. Ethnicity and nationalism: Anthropological perspectives. - L.; East Haven.

(Ct). 1993. Cm.: Park R E. Society, collective behaviour, news and opinion, sociology and modern

society. Glencoe, 111.. 1921. Cm.:              Barth F. Ethnic groups and boundaries. The social organisation of culture difference. -Oslo, 1969. Handelman D. Ethnic groups. 1970. - Vol. I. - P. 187-200. Cm.: Cohen A. Custom and politics in urban Africa. - L., 1969: Idem. The politics of elite />culture: Explorations in the dramaturgy of power in modern African society. - Berkley, (Calif.), 19811 Roosens E.E. Creating ethnicity. - L., 1989. - P. 13.

I Dcspres L. Ethnicity and resource competition in guyanese society// Ethnicity and resource competition in plural societies / Ed. by L. Despres. - The Hague, 1975. - P. 87-118. Cm.: Worsley P. The three worlds: Culture and world development. - L., 1984 Cm.:              Epstein A.L. Ethos and identity: Three studies in ethnicity. - L., 1978. Cm.: Wolf E. Europe and the people without history. Berkley, (Calif.), 1982. Cm.: Smith A.D. The ethnic origin of nations. - Oxf., 1986. Cm.: Peel J.D.Y. The cultural work ofYoruba ethnogenesis// History and Ethnicity / Ed. by E. Tonkin, M. McDonald, M.Chapman. - L.. 1989. - P. 198-215. Forsyth D. German identity and the problem of history// History and ethnicity... - P. 137-156

•4. Gellner E. Scale and nation // Scale and social organisation / Ed. by F. Barth. - Oslo. 1978. - P. 18.